Я подошла ближе к зеркалу. Они были везде, на животе, на ягодицах и груди. Тонкие, серебристые полоски. Зубчатые шрамы истории. Я не видела их раньше, потому что не искала. Я представила, как моё тело увеличивается в размере, как они становятся всё больше и больше, представила, желание, чтобы они исчезли. Теперь я рада, что они есть.
Напоминание.
Моё отражение начало исчезать в пару. Я подумала, что я везучая. Мне повезло, что у меня есть Бен, есть кого-то, кто заботится обо мне здесь, в этом месте, которое называется моим домом, даже если я не помню его таковым. Я не единственная, кто страдает. Он прошёл сегодня через то же, что и я, он пойдёт спать, зная, что, возможно, завтра всё повторится опять. Другой муж, возможно, не смог бы справиться с этим или не захотел бы. Другой муж, возможно, ушёл бы от меня.
Я пристально всматривалась в своё лицо, словно пытаясь выжечь этот образ в памяти, оставить его, как можно, ближе к поверхности сознания, чтобы, когда я завтра проснусь, он не был бы таким чужим, таким шокирующим.
Когда он полностью пропал, я отвернулась и ступила в воду. Я заснула.
Мне ничего не снилось или я так думаю, но когда я проснулась, я была сбита с толку. Я была в другой ванной, вода всё ещё тёплая, в дверь кто-то стучал. Я открыла глаза и ничего не узнала. Зеркало было простым и без всяким украшений, привинченное болтами к белой плитке, а не к синей. Занавеска свисала с перекладины надо мной, два стакана были перевернуты на полке над раковиной, а рядом с унитазом располагалось биде.
Я услышала, как кто-то произнёс:
- Иду.
И поняла, что это мой голос. Я села в ванной и посмотрела на запертую дверь. Два халата висело на крючках на противоположной стене. Оба белые, одинаковые, с монограммой Р.Г.Х. Я встала.
|
|
- Ну же! - раздался голос за дверью. Он был похож на голос Бена, но в тоже время и не похож. Он начал произносить слова нараспев:
- Ну же! Давай же, давай-давай!
- Кто это? - я спросила, но он не остановился.
Я вышла из ванны. Пол был кафельным, выложенный чёрно-белыми квадратами по диагонали. Он был влажным, и мои ноги заскользили, я потеряла баланс и рухнула на пол, потянув за собой занавеску. Я ударилась головой о раковину, когда падала, и закричала:
- Помогите!
Я проснулась в реальности от другого голоса, зовущего меня.
- Кристина! Крис! Ты в порядке? - говорил он, и я с облегчением поняла, что это был Бен, и это был всего лишь сон.
Я открыла глаза. Я лежала в ванне, рядом со мной на стуле была сложена одежда, фотографии моей жизни были приклеены к бледно-голубой плитке над раковиной.
- Да, - я сказала. - Я в порядке. Мне просто приснился плохой сон.
Я встала, съела ужин, а затем пошла в кровать. Я хотела записать всё, что узнала сегодня, пока всё не исчезло. Я не была уверена, успею ли сделать это до того, как Бен придёт спать. Но что я могла сделать? Я так долго сегодня писала. Конечно, он может заподозрить неладное и заинтересоваться, что я так долго делала наверху одна. Я сказала ему, что я устала, что мне нужно отдохнуть, и он поверил мне.
Я не могу сказать, что не чувствую вины. Я слышала, как он тихо бродит по дому, тихонько открывая и закрывая двери, чтобы не разбудить меня, в то время как я, сгорбившись над своим дневником, яростно пишу. Но у меня нет выбора. Я должна записать все воспоминания. Это кажется важнее всего, потому что иначе я потеряю их навсегда.
|
|
Я должна извиниться и вернуться к своему дневнику.
«Думаю, сегодня я посплю в комнате для гостей, - скажу я. - Я расстроена.
Понимаешь?»
Он бы ответил, что хорошо, что зайдёт ко мне утром, чтобы убедиться, что я в порядке прежде, чем идти на работу, а затем поцелует меня на ночь.
Я слышу, как он выключает телевизор, проворачивает ключ входной двери, запираясь изнутри. Думаю, ничего хорошо не выйдет, если сменю место. Не в моём состоянии.
Не могу поверить, что скоро, когда я засну, я снова забуду про своего сына. Воспоминания о нём до сих пор такие реальные, такие яркие. И я вспомнила его даже после того, как подремала в ванне. Кажется невероятным, что более длительный сон сотрёт всё, но Бен и доктор Нэш говорили мне, что именно это и произойдёт. Смею ли я надеяться, что они ошибаются? Я вспоминаю с каждым днём всё больше и больше, проснувшись, знаю больше о том, кто я. Возможно, дело идёт на поправку. То, что я пишу в этом дневнике, как будто выталкивает мои воспоминания на поверхность. Возможно, сегодня тот день, на который я когда-нибудь оглянусь, и пойму, что это был прорыв. Возможно.
Я устала. Скоро закончу писать, спрячу дневник и выключу свет. Нужно спать. Молюсь, чтобы завтра, когда проснусь, я вспомнила сына.
Четверг, 15 ноября
Я была в ванной. Не знаю, сколько времени я там пробыла. Просто стояла и смотрела на наши с Беном фотографии, где мы были счастливы вдвоём, хотя нас должно быть трое. Замерев, я не отводила от них взгляд, как будто могла силой воли заставить появиться изображение Адама. Но ничего не вышло. Он не появился.
|
|
Я проснулась, ничего не помня о нём. Вообще ничего. Я всё ещё верила, что материнство у меня впереди, волнительное и беспокойное. И даже увидев отражение немолодой женщины в зеркале и осознав, что я не просто жена, а уже вполне могла бы быть бабушкой, я всё же не была готова к дневнику, о котором мне по телефону рассказал доктор Нэш. Я и не представляла, что обнаружу, что я мать. Что у меня был ребёнок.
Я держала дневник в руках. Как только я прочла, я сразу же поняла, что это правда. У меня был сын. Я чувствовала это, словно он был всё ещё со мной, в каждой частичке меня. Я перечитывала снова и снова, пытаясь уяснить это самой себе.
Потом я продолжила читать и узнала, что он мёртв. Это казалось нереальным. Это выглядело невозможным. Моё сердце отказывалось в это верить, несмотря на то, что я знала, что это правда. Меня начало тошнить. Комок подкатил к горлу, и когда я попыталась его проглотить, комната поплыла перед глазами. В какой-то момент я поняла, что падаю на пол. Дневник соскользнул с колен, и я подавила крик боли, встала и пулей вылетела из спальни.
Я вошла в ванную комнату, чтобы ещё раз взглянуть на снимки, на которых он должен был быть. Я чувствовала отчаяние и не знала, что буду делать, когда Бен вернётся домой. Я представила, как он придёт домой, поцелует меня, приготовит ужин, как мы поужинаем вместе. А потом мы посмотрим телевизор, или займёмся тем, чем обычно занимаемся по вечерам, и всё это время я должна буду притворяться, что не знаю, что потеряла сына. Потом мы пойдем спать, а потом...
Мне выпало гораздо больше испытаний, чем я могла выдержать. Я не могла остановиться и не знала, что мне делать дальше. Я схватила фотографии и начала их рвать. Казалось, на это ушло совсем немного времени, а они уже лежали разбросанные на полу ванной, плавали в воде в унитазе.
Я схватила дневник и положила его в сумку.
Мой кошелёк был пуст, поэтому я взяла одну из двух двадцати-фунтовых банкнот, которые, как я прочитала, были спрятаны за часами на каминной полке, и выскочила из дома.
Я не знала, куда направляюсь. Я хотела увидеть доктора Нэша, но понятия не имела, где его искать, и как добраться туда даже, если бы знала. Я чувствовала себя беспомощной. Одинокой. И поэтому побежала.
На улице я повернула налево в сторону парка. Стоял солнечный полдень. Яркие солнечные лучи отражались от поверхности припаркованных машин и поблескивали в лужах, оставшихся после утреннего дождя. Всё же на улице было холодно. Моё дыхание превращалось в облако пара. Я плотнее запахнула пальто, натянула шарф на уши и прибавила скорость.
Листья опадали с деревьев, кружились в потоке ветра и падали в водосток, превращаясь
в грязную кашу.
Я сошла с тротуара. Звук тормозов. Автомобиль завизжал, пытаясь остановиться.
Мужской голос, приглушённый стеклом:
- Проваливай с дороги! Тупая чокнутая сука!
Я подняла глаза. Я стояла по середине дороги, затормозившая машина передо мной, а её водитель разъярённо орал.
У меня появилось видение: металл врезается в кости, я сгибаюсь, теряю равновесие, а потом подлетаю вверх и падаю на капот машины или под неё, лежу, бесформенным месивом, конец разрушенной жизни.
Неужели всё так просто? Закончит ли второе столкновение то, что начало первое много лет назад? Я чувствую, словно мертва уже в течение двадцати лет, но разве не именно к этому всё должно привести в конечном итоге? Кто будет скучать по мне? Мой муж. Доктор, возможно. Хотя для него я всего лишь пациент. Больше никто. Может ли круг близких мне людей быть таким узким? Все мои друзья оставили меня, один за другим? Как быстро бы про меня забыли, если бы я умерла.
Я посмотрела на мужчину в машине. Он, или кто-то вроде него, сотворил это со мной.
Отнял у меня всё. Отнял даже меня у самой себя. А сам живёт.
"Нет, ещё не время", - подумала я про себя. Как бы моя жизнь не закончилась, я не хочу, чтобы это произошло таким образом.
Я вспомнила про роман, который написала, ребёнка, из которого выросла, даже фейерверк на вечеринке с лучшей подругой много лет назад. Но осталось ещё так много воспоминаний, которые были скрыты от меня. Я должна была найти свою правду.
Я произнесла одними губами "извините" и побежала по дороге через ворота в парк. Посередине газона стоял домик. Кафе. Я вошла, взяла кофе и села на одну из скамеек,
грея руки о чашку. Напротив располагалась игровая площадка. Горка, качели, карусели. Маленький мальчик сидел на качели в виде божьей коровки, которая крепилось к земле большой пружиной. Малыш раскачивался из стороны в сторону и, несмотря на холод, держал в руке мороженое.
В голове возникло видение: я вместе с какой-то маленькой девочкой в парке. Мы поднялись по лестнице в деревянную кабину, в которой мы должны были скатиться к земле по металлической горке. Какой же высокой она казалась много лет назад, но теперь, глядя на детскую площадку, я осознала, что она всего лишь немногим выше меня. Мы бы испачкали наши платья и получили бы за это от наших мам, а потом не пошли бы домой, сжимая мешочки с леденцами или ярко-оранжевыми чипсами.
Это было воспоминание? Или выдумка?
Я наблюдала за мальчиком. Он был один. Парк казался пустым. Только мы двое, на холоде, под небом, которое было затянуто чёрными облаками.
Я сделала большой глоток кофе.
- Эй! - сказал мальчик. - Эй! Леди!
Я подняла глаза, а затем перевела взгляд на свои руки.
- Эй! - он закричал громче. - Леди! Помогите! Покатайте меня! Он встал и подошёл к карусели.
- Покатайте меня! - сказал он и попытался толкнуть эту металлическую штуковину, но, несмотря на усилия, которые отражались на его лице, она почти не двигалась. Он сдался с разочарованным видом.
-Ну, пожалуйста! - попросил он.
- Ты и сам справишься, - отозвалась я и отхлебнула свой кофе. Я решила, что подожду здесь, пока его мама не вернётся оттуда, где бы они ни была, а я пока буду приглядывать за ним.
Он забрался на карусель и пробрался на середину.
- Покатайте меня! - он сказал снова.
Его голос был тихим. Умоляющим. Я хотела бы вообще сюда не приходить, или заставить его уйти. Я чувствовала отдаленность от этого мира. Противоестественность. Опасность. Я думала о фотографиях, которые я сорвала со стены и оставила разбросанными в ванной. Я пришла сюда, чтобы найти умиротворение. А не это.
Я посмотрела на мальчика. Он топтался, пытаясь ещё раз двинуться по кругу, его ноги едва касались земли. Он выглядел таким хрупки. Беспомощным. Я подошла к нему.
- Покатайте меня! - сказал он. Я поставила кофе на землю и усмехнулась.
- Держись крепче! - произнесла я и надавила всем весом на стойку. Она оказалась неожиданно тяжелой, но я чувствовала, что она начинает поддаваться, и я стала ходить по кругу, набирая скорость.
- Поехали! - я сказала и села на край платформы.
Он азартно усмехнулся, сжимая металлический стержень обеими руками так, будто мы вращались гораздо быстрее, чем на самом деле. Его руки выглядели холодными, практически синими. Он был одет в слишком тонкое зелёное пальто и джинсы, завёрнутые до щиколотки. Интересно, кто выпустил его без перчаток, шарфа и шапки.
- Где твоя мама? - я сказала. Он пожал плечами. - Твой папа?
- Не знаю. Мама говорит, что папа ушёл. Она говорит, что он больше не любит нас.
Я посмотрела на него. Он сказал это без каких-либо признаков боли или разочарования.
Для него это была всего лишь констатация факта.
В какой-то момент карусель стала ощущаться совсем по-иному, словно мир вращался вокруг нас, а не мы в нём.
- Держу пари, твоя мама любит тебя? - я сказала. Он молчал несколько секунд.
- Иногда, - сказал он.
- Но иногда не любит? Он сделал паузу.
- Не думаю.
Я почувствовала, как что-то упало у меня внутри, будто что-то перевернулось. Или проснулось.
- Она говорит, что нет. Иногда.
- Какой стыд, - я ответила и принялась наблюдать, как скамейка, на которой я сидела раньше, то приближается, то отдаляется.
- Как тебя зовут?
- Алфи.
Мы замедлялись, мир позади нас останавливался. Мои ноги соприкоснулись с землей, и я начала кружить нас снова. Я произнесла его имя, будто для себя. Алфи.
- Мама иногда говорит, что ей было бы лучше, если бы я жил где-нибудь в другом месте,
- сказал он.
Я пыталась продолжать улыбаться, мой голос был ободряющим.
- Бьюсь об заклад, она так шутит.
Он пожал плечами. Моё тело напряглось. Я увидела, как я спрашиваю его, не хочет ли он пойти со мной. Домой. Жить. Я представила, как просияло бы его лицо, даже если бы он сказал, что ему нельзя никуда ходить с чужими людьми. Я бы ответила ему, что я не чужая. Я бы подняла его. «Какой сок ты хочешь?» Он бы ответил, что яблочный. Я бы купила ему попить и какие-нибудь сладости, и потом мы бы ушли из парка. Он держал бы меня за руку всю дорогу назад, назад в дом, который я делю со своим мужем, и этим вечером я бы порезала для него мясо и сделала картофельное пюре, а потом, когда он будет в пижаме, я бы прочитала ему сказку, накрыла его покрывалом, когда он уснул, и нежно поцеловала в макушку. А завтра...
Завтра? У меня нет завтра. Так же как нет и вчера.
- Алфи! - позвала я его, но потом я увидела женщину, идущую к нам и сжимающую в каждой руке по пластиковому стаканчику.
Она присела на корточки, когда он пошёл к ней.
- Ты в порядке, Тигр? – просила она, пока он бежал к ней, и посмотрела наверх, мимо него, на меня. Её глаза сузились, лицо стало жестким. «Я не сделала ничего плохого! – хотелось закричать мне. - Оставь меня в покое!» Но вместо этого, я отвела взгляд и потом, когда она увела Алфи прочь, я слезла с карусели.
Небо темнело, становясь тёмно-синим. Я села на скамейку. Я понятия не имела, сколько сейчас было времени, и сколько я здесь пробыла. Единственное, что я знала, что не могла пойти домой, не сейчас. Я не хотела видеть Бена. Я не могла притворяться, будто я ничего не знаю об Адаме, и о том, что у меня был ребёнок.
На мгновение мне захотелось рассказать ему всё. О моём дневнике, докторе Нэше. Обо всём. Но я отбросила эту идею. Я не хотела идти домой, но мне некуда было идти.
Как стало смеркаться, я встала и пошла. Дом был погружён в темноту. Я не знала, чего ожидать, когда открывала дверь. Бен, наверное, потерял меня. Он же говорил, что будет дома к пяти.
Я представляла, как он ходит взад и вперёд по гостиной - по какой-то причине, хотя я его курящим, моё воображение добавило сигарету к этой сцене - или, может быть, он ездит по улицам в поисках меня. Я представила, как полиция и волонтёры ходят из дома в дом с моей фотографией и почувствовала вину. Я старалась убедить себя, что хотя у меня и нет памяти, я не ребёнок, я не потерялась, пока что, но всё же я вошла в дом готовой попросить прощение.
Я позвала Бена. Ответа не последовало, но я скорее почувствовала, чем услышала движение. Скрип половицы надо мной, почти незаметный сдвиг в равновесии дома. Я крикнула снова, на этот раз громче:
- Бен?
- Кристина? - послышался слабый, надтреснутый голос.
- Бен. Бен, это я. Я здесь.
Он появился наверху лестницы и выглядел так, будто только что спал. Он был всё ещё одет в одежду, в которой сегодня с утра ушёл на работу, но теперь рубашка была выпущена из брюк и помята, а волосы торчали во все стороны, что делало его почти комичным, и наводило на мысль об ударе электрическим током.
На меня нахлынуло воспоминание: занятия по физике и генераторы Ван де Граафа. Но тут же отступило.
Он начал спускаться.
- Крис, ты пришла!
- Я....я выходила немного подышать свежим воздухом.
- Слава Богу, - сказал он, подошёл ко мне и взял за руку. Он сжал её, будто хотел пожать или удостовериться, что она настоящая, но не стал. - Слава Богу!
Он смотрел на меня пылающим взором. Его глаза блестели в тусклом свете, как будто он плакал.
" Как же сильно он меня любит", - подумала я. Чувство вины усилилось.
- Прости, - ответила я. - Я не хотела.... Он перебил меня:
- Давай забудем об этом, хорошо?
Он поднес мою руку к губам. Его выражение лица изменилось, стало удовлетворённым и счастливым. Все следы тревоги исчезли. Затем он меня поцеловал.
- Но...
- Ты вернулась. Это главное.
Он включил свет и привёл свои волосы в некое подобие порядка.
- Хорошо, - сказал он, заправляя рубашку. - Не хочешь освежиться? А потом сходить куда-нибудь? Как ты думаешь?
- Думаю? Не стоит, - ответила я. - Я...
- Кристина, ну же! Ты выглядишь так, будто тебе надо взбодриться!
- Но Бен, я так не думаю.
- Пожалуйста, - сказал он, снова взял мою руку и нежно сжал ее. - Это много бы значило для меня.
Он поднял мою вторую руку и свел их вместе так, что они оказались между его ладонями.
- Не знаю, говорил ли я об этом утром. Сегодня мой день рождения.
Что я могла поделать? Я не хотела выходить. Да и вообще делать что-либо. Я сказала ему, что я сделаю как он и попросит, схожу освежусь, а потом посмотрю, как я буду себя чувствовать.
Я поднялась наверх. Его настроение сбило меня с толку. Он казался таким обеспокоенным, но когда я появилась живой и невредимой, эта тревога исчезла. На самом ли деле он меня так любит? Доверяет ли так сильно, что единственное, о чём беспокоился, моя безопасность, а не где я была?
Я пошла в ванную. Возможно, он не видел фотографий разбросанных по полу и искренне верил, что я выходила прогуляться. У меня ещё было время, чтобы замести следы. Спрятать мою злость и печаль.
Я заперла дверь за собой и включила свет. Пол уже подмели. Вокруг зеркала были аккуратно развешены фотографии, как будто их никто и не трогал, каждая точно возвращена на своё место.
Я сказала Бену, что буду готова через полчаса, села на кровать и быстро, как только могла, написала это.
Пятница, 16 ноября
Я не знаю, что случилось потом. Что я делала после того, как Бен сказал, про свой день рождения? После того, как поднялась наверх и обнаружила, что фотографии вернули на прежние места, где они висели до того, как я сорвала их? Не знаю. Возможно, я приняла душ и переоделась. Может быть, мы пошли куда-нибудь, в ресторан, в кино. Не знаю.
Я этого не записала тогда, а теперь не помню, несмотря на то, что это произошло всего несколько часов назад. Пока я не спрошу Бена, воспоминание будет полностью утеряно. Я чувствовала себя, как будто схожу с ума.
Этим утром я проснулась с ним в одной постели. Снова с незнакомцем. Комната была тёмной и тихой. Я лежала неподвижно, скованная страхом, не зная, кто я и где я. Единственной мыслью было сбежать, но я не могла двинуться с места.
У меня в голове была пустота, но затем начали всплыли на поверхность слова. Бен. Муж. Воспоминания. Несчастный случай. Смерть. Сын. Адам. Они висели передо мной, в фокусе и вне. Я не могла связать их. Я не знала, что они значат. Они вертелись в голове, повторяясь эхом, мантрой, а затем я вспомнила сон, сон, который, должно быть, разбудил меня.
Я была в комнате, в постели. На мне сверху лежал мужчина, тяжелый с широкой спиной. Я чувствовала себя специфически, странно, моя голова была слишком лёгкой, тело слишком тяжёлым. Комната качалась подо мной и, когда я открыла глаза, потолок плавал туда-сюда. Не знаю, кем был этот мужчина, потому что его голова была слишком близко к моей, чтобы увидеть его лицо, но я чувствовала всё, даже волосы на его груди, которые тёрлись о мою обнажённую грудь. Вкус на моём языке был странным, сладким. Он поцеловал меня. Он был слишком грубым. Я хотела, чтобы он остановился, но ничего не сказала.
- Я люблю тебя, - пробормотал он, его слова потерялись в моих волосах, в районе шеи. Я знала, что хочется что-то сказать, хотя понятия не имела, что именно, и я не могла понять, как это сделать. Кажется, что мои рот и мозг не были связаны друг с другом, и поэтому я лежала тихо, пока он целовал меня и шептал что-то мне в волосы.
Я вспомнила, как я одновременно хотела, чтобы он продолжал и чтобы он остановился, вспомнила, как я говорила себе, когда он начал меня целовать, что у нас не будет секса, но его рука всё двигалась по изгибу моего бедра к ягодицам, и я позволила ему.
И снова, когда он поднял мою блузку и положил руку под неё, я подумала: "Это максимум, что я могу тебе позволить. Я не остановлю тебя сейчас, потому что мне это нравится. Потому что твоя рука, такая тёплая, лежит на моей груди, потому что моё тело вздрагивает от удовольствия, когда ты прикасаешься к нему. Потому что впервые я чувствую себя женщиной. Но у меня не будет секса с тобой. Сегодня не будет. Это максимум, что мы можем себе сегодня позволить, не более".
А потом он снял блузку и расстегнул бюстгальтер, и я ощутила на своей груди не его руку, а губы, и всё же я ещё не думала его останавливать.
Слово ещё даже не начало приобретать форму, крепко засев в голове, но к тому времени, когда я собиралась произнести его, он опрокинул меня на кровать и стянул с меня нижнее бельё. И это слово превратилось в нечто совсем другое, в стон, в котором словно
сквозь пелену угадывалось удовольствие.
Я почувствовала что-то твёрдое между коленей.
- Я люблю тебя, - снова повторил он, и я понял, что это было его колено, которым он пытался раздвинуть мои ноги.
Я не хотела этого, но в тоже самое время знала, что, так или иначе, должна, что останавливать его уже слишком поздно, я наблюдала за тем, как исчезают один за одним мои шансы остановить его.
А теперь у меня уже не было выбора. Да и потом я же хотела этого, когда он расстегнул ширинку брюк и неуклюже стянул нижнее бельё, значит, и сейчас, лёжа под ним, я должна хотеть этого. Я попыталась расслабиться. Он выгнулся и застонал низким и удивлённым стоном, который шёл изнутри него, и тогда я увидела его лицо. Тогда во сне я не узнала его, но теперь я знала, кто это. Бен.
- Я люблю тебя, - сказал он, и я знала, что должна ответить что-нибудь, потому что он мой муж, несмотря даже на то, что я встретила его впервые сегодня утром. Я могла остановить его. Я знала, что он может остановиться.
- Бен, я...
Он заставил меня замолчать влажным поцелуем, и я почувствовала, что он входит в меня. Боль или удовольствие. Не знаю, где заканчивалось одно и начиналось другое. Я вцепилась в его влажную от пота спину и попыталась открыться ему на встречу, прежде всего, стараясь насладиться тем, что происходило, и затем, когда я поняла, что не могу, постаралась игнорировать его.
"Я же сама просила его об этом, - подумала я. - И в то же самое время я никогда не просила его об этом. Разве возможно в одно и то же время и хотеть и не хотеть чего-либо? Как желание ездить, но бояться?"
Я закрыла глаза и увидела лицо незнакомца с тёмными волосами, бородой и шрамом на щеке. Оно выглядело таким знакомым, но я не имела ни малейшего понятия, откуда я его знала. Когда я посмотрела на него, его улыбка исчезла, и то же самое произошло, когда я закричала во сне. В этот момент я проснулась в тишине, в кровати, Бен лежал рядом. Я не понимала, где я.
Я выбралась из кровати. Принять ванную? Или убежать? Я не знала, куда я иду, и что буду делать. Если бы я знала о существовании дневника, я бы открыла дверь гардеробной, насколько возможно тихо, и вытащила бы обувную коробку, но я не знала.
Я спустилась вниз. Входная дверь была закрыта, лунный свет проходил через матовое стекло. Я поняла, что я голая. Я села на нижнюю ступеньку. Солнце поднималось. Зал превратился из синего в ярко-оранжевый.
Я ничего не понимала, сон меньше всего. Он был слишком реальным, и проснулась я в той же спальне, что была во сне, рядом с мужчиной, которого я не ожидала увидеть. А теперь, когда я начала читать свой дневник после того, как позвонил доктор Нэш, мысли приобрели форму. Может быть, это было воспоминание? Воспоминание, которое сохранилось с прошлой ночи? Не знаю. Если это так, то это признак прогресса. Но также это значило, что мы с Беном занимались сексом, и что ещё хуже, в это время я увидела бородатого незнакомца со шрамом. Из всех возможных воспоминаний это казалось самым жестоким из сохранившихся в памяти. Но, возможно, он ничего не означает. Просто сон. Просто кошмар. Бен ведь любит меня, а бородатый незнакомец не существует. Но могу ли я знать наверняка?
Позже я встретилась с доктором Нэшем. Мы стояли на светофоре, я смотрела вперёд, а доктор Нэш постукивал пальцами по ободу руля, не совсем в такт играющей музыке, которую я не узнала и которая мне не нравилась.
Я позвонила ему утром, почти сразу, как прочитала дневник и закончила писать о сне, который, возможно, был воспоминанием. Мне нужно было поговорить с кем-нибудь. Новость о том, что я мать, грозила превратить крошечную трещину в моей жизни в огромную дыру, разорвав меня на части, и он предложил перенести нашу следующую встречу на сегодня. Он попросил взять с собой дневник. Я не рассказывала ему, что произошло, намереваясь подождать пока мы не приедем в офис, но сейчас не знаю, смогу ли я.
Загорелся зелёный цвет. Он перестал барабанить пальцами, и мы резко дёрнулись вперёд.
- Почем Бен не рассказывает мне об Адаме? - услышала я сама себя. - Я не понимаю.
Почему?
Он посмотрел на меня, но ничего не сказал. Мы поехали дальше.
На полке перед нами сидела пластмассовая собака, комично кивая головой, а за ней я увидела светлые волосы малыша и подумала об Алфи.
Доктор Нэш закашлял.
- Расскажи мне, что случилось.
Значит, это правда. Часть меня надеялась, что он спросит, что я имела в виду, когда говорила об Адаме. Теперь я поняла, насколько бесполезной была надежда, насколько обманчивой. Я чувствовала, что Адам реален. Он существует внутри меня, в моём сознании. Никто не занимал там столько места, сколько он. Ни Бен, ни доктор Нэш. Ни даже я. Вдруг я ощутила злость. Он знал всё это время.
- А ты, ты дал мне мой роман. Так почему ты не рассказал мне про Адама?
- Кристина, - попросил он, - расскажи, что произошло. Я смотрела в окно.
- Я кое-что вспомнила, - сказала я. Он посмотрел на меня:
- Правда?
Я ничего не ответила.
- Кристина, я пытаюсь помочь. Я ответила:
- Это произошло на днях, после того, как ты принёс мне мой роман.
Я посмотрела на фотографию, которую, и, неожиданно вспомнила день, когда она была сделана. Не знаю, почему. Воспоминание просто пришло ко мне. Я вспомнила, что была тогда беременная.
Он ничего не сказал.
- Ты же знал о нём? Об Адаме? Он говорил медленно:
- Да. Знал. Это было в твоём деле. Ему было около двух лет, когда ты потеряла память. Он сделал паузу:
- К тому же мы уже говорили о нём.
У меня внутри всё оборвалось. Меня начало трясти, несмотря на тепло в машине. Я знала, что возможно, даже вероятнее всего я вспоминала Адама и прежде, но понимание
того, что я уже проходила через всё это и, значит, пройду снова, потрясло меня. Должно быть, он почувствовал моё удивление:
- Несколько недель назад. Ты говорила мне, что видела на улице ребёнка. Маленького мальчика. Сначала у тебя было сильное ощущение, что ты его знаешь, что он потерялся, но шёл домой, в твой дом, а ты была его матерью. Затем воспоминания вернулись к тебе. Ты рассказала Бену, а он в свою очередь рассказал тебе про Адама. Позже, в этот день ты рассказала мне.
Я не помнила ничего из этого. Мне даже пришлось напомнить себе, что он говорит не о каком-то незнакомце, а обо мне.
- Но ты не говорил мне о нём с тех пор? Он вздохнул:
- Нет...
Неожиданно я вспомнила, что прочитала сегодня утром о фотографиях, которые мне показывали, когда я лежала в сканере.
- Там были его фотографии! Когда была в сканере! Фотографии...
- Да, - ответил он. - Из твоего дела.
- Но ты не упоминал о нём! Почему? Я не понимаю.
- Кристина, ты должна принять тот факт, что я не могу начинать каждую нашу встречу с рассказа обо всех вещах, которые знаю я, и не знаешь ты. К тому же, в данном случае я решил, что это не пойдёт тебе на пользу.
- Не пойдёт на пользу?
- Нет. Я знал, что тебя очень расстроит то, что у тебя был ребёнок, и ты забыла о нём.