* * *
Утром 19 августа советское телевидение сообщило о том, что в связи с заболеванием Горбачева власть временно переходит в руки Государственного комитета чрезвычайного положения (ГКЧП), а функции президента будет выполнять вице-президент Генадий Янаев.
От имени Комитета в ряде общественных мест Москвы были размещены войсковые подразделения и танки. По всей видимости, это следовало бы воспринимать как проявление силы.
События последующих дней показали однако, что у машин фактически не оказалось полагающегося боекомплекта как горючего, так и боеприпасов. У солдат не было патронов даже для личного оружия.
Если у Комитета действительно были серьезные намерения, то подобная нерешительность с его стороны остается просто трудно объяснимой. В конечном итоге она, очевидно, и стала основным фактором, вызвавшим неудачу всего начинания. Кроме того, жизнь самих танкистов и солдат подвергалась просто смертельной угрозе, когда в последующие дни набравшиеся смелости при виде такой нерешительности ударные группы боевиков-«демократов» стали буквально засыпать неподвижные машины и находящихся в них и вокруг них людей бутылками с зажигательной смесью, неизвестно откуда появившиеся у них.
19 августа ТАСС распространила от имени Комитета «Слово к советскому народу». Основное место в нем уделялось патриотизму и необходимости восстановления предусмотренного Конституцией и законодательством страны правопорядка.
«Намечается активизация экстремистских сил, стремящихся к ликвидации Советского Союза, разрушению государства и захвату власти любой ценой», — указывалось в «Слове». Далее в нем подчеркивалось, что крайне неудовлетворительные попытки «реформировать» экономику являются делом авантюристов. Они привели лишь к подрыву уровня жизни преобладающего большинства населения и к расцвету спекуляции и «теневой экономики». Подрывается авторитет и престиж Советского Союза. ГКЧП брал на себя обязательство «очистить улицы от преступников, положить конец ограблению богатств народа», восстановить трудовую дисциплину и правопорядок. Указанный документ объявлял также, что будет проведена всенародная дискуссия о содержании нового Союзного договора.
|
|
Вечером 19 августа от имени Комитета была дана пресс-конференция для иностранных и советских журналистов. Общее впечатление от нее осталось странное, организована она была довольно неумело, а принимающие в ней участие представители Комитета проявляли нервность и нерешительность. Таким, в целом, выглядело и общее поведение Комитета. За все три дня его существования все западные информационные агентства — от СНН до Радио «Свобода» — вполне беспрепятственно распространяли свои комментарии и видение происходящих событий и даже открыто выступали в поддержку Ельцина.
Что касается самого Ельцина, то по отношению к нему все это время не было предпринято абсолютно никаких мер. Более того, ему и его сторонникам была дана возможность сконцентрироваться и укрепиться в здании русского парламента. Высшим военным разрешалось разговаривать по телефону и вполне свободно встречаться с ним в том же здании парламента Российской Федерации.
Все время Ельцин и остальные лидеры «демократов» беспрепятственно делали все более сенсационные заявления для СМИ Запада. Им не только дали возможность укрепиться в здании парламента и соорудить баррикады вокруг него, но также и организовать активную поддержку себе со стороны некоторых военных частей и подразделений. Против них не было предпринято ровно ничего.
|
|
Непосредственно наблюдавшие за ходом событий специалисты из стран Запада, например, автор книги «Конец советской военной машины» Вильям Е. Одэм, выражают искреннее удивление в связи с тем, что «как днем, так и ночью с 19 на 20 августа на здание парламента так и не было предпринято никакого наступления, организованного кем-то из высшего военного командования». Несколько лет спустя, «демократ» Ельцин, уже в бытность президентом «независимой» Российской Федерации не поколебался подвергнуть артобстрелу из танков прямой наводкой то же самое здание Верховного совета, в котором заседало большинство депутатов во главе с его председателем Хасбулатовым.
Как известно, они выражали несогласие с политикой Ельцина.
Исключительно показательно при этом то, что «демократическая» бомбежка здания парламента вызвала недвусмысленное одобрение со стороны, очевидно, настолько же «демократических» лидеров стран так называемого «свободного мира».
* * *
Решающим моментом для исхода августовских событий была ночь с 20-го на 21-е августа. И по сей день идут разговоры о том, что якобы имелся какой-то план захвата здания парламента. Однако, если он и был, то к нему так и не приступили. К тому же на следующее утро люди, занимающие наиболее авторитетные позиции в Комитете — Крючков, Язов, Бакланов, Тизяков, — противно всякой логике для начинаний подобного рода, снова отправляются на берег Черного моря. Вместо того чтобы оставаться на своих местах и работать, используя всю находящуюся в их руках огромную власть, стараться овладеть положением, они вновь безрезультатно пытаются уговорить Горбачева. Для чего? Чтобы вместе с ним противостоять Ельцину. По мнению многих, действия ГКЧП доказывали всего лишь то, до чего мало усилий действительно требовалось, чтобы восстановить законный порядок. Однако на сей раз Горбачев и вовсе отказался с ними встретиться.
|
|
Вместо того в два часа ночи 22 августа в сопровождении вице-президента Российской Федерации Руцкого (в то время являющегося союзником Ельцина) он прилетает на президентском самолете в Москву. Вместе с ним летит и Крючков. По Джону Б. Дэнлоппу, он согласился на это взамен на обещание, что ему будет предоставлена возможность делать заявления наравне с Горбачевым. Но после приземления самолета Крючкова тут же арестовали.
По возвращении в Москву Горбачев формально восстановил свою власть. В действительности, однако, она все больше ускользала из его рук и на деле переходила к Ельцину. В 9 часов утра 22 августа Министерство обороны СССР отдало приказ о выводе из Москвы и без того оказавшиеся бесполезными войсковые подразделения. Это и был конец всей развернувшейся трехдневной «драмы», оказавшейся настолько невероятной как по своему замыслу и сценарию, так и по непосредственному исполнению.
Как уже отмечалось, многие обстоятельства вокруг нее так и осталось невыясненными до конца. И все же прошедшее с тех пор время дало возможность внести хотя бы несколько уточнений. Так, например, уже с точностью выяснилось, что участники в ГКЧП первоначально считали, что Горбачев на их стороне и их поддержит. Соответствующим образом они пытались убедить в этом и Ельцина.
Когда же Горбачев, образно говоря, вытащил этот «коврик» из-под их ног, они буквально впали в панику, поскольку у них самих вовсе никакого намерения и плана взять власть не было. Также, оказывается, не было и готовности арестовать Ельцина и его основных сподвижников, принять меры по нейтрализации лагеря «демократов» и приступить в дальнейшем к каким-либо более решительным и целенаправленным действиям. Но, поскольку у непосредственных участников данного начинания не было как соответствующего плана, так и нужной воли к успеху, в конечном итоге вполне естественно было ожидать и его неудачу.
Сами события августа 1991 года еще в то время вызвали довольно много запутанных и противоречивых оценок и мнений. В мире было немало истинных демократов (на этот раз без кавычек), которые были искренне против объявленного тогда военного положения. Они все еще находились под прежним впечатлениям, что начавший «перестройку» Горбачев был «хорошим», а его противники — «плохими». На основании такой весьма широко распространенной общественно-психологической установки, правительства Запада и их средства массовой информации выработали как свою официальную позицию, так и пропагандистскую версию о происходящих событиях как о «путче» и «попытке переворота». На таком общем отрицательном фоне нарочито рельефно и внешне впечатляющим образом на передний план выводилась фигура Ельцина. Стоящий во весь рост на броне танка, с мегафоном в руке, окруженный «преданными защитниками» Российского парламента, непосредственно руководящий «сопротивлением народа» против «поправших законность» «узурпаторов» — таким «сущим героем демократии» предстал в те дни Ельцин перед миром в «зеркале» буржуазной политики и буржуазных СМИ.
Однако за время после упомянутых событий ряд известных историков предпринял несколько серьезных исследований по этой теме. В 1996 году, например, Эми Кнайт издала в Принстоне книгу «Шпионы без прикрытия». В ней основательным сомнениям подвергается достоверность всех получивших очень широкое распространение версий, преимущественно пропагандистского типа, в стиле популярной в США телепередачи «Канал для истории». Вступая в полемику со всеми известными взглядами на этот счет, она прежде всего обращает внимание на такое существенное обстоятельство, что государственным переворотом, по сути дела, является незаконное силовое смещение легитимно существующего, в соответствии с действующей конституцией, правительства. Каким бы очевидным оно ни казалось на первый взгляд, о нем почему-то все время забывали и замалчивали. Но оно говорит как раз о том, что, в соответствии с данным обстоятельством, ГКЧП, выходит, вовсе не собиралось свергать правительство СССР (поскольку он сам являлся этим правительством).
Другой прием, получивший особо широкое распространение в западной пропаганде, состоялся в распространении представлений о руководителях ГКЧП как о бездарях и трусах. Однако, несмотря на то, что в ходе событий августа 1991 года с их стороны было допущено множество ошибок, у всех них были, несомненно, исключительно богатые и часто драматичные политические биографии, не дающие никаких оснований воспринимать их как людей слабохарактерных, слабонервных или глупых. Многим из них не раз приходилось прибегать, к тому же не без успеха, к применению военной силы.
По Дэнлопу, это были «люди серьезные, имеющие вполне ясные и не терпящие компромиссов намерения». К примеру, Крючков, работал под руководством Андропова в советском посольстве в Венгрии в 1956 году и имел непосредственный опыт подавления контрреволюции. Кроме того, как это документально доказано в книге Эми Найт, сама идея введения военного положения принадлежала не только членам ГКЧП. В продолжение всего 1991 года, предшествующего событиям августа, сам Горбачев несколько раз говорил о варианте введения военного положения. Кроме того, идеи, выдвигающиеся Комитетом, пользовались исключительно широкой поддержкой среди советского общества тех дней.
Это подтверждают и такие ведущие специалисты США по вопросам «путча», как тот же, не раз упомянутый нами, автор книги «Возрождение России и конец Советской империи» Джон Дэнлоп. По его данным, даже члены окружения Ельцина считали, что, по крайней мере, 70 % всех местных кадров управления самой Российской Федерации, независимо от того, являлись они коммунистами или нет, на деле были против него. Две трети общего числа райкомов партии открыто заявили о поддержке ГКЧП, а оставшиеся предпочли занять выжидательную позицию — «поживем-увидим». Действительно отрицательное отношение к Комитету было замечено лишь в трех прибалтийских республиках, в Молдове и Киргизстане. Результаты опросов общественного мнения, проведенных Академией общественных наук при ЦК КПСС за неделю до 19 августа, показывали, что огромное большинство людей выступали за сохранение СССР и государственного контроля над экономикой.
* * *
На таком общем фоне событий весьма показательное значение приобретают появившиеся доказательства того, что и сам Горбачев далеко не был таким «неосведомленным» об их подготовке и проведении, каким его представляют или сам он старался себя представить впоследствии. По свидетельствам Анатолия Лукьянова, бывшего тогда председателя Верховного Совета СССР, давнего приближенного и даже приятеля генсека, Горбачев выразил согласие с идеей и планом ГКЧП при условии их одобрения Верховным Советом.
Историк Антони Д'Агостино, автор изданной в 1998 году книги «Революция Горбачева», считает, что такие утверждения Лукьянова «нельзя легко опровергнуть». Мнение военного специалиста Вильяма Одэма также сводится к тому, что «версию о причастности Горбачева к августовским событиям никак нельзя полностью отвергнуть». Тот же Джон Дэнлоп, в ходе своих подробных исследований «путча», приходит к выводу, что имеется «слишком много трещин и брешей в его более поздних попытках оправдаться». Многие другие исследователи тоже приходят к заключению о наличии значительного числа фактов, подтверждающих тезис о причастности Горбачева к организации августовских событий.
Эми Найт в США считают известным специалистом по деятельности КГБ. Она сотрудница научно-исследовательского центра при Конгрессе, а также университета Джона Гопкинса, к услугам которого часто обращаются разные внешнеполитические ведомства США. Ей принадлежит версия о том, что Горбачев определенно стремился превратить КГБ в «искупительную жертву» всего, что происходило в государстве. По ее мнению, его планы и расчеты по отношению к ГКЧП, с одной стороны, сводились к тому, что если при помощи широкой поддержки со стороны общества ему удастся установить контроль и положить конец распаду Союза, сам он вновь останется на гребне событий. В случае же неудачи он намеревался возвратиться в Москву и всех арестовать.
Во всяком случае, для него, кажется, было важнее всего оказаться «чистым» при любом развитии ситуации.
По мнению Джерри Хью, «ни в коем случае не следует пренебрегать и возможностью, что сам Горбачев мог создать впечатление о том, будто желает осуществления «путча». Хью склонен считать, будто «непосредственные руководители ГКЧП были убеждены: Горбачев, пользуясь своими полномочиями, придаст законную форму тому, что ими было сделано. Из-за этого они и действовали таким образом, чтобы, по возможности, избежать каких-либо жертв, которые, без сомнения, привели бы к дополнительным осложнениям процессов возможного дальнейшего примирения».
Кроме того, очевидно, Горбачев и сам был заинтересован в том, чтобы действия «заговорщиков» были с начала и до конца как раз такими «примирительными», что уже никак не вязалось с их ролью зачинщиков «военного переворота». Он никак не хотел, чтобы его блистательная репутация «демократа и миротворца» на Западе оказалась хоть как-то запятнанной и пострадала, если вдруг выйдет, что именно он стоит за инициативой о введении военного положения. А его поведение в летней черноморской резиденции в Форосе, равно как и его прямо «чудесное» возвращение в Москву на собственном президентском самолете, к тому же в сопровождении тогдашнего заместителя Ельцина, буквально через два дня после начала «переворота», наглядно указывает на то, что в действительности он не только не находился в обязательной для «свергнутого» государственного деятеля изоляции, но, по всей видимости, был прекрасно информирован, похоже, из самых первых рук, о всех подробностях и нюансах происходящего.
Исключительно показательным является также и то, что к разным вариантам возможного введения «военного положения» возвращались еще несколько раз после событий августа 1991 года и ареста «заговорщиков» из ГКЧП. В этой связи Вильям Одэм приводит слова министра обороны СССР того времени маршала авиации Шапошникова, который утверждает, будто в начале ноября того же года Горбачев заявил ему, что военный переворот явился бы «возможно, наилучшим выходом из сложившегося положения». А в декабре Горбачев уже открыто обращается непосредственно к военным с призывом поддержать его против Ельцина. И эта его попытка, как и все другие, так и не привела ни к каким существенным результатам. Однако само наличие подобного образа мышления, по крайней мере, для научных исследователей, является довольно веским доводом в поддержку возможной причастности Горбачева к августовским событиям 1991 года.
* * *
Может быть, когда-нибудь все же выяснится более определенно, в чем эта причастность состояла, и какие цели она в конечном итоге преследовала.
А пока попробуем все-таки продолжить далее наши рассуждения на основании имеющихся ныне данных. Их суть в основном сводится к тому, что даже если они и были осуществлены всего лишь с молчаливого согласия тогдашнего Президента СССР, то и тогда действия ГКЧП, даже в плане чисто юридическом, довольно трудно можно было определить как государственный переворот, поскольку они являлись действиями самого правительства.
Но здесь возникает весьма существенный вопрос: «А зачем, собственно, Горбачеву понадобилось сначала сделать так, чтобы члены Комитета поверили в то, что он их поддержит, а затем — уже официально — отказаться и отойти от них?»
Это важно выяснить, поскольку такое поведение Горбачева, с одной стороны, определенно подталкивало, а с другой — очевидно обрекало действия Комитета на провал.
По мнению Хью, вторую часть действий Горбачева легко можно объяснить большой зависимостью его политической позиции, да и личной судьбы как политика, от отношения Запада. В самом СССР общественная поддержка его личности и его политического курса таяла на глазах и в плане статистическом скатывалась до минимальных величин. К августу 1991 года поддержка со стороны Запада осталась уже чуть ли не единственным ресурсом как его политики, так и его собственного положения. Как только выяснилось, что отношение западных правительств к ГКЧП резко отрицательное, вполне естественным было ожидать и того, что Горбачев сразу постарается умыть руки и изменить свою позицию на прямо противоположную.
Гораздо более запутанной, но и более богатой с точки зрения информационной является, однако, первая половина действий Горбачева во время августовских событий, о которой уже была речь. О ней СМИ Запада предпочитают хранить молчание. Однако нам кажется уместным поставить вопрос о том, смогли бы ГКЧП положить конец процессам разрушения государства, если бы его руководителям удалось обеспечить необходимую законную основу предпринятым им действиям.
Такие соответствующие закону обоснования образования ГКЧП и принимаемых им решений на деле были уже почти полностью достигнуты, и фактом этого никак нельзя пренебречь. Так, военный аналитик Вильям Одэм прямо отмечает, что успешное доведение «переворота» до конца являлось вопросом очень короткого времени.
И все же — мог ли Комитет все же приостановить разруху и предотвратить распад Союза?
Попытку дать ответ на вопросы такого рода делает Джон Б. Дэнлоп. По его оценке, непосредственные организаторы и деятели ГКЧП являлись «настоящими коммунистами, действительно добивающимися возврата политики перестройки страны к целям, методам и намерениям ее начального периода 1985— 87 гг». Однако политические убеждения и стремления самого Горбачева в 1991 году, очевидно, уже полностью отличались от первоначальных. Таким образом, даже если в какой-то момент он и примкнул бы к ним, то их пути, несомненно, разошлись бы вскоре после этого.
На наш взгляд, с тем, чтобы остановить процессы уничтожения общесоюзного государства, в первую очередь следовало бы:
1) вырвать средства массовой информации из-под контроля яковлевских антисоциалистических и антикоммунистических сил;
2) устранить из политической жизни Ельцина и его «демократов», открыто добивающихся реставрации капитализма и развала Союза;
3) отменить экономические реформы Горбачева, прокладывающие дорогу как криминальной «второй экономике», так и всяких мастей сепаратистам и реставраторам капитализма.
А в августе 1991 г. дела уже реально обстояли таким образом, что, по крайней мере, в некоторых частях СССР осуществление подобных целей или даже одна их постановка были просто немыслимыми без готовности применения силы, в том числе, и с риском развязывания настоящей гражданской войны. Истина, однако, обязывает дать себе ясный отчет в том, что в силу ряда причин и обстоятельств, часть которых мы попробовали выяснить в ходе предыдущего изложения, в стране к данному моменту просто не оказалось нужного числа обладающих силой и властными возможностями людей, способных принять решения такого типа. Вместе с тем, кроме одной силы, для их успешного разрешения были нужны также и многие другие качества, а также тонкое политическое чутье и даже наличие таланта быстро ориентироваться и действовать в конкретно сложившейся ситуации. За прошедшие десятилетия, в той или другой степени, такие качества обнаруживались у немалого числа советских руководителей времен Ленина, Сталина, Андропова и даже Брежнева на более ранних этапах его правления.
Так, например, если бы деятели ГКЧП не тешили себя напрасными иллюзиями и не теряли драгоценное время на полностью бесполезные, а под конец и вовсе вредные переговоры с Горбачевым, а прямо обратились к армии, ее подразделениям и к трудящимся с призывом поддержать восстановление конституционного правопорядка и авторитета советской власти, то такие цели вполне могли бы оказаться достижимыми, к тому же практически бескровным способом.
В целях приостановить набирающий силы процесс хаотического распада государства и установить контроль за ходом событий также можно было, вероятно, прибегнуть в данный момент к известной тактике Ленина о предоставлении возможности «отмежевания на определенных условиях» республик Прибалтики. Вместе с тем, с остальными членами Союза, где сепаратистские тенденции все еще были незначительными, следовало бы спешно оформить и принять новый Союзный договор.
ГКЧП также мог бы принять специальную срочную антикризисную экономическую программу, с тем чтобы восстановить систему централизованного планирования народного хозяйства и обеспечить немедленный выход из финансового кризиса, приносящего массу материальных трудностей и проблем и огромные ежедневные страдания десяткам миллионов трудящихся по всей стране.
Как известно, ничего подобного на деле не было осуществлено. Вместо того августовский кризис предоставил вполне реальную возможность Ельцину полностью установить свою власть в России. После этого он приговорил к уже официальной ликвидации и так давно агонизирующую КПСС, на счет которой списали также и организацию провалившегося августовского «путча». Теперь у Ельцина была уже беспрепятственная возможность приступить к осуществлению главной цели «демократии» — полному уничтожению Советского Союза. Это и был настоящий государственный переворот.
* * *
Здесь хочется привести примечательные итоги событий августа 1991 года, которые приводит в своей книге «Конец Советской военной машины» В. Одэм, непосредственно присутствующий в то время в СССР и наблюдавший за их ходом и развитием. «До кризиса руководители ГКЧП занимали наиболее ответственные и важные позиции в стране, — пишет он. — После августа 1991 года в системе центральных структур больше не оставалось ни одного поста или личности, обладающих какими бы то ни было полномочиями и возможностями, которыми можно было воспользоваться в целях укрепления СССР и его сохранения от окончательного разрушения и развала.
Заговорщиком и «путчистом» в действительности был Ельцин. К тому же— путчистом успешным», — таково недвусмысленное заключение Одэма.
Весьма примечательную дополнительную, хоть и несколько неожиданную информацию в этом плане дает пространное интервью тогдашнего президента Болгарии д-ра Желю Желева программе «Навигатор» Первого канала Болгарского национального телевидения (БНТ) накануне посещения Болгарии президентом Бушем младшим 6 июня 2007 года.
Утром 19 августа 1991 года он собирался на работу, когда вдруг ему сообщили, что в Москве «что-то происходит».
«Я быстро побрился и пошел в дом президентской администрации. Связи не было никакой, точной информации о происходящем тоже», — вспоминает Желев. — В 12.00 у меня был назначен обед с командующим Шестым (Средиземноморским) флотом США, который в то время (совершенно случайно!) был в Болгарии… Когда я возвратился после этого на работу, у меня уже сложилось твердое убеждение о том, что в Москве происходит антиконституционный переворот коммунистических сил», — не без гордости сообщает «первый демократическим образом выбранный» президент Болгарии, как обычно его принято величать.
«Связи с Москвой по-прежнему не было никакой», — продолжает Желев. Тогда знакомый местный олигарх (у которого, как говорят, имеются сильные связи с влиятельными сионистскими кругами) вдруг дал ему какой-то хитрый телефонный номер, по которому, как оказалось, он мог говорить… прямо с Ельциным.
По объяснениям Желева, такой номер был как-то сделан «накануне переворота без извещения об этом КГБ».
Хочется обратить внимание читателей на некоторые довольно многозначительные обстоятельства всей этой истории. Так, например, выходит, что президент, так сказать, суверенного государства вполне может остаться без связи с каким-нибудь другим государством. А вот такая, к тому же вполне надежная и постоянная связь вдруг, оказывается, есть у человека, от государственных дел вполне постороннего… Но если допустить, что в государстве «поменьше» еще не такое возможно, то как объяснить подобную возможность в одной из самых могущественных «сверхдержав», где, как видим, тоже неизвестно кто и, очевидно, без ведома властей может держать постоянную связь с ответственными политическими деятелями по всему свету…
Но оставим читателей самих разбираться в реальной внутренней и международной обстановке, в которой разворачивались события в Москве в августе 1991 года. В той обстановке, кстати, сложилась и позиция тогдашнего президента Болгарии, безапелляционно осудившего «переворот» и выразившего безоговорочную поддержку Ельцину.
«Мы первые в мире пошли на это, — имеет все же основания гордиться этим Ж. Желев. — Все остальные государства, даже самые большие и могущественные, какое-то время как-то мешкали и предпочитали твердой позиции не занимать».
Дальше события уже пошли заданным ходом. Очевидно, не без дополнительного умысла, 6 ноября 1991 года, как раз накануне очередной великой годовщины, Ельцин продолжил свою «революцию», запретив деятельность КПСС и КПРФ на территории России и указом узаконил их роспуск.
(Подобные акты формально юридического характера, кроме всего прочего приводили за собой и действия по присваиванию их имущества и других активов.)
А 25 декабря 1991 года Горбачев подал в отставку и официально прекратил, на сей раз окончательно, свое уже бессмысленное пребывание у власти и в политике. В тот же самый день в руки Ельцина перешел и пресловутый «ядерный чемоданчик» президента, т. е. контроль над стратегическими и всеми прочими вооружениями СССР. Таким образом, он присвоил себе Вооруженные силы Советского Союза, структуры безопасности и остальные государственные институты ключевого значения, поменяв их названия и поставив их под шапку находившегося уже под его руководством «только русского» государства.
31 декабря 1991 года СССР прекратил свое существование. Это, по оценке Николая Рыжкова, одного из последних председателей его Совета министров, явилось «величайшей трагедией XX столетия».
Эпилог
В изданной в 1992 году книге Фреда Холлидея «Самый невероятный крах. Советский Союз, натиск рынка и конкуренции», — читаем следующее:
«Необходимо найти объяснение такого факта: как мог вообще оказаться возможным развал столь могучей международной общности государств без явного признака наличия непосредственной угрозы извне в общепринятом понимании данного термина.
Она не была разорена в войне. Ей также не было брошено сколько-нибудь значимых политических вызовов и снизу, за исключением, может быть, определенного развития событий в Польше, которые, однако, тоже оставались всего лишь частным и, в общих чертах, изолированным случаем.
Несмотря на наличие множества проблем экономического и социального характера, эта система все же ничем не показала, что является неспособной удовлетворять основные интересы и потребности своих граждан. Стало быть, она не рухнула и не развалилась в общепринятом смысле этих слов.
Тогда что же все-таки произошло в действительности?
Прямо катастрофическое развитие событий в ней явилось, скорее всего, результатом действий собственного руководства этой самой могущественной страны социалистического содружества. Оно попросту решило направить далее развитие своего государства и системы в целом в совершенно другом направлении, в корне отличающемся от всего того, что было раньше. Так что происшедшие перемены вовсе не явились следствием нежелания населения находиться под прежней властью или результатом какой-то очевидной невозможности правящих кругов «продолжать управлять по-старому» (как гласит известное ленинское определение революционного кризиса)».
Существует множество взглядов насчет причин и факторов, вызвавших разрушение Советского Союза. С большой долей уверенности можно заявить, что они, в принципе, выражают практически все имеющиеся нюансы и оттенки как политического, мировоззренческого и идеологического характера, так и точки зрения отдельных людей. Объяснения варьируются к тому же от прямо-таки фантастических полетов воображения до, иной раз, предельно сухих и трудных для понимания теоретических моделей, от безграничного оптимизма до полного отчаяния. Ряд этих концепций ничем не способствовал расширению уже имеющихся знаний по данным вопросам, другие внесли в них довольно весомый вклад. На основании конкретного изучения многочисленной литературы по этой проблематике нам кажется возможным предложить следующую классификацию ее, в зависимости от степени четкости обособления одних или других факторов исследуемых событий в качестве определяющих и основных.