Когда в поле моего зрения попала башенка на крыше дома, напоминавшая белое кондитерское украшение на верхушке свадебного торта, я направилась к ней. Там меня ждало что-то невероятно прекрасное.
— Вы! — удивилась я, подходя ко входу и заметив человека со скрещенными на груди руками, прислонившегося к колонне.
— Я, — ответил незнакомец со знакомым голосом.
— Но вы же кинозвезда! — вырвалось у меня.
Это было настоящее обвинение. Я не ожидала, что мои очень редкие сны будут такими грандиозными и странными.
— Я много работал, чтобы стать кинозвездой, — ответил он, ни капли не смущаясь того, что появился в моем сне.
— Вы хотели бы встретить знаменитость? — указал он на небольшое здание.
— Здесь? В нашем месте? — снова удивилась я.
Наше место? Да, это было так.
Я резко обернулась, и пышная юбка заплясала вокруг моих ног. В идеально отполированном, белом мраморном полу я видела свое отражение. Его отражение приблизилось. И надо сказать, что он двигался с изяществом Фреда Астера. (Я живу достаточно долго и видела, как танцуют Фред и его сестра Аделъ. Поверьте, я знаю, о чем говорю!)
Он коснулся меня, положив одну руку на талию, а другой мягко завладев моими пальцами. Его тепло против моей прохлады. Затем я помню, как мы кружились по комнате вдогонку музыке.
— Мы вальсируем! — воскликнула я. — Но ведь я не умею вальсировать.
— Я научился этому, когда был на прослушивании у господина Дарси. Роли не получил, но все же, — ответил незнакомец.
— Но вы научились танцевать, — заметила я.
— И в плохом бывает хорошее, — ответил он.
Я изучала его лицо: прядь темных волос, упавшая на черные изогнутые брови, проницательные зеленые глаза, строгие высокие скулы, смягченные полными и сочными губами.
|
|
— Вы могли бы дать фору и великому Дарси! — сделала я комплимент.
У него было тело бога или по меньшей мере человека, который потратил состояние, много времени и сил на работу с личным тренером. Сейчас это изумительное тело прижималось ко мне. И мне это нравилось! И чем дольше мы танцевали, тем больше.
Моя кожа перестала быть холодной.
— Это хорошо, — заметил он.
— Только как-то странно, — ответила я.
— Вы заметили, не так ли? — поинтересовался «бог».
Я кивнула. Его зеленые глаза мерцали. Мы танцевали, кружась, в течение долгого времени, застывшего в музыке и в потоке энергии, возникшей между нами. Это и было для меня всем — поток и энергия, отдать и взять. На сей раз я знала, что отдаю столько же, сколько беру, и это было хорошо.
— Что вы, точнее, мы здесь делаем? — спросила я его.
— Танцуем во сне, — просто ответил он. Его улыбка обезоруживала. — Я удивлен, как и вы. Плыл где-то в серых облаках, наверное, кричал, но вокруг не было ни души, даже меня самого, в общем-то, не было… а в следующий миг я очутился здесь с вами.
— Я была в темноте, — поделилась я. — Но для меня это нормально.
— Серый цвет был ужасным, — сказал он, кружась все быстрее, пока мы оба не засмеялись. — Здесь намного лучше.
Он придвинулся ближе, и мы уже не танцевали, но музыка продолжала играть, а мир — кружиться.
— Никто не должен быть в темноте, — произнес он. — В сером или черном цвете. Главное — не в одиночестве.
Я попыталась объяснить, что и не думала оставаться одна, но, находясь рядом с ним, поняла, что была одинока и не знала об этом. Хоть я и смотрела ему в глаза, больше разговаривала сама с собой.
|
|
Потом мы долго молчали, продолжая изучать глаза друг друга и делить… Что? Наши эмоции, души, сущности — все сразу.
— Это такая ерунда, — сказала я наконец.
— Но вам это нравится, — заметил он.
Я отвела глаза, но не смогла выдержать длительное отсутствие зрительного контакта с ним.
— Если бы я могла покраснеть, покраснела бы, — призналась я, когда наши взгляды снова встретились.
— Здесь и сейчас все цинично относятся к любви, — ответил прекрасный незнакомец.
— Дорогуша! Я из Нью-Йорка. Люди в Лос-Анджелесе — сущие дети в плане цинизма, — парировала я.
Он покачал головой.
— Я одно время жил в Нью-Йорке, — сказал он. — У меня был бар, во время учебы в театральной школе. Я видел там много разбитых сердец.
— Держу пари, вы и сами разбили не одно, — выпалила я.
— Жаль, что тогда я не встретил вас, — спокойно ответил он.
Я рассмеялась:
— Я уехала задолго до того, как вы родились.
— Правда? А когда вы были там? И как получилось, что вы стали… — на мгновение он замялся, но потом все-таки произнес: — …вампиром?
Те, кто в курсе, обычно не задают такие вопросы. Вероятно, они думают, что это невежливо или что это тайна или просто боятся поплатиться разорванным горлом. Я очень долго никому не рассказывала свою историю.
— Давно, в тысяча девятьсот тридцатых я работала в «Плазе», — начала я.
— В отеле? — уточнил он.
Я кивнула:
— Я была оператором телефонной станции. И там жил один вор в законе.
— Лаки Лучано? — уточнил он.
— Вы слышали о нем? — удивилась я.
— Я собирал информацию для роли, чтобы сыграть его в фильме, — объяснил он.
|
|
— Плохо! Не хочу видеть этого подонка идеализированным, — призналась я.
— Он сделал вам что-то плохое? — предположил он.
— Он приказал убить меня. Решил, что я подслушала одну из его бесед и могла бы свидетельствовать в суде. Ко мне подослали наемного убийцу, оказавшегося голодным вампиром. Этот вампир выпил меня и оставил мертвой.
— Но…
— Но вампир не знал, что я состояла с ним в кровном родстве, — продолжала я.
— Вы уже были вампиром? — не понял он.
— Нет! Моя семья из Валахии. Существует некая генетическая мутация, которая активизируется, если кого-то укусит вампир. Старый Влад Цепеш действительно Дракула и наш король, — объяснила я.
— Удивительно! Я тоже частично венгр. И я тоже мог бы стать вампиром? — поинтересовался он.
— Думаю, это зависит от того, были ли ваши бабушки изнасилованы тем самым видом оккупантов. А вы хотите быть вампиром? — спросила я.
Он пожал плечами:
— Я хочу больше узнать о вас.
— Хороший ответ! Мы закончили на том, что я проснулась мертвой.
— Вы искали того, кто вас обратил? — не унимался незнакомец.
— Вы явно смотрели фильмы про вампиров! — подколола я.
— Участвовал в одном, — признался он.
— Я видела этот фильм и должна заметить, что он не имеет ничего общего с моим миром. Но вы были хороши, — добавила я.
— Вы очень мило говорите всякую ерунду. И все-таки что произошло с негодяем, который вас обратил? — не унимался он.
— Не знаю, был ли он негодяем, — призналась я.
— Но ведь он — наемный убийца! — воскликнул незнакомец.
Его негодование было восхитительным.
— Признаю, его профессия была негодяйской, — спокойно ответила я.
— Вы бы никогда не совершили ничего подобного! — воскликнул он.
Его уверенность в моем совершенстве была восхитительной.
— Да, я ничего подобного не совершала, — подтвердила я. — Но спустя какое-то время после борьбы с последствиями бессмертия получаешь особые представления о хорошем, плохом, целесообразном и тому подобном. Кстати, больше я его не видела. По крайней мере, не помню того. Я просто не успела как следует его разглядеть, пока он пил из меня жизненную силу.
— Но как вы выжили? Разве у вас не было учителя, наставника? Разве другой вампир не привел вас в темный мир? — продолжал он забрасывать вопросами.
Я засмеялась и погладила его по щеке:
— Может, где-нибудь и существует такая театральность, но я в ней не участвовала. Кроме реальной сцены, где меня убивает бандит, которого я в то время считала излишне эмоциональным.
Он гладил меня по спине, его рука скользила вверх и вниз, вызывая приятную дрожь по всему телу. А его сочувствие согревало меня даже больше, чем прикосновения.
— Сожалею, что с вами произошло такое. Как вы выжили? — посочувствовал он.
— Я нашла правильный бар и заказала пива. Когда из тебя выпивают всю кровь, потом очень хочется пить, — призналась я.
— Это был вампирский бар? — загорелся он.
Я кивнула.
— Инстинкт привел вас к себе подобным и они научили вас выживать?
Я снова кивнула. Он был умен и сообразителен, обладал многими хорошими качествами и танцевал так, что казалось, будто мы занимаемся сексом, только в вертикальном положении и одетые, без растрепанных волос и капелек пота. Не то чтобы вампиры потеют…
— Я рассказала о себе, — произнесла я. — А что вы? Как вы сюда попали? Где бы это ни было.
— Это проблема, да? Танцуем где-то в неопределенности. Но мне нравится быть здесь с вами, — честно сказал он.
Если бы это сказал кто-нибудь другой в любое иное время, я бы сочла эти слова ложью. Но его глаза излучали подлинное удовольствие и искренность.
— Знаете, я не очень хорошо себя контролирую, — призналась я.
— Я тоже. Это плохо? — спросил он.
Мы оба пожали плечами в такт музыке и засмеялись.
— Что касается меня, — продолжал он, — я помню, что встречался с друзьями у них дома и мы играли в «Эрудит».
Я люблю словесные игры.
— «Эрудит»? Вот как кинозвезды проводят вечер! — изумилась я.
— Теперь вы знаете, почему папарацци меня ненавидят. Я веду тихую жизнь, — просто ответил он.
— Я тоже, — призналась я. — Но как вы попали сюда?
Какое-то время мы танцевали в тишине. Я наблюдала, как на его лице сменяются эмоции.
Наконец он сказал:
— Это имеет некоторое отношение к мороженому. — Он заглянул в мои глаза. — Звучит как бред?
— Возможно, — ответила я. — Но ведь жизнь по большей части не имеет никакого смысла…
— Жизнь и смерть… Я действительно мертв?
Я притянула его к себе, и мы долго стояли в центре башенки на крыше дома в крепких и приятных объятиях друг друга среди пугающих вопросов, на которые не было ответа.
— Вы слишком хороши для меня, — наконец произнес он. — А я даже не знаю вашего имени.
— Зато все знают ваше. — Я печально усмехнулась. — Действительно, никто больше не знает моего имени. Я опять стала Серафиной, как в свою бытность хиппи.
Теперь настала его очередь улыбнуться, но очень мягко, без насмешки.
— Нет, так не пойдет! Это не ваше имя, оно слишком капризное. Вы же цельная, сильная и основательная.
Казалось, что он возвращает мне саму себя.
— Стелла, — призналась я. — Меня зовут Стелла.
Его улыбка была благословением, Светом. Это было…
Я проснулась, как всегда, на закате солнца. Обычно это был самый приятный момент ночи, но на этот раз я открыла глаза с мучительным стоном. Лежа на спине, я пыталась заставить себя снова заснуть. Конечно не получилось. Все, что я могла делать, — это плакать, и слезы падали на наволочку, обнаруживая дикое сочетание крови, смешанной с соленой водой.
Я сняла постельное белье, бросила его в стирку и некоторое время неприкаянно бродила по комнате, удивляясь тому, что творилось в моей голове. Я старею? Меня захлестнуло одиночество, потрясло горе и страдание…
Страдание — очень сильное ощущение. Физическая боль шла из глубины моего существа, где надломленная душа болела из-за утраты своей половинки. Ну, или из-за чего-то подобного.
Мне было больно — эмоционально и физически, — потому что все было лишь сном. Понадобилось несколько часов, чтобы я смогла заставить себя отправиться в «Альгамбру», надеясь избавиться от болезненного чувства одиночества.
В клубе было немного народу, но, когда я пришла туда, все ходило ходуном. Толпа собралась у бара и гудела словно улей.
Я разыскала Тиану и спросила:
— Что произошло?
— Антон вспыхнул этим утром, — ответила она.
— Почему он это сделал, не устроив прощальную вечеринку? — удивилась я.
Антон был барменом и жил на втором этаже. Раньше жил.
— Он не хотел поднимать шум, — предположила Тиана.
— Как это случилось?
— Как обычно. Вышел на улицу, чтобы встретить рассвет.
Такое случается. Каждые несколько десятилетий у вампира возникает желание прекратить свою вечность. Я еще не полностью поддалась депрессии, но то, что я почувствовала сегодня вечером, заставило задуматься о выборе Антона. Я не была уверена, что моя обычная панацея в виде хождения по магазинам поможет и на этот раз.
— Пепел собрали? — поинтересовалась я.
— Ну да, — ответила Тиана. — Он уже хранится в баре внутри миленькой урны со стикером, напоминающим брызнуть туда немного крови через год или два. Вопрос в том, что делать с барменом?
Кровь возвращает нас к жизни, и после всех манипуляций с пеплом мы обычно готовы продолжить свои дела. Я была не в настроении обсуждать возможную замену Антона, но мне удалось получить место в баре. Скоро я поймала себя на том, что смотрю на экран телевизора.
В местных новостях все еще мусолили катастрофу прошлой ночи. «Ночь медленных новостей, — подумала я про себя. — Почему не показать гангстерские разборки или автогонки?»
— Мне скучно, — пожаловалась я.
— Тебе не скучно, — сказала Тиана, подходя ко мне. — Ты несчастлива. Я не имею в виду только эмоциональное состояние. Я не могу тебе помочь. Но почему ты грустишь? Антон?
Я фыркнула:
— Пусть Антон спит спокойно, из-за него я не волнуюсь. — Я снова повернулась к светящемуся экрану телевизора. — Что такого важного в этой катастрофе?
— Четыре человека умерли на месте, — произнесла Тиана. — Остальные госпитализированы, большинство находится в критическом состоянии. Но действительно, почему это так долго транслируют?
Повисшая пауза была к месту, потому что в тот момент на экране появилось его изображение.
— Мой бог! — В мое сердце будто нож вонзили.
Рука Тианы коснулась моего плеча:
— Я в курсе, что ты фанат, но…
— Он жив! Скажите мне, что он не умер!
Я поняла, что трясу ее за плечи, когда она рявкнула:
— Прекрати! Отпусти меня!
Я сделала, как она сказала, и показала на экран:
— Это человек из моего сна.
— Человек из твоего сна? — удивилась она. — Это актер, от которого ты тащишься?
— Я не тащусь. Просто говорю, что именно этот человек был в моем последнем сне. И мы танцевали.
— Вампиры не видят снов. И пока ты спала, он был в интенсивной терапии, — спокойным тоном произнесла Тиана.
Я чуть не умерла от облегчения — если это вообще возможно. Было такое ощущение, что у меня сердечный приступ.
— Интенсивная терапия? Значит, он не мертв?
— Пока жив, но это вопрос времени. — Она взглянула на репортера на экране.
— Он дежурит у постели умирающего. Об этом говорят все СМИ. Они еще более ужасные кровопийцы, чем я.
Я погладила ее по плечу, зная, что признание задевает ее гордость, но мой ум занимало другое. Это был не сон! Так или иначе. Он и я — мы были там. Но черт возьми, где «там»?
— Как все произошло?
— Они с друзьями поехали за мороженым и попали в общую свалку, автомобиль свернул в сторону и упал с горы. Он единственный остался в живых из всей компании, но подключен к аппарату жизнеобеспечения. Объявили, что его мозг мертв.
— Его мозг не мертв, — сказала я. — И вообще он был не здесь, а танцевал там.
Я была в этом уверена. Телепатический контакт. Но как?
И вдруг я снова услышала голос, который проник в мой мозг тогда, на месте аварии.
Помогите мне! Где вы?
Конечно! Он — медиум и позвал на помощь, когда мы были на Малхолланд-драйв, и я ответила ему. Вот как мы встретились!
Я схватила холодную серую руку Тианы:
— Пойдем, друг-гуль!
— Куда? — спросила она, когда я потянула ее к двери.
Я засмеялась, и вся моя депрессия ушла, сменившись восторгом.
— Спасать, конечно!
— И что теперь? — спросила Тиана, когда мы вошли в приемную реанимации.
— Идем в палату интенсивной терапии, — ответила я. — Отведем его домой.
— Он подключен к аппарату. Наверняка есть полицейские и личная охрана в холле, — пыталась образумить меня подруга.
— Я о них позабочусь, — гнула я свое. — Все, что тебе надо сделать, — это устроить небольшую диверсию.
Тиана облизнула губы и кивнула. Ее кожа стала почти нормального человеческого цвета. Это отделение было одним из мест ее кормежки, и она знала, где можно прокрасться незамеченными. Оказалось, что это несложно, даже с таким балаганом на улице.
Такого дикого безумства СМИ и фанатов я ни разу не видела за все десятилетия своей жизни в этом городе. Повсюду фургоны с камерами, осветительное оборудование, пыхтящие электрогенераторы. Репортеры с торжественным видом произносили речи перед объективами камер. Папарацци — как сельдей в бочке. Кружились вертолеты. Полицейские с трудом сдерживали толпу за кордоном, окружавшим больницу. Люди держали плакаты, свечи и цветы. Некоторые напевали главную тему одного из его фильмов.
Я спросила себя, не смешнее ли мой собственный поступок, чем поведение его горюющих поклонников…
Люди в реанимации истекали кровью, стонали и кричали. Но их вопли казались тихими и мирными по сравнению с тем, что творилось на улице. Никто не обратил на нас внимания, когда мы с Тианой прошли через широкий дверной проем и направились вниз. Приходится учиться быть незаметным, если хочешь выжить под прицелом!
— Здесь есть три человека, которые готовы умереть, — сказала Тиана, когда мы оказались на этаже интенсивной терапии и проскользнули в пустую комнату.
У нее был грустный вид. Ну да, она — гуль, но это не означает, что она не испытывает добрых чувств.
— Ты можешь с этим работать? — спросила я.
Она кивнула:
— Я не хочу высасывать из них душу, но для них уже больше ничего нельзя сделать.
— Мой парень — один из трех? — спросила я встревоженно.
Она задумалась, потом помотала головой:
— Сил у него мало, но он стабилен. Пожалуй, я пойду работать.
Я попятилась из комнаты, когда она приоткрыла рот, чтобы издать крик, доступный только слуху человека, близкого к смерти. Услышав его, умирающие отдавали свою силу гулю.
Довольно скоро на этом этаже больницы началась такая же бурная деятельность, как снаружи. Медсестры на посту были встревожены, каталки сновали от палаты к палате, люди бегали и кричали, а я, растворившись в толпе, приблизилась к комнате с охраной у двери.
Я заставила охранника посмотреть мне в глаза, и он перестал быть проблемой.
— Внутри есть камера видеонаблюдения? — спросила я.
— Нет. Но есть медсестра, — добровольно уточнил он.
— Скажите медсестре ответить на сигнал экстренного вызова. Следуйте за ней и во всем помогайте, — приказала я.
Я надеялась, этого хватит, чтобы смягчить вину охранника, когда я украду его объект. Как только они оба ушли, я метнулась в комнату. И остановилась в дверях, пораженная. Человек, лежавший на кровати, был опутан таким количеством трубок и устройств, что я даже не знала, как начать его вызволение. Времени было мало, поэтому шепотом извиняясь за причиняемую боль, я начала рвать и вытягивать все провода подряд. Его кровь оставляла пятна на моей одежде, пока я взваливала тело себе на плечо. Его запах и тепло были опьяняющими, но я быстро справилась с внезапной жаждой крови. Мои клыки ныли, как на первой охоте.
Вес не был проблемой, но я — маленькая женщина, а он — высокий. Нести его было неудобно, но что делать…
Я спустила тело вниз по лестнице, затем перенесла через закрытое кафе в сад во внутреннем дворике, где осторожно положила его под небольшой пальмой. Потом я села рядом и положила его голову себе на колени. Мои пальцы коснулись его висков.
Вы здесь? Вы пришли за мной!
Голос звучал будто издалека, я едва его слышала.
Вы хотите жить? — спросила я. — Вы знаете, что я — вампир. Если захотите, я попытаюсь вас изменить. Хорошо подумайте, прежде чем сделать выбор.
В последовавшей за этим долгой тишине я упорно боролась с собой, чтобы не вонзить клыки в его плоть. Никогда раньше я настолько не возбуждалась от аромата крови! Но я не собиралась кусать его без разрешения. Он должен был сам принять решение.
Я думал, что должен быть из Валахии, — наконец услышала я его мысль.
Вы частично венгр. Есть шанс, что вы изменитесь.
Это зависит от того, были ли мои бабушки изнасилованы нужным видом оккупантов?
В значительной степени, — ответила я.
Иначе я умру, не так ли?
Да, — подтвердила я, — но это не значит, что вы должны захотеть стать кровопийцей и лунатиком, изгнанным из мира дневного света.
В действительности быть вампиром не так плохо, но есть некоторые трудности. Вампирский образ жизни не должен быть овеян романтическим ореолом для потенциальных новичков. Независимо от того, насколько вы хотите разделить с ними гроб.
Я могу остаться с вами, если изменюсь?
Мое сердце ликовало от этого вопроса. И — о, как болели мои клыки! Да, — сказала я, — настолько, насколько захотите. Можно и навсегда.
Навсегда — мне нравится, как это звучит. Сделайте это!
Помните, может и не получиться, предупредила я. Это…
Заткнись и укуси меня!
Я не могла с ним спорить и сделала это.
За все годы моего потребления «качественного материала» у меня никогда не было такого экстаза! Не сосчитать, сколько оргазмов меня сотрясло, прежде чем каждая капля его крови попала внутрь.
Я не должна была делить с ним свою кровь. Определенный фермент в моей слюне передавался ему с укусом, и он вызвал бы изменение, если бы оно было возможно. Но на всякий случай я укусила себя за запястье и влила несколько капель своей крови ему в рот. Не то чтобы он мог глотать… Выбор был такой: или он поправится, или мне придется избавляться от его тела, чтобы никто не заметил отметин на горле.
Я не хотела думать о последнем варианте, о том, что он когда-нибудь умрет. Я держала его обмякшее тело и чувствовала, что оно становится все более тяжелым и холодным, нервничала и плакала дикими кровавыми слезами вампира. Я не знаю, как долго это продолжалось. Но достаточно, чтобы я стала окончательно убитой горем. И достаточно долго, чтобы до восхода солнца оставалось всего час или два.
С приближением дневного света возникает чувство почти физического давления на кожу. Обычно в этот момент я начинаю думать об укрытии. Однако на этот раз я поклялась остаться здесь и позволить солнцу забрать меня, если он не придет в себя. Перспектива стать пеплом, развеянным по ветру, меня не пугала. Может, наши пеплы в итоге смешаются?
— Сентиментально, не так ли?
Я услышала мысль, но потребовалось время, чтобы я вышла из горестного забвения и поняла, что голос звучит не в моем воображении.
— Вы живы!
Не кричи. У меня будто похмелье. Это неправильно. Болит горло. Хочется пить. И во рту странный медный привкус.
— Это моя кровь. Вы живы, — повторила я, шепча эти слова прямо ему в ухо и помогая сесть. — И вы — вампир.
— Значит, моих бабушек изнасиловали правильные казаки!
Его голос напоминал хриплое карканье, но это был самый прекрасный звук, который я когда-либо слышала. Он с трудом поднялся и настаивал на том, чтобы подать мне руку и помочь встать. Живой или мертвый, он всегда был джентльменом! Когда я поднялась, его руки обвили меня. Он был слаб, и на самом деле я поддерживала его, пока мы обнимались.
— Мы могли бы всегда так танцевать, — сказал он.
Я романтично вздохнула. «Могли бы, — подумала я, посмотрев вокруг, — если бы солнце не всходило. Нам пора уходить».
Он погладил меня по щеке и посмотрел на меня своим новым ночным взором:
— Вы столь же красивы, как и во сне, моя Стелла. Спасибо, что спасли меня и за то, что будете со мной сейчас и всегда!
Существует единственный способ, которым девочка может ответить на подобные слова. Я поцеловала его, и он вернул мне поцелуй. Это было реально и глубоко, лучше любого сна.
Через некоторое время он поднял голову и зашелся в частом сухом кашле:
— Извини! Хочется пить.
Я обняла его за талию и помогла дойти до двери сада.
— Я знаю только одно место, где мы можем получить пиво. Теперь, изменившись, вы можете найти его самостоятельно, — сказала я.
— Я бы лучше пошел вместе с вами, — ответил он.
Вы понятия не имеете, что это значило для меня!
Тиана встретила нас у кафе и вывела своим секретным путем из больницы, подальше от толпы. Он заметил суету, когда мы уезжали, и мы оба вжались в сиденье автомобиля Тианы.
— Не представляете, как я рад оставить эру знаменитости своей жизни позади, — признался он.
— Вы будете скучать по игре, — ответила я.
— Я буду искать способ вернуться к этому. Кстати, вампиры работают? Мне нужна работа? — поинтересовался он.
— Я — магнат в сфере недвижимости. Пока что вы можете жить за мой счет. Подождите… — Я вспомнила Антона. — Место, куда мы направляемся, называется клуб «Альгамбра», там нужен бармен. Я знаю владельца. Это я. Если вам, конечно, интересно…
Мы плотно прижимались друг к другу, но ему удалось притянуть меня еще ближе.
— В этом клубе есть танцпол?
Я засмеялась, счастливая как никогда.
— Будет, когда сделаем. Если вы этого хотите, — пообещала я.
— Танцевать и быть с вами — это все, чего я когда-либо хотел.
— Я тоже. — Я совсем по-девчоночьи хихикнула. — Думаю, что это — настоящая…
— Голливудская концовка, — закончил он мою мысль.
Ему не нужно было быть экстрасенсом, чтобы знать, о чем я думаю.
Перевод К. Федоровой
Дина Джеймс
Умри
Музыка была слышна даже здесь, на улице.
Миклош замедлил шаг, а взгляд его пронзительно-голубых глаз устремился на вывеску, которая красовалась над дверью.
«Кол и чеснок».
Уголки его рта дрогнули в саркастической, едва заметной усмешке. Усмешка эта превратилась в откровенную веселую ухмылку, когда Миклош разглядел на двери кабачка написанное от руки объявление. Находилось оно внизу, почти у самого тротуара, и заметить его можно было, лишь зная о нем и выискивая именно его.
«Внизу расположено логово вампиров».
Да неужели? Кто бы мог подумать!
Миклош вскинул брови, и взгляд его снова переместился на вывеску над входом в заведение, выполненную целиком и полностью в вампирском стиле.
Он раздумывал, не спуститься ли вниз, просто смеха ради: там, где люди изображают вампиров, всегда есть шанс позабавиться, не говоря уж о том, чтобы наскоро… перекусить.
Если бы только эти люди понимали, что представляют собой те, кем они так жаждут побывать. Чистый разум в смертном облике. Плоть без души. Ненасытные паразиты, принужденные кормиться кровью тех, от кого откололись, запродав свои души за бессмертие.
Вампиров недаром называют «прóклятыми».
Миклош был не в настроении развлекаться, и, презрев зыбкую перспективу вечерней забавы, он уже собирался пройти мимо кабачка, когда внимание его привлекло кое-что другое.
Запах.
Лондонский Сохо изобилует запахами. Любыми. И влекущими, и отвратительно-отталкивающими.
Но этот…
Миклош закрыл глаза и глубоко вдохнул.
Запах окатил его волной, омыл, словно горячая вода ванны, которую он принимал, когда еще был живым.
Глаза Миклоша открылись как раз вовремя, чтобы перехватить мимолетный взгляд женщины, прошедшей мимо него к стеклянной двери в вампирский кабачок.
Смертной женщины.
В сопровождении смертного мужчины.
Она торопливо отвела глаза, как будто не хотела, чтобы ее разглядывали. Или же просто не хотела, чтобы кто-то видел, как она входит в это нелепое «вампирское логово».
При этой мысли Миклош едва не рассмеялся.
Женщина, однако, тут же оглянулась, и, когда их взгляды встретились, Миклоша будто ударили.
Ошеломительно. Да, именно это слово.
Не то чтобы женщина была хороша собой или, по его мнению, физически привлекательна.
Она его просто ошеломила.
Как странно! Глаза ее сами по себе были воплощением вызова, не говоря уж о взгляде, которым она одарила Миклоша. Темно-карие глаза требовали, чтобы он оставил ее в покое, и в то же время умоляли: «Спаси меня!»
Миклош услыхал эти слова так явственно, словно женщина произнесла их вслух.
Она не отрывала глаз от него до тех пор, пока у нее была такая возможность, а затем спустилась вниз, в кабачок.