Стимулом к активному функционированию человека являются желания. Человек реализует их с помощью силы, которая называется волей3; воля, собственно, и есть способность приводить в исполнение свои желания. Воля в
3 Представление о воле как о силе (а не как об органе) заимствовано нами из давней, но очень интересной работы [9: 56—60], посвященной "лексике воли". Однако в некоторых существенных деталях наша картина "воли" отличается от предложенной Ю. К. Щегловым. У Ю. К. Щеглова есть понятие "аппарата воли", который состоит из разума, чувств, собственно воли и других органов, выполняющих некую программу поведения. Нам представляется, что скорее имеет место обратное соотношение: воля входит в "аппарат разума" (если, конечно, пользоваться этой метафорой). Кроме того, в картине, нарисованной Ю. К. Щегловым, не упоминается совесть, хотя она тоже принимает участие в формировании поведения человека как моральный регулятор.
Образ человека по данным языка: попытка системного описания
==353
русской языковой картине ассоциируется с твердостью, натиском, непреклонностью, может быть, даже агрессивностью; ср. сила воли, сильная <железная> воля, непреклонная <несгибаемая, непоколебимая> воля, всесокрушающая воля, воля к победе <к жизни, к подвигу>, волевой напор, волевой человек, сильная личность (человек, воля которого настолько сильна, что он может переломить ход событий).
Желания могут быть как разумными и моральными, так неразумными и аморальными: воля сама по себе вне морали, она может быть и доброй и злой. Поэтому действие воли уравновешивается в человеке действием другой силы, которая называется совестью. Если желания и воля являются инициаторами деятельности человека, то совесть в русской языковой картине мира мыслится как нравственный тормоз, блокирующий реализацию его аморальных желаний или побуждений. Ср. Совесть не позволяет <совестно> (делать что-л.), Если у него есть хоть капля совести, он этого не сделает, Совесть восстает (против чего-л.).
Вообще говоря, совесть, в отличие от воли, мыслится не только в образе силы, пусть потенциальной (т. е. способности). Она одновременно представляется и как некое существо внутри человека. Это — строгий внутренний судья (ср. отвечать за что-л. перед своей совестью, быть чистым перед собственной совестью), всегда нацеленный на добро, обладающий врожденным безошибочным чувством высшей справедливости -и дающий человеку предписания (ср. голос совести, веление совести), непосредственно опирающиеся на представление о том, что в данной ситуации есть подлинное добро.
Как всякий судья, совесть может наказывать или миловать. Если человек слышит голос совести, прислушивается к нему, поступает по совести <как подсказывает совестъ>, то наградой ему является спокойная <чистая> совесть. Если же он не слышит голоса совести, в угоду желаниям заглушает его в себе, поступает против совести, тогда совесть его наказывает: она его мучит <не дает покоя, терзает, гложет>, неправильный поступок лежит тяжелым грузом на его совести, он испытывает угрызения <муки> совести и т. п. Совесть — начало неистребимое, и если человеку удается заглушить в себе ее голос, то через некоторое время она снова может проснуться <пробудиться> и заговорить в нем.
Замечательным свойством этого внутреннего судьи является его полнейшая беспристрастность: всем без исключения людям в одинаковых ситуациях совесть диктует одно и то же, единственно справедливое, решение. Этот внутренний голос парадоксальным образом оказывается и общим достоянием людей. Именно поэтому мы можем считать какого-то человека, известного своим нравственным бесстрашием, нашей совестью. По той же причине мы можем взывать к совести другого человека: мы делаем это в уверенности, что в конечном счете он руководствуется теми же нравственными истинами, что и мы. Совесть, таким образом, выводит мировосприятие человека за пределы его
12—3
==354
Часть II. Проблемы синонимии и словаря синонимов
собственных интересов и заставляет его взвешивать свои действия и действия других людей на весах высшей справедливости4.
Из сказанного следует, что совесть выступает как объединяющее и альтруистическое начало, между тем как воля — начало скорее обосабливающее, эгоистическое и капризное; ср. своеволие, волею судеб (~ 'по прихоти случая'), а также воля 2 (~ 'свобода, основывающаяся только на собственной воле'). С другой стороны, совесть — менее активное начало, чем воля. Она лишена того напора, который есть у воли. Поэтому-то и можно заглушить ее голос и пойти на сделку с ней.
Итак, главная функция воли — креативная, деятельная, а главная функция совести — сдерживающая, блокирующая. Разумеется, действуя по приказам сознания, воля может использоваться человеком и как тормозное или блокирующее устройство, с помощью которого человек сдерживает свои неразумные желания. С другой стороны, совесть может действовать как нравственный стимул, подталкивающий человека к активной защите справедливости, независимо от того, где он видит ее нарушение — в своих собственных мыслях и поступках или в мыслях и поступках других людей. Однако это — вторичные функции воли и совести.
Интересна асимметрия этих двух начал: добра в человеке, в соответствии с русской языковой картиной, в целом больше, чем зла, потому что по другую сторону от нейтральной воли нет антагонистичного совести злого начала.
4 Предложенная нами реконструкция, дающая целостный образ совести, основана исключительно на данных языка. Этот наивно-языковой образ оказывается неожиданно близким к понятию совести, развиваемому в русской религиозной философии. Ср. "Наряду со всем тем, что человек сам хочет и может, наряду со всеми стремлениями, вытекающими из эмпирической природы человека и ее составляющими, на человека действует идеальная сила должного, голос совести — призыв, который он испытывает как исходящий из высшей, превосходящей его эмпирическую природу и ее преобразующей инстанции; и только в исполнении этого призыва, в выхождении за пределы своего эмпирического существа, человек видит подлинное осуществление своего назначения, своего истинного внутреннего существа" [28: 331—332]. Ср. принципиально иную реконструкцию концепта 'совести', по данным языка и художественных текстов, в [1: 95—97]: "представление о совести как о когтистом и острозубом существе, находящемся во вражде с желаниями и чувствами человека", "маленький грызун", образ совести как "докучного собеседника", "образ совести как врага, преследователя и мучителя человека", "представление о совести как о некоторой поверхности, своего рода tabula rasa", со следующим выводом: "Очевидно, что сочетаемость слова совесть не моделируется на основе целостного представления. Она возникает путем объединения и скрещивания ряда несовместимых с точки зрения естественных законов мироздания образов" (с. 97). Отметим национальную специфичность концепта совести. Похожий концепт есть в немецком языке (Gewissen), но, например, не в английском или французском: conscience обозначает нечто среднее между 'совестью' и 'сознательностью'.
Образ человека по данным языка: попытка системного описания
==355