1821-1827 г.
Озеро. -- Вечерняя Звезда. -- Сон. Эти три стихотворения впервые напечатаны в изд. 1827 г. и позднейшим переделкам не подвергались.
Гимн Гармодию и Аристогетону. Тоже. Стихотворение имеет в подлиннике подзаголовок "Перевод с греческого". В действительности, это -- совершенно свободная обработка античной темы, и только первый образ (в первом стихе) заимствован из одного древне-греческого текста, коего сохранилось всего 4 строки. Напомним, что Эдг. По хорошо был знаком с классическими языками, любил цитировать античных писателей, и их влияние сказывается на его творчестве.
Имитация. Заглавие в подлиннике -- "Imitation", т.-е., буквально, "Подражание". Несомненно, однако, что Эдг. По не "подражает" в этих стихах никакому литературному образцу. Позднее, несколько строк этого стихотворения использовано автором для поэмы "Прежняя жизнь предо мной", включенной в изд. 1829 г.
Духи смерти. Стихи, проявляющие уже все своеобразие поэзии. Эдг. По, были потом, без изменений, повторены в изд. 1829 г.
Песня. Я помню: ты... Стихи, не перепечатанные в изд. 1829 г. В композиции стихотворения, в намеке "могла ты"... и т. под. уже есть характерные черты поэзии Эдг. По. До некоторой степени "Песня" является прототипом будущей "Свадебной баллады" 1837 г.
Счастливейший день. Стихи, не перепечатанные в изд. 1829 г. Стихотворение, несомненно, -- слабое, но заслуживающее внимание в биографическом отношении: в нем отразился горький жизненный опыт 18-летнего юноши. По техническим особенностям подлинника, перевод на русский язык не может быть точным. Перевод, помещенный в тексте, сделан другим размером, нежели стих подлинника.
1828-1829 г.
Введение. Впервые появилось в изд. 1829 г. под заглавием "Introduction", на первом месте. Перепечатано в изд. 1831 г. под заглавием "Romance" ("Романс"), с значительным сокращением, как и перепечатывается в новых изданиях. Эта завершительная редакция состоит всего из двух строф:
Романс
Романс ты любишь петь, качаясь,
Глаза закрыв, крылья смежив,
В зеленых ветках старых ив,
Что спят, над озером склоняясь.
Мне был знаком тот мирный край,
Где жил ты, пестрый попугай!
Ты азбуке учил ребенка,
Твой голос повторял я звонко,
Блуждая в чаще без конца,
Дитя с глазами мудреца.
Но ныне вечный Кондор лет
Все небо потрясает властно
Шумящей бурей гроз и бед;
Под твердью мрачной и ненастной
Во мне беспечных звуков нет.
А если сронит в день спокойный
Он в сердце мне прозрачный пух,
Я нежно петь не смею вслух,
В моих руках нет лиры стройной:
Я знаю, что душа должна
Созвучной быть с тобой, струна!
Сонет к науке. Впервые появился в изд. 1829 г. и перепечатан в изд. 1831 г. без изменений.
Прежняя жизнь предо мной. Напечатано в изд. 1829 г. под заглавием "Имитация К***" (Imitation, т.-с. Подражание). Часть стихотворения повторяет, с некоторыми видоизменениями, стихи из поэмы, озаглавленной "Имитация" в изд. 1827 г. (стихи 9--16). Другая часть (ст. 17--22) была позднее включена в стихотворение "Сон во сне", напечатанное в 1849 г.
Мечты. Впервые появилось в изд. 1829 г.
Мне в юности... Впервые напечатано в изд. 1829 г. Подлинник написан правильными рифмованными октавами. Мы предпочли перевод белым стихом, чтобы сохранить все уклоны мысли, так как стихотворение важнее по содержанию, чем своей формой. Науки дней былых (ср. "Ворон") -- астрология; спавший сном косным вдруг дрожит -- лунатик. Вопрос о влиянии луны на нервную систему человека до сих лор не вполне разрешен наукой.
Страна фей. Впервые появилось в изд. 1829 г.; в совершенно переработанном виде вошло в изд. 1831 г., см. дальше.
Альбомные стихи. Впервые напечатаны в изд. 1829 г.
1830-1831 г.
К Елене. Впервые напечатано в изд. 1831 г. Стихотворение вспоминает Елену Стандарт, которую Эдгар По знал, будучи учеником Академии в Ричмонде. Это была одна из немногих женщин, обративших внимание на сироту-Эдгара и приласкавших его. Елена Стандарт вскоре умерла (в припадке психического расстройства); Эдгар По, ряд месяцев, ежедневно приходил на ее могилу. Позднейшие стихи Э. По "К Елене" обращены к поэтессе Елене Уитман. В переводе стихи 7-й и 8-й переданы четырьмя стихами, почему 2-ая строфа в переводе имеет 7 стихов вместо 5.
Долина Ниса. Впервые появилось в изд. 1831 г.; в переработанном виде вошло изд. 1845 г. под заглавием "Беспокойная Долина", см. дальше.
Страна фей. См. 1828--1829 г. под тем же заглавием.
Осужденный город. Впервые появилось в изд. 1831 г.; в несколько сокращенном и измененном виде вошло в изд. 1845 г., см. дальше.
Айрина. Впервые появилось в изд. 1831 г. и перепечатано в "Literary Messenger", май 1836 г.; в переработанном виде, под заглавием "Спящая", появилось в "Broadway Journal", май 1845 г., и вошла в изд. 1845 г.; см. дальше. В переводе, чтобы полнее передать подлинник, добавлено 2 стиха, 5-ый и 6-ой с конца, которые, впрочем, могут быть и опущены без нарушения связи мыслей и строения формы.
Пэан. Впервые появилось в изд. 1831 г.; в переработанном виде, под заглавием "Линор", помещено в "Pionner" 1842 г.; см. дальше.
1833 г.
Колисей. Впервые напечатано в "Saturday Visitor" 1832 г. в Балтиморе; перепечатано в "Southern Literary Messenger" 1835 г. с пометкой "премированная поэма". Поэме, действительно, была присуждена I-я премия на конкурсе, который был организован журналом, но Эдг. По не получил премии, так как ему же, на том же конкурсе, была присуждена I-я премия за рассказ ("Манускрипт, найденный в бутылке"). Может быть "Колисей" -- отрывок из драмы "Полициано", оставшейся незаконченной.
1835 г.
Одной в раю. Впервые появилось в тексте рассказа "Визионер" (позднее переименованного в "Свидание") в 1835 г.; в переработанном виде появилось в "Gentleman's Magazine", в июле 1839 г., под заглавием "К Ианте на небесах"; под нынешним заглавием вошло в изд. 1845 г. В переводе дана ранняя редакция поэмы: в позднейшей опущена последняя строфа.
Гимн. Впервые появилось, в составе рассказа "Морелла", в "Southern Literary Messenger", в апреле 1835 г.; в переработанной редакции, под заглавием "Гимн", появилось отдельно в "Broadway Journal" в августе 1845 г. и вошло в изд. 1845 г. Перевод дает позднейшую редакцию.
К Марии. Впервые появилось в "Southern Literary Messenger", в июле 1835 г., под заглавием "К Марии"; с некоторыми изменениями перепечатано в "Graham's Magazine", в марте 1842 г., под заглавием "К той, которая ушла"; с новыми изменениями перепечатано в "Broadway Journal", в апреле 1845 г., под заглавием "К Ф." т. е. к Френсис Сарджент Осгуд, о которой см. дальше, 1845 г. Перевод дает последнюю редакцию стихотворения (т. е. 1845 г.).
В альбом. Впервые появилось в "Southern Literary Messenger", в сентябре 1835 г., под заглавием "В альбом" (точнее: "Стихи, написанные в альбом"), причем стихи были обращены к Елизе Уайт, дочери издателя журнала; с небольшими изменениями перепечатано в "Gentleman's Magazine", в августе 1839 г., под заглавием "К..."; вновь перепечатано в "Broadway Journal", в сентябре 1845 г., под заглавием "К Френсис Сарджент Осгуд", как ответ на ее стихи к Эдгару По, и вошло в изд. 1845 г. О Фр. С. Осгуд см. дальше, 1845 г. Перевод дает последнюю редакцию стихотворения.
1836 г.
Израфели. Впервые напечатано в 1836 г.
1837 г.
К Занте. Впервые напечатано в "Southern Literary Messenger", в январе 1837 г.; перепечатано в изд. 1845 г.
Свадебная баллада. Впервые напечатано в "Southern Literary Messenger", январь 1837 г. (написано, вероятно, много раньше). Перепечатано в "Broadway Journal", август 1845 г., и в изд. 1845 г. В этой завершительной редакции сделано существенное изменение: выпущена вся 3-я строфа, так что в позднейших изд. баллада состоит только из четырех строф. Это, несомненно, усиливает художественность впечатления, но делает стихотворение не вполне ясным: слишком многое читатель должен угадать. Сохранилось известие, что стихи производили потрясающее впечатление в чтении самого Эдг. По. Баллада была несколько раз положена на музыку и часто исполнялась в концертах.
1838 г.
Непокойный замок. Впервые появилось в "American Museum", в апреле 1838 г.; позднее включено в состав рассказа "Падение дома Эшер" (1839 г.); отдельно перепечатано в изд. 1845 г.
Червь победитель. Впервые появилось в "American Museum", в сентябре 1838 г.; позднее включено в состав рассказа "Лигейя"; отдельно перепечатано в "Graham's Magazine", в январе 1843 г.; позднее перепечатано в изд. 1845 г. При перепечатках в поэму вносились автором различные поправки; перевод дает последнюю редакцию поэмы.
1840 г.
Молчание. Впервые появилось в "Gentleman's Magazine", в апреле 1840 г.; перепечатано в изд. 1845 г. В подлиннике, как и в переводе, 15 стихов, так что форма сонета не выдержана ("сонет с кодой").
1842 г.
Линор. См. выше "Пэан" 1831 г.
1844 г.
Страна снов. Впервые напечатано в "Graham's Magazine", в июне 1844 г.; перепечатано в изд. 1845 г.
Ворон. Поэма была написана осенью 1844 г.; Эдг. По долго предлагал ее разным журналам, но безуспешно; впервые она была напечатана в "Evening Mirror", 20 января 1845 г.; позднее перепечатана в изд. 1845 г., в его повторениях и многих других. Эта поэма сразу получила огромную популярность, и Эдгара По стали называть "певцом Ворона". По другим известиям наброски "Ворона" восходят еще в 1843 или даже 1842 г.
1845 г.
Спящая. См. 1830--1831 г., "Айрина".
Юлэлей. Впервые напечатано в "American Review", в июле 1845 г.; перепечатано в изд. 1845 г.
Город на море. Напечатано в изд. 1845 г. См. 1830--1831 г., "Осужденный город".
Беспокойная долина. То же. См. 1830--1831 г., "Долина Ниса".
Френсис Сарджент Осгуд. В журналах 1845 г. напечатано Эдгаром По (и перепечатано в изд. 1845 г.) два стихотворения, обращенные к Френсис Сарджент Осгуд, одно с ее полным именем, другое под заглавием "К Ф." Оба являются переделкой стихов, напечатанных еще в 1835 г., где и см. их, обращенных тогда к другим лицам. Фр. Сарджент Осгуд была женой художника, сама писала статьи и стихи; о последних Эдг. По отзывался в печати благосклонно. Личное их знакомство относится к 1845 г., к эпохе после появления "Ворона". Стихи с полным именем г-жи Осгуд были напечатаны, как ответ на ее послание в стихах к Эдгару По, напечатанное в "Broadway Journal".
К Ф. См. предыдущее.
1846 г.
Валентина. Написано в начале 1846 г. Читая 1-ю букву 1-го стиха, 2-ю -- 2-го, 3-ю -- 3-го и т. д., получаем имя: Френсис Сарджент Осгуд, о которой см. выше, 1845 г.
1847 г.
Юлалюм. Написано осенью 1847 г.; напечатано в "American Review", в декабре 1847 г., без подписи автора. В рукописи имелась еще одна, заключительная, строфа, откинутая Эдгаром По по совету г-жи Уитман:
Мы вскричали ль -- мы двое: -- "Что ж это?
Иль ведьмы в Уирских лесах,
Ведьмы, с сердцем, полным привета,
Чтоб закрыть нам дорогу в лесах,
Оградить нас от тайны в кустах,
Смели вызвать духов планеты
Из пределов Луны в небесах,
Духов ярко-преступной планеты
Из Эреба душ в небесах!"
Энигма. Эти стихи были посланы в письме к С. А. Лиуйс, в ноябре 1847 г., напечатаны в "Union Magazine", в марте 1848 г. Складывая буквы, как в стихотворении "Валентина", получаем имя Сарра Анна Лиуйс (Sarah Anna Lewis). То была писательница, сблизившаяся с Эдг. По в последние годы его жизни и, вместе с несколькими друзьями, помогавшая несчастному поэту. Эдг. По называл ее Стелла.
К Марии-Луизе Шю. Написано в 1847 г., точнее дата неизвестна. В посмертном собрании соч. Эдг. По стихи ошибочно были отнесены к числу юношеских. С Марией-Луизой Шю Эдгар По встретился в 1846 г.; заботы и влияние ее во многом облегчили тяжелую жизнь поэта и его умиравшей жены.
1848 г.
Звон. Набросано впервые летом 1848 г. у Марии-Луизы Шю (о которой см. выше); переделано осенью того же года и послано Эдгаром По в журнал, который не напечатал поэмы; новая обработка, февраля 1849 г., тоже не была принята редакциями журналов; наконец, третья обработка, мая 1849 г., была напечатана в "Union Magazine", в октябре 1849 г., т. е. в месяц смерти Эдгара По. Самая ранняя редакция поэмы (автограф ныне принадлежит Дж. Ингрэму) также была напечатана в 1849 г., по смерти Эдгара По. Перевод в тексте воспроизводит окончательную редакцию, а здесь мы даем перевод первоначального наброска:
I
Звон, ax! звон!
Звон из серебра!
О, как сказочно то пенье,
Та игра!
Пенье нежных голосов,
Голосов из серебра,
Это пенье, пенье, пенье
Бубенцов!
II
Звон, ах! звон!
Тягостный железный звон!
О, как грозны и суровы
Эти зовы,
Зов глубоких голосов.
Монотонно строгий зов!
Весь дрожу, бежать готовый,
Я под звон колоколов,
Под их зов, зов, зов!
Елене. Напечатано в "Union Magazine", в ноябре 1848 г.; написано на несколько месяцев раньше. Стихи обращены к Елене Уитман, внушившей Эдгару По его последнюю любовь.
Марии-Луизе Шю. Написано в 1848 г.; напечатано только в посмертном собрании соч. Эдг. По. О М.-Л. Шю см. выше, 1847 г.
1849 г.
Аннабель Ли. Написано в начале 1849 г.; Эдгар По послал стихи в "Union Magazine", где они появились лишь в январе 1850 г., через три месяца по смерти автора; не видя этих своих стихов в печати, Эдгар По вторично послал их в "South Literary Messenger", но и там они были помещены лишь по смерти автора, в ноябре 1849 г.; раньше всего они появились в одном некрологе Эдгара По в нью-йоркской газете "Tribune". Полагают, что стихи внушены воспоминаниями об умершей жене.
Моей матери. Написано в начале 1849 г.; Эдгар По послал стихи в "Flag of our Union", но этот журнал вскоре прекратился; впервые стихи появились в "Leaflet of Memory", в 1850 г. Стихи обращены к Марии Клемм, тетке поэта и матери его жены Виргинии. Мария Клемм, действительно, была истинной матерью поэту.
К Энни. Впервые напечатано в "Flag of our Union" весной 1849 г.; в виду ряда опечаток, Эдг. По напечатал эти стихи вторично в "Home Journal" 1849 г. "Энни" была молодая женщина, которая "внесла немного света в последние месяцы жизни Эдгара По"; он писал ей длинные страстные письма.
Эль-Дорадо. Впервые напечатано в "Flag of our Union", 1849 г. В переводе сохранена особенность подлинника: разделение одного слова между двумя стихами (более обычная в поэзии античной).
Посмертные.
Сон во сне. Время, когда написано это стихотворение, неизвестно. Некоторые стихи входили в поэму 1828--1829 г. "Прежняя жизнь предо мной", другие -- в обработку поэмы "Тамерлан" 1831 г.; девять первых стихов были посланы Эдг. По, в 1849 г., в письме, под заглавием "К Энни". Впервые напечатано в посмертном собр. соч. Эдгара По.
Леонени. Впервые напечатано в 1904 г.; написано, вероятно, в 1849 г.
Поэмы.
Тамерлан. Впервые появилось в изд. 1827 г.; со значительными переделками перепечатано в изд. 1829 г. и с новыми изменениями в изд. 1831 г. В предисловии к изд. 1827 г. Эдгар По говорит о Тамерлане: "Автор хотел показать в этой поэме, как опасно рисковать лучшими чувствами сердца, принося их на алтарь честолюбия. Он сознает, что в поэме много недостатков (помимо характера главного героя), которые он мог бы без труда, -- в чем он уверен, -- исправить; но, в отличие от своих предшественников, он слишком любит свои первые создания, чтобы их изменять или исправлять, раз они стали уже старыми." Перевод воспроизводит последнюю редакцию поэмы, во многом отличающуюся от первой. Между прочим, большие сокращения сделали неясным самое развитие сюжета.
Аль Аарааф. Впервые появилось в изд. 1829 г.; с некоторыми изменениями перепечатано в изд. 1831 г. В первой редакции поэме был предпослан сонет "К науке". Кроме того поэма начиналась следующим 29 стихами, позднее замененными:
Звезда мечты!
Светила ты
Мне долгой ночью лета.
Склонясь к ручью,
Я жизнь твою
Теперь пою, --
Ты ж с высоты
В стихи влей брызги света.
В тебе нет наших зол, и ты --
Вся красота, и все цветы,
Что есть в любви, что есть в садах,
В садах пленительной мечты,
Где девы дремлют на цветах,
Где с гор черкесских ветер посребрениый
На ложе из фиалок никнет, сонный.
О, мало, мало на тебе
Подобного земной судьбе!
Здесь взоры Красоты прекрасней
Всех, даже той, кто всех несчастней.
Здесь в далях вечно реют песни,
Что всех грустней и всех чудесней.
Пускай сердца стареют, -- звон
Так постепенно заглушен,
Что, словно раковины шум,
Он эхо длит в восторге дум.
Твоих печалей символ -- лист
Спадающий, светл и лучист;
Скорбь на тебе -- свята, и более:
В ней даже нет и меланхолии!
Перевод воспроизводит последнюю редакцию поэмы. Однако в переводе допущены некоторые отступления от текста подлинника. Во-первых, в переводе поэма разделена на три части, тогда как в оригинале -- только на две (III-я часть перевода непосредственно следует за II-й), Во-вторых, в переводе, для ясности, введены подзаголовки: "Гимн Несэси", "Рассказ Энджело" и т. д. В-третьих, перевод заключительных стихов (последних 20) передает только общую идею оригинала, как ее понимает переводчик, ибо точная передача английского текста оставила бы многое слишком неясным; перевод этого места поэмы, вероятно, всегда будет переходить в толкование. В-четвертых, часть примечаний Эдгара По, в которых юный поэт желал блеснуть своей эрудицией, выпущена или сокращена, а именно: примечание о "школе гуманитариев" продолжается ссылками на Мильтона, сообщением о секте антропоморфистов и т. под.; примечание о рае и аде (конец II части перевода) продолжается цитатой из испанского поэта Луиса Понса де Леон; в одном примечании обсуждается ритм стиха, в других приводятся еще параллели из Мильтона, и т. д. В том же примечании, где приведены испанские стихи, автор неожиданно излагает идею всей поэмы в следующих словах: "Грусть не исключена из мира Аль Аараафа, но это та печаль, которую живые сохраняют по умершим и которая для некоторых подобна опьянению от опиума. Страстное возбуждение любовью и та легковесность духа, которая является следствием такой отравы, суть наименее здоровые радости Аль Аараафа. Наказание за них и есть завершительная гибель всего населения звезды и уничтожение для душ, избравших ее своим местопребыванием после смерти."
В свое время поэма прошла незамеченной, как и вообще сборники 1829 и 1831 г., хотя в "Аль Аарааф" сказываются уже все характерные черты поэзии Эдгара По. В 1846 г., уже после успеха "Ворона", Эдгар По имел неосторожность объявить в Бостоне, на 16 октября, вечер, на котором хотел прочесть свою новую поэму. К назначенному сроку билеты на вечер были проданы, но новой поэмы написано не было. В отчаянии поэт просил г-жу Осгуд написать стихи вместо него; та, конечно, отказалась. Тогда Эдгар По прочел "Аль Аарааф", поэму, никому тогда не известную. Но бостонской публикой она была встречена более, чем холодно. Во время самого чтения большая часть слушателей покинула зал.
Эдгар Аллан По
поэма
«Ворон»
| Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой, Над старинными томами я склонялся в полусне, Грезам странным отдавался, — вдруг неясный звук раздался, Будто кто-то постучался — постучался в дверь ко мне. «Это, верно, — прошептал я, — гость в полночной тишине, Гость стучится в дверь ко мне». Ясно помню… Ожиданье… Поздней осени рыданья… И в камине очертанья тускло тлеющих углей… О, как жаждал я рассвета, как я тщетно ждал ответа На страданье без привета, на вопрос о ней, о ней — О Леноре, что блистала ярче всех земных огней, — О светиле прежних дней. И завес пурпурных трепет издавал как будто лепет, Трепет, лепет, наполнявший темным чувством сердце мне. Непонятный страх смиряя, встал я с места, повторяя: «Это только гость, блуждая, постучался в дверь ко мне, Поздний гость приюта просит в полуночной тишине — Гость стучится в дверь ко мне». Подавив свои сомненья, победивши опасенья, Я сказал: «Не осудите замедленья моего! Этой полночью ненастной я вздремнул, — и стук неясный Слишком тих был, стук неясный, — и не слышал я его, Я не слышал…» Тут раскрыл я дверь жилища моего: Тьма — и больше ничего. Взор застыл, во тьме стесненный, и стоял я изумленный, Снам отдавшись, недоступным на земле ни для кого; Но как прежде ночь молчала, тьма душе не отвечала, Лишь — «Ленора!» — прозвучало имя солнца моего, — Это я шепнул, и эхо повторило вновь его, — Эхо – больше ничего. Вновь я в комнату вернулся — обернулся — содрогнулся, — Стук раздался, но слышнее, чем звучал он до того. «Верно, что-нибудь сломилось, что-нибудь пошевелилось, Там, за ставнями, забилось у окошка моего, Это — ветер, — усмирю я трепет сердца моего, — Ветер – больше ничего». Я толкнул окно с решеткой, — тотчас важною походкой Из-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон старых дней, Не склонился он учтиво, но, как лорд, вошел спесиво И, взмахнув крылом лениво, в пышной важности своей Он взлетел на бюст Паллады, что над дверью был моей, Он взлетел — и сел над ней. От печали я очнулся и невольно усмехнулся, Видя важность этой птицы, жившей долгие года. «Твой хохол ощипан славно, и глядишь ты презабавно, — Я промолвил, — но скажи мне: в царстве тьмы, где ночь всегда, Как ты звался, гордый Ворон, там, где ночь царит всегда?» Молвил Ворон: «Никогда». Птица ясно отвечала, и хоть смысла было мало. Подивился я всем сердцем на ответ ее тогда. Да и кто не подивится, кто с такой мечтой сроднится, Кто поверить согласится, чтобы где-нибудь, когда — Сел над дверью говорящий без запинки, без труда Ворон с кличкой: «Никогда». И взирая так сурово, лишь одно твердил он слово, Точно всю он душу вылил в этом слове «Никогда», И крылами не взмахнул он, и пером не шевельнул он, — Я шепнул: «Друзья сокрылись вот уж многие года, Завтра он меня покинет, как надежды, навсегда». Ворон молвил: «Никогда». Услыхав ответ удачный, вздрогнул я в тревоге мрачной. «Верно, был он, — я подумал, — у того, чья жизнь — Беда, У страдальца, чьи мученья возрастали, как теченье Рек весной, чье отреченье от Надежды навсегда В песне вылилось о счастьи, что, погибнув навсегда, Вновь не вспыхнет никогда». Но, от скорби отдыхая, улыбаясь и вздыхая, Кресло я свое придвинул против Ворона тогда, И, склонясь на бархат нежный, я фантазии безбрежной Отдался душой мятежной: «Это — Ворон, Ворон, да. Но о чем твердит зловещий этим черным «Никогда», Страшным криком: «Никогда»». Я сидел, догадок полный и задумчиво-безмолвный, Взоры птицы жгли мне сердце, как огнистая звезда, И с печалью запоздалой головой своей усталой Я прильнул к подушке алой, и подумал я тогда: Я — один, на бархат алый — та, кого любил всегда, Не прильнет уж никогда. Но постой: вокруг темнеет, и как будто кто-то веет, — То с кадильницей небесной серафим пришел сюда? В миг неясный упоенья я вскричал: «Прости, мученье, Это Бог послал забвенье о Леноре навсегда, — Пей, о, пей скорей забвенье о Леноре навсегда!» Каркнул Ворон: «Никогда». И вскричал я в скорби страстной: «Птица ты — иль дух ужасный, Искусителем ли послан, иль грозой прибит сюда, — Ты пророк неустрашимый! В край печальный, нелюдимый, В край, Тоскою одержимый, ты пришел ко мне сюда! О, скажи, найду ль забвенье, — я молю, скажи, когда?» Каркнул Ворон: «Никогда». «Ты пророк, — вскричал я, — вещий! Птица ты — иль дух зловещий, Этим небом, что над нами, — богом, скрытым навсегда, — Заклинаю, умоляя, мне сказать — в пределах Рая Мне откроется ль святая, что средь ангелов всегда, Та, которую Ленорой в небесах зовут всегда?» Каркнул Ворон: «Никогда». И воскликнул я, вставая: «Прочь отсюда, птица злая! Ты из царства тьмы и бури, — уходи опять туда, Не хочу я лжи позорной, лжи, как эти перья, черной, Удались же, дух упорный! Быть хочу — один всегда! Вынь свой жесткий клюв из сердца моего, где скорбь — всегда!» Каркнул Ворон: «Никогда». И сидит, сидит зловещий Ворон черный, Ворон вещий, С бюста бледного Паллады не умчится никуда. Он глядит, уединенный, точно Демон полусонный, Свет струится, тень ложится, — на полу дрожит всегда. И душа моя из тени, что волнуется всегда. Не восстанет — никогда! |
Эдгар Аллан По
поэма
«Тамерлан»
| Заката сладкая услада! Отец! я не могу признать, Чтоб власть земная — разрешать Могла от правой казни ада. Куда пойду за гордость я, Что спорить нам: слова пустые! Но, что надежда для тебя То мне - желаний агония! Надежды? Да, я знаю их, Но их огонь — огня прекрасней, Святей, чем все о рае басни... Ты непоймешь надежд моих! Узнай, как жажда славных дел Доводит до позора. С детства (О, горе! Страшное наследство!) Я славу получил в удел. Пусть пышно ею был украшен Венец на голове моей, Но было столько муки в ней, Что ад мне более не страшен. Но сердце плачет о весне, Когда цветы сияли мне; И юности рог отдаленный В моей душе, невозвратим, Поет, как чара: над твоим Небытием — звон похоронный! Я не таким был прежде. Та Корона, что виски мне сжала, Мной с бою, в знак побед, взята. Одно и то же право дало Рим — Цезарю, а мне — венец: Сознанья мощного награда, Что с целым миром спорить радо И торжествует наконец! На горных кручах я возрос. Там, по ночам, туман Таглея Кропил ребенка влагой рос; Там взрывы ветра, гулы гроз, В крылатых схватках бурно рея, Гнездились в детский шелк волос. Те росы помню я! Не спал Я, грезя под напев ненастья, Вкушая адское причастье; А молний свет был в полночь ал; И тучи рвал, и их знамёна, Как символ власти вековой, Теснились в высоте; но вой Военных труб, но буря стона Кричали в переменной мгле О буйных битвах на земле. И я, ребенок, — о, безумный! — Пьянея под стогласный бред, Свой бранный клич, свой клич побед, Вливал свой голос в хаос шумный. Когда мне вихри выли в слух И били в грудь дождем суровым, Я был безумен, слеп и глух; И мне казалось: лавром новым Меня венчать пришел народ. В громах лавины, в реве вод Я слышал, — рушатся державы, Теснятся пред царем рабы; Я слышал — пленников мольбы, Льстецов у трона хор лукавый. Лишь с той поры жестокой страстью Я болен стал, — упиться властью, А люди думали, она, Та страсть, тирану врождена. Но некто был, кто, не обманут Мной, знал тогда, когда я был Так юн, так полон страстных сил (Ведь с юностью и страсти вянут), Что сердце, твердое как медь, Способно таять и слабеть. Нет речи у меня, — такой, Чтоб выразить всю прелесть милой; С ее волшебной красотой Слова померятся ли силой? Ее черты в моих мечтах - Что тень на зыблемых листах! Так замереть над книгой знанья Запретного мне раз пришлось; Глаз жадно пил строк очертанья... Но буквы, — смысл их, — все слилось В фантазиях... — без содержанья. Она была любви достойна; Моя любовь была светла; К ней зависть — ангелов могла Ожечь в их ясности спокойной. Ее душа была — что храм, Мои надежды — фимиам Невинный и по-детски чистый, Как и сама она... К чему Я, бросив этот свет лучистый, К иным огням пошел во тьму! В любовь мы верили, вдвоем Бродя в лесах и по пустыням; Ей грудь моя была щитом; Когда же солнце в небе синем Смеялось нам, я — небеса Встречал, глядя в ее глаза. Любовь нас учит верить в чувство. Как часто, вольно, без искусства, При смехе солнца, весь в мечтах, Смеясь девической причуде, Я вдруг склонялся к нежной груди И душу изливал в слезах. И были речи бесполезны; Не упрекая, не кляня, Она сводила на меня Свой взгляд прощающий и звездный. Но в сердце, больше чем достойном Любви, страстей рождался спор, Чуть Слава, кличем беспокойным, Звала меня с уступов гор. Я жил любовью. Все, что в мире Есть, — на земле, — в волнах морей, — И в воздухе, — в безгранной шири, — Все радости, — припев скорбей (Что тоже радость), — идеальность, — И суета ночной мечты, — И, суета сует, реальность (Свет, в коем больше темноты), — Все исчезало в легком дыме, Чтоб стать, мечтой озарено, Лишь лик ее, — и имя! — имя! — Две разных вещи, — но одно! Я был честолюбив. Ты знал ли, Старик, такую страсть? О, нет! Мужик, потом не воздвигал ли Я трон полмира? Мне весь свет Дивился, — я роптал в ответ! Но, как туманы пред рассветом, Так таяли мои мечты В лучах чудесной красоты, — Пусть длиться было ей (что в этом!) Миг, — час, — иль день! Сильней, чем страсть, Гнела ее двойная власть. Раз мы взошли с ней до вершины Горы, чьи кручи и стремнины Вставали из волнистой тьмы, Как башни; созерцали мы В провалах — низкие холмы И, словно сеть, ручьи долины. Я ей о гордости и власти Там говорил, — но так, чтоб все Одним лишь из моих пристрастий Казалось. — И в глазах ее Читал я, может быть невольный, Ответ — живой, хоть безглагольный! Румянец на ее щеках Сказал: она достойна трона! И я решил, что ей корона Цветы заменит на висках. То было — мысли обольщенье! В те годы, — вспомни, мой отец, — Лишь в молодом воображеньи Носил я призрачный венец. Но там, где люди в толпы сжаты, Лев честолюбия — в цепях, Над ним с бичом закон-вожатый; Иное — между гор, в степях. Где дикость, мрачность и громадность В нем только разжигают жадность. Взгляни на Самарканд. Ведь он — Царь всей земли. Он вознесен Над городами; как солому, Рукой он держит судьбы их; Что было славой дней былых, Он разметал подобно грому. Ему подножьем — сотни стран, Ступени к трону мировому; И кто на троне? — Тамерлан! Все царства, трепетны и немы, Ждут, что их сломит великан, — Разбойник в блеске диадемы! Ты, о Любовь, ты, чей бальзам Таит целенье неземное, Спадающая в душу нам, Как дождь на луг, иссохший в зное! Ты, мимо пронося свой дар, Спаляющая как пожар! Ты, полнящая все святыни Напевами столь странных лир И дикой прелестью! — отныне Прощай: я покорил весь мир. Когда надежд орел парящий Постиг, что выше нет вершин, Он лет сдержал и взор горящий Вперил в свое гнездо у льдин. Был свет вечерний. В час заката Печаль находит на сердца: Мы жаждем пышностью богатой Дня насладиться до конца. Душе ужасен мрак тумана, Порой столь сладостный; она Внимает песню тьмы (и странно Та песнь звучит, кому слышна!). В кошмаре, так на жизнь похожем, Бежать хотим мы и не можем. Пусть эта белая луна На все кругом льет обольщенье; Ее улыбка — холодна; (Все замерло, все без движенья); И, в этот час тоски, она — Посмертное изображенье! Что наша юность? — Солнце лета. Как горестен ее закат! Уж нет вопросов без ответа, Уж не прийти мечтам назад; Жизнь вянет, как цветок, — бескровней, Бескрасочней от зноя... Что в ней! Я в дом родной вернулся, — но Чужим, пустым он стал давно. Вошел я тихо в сени дома Дверь мшистую толкнув, поник У входа, — и во тьме возник Там голос, прежде столь знакомый! О, я клянусь тебе, старик! В аду, в огне и вечной ночи, Нет, нет отчаянья жесточе! Я вижу в грезах осиянных, — Нет! знаю, ибо смерть за мной Идя из области избранных, Где быть не может снов обманных, Раскрыла двери в мир иной, И истины лучи (незримой Тебе) мне ярки нестерпимо, — Я знаю, что Иблис в тени Поставил людям западни. Иначе как же, в рощах нежных Любви, той, чей так светел взгляд, Той, что на перья крыльев снежных Льет каждодневно аромат Людских молитв, дар душ мятежных, — В тех рощах, где лучи снуют Сквозь ветви блеском столь богатым, Что даже мошки, даже атом От глаз Любви не ускользнут, — Как мог, скажи мне, там разлиться Яд честолюбия в крови, Столь дерзко, чтоб с насмешкой впиться В святые волосы Любви! |