Телесно-душевный уровень депрессии

Многие люди говорят теперь о своем внут­реннем мире. Рассуждают о потребностях внутреннего мира. О том, что-де их душа не справляется с тем-то и тем-то. На са­мом же деле не справляются их желудок и кишечник. А все, что они говорят о ду­шевной жизни, по сути представляет собой лишь словесное выражение того, что про­исходит в обмене веществ. А вдобавок такие люди нипочем не признают правды, не скажут: у меня не в порядке желудок, кишечник, селезенка и печень или иные органы, — вместо этого они говорят: у меня в душе те или иные сложности. Для некото­рых это звучит куда лучше и изящнее, это они считают менее материалистическим¹¹.

Рудольф Штайнер

Органы и душевная жизнь

Будничный, бытовой язык изобилует выраже­ниями, наглядно показывающими тесную связь различных душевных проявлений с определен­ными органами. Под органом духовно-научно ориентированная медицина разумеет не просто зримую тканевую совокупность, но скорее про­цесс, функции, которые некий орган телесно и душевно осуществляет в целостном организме. Подобно тому как, например, и Луна не только представляет собою физический объект в небес­ных далях, но распространяет свои воздействия по всему Космосу. Вспомним, как она влияет на нашу фантазию, а помимо того, на рост, на отливы и приливы, на менструацию, рождение, бодрствование и сон и т. д. Аналогичным обра­зом влияние печени, нашего важнейшего органа гидрорегуляции, распространяется на весь орга­низм — на влажность кожи, на структурный обмен веществ, на мозг и на темперамент, расположение духа, особенно когда что-то неприятно «сидит в печенках». Скажем, в китайской медицине из­древле знают это двойственное место печени между чисто душевными порывами вроде агрессивности, ярости, подавленной злости и вытекающими от­сюда специфически телесными симптомами вроде головных болей, дурноты, вздутий, обусловленного ими стеснения груди и повышенного кровяного давления, а все это соотносится с эмоциональными застоями.

«Болезни должно рассматривать как телесное «безумие», а именно отчасти как навязчивые идеи» (Новалис)¹². В определенные эпохи развития чело­вечества люди сосредоточивали свое сознание на оп­ределенных органах и тогда особо об этих органах заботились. Так, в Индии, в культуре йогов, на перед­нем плане находилось дыхание, а значит, и легкие, ор­ган, связанный с внешней средой; в Египте — сердце, орган осознания и совести. В современной культуре определяющий орган — это мозг, через посредство которого надеются объяснить все.

Порой воздействие органов выходит далеко за пределы нормальной деятельности обмена веществ и индивидуальной работы души. Однако уже мудрый разговорный язык рисует совершенно новую картину органических функций. При душевном перенапряже­нии у нас «перехватывает дыхание»; от изумления «отнимается язык»; в гневе «разливается желчь»; у детей невыплаканные дневные слезы истекают ночью через почки и мочевой пузырь.

Позднее мы увидим, сколь важны для сово­купного тела, которое при депрессии выпадает из светового и теплового баланса, здоровое питание и всевозможные медикаменты. Для начала же рас­смотрим поближе органы, составляющие телесную основу жизненных, душевных и духовных функций. Далее это позволит нам сделать выводы касательно органотерапии при депрессии.

Легкие и сердце как органы раскола

Начнем с двух органов, посредством которых мы интенсивнее всего связаны с жизненными процессами окружающего мира и собственного тела, — с легких и сердца, оживителей и движителей нашей крови.

Легкие суть орган, сильнейшим образом свя­занный непосредственно с окружающим миром и, как ни удивительно, в особенности со строением почвы, с геологией. Здесь имеется в виду значение перемены места при таких заболеваниях, как астма, бронхит, туберкулез и т.д. Легкие «любят» почву галечную и гранитную, а вот с известняком частенько не уживаются; из всех внутренних органов они самый большой по размеру, самый холодный и самый же­сткий. С первым же вздохом человек обособляется и противопоставляет себя внешнему миру, как бы отделяется от материнского. Взаимосвязь душевной сферы и легких отчетливо проступает, когда легкие заболевают и впадают в односторонность, становятся слишком уж «землей», — и выражается это в за­трудненном дыхании, в негативизме, эгоцентризме, обмане чувств, маниакальном сомнении и крити­цизме, в оппозиции к миру. Можно истолковать это и как вдох, ставший односторонним, как жест антипатии. Психосоматические исследования ука­зывают, что во время приступа астматик отдаляется от всех проблем и тем самым говорит миру «нет». Легкие обретают таким образом головную тен­денцию, с которой мы уже познакомились, говоря о голове-антипатизанте.

Высказывания двух легочных больных — Франца Кафки и Хорста Эберхарда Рихтера — проясняют этот тезис. «Мой мозг тогда просто не мог больше переносить возложенные на него заботы и мучения. Он сказал: «Я сдаюсь; а если кому-то все-таки важно по возможности сохранить целое, пусть облегчит мне ношу, и тогда мы еще какое-то время продержимся». Тут-то и подали голос легкие — им, видно, нечего было терять. Эти переговоры между мозгом и легки­ми — без моего ведома — были, наверное, ужасны... Я болен духом, а заболевание легких лишь следствие того, что духовная болезнь вышла из берегов»¹³.

Нежелание понять, нежелание признать внешние события тоже способно настолько повредить этот орган связи с окружающим миром или же подчинить его, что мы, оцепенев телом и душою, отходим от мира.

«Когда спустя две-три недели я вошел в полу­разрушенный многоквартирный берлинский дом, я застал в двух комнатах нашей старой квартиры на четвертом этаже, которые более-менее пощади­ла ужасная бомба, чету венгров. Разве я не знал, спросили они, что мои родители погибли еще в июне 1945-го? Как? Это случилось в деревне, куда они перебрались из-за бомбежек. Русские... Через день после этого страшного известия у меня началась лихо­радка — воспаление легких. Больница. Там я провел не одну неделю. Температура давно спала, легкие вновь были в порядке. Но я не мог, не хотел вы­здоравливать. Ноги меня не держали. Опять ноги. Помню, как под критическими взглядами терапевта и двух медсестер я выполнял что-то вроде теста на хождение. Шел очень неуклюже и потому сты­дился. И, конечно, чувствовал, что вообще-то дело не в ногах»¹⁴.

Отсюда отчетливо видно, что органические болез­ни становятся «спасителями» души и что по их бо­лезненной порой реакции можно распознать высокую мудрость, которая стремится сообщить нам отнюдь не депрессивный настрой.

Сердце, в противоположность легким, орган чисто внутренний, теснейшим образом связанный с самым важ­ным в человеке, с кровью. Оно и есть центр души. Таким образом, человек уже физиологически расколот на внешнее (легкие и мыслительная деятельность) и внутреннее (серд­це и чувства). Образ первозданного раздвоения, которое в жизни никогда полностью не гармонизируется. Рудольф Штайнер однажды разъяснил, что между мышлением и чувствованием, легкими и сердцем, зияет поистине «рана Анфортаса», «zwifel» — «сомнение», расколотость человеческого существа. Египтяне называли сердце также органом судьбы и органом внутреннего знания, «совес­ти», который может разбиться от потрясений и тяжелых судьбоносных событий (инфаркт сердца). Сердцем мы, собственно говоря, способны преодолеть дуализм, сомне­ние и раздвоенность, если нам удастся отыскать новый сердечный язык или сердечное понимание, объединяющее человека и мир, мышление и чувствование, как мы видели это в характере, в темпераменте. Рудольф Штайнер, например, рассматривал антропософию как новый язык сердца. Но так или иначе наша система «сердце-легкие» есть основа дуализма «открытость миру—замкнутость на себе». Если такой разлом меж собственной душой и окружающим миром слишком велик, человеком ов­ладевают сомнение и отчаяние. При депрессии наряду с нарушениями дыхания, порой начинающимися как не­винные позывы к откашливанию, имеет место прежде всего неприятное ощущение в сердце — собственно органе судьбы. Если из-за этого возникают и страхи, то страх перед окружающим миром можно лечить через легкие, страх смерти — через сердце.

Почки как орган душевной слепоты

Спустимся теперь в телесной сфере ниже и рассмот­рим почки — парный орган, расположенный сзади, за брюшиной. Подобно тому как душа осознанно смотрит в мир через глаза, неосознанно она воспри­нимает мир через почки, «слепые глаза», — органы обмена веществ, управляемые вегетативными нервами. Почки и надпочечники, в частности, регулируют эмоции, которые затем выражают себя высоким кровяным давлением, спазмами желудка, диареей, одышкой и т. д. Известна в психосоматической ме­дицине и взаимосвязь глаз и почек, например, взаимо­связь подавленного плача и проистекающего от этого мочеотделения (например, при ночном недержании мочи). Таким образом, почки суть бессознательные органы души, «слепые глаза» всей брюшной полости, вдобавок выводящие наружу вещество, которое все­гда несколько отупляет человека, — азот, в большом количестве содержащийся в белке мяса и бобовых. При заболеваниях почек и мочевого пузыря кожа и глаза плохо пропускают свет, тускнеют. Вспомним туповатые, отечные лица почечных больных, когда они просыпаются утром. Нередко они весьма апатичны и к чувственным впечатлениям. Многим страдающим депрессией нужно начинать лечение с почек, тогда они вновь обретут ясное дневное сознание. Уже чисто анатомически почка и надпочечник демонстрируют тесную связь с вегетативными нервами. Бессозна­тельный аспект души, эмоциональное, связанное с темпераментом, сугубо индивидуально-душевное равновесие подведомственны функции почек. Эти ор­ганы даже называли «партнерами», раскрывающими душевно-эмоциональное соотношение.

Если описывать человечество в прошлом и ныне, то придется сказать, что в культуре йоги благодаря заботе о дыхании и легких еще существовало ес­тественное духовное осознание мира и внутренней жизни, тогда как ныне оно все больше ограничивается собственной утробой и сугубо личными эмоциями, и что человек поэтому противостоит духовным силам в себе и в мире слепо и неосознанно, как «слепой безумец» Парцифаль. Материализм и сопряженные с ним эгоизм, душевная слепота становятся таким образом «духовной почечной болезнью» (Рудольф Штайнер) современного человечества.

Тем самым очевидна задача людей, живущих осоз­нанно: то, чего мы более не получаем извне пассивно, чисто органическим способом, нужно теперь произво­дить внутренне, силами собственного «я» и по-новому осознанно возвращать миру. Для этого необходимо выработать внутреннюю способность душевного ра­зогрева, т. е. темперамент и увлеченность, что созда­ется не эгоизмом и интересом к собственной персоне, а только интересом к миру. В этой связи важную роль играют собственно органы обмена веществ (селезен­ка, печень, желчный пузырь), которые, в частности, приготавливают кровь к «встрече» с вещественным внешним миром, с питанием.

Печень и желчный пузырь как органы внутренней радости

Печень — орган водный, жизненный, созидатель­ный и ночной, играющий важную роль прежде всего в сахарном обмене. Сахар укрепляет «я», делает его бодрствующим и активным. Печень регенерирует израсходованные за день жизненные силы (в немец­ком языке «печень», «Leber», сродни слову «жизнь», «Leben»; русское же слово «печень» происходит от «печь, выпекать»). При депрессии больной обычно просыпается утром усталый, холодный и апатичный, приносит в день болезненные силы ночи. «Влага жизни» «загустевает», становится инертной, и у человека целый день уходит на преодоление телесного сопротивления. К вечеру он, как правило, этого достигает и чувствует себя относительно деятельным и бодрым. Многие из страдающих депрессией просыпаются спозаранку, между часом и тремя, когда печень возобновляет свою работу. Именно с этим сопряжен, в частности, успех ле­чения таких больных лишением сна. Желчный пузырь, напротив, орган чисто дневной, расщепляющий, он сти­мулирует обмен веществ, а тем самым и бодрствование. Если желчь течет неправильно, все пищеварение оста­навливается, человек делается вялым, так сказать недос­таточно «желчным». Если же нарушаются печеночный и желчный процессы, то внутренняя и внешняя воля цепенеют, а взгляд на мир мутнеет. Ведь желчь как один из самых агрессивных соков организма сталкивается в пище с субстанциями внешнего мира и разрушает их, готовя для перехода в кровь. Столкновение с миром, стало быть, означает приобретение здоровой желчности. В древней медицине поэтому желчь называли Марсом, воином и разрушителем. При депрессии необходимо лечить и печень как орган жизни, и желчный пузырь как орган мужества — тогда вновь появятся жизнера­достность и бодрость.

Следовательно, печень и особенно желчь суть ор­ганические прообразы активности и живости. Чисто органическая деятельность и переработка веществ струят в душу радость, силу и внутреннее наслажде­ние, активное «да» земле и, наконец, доверие к себе, коль скоро мы собственной активностью одолели приходящее извне.

Отсюда понятно, что в раннем детстве вспыль­чивый родитель или педагог способен подавить волю ребенка, а тем самым и здоровое мировосприятие, в результате чего позднее в органах воли — печени и желчном пузыре — проявятся органические нару­шения, могущие привести к «гнетущим», т. е. депрес­сивным или же агрессивным симптомам.

Именно при «эндогенных депрессиях» нужно ис­ходить из того, что еще до вспышки болезни, большей частью в юности, разного рода душевные нагрузки окольным путем добираются и до органа темпера­мента, до печени, которая хотя и принимает их в себя, но до поры до времени без физических последствий. Можно сказать, печень копит душевную нагрузку и однажды, после достаточно долгого «беспорядочного воздействия души» (Рудольф Штайнер), нередко спус­тя десятилетия, выбрасывает этот груз назад в душу. И тогда он всплывает в сознании — так затонувшая деревяшка многие годы гниет под водой, а потом вдруг шторм взбудораживает глубины, и она всплывает на по­верхность. Впрочем, душевные проблемы не обязатель­но отражаются через этот орган на психике, они могут и укрепиться в нем как чисто органическая болезнь, оставив душу сравнительно здоровой.

У австрийского писателя Адальберта Штифтера, который не умел изжить свои сильные агрессии, «заместительно» развилась злокачественная болезнь печени, вновь и вновь приводившая к душевным «пе­ченочным расстройствам» — мучительному страху, тяжелой меланхолии и ипохондрическому самона­блюдению, — но, удивительное дело, подарившая его творчеству безупречно уравновешенную ясность, гармонию и мир. Такова была органическо-душевная цена продолжавшейся всю жизнь изнурительной борьбы за то, чтобы обуздать «тигриные задатки» и бешеные страсти, не преображая их. Сочинительство стало у Штифтера не здоровым средством выражения, а средством защиты. Ведь стихии глубин необходи­мо преобразовывать и тем высвобождать, но никак не подавлять; яркий пример тому — Гёте. Творчеству Штифтера болезнь ущерба не нанесла, только ему самому. Дело в том, что болезнетворны именно те страдания, которых не облегчают преодолением пере­живаний. «Впечатления, оставшиеся невыраженными, возбуждают болезнь». Этот практический вывод заложен в основу многих методов психо- и искусство-терапии, применяемых при душевных болезнях.

Находясь в депрессии, человек, однако же, слишком слаб, чтобы своей душой оздоровлять органы. Здесь нужны и определенные лекарства, которые поддержат его в этой борьбе. А когда душевное состояние улуч­шается, исчезают и вторичные телесные симптомы, о чем и пойдет речь в следующей главе.

Телесная терапия

«Кроме физической стороны», — сказал священник, — часто ставящей на нашем пути непреодолимые препятствия и вынуж­дающей нас приглашать на совет толкового врача, я нахожу, что средства исцеления помешанных весьма просты. Это те именно средства, которые здоровым людям не дают сойти с ума».

Гёте. Годы учения Вильгельма Мейстера

(Перевод С. Г. Займовского)

О том, что душой можно воздействовать на тело, любой из нас хорошо знает по собственному опыту. Наше тело вовсе не чуждо душе, оно позволяет ей, в частности, проявляться вовне. Иными словами, тело есть физический инструмент души. Скрытые поначалу душевные силы как бы «обращаются» к нам через посредство глаз, рук, кожи, почек и т. д. Попав в бедственное положение, душа «ок­купирует» отдельные органы, вцепляется в них так, что мы начинаем их осознавать. И тогда говорим о боли и о болезни. Порой только через мигрень и осознаешь, что забрал себе в голову слишком мно­го или норовишь пробить головою стену. И нынеш­ней так называемой психосоматической медицине известны чрезвычайно многообразные душевные расстройства, которые весьма индивидуальным способом обнаруживают себя через органы. При депрессии мы тоже сталкиваемся с многообразны­ми проявлениями органических симптомов, которые следует понимать как телесную проекцию больной души. Убедиться в этом на практике ныне может всякий, потому что собственная душа доступна наше­му внутреннему наблюдению, и мы можем соотнести с нею телесные симптомы. Однако ж, напротив, весьма трудно увязать с душевными расстройства­ми первично телесные заболевания, особенно те, что физически пока не выступили на поверхность в массовом порядке. Каким же это образом печень, почки, желчный пузырь и проч. вдруг начинают порождать чисто душевные симптомы вроде страха, отчаяния, навязчивых идей и т. д.? Здесь необходимо совершенно иное понимание органа как такового.

Хотя многое для нас по сей день остается за­гадкой, на основе вполне банального будничного опыта мы все же знаем: что на пользу душе, то и телу на пользу, и наоборот. Когда депрессия обостряется и отклик у человека вызвать уже не удается, мы поневоле вынуждены идти от телесного или медика­ментозного. Медикаментозное вполне оправданно, когда посредством процессов света и тепла, импульса и гармонического движения помогают душе освобо­диться от оцепенения и земной тяжести. Да и не все формы депрессии обусловлены чисто душевно. Как мы видели, нездоровье таких органов обмена веществ, как печень, желчный пузырь и почки, зачастую про­рывается из бессознательного в сознание и бороться с ним приходится на телесном уровне. Правда, это не означает, что одновременно не оказывается под­держка и на психическом уровне. Но мнение, что все душевное обусловлено лишь душевным, не соответст­вует фактам. Как раз при депрессиях очень заметно, сколь важную роль играет в преодолении болезни физическое тело.

Исходить нужно из того, что при депрессии физическое тело человека все больше выпадает из-под власти душевных и духовных сил, тем са­мым обособляясь, а значит, следуя земным силам тяжести и тьмы (человек «не имеет стремлений»). Такое может случиться, например, в результате тяжелых душевных нагрузок, которые затрудняют индивидуальные изменения, и человек поневоле отклоняется от своего внутреннего жизненного плана, подчиняясь чисто внешним закономерностям. Или же так происходит оттого, что с течением вре­мени в теле человека накопилось много токсичных и чужеродных веществ, отсекающих его от света и тепла, — тело «герметизируется». Как же изнутри и извне обеспечить меланхолику движущий импульс, свет, тепло и т. д., чтобы его внутренние поры вновь открылись навстречу миру? Давайте сообща расспро­сим «толкового врача», о каком писал Гёте, — врача, обращающего свой взор на определенные процессы в природе, чтобы помочь во внутренней ночи души проложить путь к свету.

Ввиду сложности депрессивных заболеваний упомянутые ниже лечебные средства должны оста­ваться в распоряжении врача; здесь мы на нескольких примерах лишь укажем направление, в каком следует искать мост меж болезнью и лекарством. Из этого многообразия врач затем выберет средства, подходя­щие для индивидуальной ситуации.

Из всего сказанного выше направление терапии совершенно ясно: необходимо обращаться преиму­щественно к «высокому», к силам света и тепла в природе, а значит, и в человеке. У растений сильно связаны со светом и теплом в первую очередь цветы. Но таково может быть и растение в целом, особенно если оно образует горючие эфирные или масля­нистые субстанции. В современной натуропатии широчайшей известностью пользуется зверобой (Hypericum), цветущий в ту пору года, когда свет и тепло максимально интенсивны, а именно начиная с Иванова дня, с конца июня. Его красное масло и серно-желтые цветки возвращают человеку вос­приимчивость к свету, порой даже сверхвосприим­чивость (так называемую фоточувствительность). При заболеваниях головного мозга и нервной сис­темы все растение с его горькими экстрактивными веществами «очень сильно и длительно действует на внутреннюю подвижность души и укрепляет ее» (Рудольф Штайнер). За внешнюю долговечность отцветшего растения народ прозвал его «здоровая трава». Далее упомянем еще эфироносный розма­рин — растение, распространенное преимущест­венно в теплой Южной Европе. Его эфирные масла можно непосредственно соединить с силами «я» в человеке. Розмарин «устраняет изъяны в физиче­ском теле, открывает сток для отложений и укреп­ляюще действует на сердце» (Рудольф Штайнер), наше собственное солнце. Мы охотно используем розмарин как добавку для ванны, причем в такой концентрации, чтобы его можно было и учуять. Само купание имеет еще одно преимущество: теп­лая вода стимулирует тело и дает ему согревающее ощущение оболочки, которое можно дополнитель­но усилить — особенно с помощью природного «теплоносителя», жиров и масел. Еще св. Фома Аквинский рекомендовал при депрессиях — наряду со сном — созерцать страсти Господни (т. е. обра­щать взор вовне, от себя на большие страдания) и принимать ванну.

Когда разрушительные земные силы действовали слишком сильно, издревле применяли определенные цветки растений, чтобы приподнять человека над зем­лей. В Древней Греции давали мед внутренне и масло наружно. Через сами цветки «совокупные жизненные силы возобновляют свои космические колебания» (Рудольф Штайнер). В свете этого фитотерапия с помощью изысканных цветковых экстрактов при­обретает весьма глубокий смысл.

Что до диеты, то очень важно по возможности придерживаться легкой пищи. Таковы фрукты и различные сахара в форме меда, который вновь «располагает душу к возвращению в телесность» (Рудольф Штайнер). Рудольф Штайнер оставил нам ряд важных указаний о душевном воздействии сахара, разъяснив, в частности, и повышенную у меланхоликов потребность в сахаре. Сахар через посредство «я» помогает раскрыться внутренней воле.

Отсюда ясно, что огульно отвергать сахар нельзя, необходимо разобраться в его внутренней сущности. Таким образом, становится понятнее и почему иные люди с горя жиреют. Они отгора­живаются панцирем от грозного внешнего мира, прячутся в собственном тепле, которого извне получают недостаточно. Так что, если вы набрали такого жиру, утешьтесь, он помогает вашей душе выжить. А если этого недостаточно, утешьтесь вместе с «тонкокожим» Францем Кафкой, кото­рый однажды заметил по поводу корпулентности писателя Франца Верфеля, что лишь от толстяков «есть прок на земле как от подлинных граждан, ибо на севере они согревают, а на юге дают тень» (Письма Милене).

В целом следует отдать предпочтение вегетари­анской молочно-растительной диете, так как мясо сгущает кровь и тем усугубляет земную тяжесть тела. Из злаков нужно особо упомянуть овес, чьи фосфорные соединения разогревают тепловой орга­низм и делают темперамент более пылким, т. е. более холерическим.

Вспомним в этой связи также светоносца сре­ди металлов, магний, который мы обнаруживаем и в хлорофилле. Магний и хлорофилл растворяют душевные и физические панцири и соединяют чело­века со светом.

При депрессии особая задача антропософски ориентированной металлотерапии — оживление печени и активизация желчных процессов. Важную роль здесь играют прежде всего железо и его соеди­нения. Печень имеет дело с созидательными силами ночи, желчь — с разрушительными, а стало быть, сознательными силами дня. Жизненные силы печени цепенеют, как если б живая вода вдруг свернулась. Душевно пациент ощущает это как «оцепенение темперамента». Сон более не приносит человеку от­дохновения. «Огневая» желчь, дающая нам бодрость и здоровую агрессивность, застаивается. Посмотрев себе в душу, человек вправду видит черноту — свою «черную желчь».

Стоит коротко упомянуть еще так называемые фи­зические меры — собственную активность в движении. С давних пор известно, что движение значительно облегчает начинающиеся депрессивные состояния. Ведь движение есть телесное преодоление силы тяжести, отдача себя миру — например, потение представляет собой волевую деятельность, активное теплообразо­вание. И начинать надо именно там, где обитает воля, т. е. в системе конечностей и обмена веществ. Не в го­лове — там у человека при депрессии и без того ералаш. Ведь как раз голова с ее заботами непрерывно гложет печень, орган жизни и обмена веществ, как орел гложет печень Прометея.

Посредством чисто телесного движения нижний человек пробуждает верхнего: нам легче дума­ется, все застои в душе исчезают. Ведь и время мы осознаем, только когда что-нибудь движется, т.е. меняется. А для больного депрессией время стоит на месте. Только когда внутренне и внешне что-то движется, душа развивается, живет, имеет цель. Иными словами, движение стремится к не­кой цели, в будущее. Многие депрессии, которые я лечил, поражали именно супругов, в чьем браке уже не было никакого движения, не было перемен. Иллюзорная надежда «оцепенила крылья», нача­лось пустое ожидание...

Стало быть, при душевном оцепенении все возможности движения исчерпываются. Каждому из нас, например, знакомо, как благотворно действу­ет на психику работа в саду, пешая прогулка, поход в горы и т. д. К числу людей, отличавшихся огромной и многообразной подвижностью, безусловно при­надлежал Гёте. Он и танцор, и фехтовальщик, и стрелок, и наездник, и пловец, и конькобежец, и альпинист, и пеший странник. Одно из важней­ших «посвятительных переживаний» произошло с ним в двадцативосьмилетнем возрасте, когда он зимой поднялся в Гарце на вершину Броккена. Поднявшись в прозрачную горную ясность, он тогда высвободился из депрессивно-ипохондри­ческого тумана. Через телесное преодоление на­ступило внутреннее освобождение. («От власти, все живущее стеснившей, освобожден — себя лишь победивший». — Гёте. Тайны. Перевод С. В. Шервинского.) Позднее писатель еще раз обобщил для потомков свой опыт: «...спасти себя, избавиться от болезненного, самоистязательного, мрачного душевного состояния можно лишь через созерцание натуры и искреннее участие во внешней природе. Уже самое общее знакомство с природою, неважно с какой стороны, деятельное вмешательст­во в нее — будь то в роли садовника или сеятеля, охотника или штейгера — отвлекает нас от самих себя; направление духовных сил на подлинные, реальные явления исподволь приносит величайшее удовольствие, ясность и поучение...»

Здесь стоит вспомнить и еще об одной форме движения — о путешествии. Нередко даже в почти безнадежных случаях встреча с новыми впечатления­ми и частая перемена мест приводят к поразительным результатам. Правда, работать с пациентом в этом направлении нужно сугубо индивидуально. Одному на пользу лето Северной Европы с его огромной световой силой, другому — обволакивающее тепло юга, третьему — холодная, величественная при­рода Исландии и т.д. Знаменитые писатели тоже всегда лечили себя от меланхолии путешествиями. Достаточно назвать хотя бы Клейста, Рильке, Стриндберга, Чехова, Гёте и др.

В заключение можно сказать, что физические меры: питание, движение и лекарственные сред­ства — улучшают состояние больного депрессией. Главное — одновременно воздействовать на душу и тело, а эта мысль сквозит уже в монастырской заповеди «Ora et labora» — «Молись и трудись», то бишь делай что-нибудь внутренне и внешне.

Теснейшую связь телесных недугов и душевных болезней, а также эффективность оздоровления души посредством излечения чисто телесных недугов подтверждает следующая легенда о св. Франциске Ассизском.

Как св. Франциск удивительным образом излечил одному прокаженному душу и тело и что сказала ему душа оного, возносясь на небеса¹⁵

Господин святой Франциск, истинный ученик Хри­стов, пребывая в этой жалкой жизни, всеми силами старался следовать совершеннейшему из учите­лей — Христу; и вот, как дело Рук Божиих, часто случалось так, что кому он исцелял тело, тому Бог в тот же час исцелял душу, совершенно так же, как написано о Христе. Потому он не только сам служил охотно прокаженным, но, более того, при­казывал даже братьям своего Ордена, когда они ходили в мире, служить прокаженным из любви ко Христу, который ради нас готов был, чтобы Его считали за прокаженного; случилось однажды, что братья ухаживали в больнице за прокаженными и другими больными, как раз возле того места, где жил тогда святой Франциск, и в больнице находился один прокаженный такого нетерпеливого и невы­носимо заносчивого нрава, что все были уверены, что он одержим бесом, как оно и было на самом деле; ибо он самым бесстыдным образом осыпал ругательствами и побоями всякого, кто за ним уха­живал, и, что хуже всего, кощунственно поносил благословенного Христа и его святейшую Матерь Деву Марию; так что никак нельзя было найти че­ловека, который согласился бы за ним ухаживать. Еще собственные обиды и оскорбления братья старались терпеливо переносить, дабы возросла заслуга их терпения; однако хулы на Христа и Его Матерь не могла переносить их совесть, и поэтому они решили совершенно бросить этого прокаженно­го; но не хотели сделать этого раньше, чем сообщат о том по порядку святому Франциску, который жил тогда поблизости. Когда же они сообщили ему это, то святой Франциск идет сам к этому бесстыдному прокаженному и, придя к нему, приветствует его та­кими словами: «Да подаст тебе Господь мир, дорогой брат мой». Отвечает с сердцем прокаженный: «А какой мне мир может быть от Бога, который отнял у меня и мир, и все мое добро и который сделал меня всего гноящимся и зловонным?» А святой Франциск: «Имей терпение, ибо недуги телесные посылаются нам Богом в этом мире ради спасения души; и потому они станут нам в великую заслугу, если мы переносим их в мире». Отвечает больной: «А как могу я перено­сить в мире ту беспрерывную муку, которая терзает меня день и ночь? и не только терзает меня болезнь моя, но еще хуже делают мне братья твои; ты дал мне их для того, чтобы они ухаживали за мной, а они не ухаживают за мной, как следует». Тогда святой Франциск, понявши по откровению свыше, что этот прокаженный одержим злым духом, стал на молитву и благоговейно помолился за него Богу. И, кончив молитву, вернулся к нему и сказал так: «Сын, я сам буду ухаживать за тобой, раз ты недоволен другими». «Я не против этого», — сказал больной, — но что ты можешь сделать для меня большего, чем другие?» Отвечает святой Франциск: — «Что ты пожелаешь, я то и сделаю». Прокаженный говорит: «Я хочу, что­бы ты обмыл меня всего, ибо я испускаю такое силь­ное зловоние, что сам не могу терпеть». Тогда святой Франциск велел немедленно нагреть воды, положив в нее много пахучих трав, затем раздел прокаженного и собственными руками начал обмывать его, а другой брат поливал сверху воду, и, силой божественного чуда, там, где святой Франциск прикасался святыми руками своими, сходила проказа, оставляя совершен­но здоровую кожу. И как начала излечиваться кожа, так же стала излечиваться и душа; и прокаженный, видя, что начинает выздоравливать, стал испыты­вать великое сокрушение и раскаяние в своих грехах и принялся плакать горькими-горькими слезами; так, что в то же время, как снаружи, омываемое водой, очищалось тело от проказы, так внутри очищалась душа слезами покаяния. И, исцелившись совершен­но и телом, и душой, он смиренно сознал свои вины и со слезами громко заговорил: «Горе мне, я достоин ада за все гнусности и обиды, причиненные братьям, и за нетерпеливые и кощунственные речи, произне­сенные против Бога!» И так в течение пятнадцати дней он продолжал горько плакать о своих грехах и умолять Бога о прощении, в то же время испове­дуясь перед священником. Святой же Франциск, видя чудо, которое Бог совершил его руками, возбла­годарил Бога и ушел оттуда, направляясь в далекие места; ибо, в своем смирении, он всегда старался избегать всякой человеческой славы и во всех своих деяниях искал единственно чести и славы Божией, а не своей собственной. Затем, как было угодно Богу, упомянутый прокаженный, исцелившись телом и ду­шой, пятнадцать дней спустя после своего покаяния заболел другой болезнью и, причастившись Святых Тайн, умер в святости, а душа его, восходившая в Рай, явилась в воздухе святому Франциску, который стоял в лесу на молитве, и сказала ему: «Узнаешь ты меня?» «Кто же ты такой?» промолвил святой Франциск.

А тот сказал: «Я тот прокаженный, которого благословенный Христос исцелил за твои заслуги, и сегодня я иду в жизнь вечную; за это я воздаю благодарность Богу и тебе; да будут благословенны душа твоя и тело твое, да будут благословенны речи твои и дела твои; ибо чрез тебя много душ спасется в мире; и знай, что не проходит дня в мире, чтобы святые ангелы и другие святые не благодарили Бога за святые плоды, которые ты и твой Орден приносите в различных частях мира; поэтому укрепись духом и возблагодари Бога и пребывай с Его благословением». И с этими словами он вознесся на небо, а святой Франциск остался в великом утешении. Во славу благословенного Христа. Аминь.