Состояние Тревиза можно было описать одним словом – недоверие. Он пришел в себя от странной эйфории, охватившей его до и после спуска на Луну, эйфории, которая как он теперь подозревал, была навязана ему роботом, стоявшим сейчас перед ним.
Тревиз продолжал смотреть на него, и в его совершенно здравом и неприкосновенном мозгу не осталось даже удивления. Он говорил, почти не понимая того, что говорит и слышит, пытаясь обнаружить во внешнем виде этого якобы мужчины, в его поведении и манере говорить признаки того, что он робот.
Ничего удивительного, подумал Тревиз, что Блисс обнаружила нечто, не бывшее ни человеком, ни роботом, а Пилорат назвал это «чем-то новым». Именно это повернуло мысли Тревиза на новый, более перспективный путь, но даже это было погребено сейчас в его памяти.
Блисс и Фоллом бродили где-то, осматривая окрестности. Это было предложением Блисс, но Тревизу показалось, что она сделала его после молниеносного обмена взглядами с Дэниелем. Когда Фоллом отказалась и попросила остаться с этим существом, упорно называя его Джемби, одного слова Дэниела и поднятого пальца было достаточно, чтобы она тут же умчалась. Тревиз и Пилорат остались.
– Они не относятся к Основанию, сэр, – сказал робот, как будто объясняя все это. – Одна из них Гея, а вторая – космонит.
Тревиз молчал, пока они шли к простым стульям, стоявшим под деревом. Там робот предложил им садиться, а когда сел сам совершенно человеческим движением – Тревиз спросил:
– Вы действительно робот?
– Действительно, сэр, – сказал Дэниел.
Лицо Пилората, казалось, вспыхнуло от радости.
– В древних легендах есть упоминание о роботе по имени Дэниел, – сказал он. – Вас назвали в его честь?
– Я и есть этот робот, – ответил Дэниел. – Это вовсе не легенда.
– О, нет, – сказал Пилорат. – Если вы тот самый робот, вам должно быть тысячи лет.
– Двадцать тысяч, – спокойно сказал Дэниел.
Пилорат смутился и посмотрел на Тревиза, который гневно сказал:
– Если вы робот, я приказываю вам говорить правду.
– Мне не нужно приказывать говорить правду, сэр. Я ДОЛЖЕН говорить правду. Сейчас перед вами, сэр, три возможности. Либо я человек, который лжет вам, либо робот, запрограммированный верить, что мне двадцать тысяч лет, но на самом деле моложе, либо робот, которому действительно двадцать тысяч лет. Вы должны решить, какую из этих возможностей принять.
– Этот вопрос решится сам собой в результате дальнейшего разговора, – сухо сказал Тревиз. – Кстати, трудно поверить, что это внутренность Луны. И свет… – говоря это, он посмотрел вверх, поскольку свет идеально соответствовал мягкому, рассеянному солнечному свету, хотя никакого солнца на небе не было, да и само небо не было видно, – и гравитация вполне привычны для нас. А в этом мире на поверхности гравитация должна быть менее 0.2 G.
– Гравитация на поверхности должна быть 0.15 G, сэр. Однако, здесь действуют те же силы, которые на вашем корабле дают вам ощущение нормальной силы тяжести даже, когда он в свободном падении или ускоряется. Потребность в энергии, включая свет, удовлетворяется за счет гравитационных сил, хотя мы используем и солнечную энергию, если это удобно. Наши потребности в материалах удовлетворяются лунной почвой, за исключением легких элементов – углерода, водорода и азота, которых на Луне нет. Мы получаем их, захватывая время от времени кометы. Один такой захват в столетие с лихвой покрывает все наши нужды.
– Полагаю, Земля бесполезна для вас, как источник сырья?
– К несчастью, сэр. Наши позитронные мозги так же чувствительны к радиации, как человеческие протеиновые.
– Вы использовали множественное число, а ваше жилище выглядит огромным, прекрасным и тщательно сделанным, по крайней мере на первый взгляд. Видимо, здесь есть и другие существа. Это люди? Роботы?
– Да, сэр. У нас совершенная экология на Луне, и обширные, сложные помещения, внутри которых эта экология существует. Однако все разумные существа – это роботы, более-менее подобные мне. Вы их не увидите. Что касается этого места, то им пользуюсь я один. Оно создано для одного обитателя, и я живу здесь уже двадцать тысяч лет.
– Которые помните в деталях, не так ли?
– Да, сэр. Я был создан и временно существовал – каким коротким кажется мне это время сейчас – на одном из миров космонитов: Авроре.
– Это там, где… – Тревиз замолчал.
– Да, сэр. Это там, где собаки.
– Вам известно о них?
– Да, сэр.
– Как же вы оказались здесь, если сначала жили на Авроре?
– Я пришел сюда в самом начале заселения Галактики, для предотвращения увеличивающейся радиоактивности. Со мной был другой робот, по имени Жискар, который мог чувствовать и управлять разумами.
– Как это делает Блисс?
– Да, сэр. Мы ослабели в пути, и Жискар прекратил существование. Однако, перед остановкой он передал мне свой талант и возложил на меня заботу о Галактике и, особенно, о Земле.
– А почему особенно о Земле?
– Частично из-за землянина по имени Илайдж Бейли.
Пилорат возбужденно заметил:
– Это тот кумир, о котором я говорил вам, Голан.
– Кумир?
– Доктор Пилорат имеет в виду, – объяснил Тревиз, – человека, которому многое приписывается, и который может быть слиянием многих действительных исторических личностей или же всецело выдуманным.
Дэниел на мгновение задумался, затем совершенно спокойно сказал:
– Это не так, сэр. Илайдж Бейли – вполне реальный человек, к тому же ОДИН человек. Я не знаю, что говорят о нем ваши легенды, но в действительной истории Галактика никогда не была бы заселена без него. В его честь я сделал все, что мог, чтобы предотвратить усиливающуюся радиоактивность Земли. Мои друзья-роботы отправились по Галактике, стараясь повлиять на разных людей тут и там. Одно время я пытался рекультивировать почву Земли, позднее начал переделку планеты, вращающейся вокруг соседней звезды под названием Альфа, однако ни в том, ни в другом случае полного успеха не добился. Мне никак не удавалось управлять человеческими разумами так, как я хотел, ибо всегда имелся шанс повредить эти разумы. Понимаете, я был связан – и связан до сего дня – Законами Робототехники.
– Да?
– Первый Закон, – сказал Дэниел, – гласит: «Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред». Второй Закон: «Робот должен повиноваться всем приказам, которые дает человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому Закону». Третий Закон: «Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в какой это не противоречит Первому и Второму Закону». Разумеется, я даю эти законы в максимально упрощенной форме. Фактически они представлены сложными математическими конфигурациями в наших позитронных мозгах.
– Вы не находите, что довольно трудно жить с этими Законами?
– Я вынужден, сэр. Первый Закон почти полностью запрещает мне использование моих ментальных талантов. Когда имеешь дело с Галактикой, любые поступки могут причинить кому-нибудь вред. Всегда будут страдать люди, возможно, много людей, так что робот должен выбирать минимальный вред. Вся сложность состоит в том, что для выбора требуется время, но даже после этого полной уверенности нет.
– Понимаю, – сказал Тревиз.
– За всю историю Галактики, – продолжал Дэниел, – я пытался улучшать жизнь и отводить несчастья. Иногда мне это удавалось, но если вы знаете галактическую историю, вам известно, что успехи были не часты и невелики.
– Уж это я знаю, – криво улыбнулся Тревиз.
– Перед самым концом Жискара он придумал закон робототехники, который по силе превосходит даже Первый, мы назвали его «Нулевым Законом», потому что не смогли придумать ничего более подходящего. Нулевой Закон гласит: «Робот не может причинить вред человечеству или своим бездействием допустить, чтобы человечеству был причинен вред». Это автоматически обозначает, что Первый Закон должен быть изменен следующим образом: «Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы ему был причинен вред, кроме случаев, противоречащих Нулевому Закону». Подобные исправления должны быть внесены во Второй и Третий Законы.
Тревиз нахмурился.
– А как вы решаете, что вредно, а что нет для человечества в целом?
– Совершенно верно, сэр, – сказал Дэниел. – Теоретически, Нулевой Закон был ответом на все наши вопросы, практически же мы ничего не могли решить. Человек – это конкретный объект, и вред, нанесенный ему, можно оценить. Человечество же – это абстракция. Как быть с ним?
– Не знаю, – сказал Тревиз.
– Подождите, – вставил Пилорат. – Вы должны превратить человечество в единый организм – Гею.
– Это я и пытался сделать, сэр. Я занялся созданием Геи. Если человечество будет единым организмом, оно превратится в конкретный объект и с ним можно будет иметь дело. Однако, создать суперорганизм было не так просто, как я надеялся. Прежде всего, этого нельзя достичь, если люди не будут ценить этот суперорганизм больше, чем свою индивидуальность. Прошло немало времени, прежде чем я подумал о Законах Робототехники.
– Так значит, обитатели Геи – роботы! Я подозревал это с самого начала.
– В таком случае вы ошибались, сэр. Они люди, но в их разумах жестко закреплен эквивалент Законов Робототехники. Они ценят жизнь, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ценят ее… Однако, даже после того, как это было сделано, остались серьезные недостатки. Суперорганизм, состоящий только из людей – неустойчив. Он не может быть создан. Нужно добавить других живых существ, потом растения и, наконец, неорганическую жизнь. Такой суперорганизм является целым миром, миром, достаточно крупным и сложным, чтобы иметь стабильную экологию. Потребовалось много времени, чтобы понять это, поэтому прошли века, прежде чем Гея была ПОЛНОСТЬЮ создана и готова для превращения в Галаксию – что тоже должно занять немало времени. Впрочем, не так много, как уже пройденный путь, поскольку тогда мы не знали правил.
– Но вам нужен был я, чтобы принять за вас решение. Верно, Дэниел?
– Да, сэр. Законы Робототехники не позволяют мне, да и Гее тоже, принять решение, которое может нанести вред человечеству. Поэтому, пять столетий назад, когда казалось, что мне никогда не разработать методов устранения всех трудностей, стоявших на пути к возникновению Геи, я вызвал к жизни и помог развитию психоистории.
– Можно было догадаться, – буркнул Тревиз. – Знаете, Дэниел, я начинаю верить, что вам действительно двадцать тысяч лет.
– Спасибо, сэр.
– Подождите, – сказал Пилорат. – Мне кажется, я кое-что понял. Вы сами являетесь частью Геи, Дэниел? И поэтому знаете о собаках на Авроре? Через Блисс, верно?
– Вы почти правы, сэр, – ответил Дэниел. – Я связан с Геей, хотя и не являюсь ее частью.
Тревиз поднял брови.
– Это напоминает мне Компореллон, мир, который мы посетили сразу после Геи. Там утверждают, что они не часть Федерации Основания, а просто связаны с ней.
Дэниел медленно кивнул.
– По-моему, это подходящая аналогия, сэр. Как связанный с Геей, я могу знать то, что знает она, например, через Блисс. Однако, Гея не может знать того, что знаю я, поэтому я сохраняю свободу действий. Эта свобода действий необходима, пока не возникнет Галаксия.
Тревиз некоторое время смотрел на робота, затем сказал:
– И вы воспользовались сведениями, полученными от Блисс, чтобы влиять на нас, заставляя совершать выгодные вам поступки?
Дэниел удивительно по-человечески вздохнул.
– Мои возможности ограничены, сэр. Законы Робототехники постоянно удерживают меня. Однако, я облегчал нагрузку на разум Блисс, беря на себя дополнительную ответственность, так что она смогла справиться с волками на Авроре и космонитом на Солярии с большей легкостью и с меньшим вредом для себя. Кроме того, я повлиял через Блисс на женщин на Компореллоне и Новой Земле, чтобы они отнеслись к вам благосклонно, и вы смогли продолжить свое путешествие.
Тревиз печально улыбнулся.
– Я так и знал, что это не я.
– Наоборот, сэр, – возразил Дэниел. – В значительной степени это были именно вы. Каждая из этих двух женщин относилась к вам благосклонно с самого начала. Я просто усилил уже имевшийся импульс… большего мне не позволяли контуры Законов Робототехники. Именно эти контуры – хотя были и другие причины – заставили меня с великими трудностями привести вас сюда. Было несколько моментов, когда я мог потерять вас.
– И вот я здесь, – подвел итог Тревиз. – Чего вы хотите от меня? Подтверждения моего решения в пользу Галаксии?
Обычно бесстрастное лицо Дэниела сейчас выражало почти отчаяние.
– Нет, сэр. Одного решения недостаточно. Я привел вас сюда по причине гораздо более важной. Я умираю.
То ли от того, что это была простая констатация факта, то ли потому, что двадцать тысяч лет жизни делали смерть не такой уж трагедией для того, чья жизнь составляла менее половины процента от этого периода, но Тревиз не испытал никакого сочувствия.
– Умираете? Разве может машина умереть?
– Я могу прекратить существование, сэр. Можете называть это как вам угодно. Я стар. Ни одно чувствующее существо в Галактике, жившее, когда я впервые получил сознание, не уцелело до сих пор – ни человек, ни робот. Даже мне самому не хватило продолжительности жизни.
– Что вы имеете в виду?
– Нет ни одной физической части моего тела, сэр, которая избежала бы замены, причем многократной. Даже мой позитронный мозг заменялся пять раз. И каждый раз содержимое моего старого мозга переписывалось на новый. Каждый раз новый мозг имел большие возможности и сложность, чем старый, так что в нем было место для большего числа воспоминаний и для скорейшего действия. Но…
– Чем больше сложность мозга, тем больше его неустойчивость, и тем быстрее он портится. Мой нынешний мозг в сто тысяч раз объемнее, но, если первый мозг продержался десять тысяч лет, нынешнему всего шестьсот и он неудержимо стареет. С воспоминаниями о двадцати тысячах лет мозг переполнен, а это резко снижает возможность принятия решений и еще более резко возможность влиять на разумы людей через гиперпространство. В то же время шестой мозг я создать не могу. Дальнейшая миниатюризация заведет в тупик принципа неопределенности, а дальнейшее усложнение обеспечит почти немедленный распад.
– Но, Дэниел, – сказал обеспокоенный Пилорат, – Гея наверняка может развиваться и без вас. Сейчас, когда Тревиз выбрал Галаксию…
– Этот процесс продлится слишком долго, сэр, – сказал Дэниел, как обычно не выказывая никаких чувств. – Я дождался, пока Гея полностью разовьется, несмотря на возникавшие непредвиденные трудности. К тому времени как был обнаружен человек – мистер Тревиз – способный принять ключевое решение, было слишком поздно. Однако, не думайте, что я не представлял продолжительности своей жизни. Мало-помалу я сворачивал свою деятельность, чтобы сберечь свои способности на крайний случай. Когда стало невозможно рассчитывать на активные действия по сохранению изоляции системы Земля-Луна, я перешел на пассивные. В течение нескольких лет человекообразные роботы, работавшие со мной, были один за другим отозваны домой. Последним их заданием перед этим было убрать все упоминания о Земле из планетарных архивов. Без меня и моих друзей-роботов Гея лишилась бы возможности выполнить развитие Галаксии за обозримый промежуток времени.
– И вы знали все это, – сказал Тревиз, – когда я принимал свое решение?
– Значительно раньше, сэр, – ответил Дэниел. – Разумеется, Гея ничего не знала.
– Но тогда зачем было устраивать все это? Уже после своего решения я прочесал Галактику в поисках Земли и того, что считал ее «тайной» – не зная, что «тайной» были ВЫ– только для того, чтобы подтвердить свое решение. Хорошо, я ПОДТВЕРЖДАЮ его. Я знаю теперь, что Галаксия совершенно необходима… но, кажется, все это зря. Почему вы не предоставите Галактику самой себе, а меня – мне самому?
– Потому, сэр, – сказал Дэниел, – что я искал выход и надеялся найти его. Думаю, что я его нашел. Вместо очередной замены своего позитронного мозга, я могу просто соединить его с мозгом человека. Человеческий мозг не подвержен воздействию Трех Законов и не просто добавит объема моему мозгу, но переведет его возможности на новый уровень. Вот почему я привел вас сюда.
Тревиз испуганно уставился на него.
– Вы хотите соединить человеческий мозг с нашим? Заставить человека потерять свою индивидуальность? Как это сделано на Гее?
– Да, сэр. Это не сделает меня бессмертным, но позволит дожить до возникновения Галаксии.
– И вы привели МЕНЯ сюда для этого? Вы хотите мою независимость от Трех Законов и мой здравый смысл сделать частью себя ценой моей индивидуальности? Нет!
– Однако, вы только что сказали, что Галаксия совершенно необходима для блага человечества, – напомнил Дэниел.
– Даже если это так, возникновение ее потребует много времени, и я могу остаться индивидуальностью всю свою жизнь. С другой стороны, если она возникнет быстро, индивидуальность потеряет вся Галактика, и моя собственная потеря будет лишь частью непредставимо большего целого. Однако, я не согласен терять индивидуальность, пока остальная Галактика сохраняет ее.
– Так я и думал, – сказал Дэниел. – С вашим мозгом слияние невозможно, и будет лучше, если вы сохраните свои независимые способности.
– Когда вы изменили свое решение? Ведь по вашим словам, я доставлен сюда именно для слияния с вами.
– Да, только для пополнения моей значительно уменьшившейся мощи. Я сказал вам: «Вот почему я привел вас сюда». Однако, вспомните, что на Галактическом языке слово «вы» может означать множественное число так же, как и единственное. Я имел в виду всех вас.
Пилорат замер на своем стуле.
– Правда? Тогда скажите мне, Дэниел, человеческий мозг, слившийся с вами, разделит все ваши воспоминания? За все двадцать тысяч лет, вплоть до легендарного времени?
– Конечно, сэр.
Пилорат глубоко вздохнул.
– Это будет осуществлением мечты всей моей жизни и за это я с радостью отдам свою индивидуальность. Окажите мне честь разделить с вами мозг.
Тревиз мягко сказал:
– А Блисс? Как быть с ней?
Пилорат заколебался не более, чем на мгновенье.
– Блисс поймет, – сказал он. – В любом случае она останется без меня… через некоторое время.
Дэниел покачал головой.
– Ваше предложение, доктор Пилорат, весьма щедро, но я не могу принять его. Ваш мозг стар и проживет не более двух или трех десятков лет, даже соединившись с моим. Мне нужно кое-что другое… Смотрите! – Он указал рукой и сказал: – Я позвал ее обратно.
Подпрыгивая на ходу, к ним приближалась счастливая Блисс.
– Блисс?! О, нет!
– Не тревожьтесь, доктор Пилорат, – сказал Дэниел. – Я не могу использовать Блисс. Это соединит меня с Геей, а, как я уже объяснил, я должен оставаться независимым от нее.
– Но в таком случае, кто… – начал Пилорат.
Тревиз, увидевший стройную фигурку, бегущую следом за Блисс, сказал:
– Робот имеет в виду Фоллом, Яков.
Блисс подошла к ним улыбающаяся и явно очень довольная.
– Мы не смогли выйти за пределы имения, – сказала она, – но все это очень напоминает Солярию. Фоллом, конечно, убеждена, что это и есть Солярия. Я спросила ее, не отличается ли Дэниел по внешнему виду от Джемби – в конце концов Джемби был металлическим – и она сказала: «Нет, не очень». Не знаю, что она имела при этом в виду.
Она посмотрела туда, где Фоллом играла на флейте для серьезного Дэниела, который время от времени кивал. Звуки неслись к ним – тонкие, чистые и прелестные.
– Вы знаете, что она взяла флейту с собой, когда мы выходили с корабля? – спросила Блисс. – Думаю, мы не сможем оторвать ее от Дэниела надолго.
Ответом на эти слова было тяжелое молчание, и Блисс посмотрела на мужчин с внезапной тревогой.
– В чем дело?
Тревиз махнул рукой в сторону Пилората, как бы предлагая говорить ему.
Пилорат откашлялся и сказал:
– Видишь ли, Блисс, мне кажется, что Фоллом останется с Дэниелем навсегда.
– Вот как? – Блисс нахмурилась и уже собиралась идти к Дэниелу, но Пилорат поймал ее за руку.
– Блисс, дорогая, ты ничего не сделаешь. Он более могущественен, чем Гея, и Фоллом придется остаться с ним, чтобы Галаксия могла возникнуть. Я сейчас объясню тебе… Голан, поправьте меня, если я что-то напутаю.
Блисс выслушала его рассказ, и лицо ее по мере того, как он подходил к концу, выражало все большее отчаяние.
– Вы видите, как обстоят дела, Блисс, – сказал Тревиз. – Этот ребенок – космонит, а Дэниел был спроектирован и собран космонитами. Ребенок был воспитан роботом, не видя никого больше в поместье, таком же пустом, как это. У нее есть возможность к преобразованию, которая может понадобиться Дэниелу, и она будет жить три или четыре столетия, которые, возможно, потребуются для возникновения Галаксии.
Щеки Блисс горели, а глаза были мокрыми, когда она ответила ему:
– Полагаю, этот робот вел нас к Земле так, чтобы наш маршрут прошел мимо Солярии, и мы могли подобрать для него этого ребенка.
Тревиз пожал плечами.
– Он мог просто воспользоваться удобным случаем. Не думаю, чтобы его способности были достаточно велики, чтобы управлять нами как марионетками через гиперпространство.
– Нет, это было умышленно. Наверняка, он сделал так, чтобы я почувствовала привязанность к ребенку и взяла ее с собой, вместо того, чтобы оставить, обрекая на смерть; чтобы я защищала ее даже от вас, когда вы негодовали, что она находится среди нас.
– Но ведь того же самого требовала этика Геи, которую Дэниел лишь чуточку усилил. К тому же, Блисс, это ни к чему не ведет. Допустим, вы сумеете забрать Фоллом. Куда вы сможете доставить ее, чтобы она чувствовала себя так же счастливо, как здесь? На Солярию, где ее ждет безболезненная смерть? На какой-нибудь переполненный мир, где она заболеет и умрет? На Гею, где она истомится по своему Джемби? Или, может, в бесконечное путешествие через Галактику, где она будет думать, что каждый мир, мимо которого вы пролетите, был Солярией? А может, вы найдете замену Дэниелу и Галаксия все же будет создана?
Блисс печально молчала.
Пилорат вытянул к ней руку и робко сказал:
– Блисс, я предлагал соединить свой мозг с Дэниелем, но он не захотел этого, потому что я слишком стар. Я попробую еще раз, если это сохранит Фоллом для тебя.
Блисс взяла его за руку и поцеловала.
– Спасибо тебе, Пил, но это слишком высокая цена даже за Фоллом. – Она глубоко вздохнула и попыталась улыбнуться. – Возможно, когда мы вернемся на Гею, в глобальном организме найдется место для моего ребенка… и я вставлю «Фоллом» в его имя.
А потом Дэниел, как будто чувствуя, что вопрос решен, направился к ним вместе с Фоллом, скачущей сзади.
Перейдя на бег, она первой достигла их и сказала:
– Спасибо тебе, Блисс, что отвезла меня домой, к Джемби и заботилась обо мне, пока мы были на корабле. Я всегда буду помнить это. – Она бросилась к девушке, и они крепко обнялись.
– Надеюсь, ты всегда будешь счастлива, – сказала Блисс. – Я тоже буду помнить тебя, Фоллом. – Она неохотно разжала объятия.
Фоллом повернулась к Пилорату.
– Тебе тоже спасибо, Пил, что научил меня читать свои книгофильмы. – Потом, не говоря ни слова и после некоторого колебания она протянула тонкую девичью руку Тревизу. Он на мгновение взял ее и тут же отпустил.
– Удачи тебе, Фоллом, – буркнул он.
– Я благодарю вас, сэры, и вас, мадам, за сделанное каждым из вас, – сказал Дэниел. – А сейчас вы вольны уйти, ибо ваши поиски закончились. Что касается моей работы, она тоже будет довольно скоро завершена, и завершена успешно.
– Подождите, – сказала Блисс, – это еще не все. Мы еще не знаем, согласен ли Тревиз с тем, что будущее человечества – это Галаксия, в противовес конгломерации изолянтов.
– Он уже ответил на это, мадам, – заметил Дэниел. – Его решение в пользу Галаксии.
Блисс поджала губы.
– Я бы хотела услышать это от него. Что вы скажете, Тревиз?
– А чего хотите вы, Блисс? – спокойно спросил Тревиз. – Если я решу против Галаксии, вы сможете забрать Фоллом.
– Я – Гея, – ответила Блисс, – и должна знать ваше решение ради торжества истины.
– Скажите ей, сэр, – попросил Дэниел. – Ваш разум, как это известно Гее, неприкосновенен.
И Тревиз сказал:
– Решение в пользу Галаксии. Больше у меня нет сомнений в этом.
Блисс оставалась стоять неподвижной столько, сколько требуется, чтобы неторопливо сосчитать до пятидесяти, как будто позволяя информации дойти до всех частей Геи, а затем спросила:
– Почему?
– Выслушайте меня, – сказал Тревиз. – Я знал с самого начала, что у человечества есть два возможных будущих: Галаксия или Вторая Империя из Плана Сэлдона. Причем эти две возможности взаимно дополняли друг друга. Мы не могли иметь Галаксию, если по какой-то причине в Плане Сэлдона имелась фундаментальная ошибка.
К несчастью, я ничего не знаю о Плане Сэлдона, за исключением двух аксиом, на которых он основан: во-первых, что в него вовлечено огромное количество людей, что позволяет рассматривать человечество статистически, как группу случайно взаимодействующих индивидуумов; и во-вторых, что человечество не узнает результатов психоисторических заключений, прежде чем эти результаты будут достигнуты. Поскольку я уже решил в пользу Галаксии, то подсознательно чувствовал, что в Плане есть изъяны, и что эти изъяны могут быть только в аксиомах, ибо это все, что известно мне о Плане. Однако, я не видел в них ничего ошибочного. Это привело меня к поискам Земли, вселив уверенность, что она так тщательно спрятана не просто так. И я решил найти причину этого.
– У меня не было оснований надеяться найти решение сразу по достижению Земли, но я был в отчаянии и не мог больше ничего придумать… Возможно, мною двигало желание Дэниела получить себе в помощь ребенка-солярианина.
– Как бы там ни было, мы достигли Земли, а затем Луны, и Блисс обнаружила разум Дэниела, который он, разумеется, старательно подставил ей. Она описала этот разум как принадлежащий не человеку, но и не роботу. Теперь-то мы знаем, что это имело смысл, ибо мозг Дэниела более развит, чем мозг любого когда-либо существовавшего робота. С другой стороны, он не мог ощущаться и как человеческий. Пилорат назвал его «чем-то новым» и это сработало как запал для «чего-то нового» во мне – для новой мысли.
– Как когда-то Дэниел и его коллега разработали четвертый закон робототехники, который был более фундаментальным, чем остальные три, так и я вдруг увидел третью основную аксиому психоистории, которая была более фундаментальной, чем остальные две: настолько фундаментальной, что никто даже не упоминал ее.
Дело вот в чем. Две известные аксиомы имели дело с людьми и базировались на этой неупоминаемой аксиоме, что люди являются ЕДИНСТВЕННЫМ разумным видом в Галактике, и следовательно, единственным организмом, чьи действия влияют на развитие общества и истории. Это и есть третья аксиома: в Галактике имеется только один вид разумных существ и это Homo sapiens. Если бы было – «что-то новое» и отличное по своей природе, его поведение не описывалось бы математикой психоистории, и План Сэлдона не имел бы значения. Понимаете?
Тревиз почти раскачивался от желания втолковать им это.
– Понимаете? – повторил он.
– Да, понимаю, – сказал Пилорат, – но как адвокат дьявола, старина…
– Да? Продолжайте.
– Люди ЯВЛЯЮТСЯ единственными разумными существами в Галактике.
– А роботы? – спросила Блисс. – Гея?
Пилорат задумался, затем неуверенно произнес:
– Роботы не играли значительной роли в истории человечества с тех пор, как исчезли космониты. Гея не играла значительной роли, поскольку очень молода. Роботы созданы людьми, а Гея создана роботами; и роботы, и Гея, как подчиняющаяся Трем Законам, должны уступать воле людей. Несмотря на двадцатитысячелетнюю работу Дэниела и долгое развитие Геи, одно слово Голана Тревиза – человека – могло положить конец и этой работе и этому развитию. Следовательно, человечество единственная форма разума в Галактике, и психоистория по-прежнему имеет силу.
– Единственная форма разума в Галактике, – медленно повторил Тревиз.
– Согласен. Мы так много и так часто говорили о Галактике, что никто из нас не мог заметить, что этого недостаточно. Галактика – это не Вселенная. Есть и другие галактики.
Пилорат и Блисс неуверенно шевельнулись. Дэниел слушал с милостивой серьезностью, рука его медленно гладила волосы Фоллом.
– Послушайте меня еще, – сказал Тревиз. – Рядом с нашей Галактикой находятся Магеллановы Облака, которых не изучал ни один человек. За ними есть другие мелкие галактики, а не очень далеко расположена гигантская галактика Андромеды, более крупная, чем наша собственная. Вдалеке же насчитываются миллиарды галактик.
– Наша собственная Галактика развила всего один вид разума, создавший технологическое общество, но что нам известно о других? Наш пример может быть нетипичным. В некоторых других – возможно, даже во всех – может быть множество конкурирующих разумных видов, борющихся друг с другом и непостижимых для нас. Возможно, эта борьба целиком поглощает их внимание, но что если в какой-то Галактике один вид получит преобладание над остальными, а затем найдет время и возможность изучить другие галактики.
– Гиперпространственно Галактика является точкой… так же как вся Вселенная. Мы не посещали никакой другой галактики и, насколько мне известно, ни один разумный вид из другой галактики не посещал нас. Но такое положение дел однажды может кончиться. И если к нам придут захватчики, они обязательно найдут способы натравить одних людей на других. Мы так долго сражались между собой, что всегда найдутся какие-нибудь междоусобицы. Захватчик, сумевший разделить нас, покорит или уничтожит нас всех. Единственная действенная защита – это создание Галаксии, которую невозможно будет натравить саму на себя, и которая встретит захватчиков с максимальной мощью.
– Вы нарисовали пугающую картину, – сказала Блисс. – Хватит ли времени, чтобы сформировать Галаксию?
Тревиз поднял голову, как будто изучал слой лунных пород, отделявших его от поверхности и от пространства, и стараясь увидеть эти далекие галактики, медленно движущиеся сквозь невообразимые просторы космоса.
– По нашим сведениям, – сказал он, – за всю человеческую историю ни один чужой разум не вторгался к нам. Нужно, чтобы это продолжалось всего несколько веков, возможно, чуть больше одной десятитысячной от времени существования цивилизации – и мы будем в безопасности. В конце концов, – тут Тревиз почувствовал внезапный приступ беспокойства, но заставил себя пренебречь им, – враг еще не здесь, не среди нас.
Говоря это, он не смотрел вниз, чтобы не встретиться взглядом с задумчивыми, бездонными глазами Фоллом – гермафродита, преобразователя, ИНОГО…
[1]Bliss (английский) – блаженство, счастье.