Фермер
Джайлис из Хэма
Перевод с английского
Ильи Кормильцева
Мало что дошло до наших дней из истории Маленького Королевства; сохранилось, к счастью, предание о том, как было оно основано. Именно предание, полное невероятных чудес и сложенное позднейшими поколениями, причем тот, кто его сложил, больше прислушивался к песням и сказкам, чем заглядывал в древние рукописи. Видно, что жил автор много лет спустя после описываемых событий, хотя и был, несомненно, уроженцем тех же самых мест, о которых ведёт рассказ, поскольку географию их он знает в совершенстве, чего не скажешь о землях к северу и к западу от Маленького Королевства.
Поводом к переводу этой забавной сказки с дурной британской латыни на современный язык Соединённого Королевства послужило то, что она проливает некоторый свет на малоизвестный период нашей истории, а также служит ключом к разгадке происхождения отдельных географических названий. Некоторым, несомненно, понравится и сам герой этого предания, равно как и его похождения.
Скудные свидетельства, которыми мы располагаем, не позволяют точно датировать описываемые события, а также привязать их к определённой местности. Со времён Брута в Британии возникло и ушло в небытие столько королевств! Раздел Британии при Локрине, Камбере и Альбанаке был только первым из многих – так велика была тяга каждого правителя к независимости своего крохотного владения (которая, впрочем, сочеталась с желанием по возможности раздвинуть его пределы). Война и мир сменяли друг друга очень часто, как видно из анналов времён короля Артура; горе приходило вслед за радостью, люди возносились и падали. У поэтов не было недостатка ни в сюжетах, ни во внимательных слушателях. Где‑то в ту эпоху – очевидно, после царствования короля Кола, но перед Артуром и периодом Семи Королевств – в западной части долины Темзы и в предгорьях Уэльса развертывались описываемые события.
Столица Маленького Королевства располагалась на его юго‑восточной окраине (как Лондон в нынешней Англии), но где именно – сказать трудно. Можно заявить с уверенностью только то, что Королевство это никогда не простиралось на запад дальше истоков Темзы и на север – дальше Отмура. О восточных же его границах вообще нельзя сказать ничего определённого. В отрывочных легендах о Георгиусе, сыне Джайлса, и его паже Суоветаврилиусе (Сьюте) упоминается, что одно время пограничная застава между землями Серединного и Маленького Королевств находилась в Фарсинго. Но это, в принципе, не имеет никакого отношения к той истории, которую мы даём ниже без изменений или комментариев (если не считать того, что её оригинальное и весьма пышное заглавие сокращено до более современного: «Фермер Джайлс из Хэма»).
Героя этого предания звали Эгидий де Хаммо. Жил он в те стародавние времена, когда Британия ещё делилась на множество маленьких королевств. В одном из таких королевств, а именно в Серединном, и жил Эгидий, да не просто Эгидий – Эгидий Агенобарб Юлий Агрикола де Хаммо – вот как его величали. В ту далёкую счастливую пору на имена не скупились. Спешить было некуда, народу на земле жило мало, каждый был в почёте. Времена те, однако, давно миновали, и в дальнейшем мы будем именовать Эгидия на языке простонародья, то есть попросту Фермером Джайлсом из Хэма. Хэм же был тогда не городом, а маленькой деревушкой, но в те далёкие годы люди имели гордый нрав, и гонору той деревушки хватило бы на целый город.
У Фермера Джайлса была рыжая борода и пёс по кличке Гарм. Собакам клички уже тогда давали короткие; громоздкие имена, звенящие учёной латынью, носили исключительно их хозяева, поскольку собаки и тогда латыни не разумели, но не в пример нынешним псам могли брехать по‑человечьи. И не только брехать, но и рычать и даже поскуливать. Брехали они на нищебродов и чужестранцев, рычали на других собак, а поскуливали, когда доводилось беседовать с хозяевами. Гарм гордился своим хозяином, но и побаивался его порядком. Ведь Джайлс мог перерычать самого Гарма.
Как уже было сказано, жил народ тогда без спешки и без суеты. И времени на всё притом хватало: и поработать успевали, и поговорить. А поговорить было о чём, потому что нередко случались достопамятные события. Впрочем, в тот год, с которого мы начинаем повествование, как на грех ничего достопамятного ещё не произошло. Однако Фермер Джайлс не слишком о том горевал – хлопот ему и так хватало. Отец Джайлса жил в достатке, и сын от него старался не отставать. А для этого нужно было крепить достаток медленно, но верно, от старого обычая не отступая. «Для того щука в реке, чтобы карась не дремал», – бывало говаривал Джайлс, бросая недоверчивый взгляд на Большой Мир, начинавшийся сразу за околицей. От Большого Мира фермер не ждал ничего доброго, и пёс его был того же мнения.
Но Большой Мир, несмотря ни на что, существовал. Сразу за околицей начинался Тёмный Лес, за ним к западу и северу высились Высокие Горы, а там – Пустотные Взгорья, пользовавшиеся дурной славой. Населяли их великаны, народ грубый и неотёсанный, причинявший немалые беспокойства округе. Имелся среди великанов один особенно дурной и бестолковый – имени его летопись не упоминает, да не в имени суть. Был он огромен, разгуливал с сучковатой дубиной с хорошую сосну толщиной и топтал всё что ни попадя своими здоровенными ножищами. Переломал он немало вековых вязов, привёл в негодность много дорог, погубил изрядно садов, а если ему случалось наступить на дом, то о доме лучше было забыть. Гуляя, он не смотрел себе под ноги, а если и смотрел, то всё без толку, поскольку видел он плохо. Жил великан бобылём в уродливом шалаше, сложенном из поваленных деревьев, и в гости к нему никто не ходил, потому что был великан глуп и туговат на ухо, а ещё потому, что великаны очень малочисленны и до ближайшего соседа им шагать и шагать. Шастал он всё больше по Пустошам и в Населённые Земли забредал разве что случайно.
Как‑то летним вечерком великан отправился побродить по лесам безо всякой особой нужды. Бродил он, бродил, наломал немало дров и тут заметил, что солнце уже заходит и пора подкрепиться. Оглядевшись, он сообразил, что забрёл в незнакомые края и не знает дороги домой. Тогда он попёрся наугад, и, как вскорости выяснилось, совсем не туда, куда было надо. Шёл великан долго, пока совсем не стемнело, а когда стало темно, присел и стал ждать восхода луны. Луна взошла, и он снова отправился в путь – так ему сильно хотелось домой. Ведь он оставил на огне свой лучший медный котелок и теперь боялся, что у того прогорит дно. Но поскольку пошёл великан неверным путем, то через некоторое время оказался совсем далеко от родных гор и в обитаемой местности, а именно – прямо по соседству с родовым имением Эгидия Агенобарба Юлия Агриколы, что в деревне Хэм.
Выдалась чудесная ночь. Коровы спокойно паслись на выгоне, Гарм же украдкой улизнул со двора по своим собачьим делам. Надо сказать, что псу очень нравилась охота на кроликов при лунном свете. Разумеется, если бы Гарм знал про великана, он выбрал бы для охоты другое место или, вернее всего, остался бы дома на кухне.
К двум часам ночи великан очутился на участке Фермера Джайлса и начал там куролесить: переломал изгороди, погубил посевы, вытоптал нескошенную траву, короче, за пять минут натворил столько бед, сколько королевские охотники не натворили бы и за пять дней.
Услышав, как великан шлёпает по берегу речки, Гарм обежал с запада холм, на вершине которого стояла Джайлсова ферма, чтобы посмотреть, что за странные дела творятся на хозяйском участке. И тут он увидел великана, который как раз перемахнул через речку и наступил на любимую Джайлсову корову по кличке Галатея. Он расплющил бедную скотинку своей тяжёлой ножищей так легко, как Джайлс, бывало, давил тараканов. Пёс сделал правильные выводы из увиденного: взвизгнув от ужаса, он кубарем кинулся домой, даже не вспомнив при этом, что улизнул со двора, не спросив позволения у хозяина. Под окном Джайлсовой спальни бедный Гарм принялся лаять и прыгать, но Фермера Джайлса было не так‑то просто разбудить.
– Беда! Беда! Беда! – лаял Гарм.
Окно внезапно распахнулось, и оттуда вылетела метко пущенная бутылка.
– Ой! – заскулил бедный пёс, уворачиваясь от снаряда с ловкостью, отточенной годами опыта. – Беда! Беда! Беда!
Тогда фермер высунул голову в окно.
– Чего разбрехался? – спросил он. – И почему это ты здесь?
– Да так! – тявкнул Гарм.
– Я тебе покажу «да так»! Утром шкуру с тебя спущу, – сказал фермер, захлопнув окно.
– Беда! Беда! Беда! – снова заверещал Гарм. Голова Джайлса снова показалась из окна.
– Ещё раз тявкнешь, и я тебя пришибу! – сказал фермер. – Кто это тебе на хвост наступил, старый дурак?
– Мне‑то никто на хвост не наступил, – ответил пёс, – а вот на твой скоро наступят!
– Чего?! – удивился Джайлс, несмотря на весь свой гнев. Никогда прежде Гарм не позволял себе говорить с хозяином подобным образом.
– На твоих полях великан, ужасный великан, и он идёт прямо сюда! – сказал пёс. – Беда! Беда! Он растоптал твоих овец. Он растоптал бедную Галатею.
Беда! Беда! Он поломал все изгороди и вытоптал посевы. Смелее, хозяин, поспешай, хозяин, не то всё погибло! Беда! – и тут Гарм принялся выть.
– Заткнись! – прикрикнул фермер, затворяя окно, но про себя подумал: «Помилуй меня, Господи!» – и мурашки пробежали у него по спине, хотя ночь была очень тёплой.
– Ложись спать и не дури! – сказала жена Джайлса. – А утром утопи этого кобеля. Он же попался, старый плут и ворюга, вот и брешет чего ни попадя.
– Может, ты права, Агата, а может, и нет, – молвил в ответ фермер. – Гарм, конечно, плут, но он не трус. Что‑то и в самом деле, видать, неладно, иначе бы он уж конечно не стал будить весь дом, а вполз бы молчком через сени поутру.
– Кончай препираться! – огрызнулась Агата. – Если ты веришь собаке больше, чем мне, тогда поспешай, как тебе велено.
– Это легко сказать… – буркнул себе под нос Джайлс. Он не очень‑то вообще верил Гарму, а в это время суток – и подавно.
Однако своё добро это своё добро, что там ни говори, к тому же Джайлс не любил долго якшаться с чужебродами и незваными гостями. Так что он натянул портки, пошёл на кухню и взял со стены свою бомбарду. Вы, разумеется, спросите, что такое бомбарда? Я и сам не знал сперва и спросил у Четырех Мудрецов из Оксенфорда – те долго размышляли, а потом изрекли: «Бомбарда – род крупнокалиберного короткоствольного бесприцельного огнестрельного оружия, стреляющего крупной дробью или шрапнелью и способного поразить расположенную на небольшом расстоянии цель за счет большого рассеяния снарядов при стрельбе. В настоящее время в цивилизованных странах Б. вытеснена из употребления более совершенными видами оружия».
Как бы то ни было, у той бомбарды, которая принадлежала Фермеру Джайлсу, было действительно широченное дуло. Заряжалась она, правда, не крупной дробью или шрапнелью, а тем, что под руку подвернётся, и цель поражала не за счёт большого рассеяния, а одним своим внешним видом, и так поражала, что до стрельбы на памяти Джайлса дело ещё ни разу не доходило. Страна в то время не знала цивилизации, и бомбарды ничем не были вытеснены из употребления, хотя для дела народ предпочитал лук и стрелы, а пороховую пальбу производил лишь по праздникам, и то – потехи ради.
И вот, взял, значит, Фермер Джайлс свою бомбарду, насыпал в дуло пороху (а то мало ли что), а поверх пороху – добрую пригоршню старых гвоздей, битых черепков, куриных костей и прочего мусора. Затем он влез в сапоги, накинул плащ и вышел через палисадник.
За спиной у фермера вставала луна; она отбрасывала длинные тени. Поначалу Джайлс не увидел ничего, кроме кустов и деревьев. Но зато явственно услышал тяжеленные шажищи. Кто‑то поднимался по склону холма. Ему сразу расхотелось поспешать куда бы то ни было, что бы там ни говорили Агата и Гарм, но своё добро всё‑таки дороже собственной шкуры, так что фермер подтянул портки и двинулся навстречу незваному гостю.
И тут из‑за края холма показалось бледное в лунном свете лицо великана. Большие круглые глупые глаза его отражали яркую луну, из‑за этого подслеповатый великан не мог рассмотреть фермера. Но фермер прекрасно видел великана, и это не прибавило ему смелости. С перепугу он нажал на курок. Бомбарда пальнула с жутким грохотом. По счастливой случайности её дуло было направлено прямо в уродливую харю великана. Куриные кости, битые черепки и ржавые гвозди вылетели наружу. И, поскольку расстояние было достаточно небольшим, вся эта дрянь (не по желанию фермера, а по воле случая) угодила в великана: черепок подбил ему глаз, а здоровенный гвоздь воткнулся в мясистый нос.
– Тысяча чертей! – выругался невоспитанный великан. – Меня кто‑то цапнул!
Звука выстрела он не расслышал (ведь он был туг на ухо), но гвоздь изрядно его побеспокоил. Обычный кровососущий гнус не мог прокусить его толстенную шкуру, но он слыхивал россказни про то, что на Восточных Топях водятся стрекозы, которые жалят похуже раскалённых щипцов, и ему подумалось, что он наткнулся на одну из таких тварей.
– Несладко здесь потчуют! – сказал он вслух. – Пора поворачивать оглобли.
Прихватив с собой пару овец, чтобы съесть их по дороге, он перепрыгнул через реку и размашисто зашагал на северо‑северо‑запад. На этот раз ему удалось найти свой дом, но слишком поздно – дно у его любимого котелка так и прогорело.
А что случилось с Фермером Джайлсом? С ним случилось то, что выстрел из бомбарды опрокинул его на спину. Джайлс лежал на спине, разглядывая звёзды, и гадал, наступит на него великан или нет. Но вскоре шаги великана затихли в отдалении. Тогда Джайлс встал, потёр ушибленное плечо и подобрал валявшуюся на земле бомбарду. И только тут с удивлением заметил, что вокруг собралась целая толпа народу. Односельчане радостно кричали, поздравляя фермера с победой.
Почти всё население Хэма высунулось из окон, те же, кто был попроворнее и успел одеться, побежали на подмогу фермеру (не забыв погодить, чтобы великан отошёл подальше).
Обитатели деревни, разумеется, тоже слышали тяжёлые шаги великана. Большинство из них сразу спрятались в кроватях под одеяла, а те, кому одеяло показалось слишком тонким, спрятались под кровать. Но Гарм уже давно понял, что хозяина следует бояться пуще любого великана. Он знал, каков его хозяин во гневе, и полагал, что великаны это тоже знают. Так что, как только Гарм увидел Джайлса, выходящего из дома с бомбардой (а это был верный признак хозяйского гнева), он помчался в деревню, вылаивая на бегу:
– Просыпайтесь! Выходите на улицу! Выходите смотреть, сколь велик во гневе мой хозяин! Он собирается пристрелить великана! Выходите все!
Ферма Джайлса на вершине холма была хорошо видна из любого дома в деревне. Когда люди и собака увидели харю великана, показавшуюся из‑за холма, все они (кроме Гарма) подумали, что этот орешек Джайлсу не по зубам. Затем ухнула бомбарда, великан повернулся и заспешил прочь. Тогда радость и восхищение завладели зрителями, они принялись хлопать в ладоши и кричать, а Гарм лаял так усердно, что чуть не вывихнул челюсть.
– Ура! – кричали крестьяне. – Знай наших! Мастер Эгидиус показал ему, где раки зимуют. Пусть лезет помирать в свою нору. Поделом ему!
И они принялись поздравлять фермера с победой. Но, несмотря на своё ликование, тут же отметили, что бомбарда‑то и впрямь огнестрельное оружие. Прежде им случалось поспорить на сей предмет в пивной, теперь сомнения разрешились. С этих пор к Фермеру Джайлсу на участок без спросу никто не захаживал.
Когда окончательно стало ясно, что опасность миновала, самые отчаянные головы поспешили на вершину холма к Джайлсу, обменяться с ним рукопожатиями. Кое‑кто, а именно священник, мельник, кузнец и ещё несколько особенно важных особ, зашли столь далеко, что похлопали Джайлса по плечу. Это Джайлсу не очень понравилось (плечо сильно саднило), но всё же пришлось пригласить их к себе домой. Гости уселись на кухне и там выпили несколько раз за здоровье хозяина, который зевал не таясь, но пока в кувшине было пиво, на это мало кто обращал внимание. Когда гости приняли одну‑другую кружку (а хозяин другую‑третью), фермер начал чувствовать себя героем. Когда же дело у гостей дошло до другой‑третьей (а у хозяина – до пятой‑шестой), Джайлс уже был о себе такого же мнения, какого был о Джайлсе его верный Гарм.
Все расстались добрыми друзьями, и на прощанье Джайлс долго хлопал каждого гостя по плечу своей огромной красной пятернёй – чем с ними и сквитался.
На следующий день слух о сражении разлетелся по соседним сёлам, украсившись многочисленными новыми подробностями. Джайлс чувствовал, что его слава растет. Ещё через неделю он стал Признанным Героем на двадцать миль вокруг, что было не лишено приятных сторон: в ближайший же базарный день фермера напоили на рынке так, как ему и во сне не снилось, и он вернулся домой, нетвердо держась на ногах, но уверенно распевая старинные боевые песни.
Наконец, слухи долетели и до Короля. Столица Серединного Королевства была в каких‑нибудь двадцати лигах от Хэма, но королевский двор мало интересовался деревенскими новостями. Однако случай был особенным. Славное изгнание свирепого великана требовало от монарха проявить высочайшую милость. Так что с должным промедлением в три месяца, на Михайлов день, король изволил отправить фермеру высочайшее послание. Письмо было писано на лучшем пергаменте красными чернилами на имя «нашего возлюбленного подданного Эгидия Агенобарба Юлия Агриколы де Хаммо». Вместо подписи имелось нечто вроде красной кляксы, рядом с которой рукою королевского писца было прибавлено: Ego Augustus Bonifacius Ambrosius Aurelianus Antoninus Pius et Magnificus, dux rex, tyrannus et Basileus Mediterrenarum Pariium, subscribo.[1]
К сему была приложена Большая Красная Государственная Печать, чтобы не оставалось никаких сомнений в подлинности документа. Джайлс был весьма польщён, а его односельчане – так те были от письма в полном восторге, особенно когда сообразили, что, напросившись поглядеть на письмо, повешенное фермером на стену, они имеют все основания присесть на скамью у очага и попросить у хозяина кружечку пива.
Ещё лучше, чем письмо, был прибывший с ним подарок: длинный меч на перевязи. По правде говоря, меч этот Король не знал куда девать. Он висел в его дворце с незапамятных времён и уже весь покрылся пылью. Такие большие мечи при дворе вышли из моды, но Король решил, что для подарка деревенщине он сойдет. Фермер Джайлс за модой не следил и был на седьмом небе от счастья.
Неплохо жилось и Гарму, поскольку он так и не получил обещанной взбучки – ведь Джайлс был порядочный человек и в глубине души понимал, что изрядной долей своей славы обязан Гарму. Конечно, он никогда не признавался в этом псу и продолжал беседовать с ним при помощи грубых слов и тяжёлых предметов, но при этом закрывал глаза на очень многие Гармовы проделки. Таким образом, Гарм и его хозяин шагали по жизни широко и уверенно, и удача им улыбалась. Пришла осень, за ней зима – и всё шло бы гладко – да тут откуда ни возьмись появился дракон.
Драконы уже в то время были редкостью, по крайней мере, в Серединном Королевстве в царствование Августа Бонифациуса они давно не объявлялись. Понятно, что в Диких Горах и на Гиблых Топях, в дальних северных и западных краях, водились разнообразные драконы, но они не отваживались забираться в Серединное Королевство, напуганные слухами об отважных королевских рыцарях. Те же, которые случайно забредали в Серединные Пределы, бывали частью убиты, частью жестоко уязвлены железом, дабы другим было неповадно.
По обычаю на Рождество к королевскому столу подавался жареный Драконий Хвост, посему каждый год выбирали одного из рыцарей и отправляли его на охоту.
Рыцарь отправлялся в путь на Николу, чтобы поспеть с хвостом к празднику. Но уже долгое время путь его лежал не дальше Королевской Кухни, где Королевский Повар изготовлял фальшивый Драконий Хвост из миндального пирожного и сахарной глазури, с каковым блюдом и возвращался торжественно в королевские покои упомянутый рыцарь. Хвост подавали на десерт, и все придворные в один голос твердили (чтобы сделать приятное повару), что он куда слаще, чем настоящий.
Но тут, как я уже сказал, появился настоящий дракон. И всё из‑за глупого великана. После своего славного путешествия он повадился ходить по знакомым и родственникам чаще обычного, чему те вовсе не были рады. В каждом доме он пытался выпросить взаймы медный котелок. Котелка ему не давали, но вынуждены были выслушивать его хвастливый рассказ о путешествии в Восточные Земли, где по мягкой земле так приятно гулять, где водится так много беззащитных и упитанных коров и овечек. Великан вообразил себя бывалым путешественником, и удержать его от россказней было невозможно.
– А люди там есть? – спрашивали у него.
– Мне не попадались, – отвечал великан. – Ни одного рыцаря не видел, друзья. Никаких опасностей, если не считать противных кусачих мух.
– Что же ты там не остался? – удивлялись родственники.
– Как говорится – в гостях хорошо, а дома лучше, – отвечал великан. – Может, мне когда‑нибудь и взбредёт в голову вернуться туда. Но главное – я‑то там бывал, а вы – нет. Так что там насчёт котелка?
Тут родственники поспешно перебивали его.
– А как пройти в те чудесные края, где бродят упитанные коровки да овечки?
– Ну, – отвечал тот, – идите на юго‑восток и придёте. Только идти долгонько придётся.
И он разводил руками так широко, что другие великаны, которым Бог не дал таких длинных ног, понимали, что не стоит и пытаться. Слухи, однако, поползли по всему Дикогорью.
Когда тёплое лето сменилось холодной зимой и есть стало нечего, всем вспомнились слова великана о несметных стадах овец и коров. Слухи дошли и до драконов, которые в то время сильно недоедали.
– Значит, никаких рыцарей нету! – говорили молодые и неопытные драконы. – Мы всегда это подозревали!
«Ну, может, и есть какие‑то, но далеко, к тому же их мало и они трусливы», – осторожно думали про себя старые и закалённые в боях змеи.
Слухи эти особенно взволновали одного из драконов по имени Хризофилакс Дивес, молодого змея, происходившего из царского рода. Дракон этот был хитрым, жадным и коварным, но не слишком храбрым. Впрочем, чтобы не испугаться каких‑то там кусачих мух, храбрости ему достало – к тому же ему сильно хотелось кушать.
И вот одним прекрасным зимним днём Хризофилакс расправил свои крылья и полетел. Ему удалось благополучно добраться до Серединного Королевства и приземлиться незамеченным под покровом ночи. Приземлившись, он принялся за разбой и в короткое время сожрал множество овец, коров и лошадей.
Место, где бесчинствовал дракон, отстояло на много миль от Хэма, но на свою беду именно туда отправился колобродить Гарм. Пользуясь расположением своего хозяина, он к тому времени уже отваживался на длительные вылазки с ночёвками вне дома. Пёс шёл по какому‑то завлекательно пахнущему следу и даже и не заметил, как запах резко изменился. С разбегу он напоролся прямо на хвост только что приземлившегося Хризофилакса. Не видывал свет ещё такой собачьей прыти, которая обнаружилась у Гарма в тот миг. Услышав испуганный визг, дракон обернулся и зарычал, но Гарма уже и след простыл; он бежал всю ночь из последних сил и под утро очутился дома.
– Беда! Беда! Беда! – залаял он под дверью. Джайлс услышал его лай и помрачнел. Он понял, что счастливые деньки не могут длиться вечно.
– Жена, впусти‑ка пса и угости его палкой! – сказал он. Дверь открылась, и Гарм ворвался в дом. Глаза его были выпучены, а язык вываливался из пасти.
– Ну, что ты на этот раз натворил? – спросил Джайлс, швыряя в пса куском колбасы.
– Ничего! – проскулил Гарм. Он был так перепуган, что на колбасу даже не обратил внимания.
– Перестань лаять или я спущу с тебя шкуру! – сказал фермер.
– Я ничего не натворил, хозяин, по крайней мере, ничего плохого. Но я наступил дракону на хвост и очень испугался.
Фермер так и поперхнулся своим пивом.
– Дракон? – переспросил он. – Ах ты, собачий сын, ах ты, грязный плут! Какого чёрта ты наступаешь драконам на хвост, да ещё в это время года, когда у меня работы невпроворот? Где это случилось?
– Далеко‑далеко на север отсюда, за холмами, возле Стоячих Камней! – ответил Гарм.
– Ах, значит, далеко! – с нескрываемым облегчением сказал фермер. – Места там странные, людишки забавные, всякое может приключиться, а нам‑то какая забота? Пусть сами справляются… И чего ты разорался? Ну‑ка кати на двор, пока я тебя не пришиб!
Гарм убежал, но не на двор, а в деревню, чтобы поведать всем новость. Он не забыл упомянуть, что хозяин ни чуточки не испугался. «Даже глазом не моргнул, завтракал как ни в чём не бывало!» – бахвалился он перед деревенскими, которые, усевшись на завалинки, обсуждали появление дракона.
– Надо же, как в старое доброе время! – говорили они. – И прямо под Рождество! То‑то будет рад Король! В этом году он сможет отведать настоящий Драконий Хвост!
Но на следующий день стало известно, что дракон попался исключительной свирепости и успел уже натворить немало дел.
– Куда смотрят королевские рыцари! – принялись возмущаться люди.
В тех деревнях, которые пострадали от разбоя Хризофилакса, возмущение достигло таких размеров, что были снаряжены гонцы к королю. Гонцы прибыли ко двору и каждый день вопрошали короля так громко и так часто, как им позволяла смелость.
Они говорили:
– Сир, так как же всё‑таки насчёт рыцарей?
Но рыцари ничего не предпринимали. Они сказали королю, что не могут ничего предпринять на основании слухов, и потребовали от него уведомления по всей форме, каковое и было им незамедлительно сделано: король обратился к своим рыцарям с просьбой сделать что‑нибудь, и без промедления. Рыцари пообещали что‑нибудь сделать, но при этом обнаружили неприятно поразившую короля склонность к промедлению.
Нельзя, правда, не отметить, что доводы рыцарей в пользу промедления были весомыми. Во‑первых, они подчеркивали, что Королевский Повар, будучи человеком предусмотрительным, загодя испёк Драконий Хвост. Появление настоящего хвоста в последнюю минуту могло его неприятно задеть. Зачем обижать такого хорошего и исполнительного повара?
– Причём тут хвост? – возмущались гонцы. – Отрежьте ему голову, и дело с концом!
Но близилось Рождество, а с ним и Большой Турнир, на котором рыцари сражались между собой на победителя. Были назначены великолепные призы, и никому не хотелось всё пропустить из‑за какого‑то дракона. К тому же турнир много бы потерял при малом числе участников.
Сочельник прошёл, а за ним Рождество.
Дракон между тем не терял времени даром. Каждую ночь он устраивал себе ложе в другом месте, и так уж вышло, что каждую ночь – всё ближе и ближе к Хэму. В новогоднюю ночь жители Хэма видели отдалённые зарницы лесного пожара – горел лес в каких‑нибудь десяти милях от деревни. Дракон поджёг его и теперь нежился в огне, что приводило его в бодрое расположение духа.
Люди начали поглядывать на Фермера Джайлса и шептаться у него за спиной. Фермер от этого чувствовал себя не совсем в своей тарелке, но продолжал делать вид, что ничего не замечает. В первый день нового года дракон приблизился к деревне ещё на несколько миль. Тут уже и Фермер Джайлс начал отпускать язвительные замечания в адрес королевских рыцарей.
– И зачем только мы кормим этих бездельников! – бурчал он.
– И правда, зачем! – эхом вторили ему односельчане.
Тут вмешался мельник и сказал:
– Рыцарем может стать каждый, хватило бы духу. Вот, к примеру, наш Эгидий – чем он не рыцарь? Разве король не прислал ему меч и письмо с Красной Печатью?
– Мало дать меч человеку, чтобы сделать его рыцарем, – ответил фермер. – Говорят, его ещё нужно хлопнуть этим мечом по плечу. К тому же у меня своих хлопот полон рот.
– Королю ничего не стоит хлопнуть тебя разок по плечу, если мы его хорошенько попросим, – возразил мельник. – Надо спешить, не то будет поздно!
– Ну уж нет! – отрезал Джайлс. – Не стоит и хлопотать. Я не рыцарь, а простой крестьянин, и тем горжусь. Что мне делать в рыцарях? Недаром сказано: честному простолюдину дворянские харчи в рот не лезут. Из вас лучше выйдет рыцарь, Мастер Мельник.
Священник только улыбался, слушая, как они расшаркиваются друг перед другом, потому что не было в Хэме закадычнее врагов, чем мельник и фермер. При этом в голову ему пришла блистательная догадка, но он не стал ничего говорить, надеясь, что со временем найдет ей подтверждение.
Мельник не уступал:
– Про харчи оно, может, и верно, но только ведь совсем не обязательно заделываться придворным, чтобы убить дракона. Довольно быть смелым человеком – не эти ли слова вы, Мастер Эгидиус, давеча говорили? А смелости вам не занимать, верно?
И все присутствовавшие закричали в один голос:
– Верно! Отменно сказано! Троекратное ура в честь Нашего Героя Эгидия!
Домой Фермер Джайлс вернулся совсем не в духе. Он обнаружил, что репутацию нужно поддерживать, чтобы над тобой не стали смеяться. Пнув собаку, Фермер спрятал меч, который до того гордо красовался над камином, в посудный шкаф на кухне.
На следующий день дракон перебрался в соседнюю деревушку Кверцетум (на языке простонародья – Дубки). Там он подкрепился не только коровами и овцами, но употребил в пищу пару юных особ и даже приходского священника, который попытался было наставить змея на путь истинный. Тогда всё население Хэма, возглавляемое своим пастырем, направилось к дому Фермера Джайлса.
– Мы пришли за тобой! – сказали они и стали ждать, что скажет фермер. Тот молчал, только лицо его стало такого же цвета, как и его борода.
– Когда ты отправишься на бой? – спросили люди.
– Только не сегодня! – ответил фермер. – У меня как раз скотник приболел, и мне надо присматривать за стадом. А завтра посмотрим.
Люди ушли восвояси, но вечером, когда стало известно, что дракон подошёл ещё ближе, они вернулись.
– Мы снова к тебе, Мастер Эгидиус! – сказали люди.
– И снова не ко времени! – пробурчал фермер. – Моя кобыла охромела, а лучшая овца затеяла котиться. Приходите потом, там видно будет.
И люди снова были вынуждены уйти. Ответ фермера разочаровал их, и они не могли этого скрыть, а мельник, так тот просто язвительно хихикал. К тому же священник вообще не ушёл, а напросился к Джайлсу на ужин. За ужином он позволил себе полюбопытствовать, куда девался меч, и потребовал, чтобы его ему немедленно показали.
Меч лежал в шкафу на полке, которая была для него едва впору. Стоило фермеру его достать, как тот выпрыгнул из ножен. От неожиданности фермер уронил ножны на пол. Священник вскочил, пролив своё пиво, и подхватил меч. Он попытался вложить его обратно в ножны, но тот входил только на вершок и сразу же выскакивал обратно, стоило отпустить его.
– Боже мой! – вскричал священник. – Вот это чудо! – и принялся рассматривать клинок. Он был, конечно, человек учёный, не то что фермер, который с трудом разбирал отдельные буквы и вряд ли бы смог прочесть даже собственное имя. По своей безграмотности он не обращал никакого внимания на вязь, покрывавшую клинок и ножны. Что же до королевского оружейника, тот так привык ко всем этим рунам и письменам на мечах, что никогда их не читал, полагая, что такое любопытство старомодно.
Священник внимательно изучил письмена и просиял. Именно это и пришло ему в голову день назад, когда беседовали мельник с фермером. Но как он ни составлял буквы, ничего путного не выходило.
– На ножнах надпись, а на клинке эти – как их? – эпиграфические знаки, – промолвил наконец священник.
– Неужто? – сказал Джайлс. – И что это даёт нам?
– Письмена очень древние, и язык какой‑то варварский, – сказал священник, чтобы потянуть время. – Надо разобраться получше.
И он попросил фермера одолжить ему меч на ночь, что тот и сделал с превеликой охотой.
Когда священник вернулся домой, он снял с полок множество учёных книг, за которыми и просидел всю ночь. А на следующее утро обнаружили, что дракон ещё ближе к Хэму. Все жители деревни затворили двери на засовы и привалили мебель к окнам; а те, у кого были под домом погреба, спустились в них и сидели там при свете свечей, дрожа от страха.
Но священник, набравшись смелости, вышел из дома и прошёлся по соседям, оповещая через замочные скважины всех, кто соглашался выслушать его, о потрясающем открытии, которое он сделал прошедшей ночью.
– Наш добрый Эгидий, – шептал он, – милостью короля сделался обладателем прославленного меча по имени Каудимордакс, или, как его зовут в героических преданиях, – Хвостореза!
Заслышав эту новость, люди отворяли двери, потому что кто не знал, что меч с этим именем ранее принадлежал Белломариусу, славнейшему драконобойцу за всю историю королевства! По некоторым сведениям этот Белломариус приходился нынешнему королю пра‑пра‑пра‑дедушкой по материнской линии. Немало было сложено песен и преданий о деяниях Белломариуса, позабытых при дворе, но памятных деревенским жителям.
– Этот меч, – продолжал священник, – сам выходит из ножен, если дракон не более чем в пяти милях. Нет никаких сомнений, что если он окажется в руках смельчака, то ни одному дракону не устоять!
Тогда к людям вернулась надежда, и многие снова открыли окна. В конце концов священнику удалось убедить некоторых выйти из домов и пойти вместе с ним. Выходили, правда, без особой охоты, и только мельник рвался пойти к Джайлсу – так ему хотелось посмотреть, как его приятеля припрут к стенке.
Шествие направилось вверх по склону холма, время от времени боязливо поглядывая на север, за реку, но драконом и не пахло. Очевидно, он спал, обожравшись на Рождество.
Священник (и мельник) постучали в двери дома. Никто не отозвался, и им пришлось постучать ещё раз. Наконец появился Джайлс. Лицо у него было красное. Всю ночь напролёт он пил эль, каковое занятие не прервал и утром.
Все, кто пришёл со священником, столпились вокруг фермера, называя того Добрым Эгидием, Бравым Агенобарбом, Великим Юлием, Неустрашимым Агриколой, Гордостью Хэма, Героем Округи. При этом они наперебой говорили о Каудимордаксе, сиречь Хвосторезе, Мече, Который Вкладывают в Ножны только в случае Смерти или Победы, о Славе Рыцарства, об Опоре Отечества, о Верности Согражданам – и теми речами привели фермера в полное смущение.
– Только не все сразу! – вскричал фермер, когда установилось молчание. – И давайте короче, у меня же столько дел по хозяйству!
Тогда дали слово священнику, чтобы тот прояснил суть дела. И тут мельник возрадовался, потому что слова священника припёрли фермера к стенке, да ещё как припёрли! Но конфуза, которого мельник так ждал, не вышло. Во‑первых, Фермер Джайлс выпил к тому моменту слишком много крепкого эля. Во‑вторых, он ощутил тайную гордость, когда узнал, что обладает прославленным Хвосторезом. В детстве он обожал сказания о Белломариусе и до тех пор, пока не повзрослел и не образумился, мечтал обладать мечом героя. В силу этих причин фермер внезапно понял, что должен взять меч и пойти на дракона. Но поскольку поторговаться он всё же любил, то попытался ещё раз отложить поход на потом.
– Чего! – воскликнул он. – Я – и на дракона? В этих грязных портках и камзоле? На дракона надо выходить в доспехах, или я ничего не понимаю в жизни. А их‑то у меня и нет!
Сограждане уразумели, что фермер прав, и тут же послали за кузнецом. Кузнец пришёл и задумчиво покачал головой; он был мрачным и медлительным мужчиной, которого все звали Солнышко Сэм, хотя христианское его имя было Фабий Кунктатор. Он бывал в добром расположении духа только когда какая‑нибудь беда, предсказанная им (скажем, майские заморозки), случалась в должный срок. Впрочем, беды он предсказы