Когда мне наконец удалось выбраться из навеянного Скиллом сна Олуха, я оказался на границе сна Неттл. Несколько мгновений я смотрел на стеклянную башню, стоящую на вершине горы. Я сразу узнал сказку. Горный склон передо мной был усеян длинными спутанными нитями. Я пробирался вперед, а они липли ко мне, точно паутина. Я знал, что Неттл уже почувствовала мое присутствие, однако она предоставила мне самому справляться с трудностями, и я погрузился по колено в громадный клубок, представлявший собой ложные клятвы, которые давали принцессе претенденты на ее руку. В старой истории говорилось, что только чистый сердцем и искренний человек может пройти по этой тропе и не упасть.
Во сне я снова стал волком. Все мои четыре лапы вскоре оказались в плену у липких нитей, и мне приходилось останавливаться и перегрызать их зубами. По какой-то неведомой мне причине у них был вкус аниса, довольно приятный в небольших количествах и тошнотворный, когда его становилось слишком много. Когда в конце концов я добрался до стеклянной башни, вся грудь у меня была мокрой, а из пасти капала слюна. Я встряхнулся, и во все стороны полетели брызги.
– Разве ты не пригласишь меня подняться? – наконец спросил я у Неттл.
Она молчала. Опираясь руками о перила балкона, она смотрела вдаль. Я оглянулся назад, туда, где внизу над покрывалом тумана тянули свои руки кусты ежевики. Туман ползет вверх по склону или мне только кажется? Неттл по-прежнему делала вид, что не замечает меня, и я обошел основание башни. В башне из старой сказки не было двери, и Неттл в своем сне воспроизвела ее до мельчайших деталей. Неужели у нее был друг, который ей изменил? Сердце сжалось у меня в груди, и я на мгновение забыл, зачем пришел. Когда я обошел всю башню, я уселся на задние лапы и посмотрел на девушку на балконе.
– Кто тебя предал? – спросил я ее.
Она продолжала смотреть мимо меня, и я уже решил, что она не хочет отвечать. Но потом, не глядя вниз, она сказала:
– Все. Уходи.
– Я не смогу тебе помочь, если уйду.
– Ты не сможешь мне помочь. Ты сам много раз мне это говорил. Так что уходи и оставь меня одну. Все остальные так и сделали.
– Кто ушел и оставил тебя одну?
Услышав мой вопрос, Неттл наградила меня свирепым взглядом и заговорила почти шепотом, но в ее голосе я услышал ужасную боль и обиду.
– Я не знаю, с чего я решила, что ты помнишь, о чем мы с тобой разговариваем. Например, мой брат. Мой брат Свифт, ты сказал, что он вернется домой. Так вот он не вернулся! И тогда мой глупый отец решил отправиться на поиски. Как будто человек, которому отказывают глаза, может кого-нибудь найти! Мы пытались его отговорить, но он не стал нас слушать. С ним что-то случилось, мы не знаем что, но его лошадь вернулась домой без него.
И тогда я взяла свою лошадь, несмотря на то что мама кричала, чтобы я не делала этого, вернулась по следам его лошади и нашла папу на берегу ручья. Он был весь в синяках и крови и пытался ползти домой, одна нога его совсем не слушалась. Я привезла его домой, и мама снова отругала меня за то, что я поехала за ним. Теперь папа лежит в кровати, смотрит в стену и ни с кем не разговаривает. Мама запретила нам давать ему бренди. Он не говорит с нами и не рассказывает, что с ним случилось. Мама злится на всех нас. Как будто я во всем виновата.
Где-то на середине рассказа Неттл заплакала. Слезы капали с ее подбородка, текли по рукам и дальше по стене башни, а потом превращались в жесткие опаловые нити боли. Я встал на задние лапы и попытался схватить их передними, но они оказались слишком гладкими и тонкими, и у меня ничего не получалось. Я снова сел. Я чувствовал себя опустошенным и старым. Несчастья, свалившиеся на семью Молли, не имели ко мне никакого отношения – пытался сказать себе я, – я не виноват в том, что случилось, и не могу ничего исправить. Однако их корни прячутся очень глубоко, разве не так?
Через некоторое время Неттл взглянула на меня и грустно рассмеялась.
– Ну что, Сумеречный Волк, разве ты не собираешься сказать, что не сможешь помочь? Разве не это ты всегда мне говоришь? – Когда я не нашел что ответить, она добавила обвиняющим тоном: – Не знаю, почему я вообще с тобой разговариваю. Ты мне наврал. Ты сказал, что мой брат возвращается домой.
– Я думал, что он возвращается, – ответил я, наконец обретя дар речи, – Я встретился с ним и велел ему возвращаться домой. Думал, он послушался.
– Ну, может, он попытался. Возможно, он шел домой, но его убили разбойники или он упал в реку и утонул. Тебе, наверное, не приходило в голову, что десять лет – это маловато, чтобы путешествовать в одиночку? Ты не подумал о том, что с твоей стороны было бы правильнее и благороднее самому привезти его к нам, вместо того чтобы отправить домой? Но нет, ты же всегда заботишься о своих удобствах. Зачем тебе покидать свое тепленькое местечко!
– Неттл. Прекрати. Дай мне сказать. Свифт в безопасности. Он жив, и ему ничто не угрожает. Он по-прежнему со мной. – Я замолчал и попытался сделать вдох.
От неизбежности того, что должно было последовать за этими словами, внутри у меня все похолодело. «Ну вот, Баррич, – подумал я про себя. – Я пытался оградить тебя и твою семью от боли, но обстоятельства иногда бывают сильнее людей».
Потому что Неттл задала вопрос, которого я от нее ждал:
– И где же это «со мной и в безопасности»? И откуда мне знать, что ему действительно ничто не угрожает? Откуда мне знать, что ты настоящий? А вдруг ты такой же, как весь этот сон, существо, которое я придумала? Посмотри на себя, человек-волк! Ты ненастоящий, и ты предлагаешь мне ложную надежду.
– Я здесь такой, каким ты меня видишь, потому и ненастоящий, – медленно проговорил я. – Но на самом деле я самый обычный человек. И когда-то твой отец знал меня.
– Когда-то, – презрительно фыркнула она. – Еще одна сказка Сумеречного Волка. Убирайся вместе со своими дурацкими историями. – Она вздохнула, и по ее щекам снова покатились слезы. – Я больше не ребенок. Твои глупые выдумки меня не утешат.
Я понял, что потерял ее, лишился доверия и дружбы. Лишился возможности узнать свое дитя. Меня окутала волна грусти, пронизанная нестройной мелодией растущих кустов ежевики. Я оглянулся назад и увидел, что туман и колючие ветки ползут вверх по склону. Что это – мой собственный сон пугает меня или музыка Олуха стала еще более зловещей? Я не знал ответа.
– А я пришел искать твоей помощи, – напомнил я себе с горечью.
– Моей помощи? – задыхаясь от слез, спросила Неттл. Не успев подумать, что я делаю, я выпалил: – Я знаю, что не имею права ни о чем тебя просить.
– Нет, не имеешь. – Она смотрела мимо меня. – А о чем ты хотел меня попросить?
– Речь идет о сне. Точнее, о кошмаре.
– Мне казалось, что все твои кошмары про то, как ты падаешь. – Я понял, что Неттл заинтригована.
– Кошмар не мой. Он принадлежит другому человеку, который… Это очень сильный кошмар. Настолько сильный, что он проник в сны других людей. Он угрожает их благополучию, даже жизни. И мне кажется, что человек, которому принадлежит кошмар, не может его контролировать.
– Ну так разбудите его, – презрительно предложила она очевидное решение.
– Это поможет, но только на короткое время. Мне нужно что-то более действенное.
Я хотел сказать ей, что опасности подвергается и жизнь Свифта, но потом решил не пугать девочку, я ведь не знал, сможет ли она мне помочь.
– А что я могу?
– Я думаю, ты могла бы помочь мне проникнуть в этот сон и изменить его. Сделать более спокойным и приятным. Убедить того человека, что ничего страшного с ним не происходит, что он не умрет и все будет хорошо. Тогда его сны, возможно, изменятся. И мы все сможем отдохнуть.
– Как я это сделаю? – А потом резко продолжила: – И с какой стати я вообще должна тебе помогать? Что ты предлагаешь мне в обмен, Сумеречный Волк?
Мне совсем не понравилось, что у нас дошло до торговли, но винить было некого, кроме самого себя. А самое ужасное, что единственное, что я мог ей предложить, причинит боль и заставит страдать от чувства вины ее отца.
– Что касается того как, – медленно проговорил я, – ты очень сильна в магии, которая позволяет одному человеку проникать в сны другого и менять их. Возможно, твоей силы хватит, чтобы войти в сон моего друга и избавить его от ужаса, хотя он и сам очень силен в магии. Но он напуган.
– Я не обладаю никакой магией.
Я пропустил ее слова мимо ушей.
– Что до того, почему ты должна мне помочь… я тебе сказал, что Свифт со мной и находится в безопасности. Ты мне не веришь. И я тебя не виню, ведь получилось так, что некоторое время назад я сказал неправду. Но я произнесу слова, которые ты должна передать отцу. Они… причинят ему боль. Но когда он их услышит, он сразу поймет, что я не лгу. Что твой брат жив и в безопасности. И что он со мной.
– В таком случае, говори слова.
Одно короткое мгновение, навеянное уроками Чейда, я колебался, решив потребовать, чтобы сначала она помогла мне со сном Олуха. Но мне удалось отбросить все сомнения. Моя дочь должна мне ровно столько, сколько я ей дал, – ничего. Возможно, я боялся, что если не скажу ей этого сейчас, то навсегда растеряю решимость и не скажу никогда. Я произнес слова, которые раскаленными углями обожгли мне язык:
– Скажи ему, что тебе приснился волк с иголками дикобраза в носу. И что волк произнес следующие слова: «Как сделал ты однажды, так я делаю сейчас. Я приютил и направляю твоего сына. Я готов защищать его от любой опасности даже ценой своей жизни, а когда моя работа будет завершена, я привезу его к тебе домой».
Я завуалировал свое сообщение, насколько мог в данных обстоятельствах. Однако Неттл удалось совсем близко подобраться к правде, когда она спросила:
– Мой отец заботился о твоем сыне много лет назад?
Некоторые решения легче принимать, если не давать себе времени на размышления.
– Да, – солгал я своей дочери. – Точно.
Я наблюдал за ней, пока она обдумывала мои слова. Постепенно стеклянная башня начала таять и превратилась в воду, которая потекла, теплая и мирная, мимо моих лап, и вскоре балкон медленно опустился на землю. Неттл протянула мне руку, чтобы я помог ей перебраться через перила. Я взял ее за руку, я касался и не касался своей дочери впервые в жизни. Загорелые пальцы мимолетно дотронулись до моей лапы с черными когтями. Затем она отошла от меня и посмотрела на туман и ползущие вверх по склону колючие ветки.
– Знаешь, я никогда ничего подобного не делала.
– Я тоже, – признался я.
– Прежде чем мы войдем в его сон, расскажи мне о нем хотя бы что-нибудь.
Туман неуклонно приближался. Что бы я ни рассказал Неттл про Олуха, будет слишком много, однако я понимал, что, если она войдет в его сон, ничего о нем не зная, это может быть опасно для всех нас. Я был не в силах контролировать то, что Олух мог ей открыть. На одно короткое мгновение я пожалел, что не посоветовался с Чейдом или Дьютифулом, прежде чем обратиться к ней за помощью. Но уже в следующую секунду я мрачно улыбнулся. В конце концов, я ведь мастер Скилла, не так ли? А значит, имею полное право самостоятельно принимать решения.
И я сообщил своей дочери, что Олух дурачок, что у него ум и сердце ребенка, но он наделен силой целой армии, когда речь заходит о Скилле. Я даже рассказал ей, что он служит принцу Видящих и находится вместе с ним на корабле. И что его музыка Скилла настолько могущественна, что она влияет на настроение всех, кто находится на борту. Я поведал ей, что он уверен: его морская болезнь никогда не пройдет и он от нее умрет.
Пока я говорил, колючки на ветках стали огромными и угрожающе начали подбираться к нам. Слушая меня, Неттл сделала свои выводы: она поняла, что я тоже нахожусь на корабле и, следовательно, ее брат отправился в морское путешествие с принцем Видящих. Несмотря на то что Неттл жила в деревне, она слышала про нарческу и испытание, которое она назначила принцу. Мои сомнения окончательно рассеялись, когда Неттл пришла к очевидному заключению:
– Значит, это тот самый черный дракон, о котором тебя постоянно спрашивает серебряная драконица. И принц должен его убить.
– Не произноси вслух ее имя, – взмолился я. Неттл наградила меня презрительным взглядом, словно потешаясь над моими глупыми страхами.
– Они уже здесь, – вдруг сказала она, и колючие кусты поглотили нас.
Опутав наши щиколотки и подбираясь к коленям, они трещали, точно пламя, пожирающее сухое дерево. Колючки впивались в наши тела, вокруг нас клубился густой зловещий туман, и вскоре мы начали задыхаться.
– Это еще что такое? – сердито спросила Неттл. Затем, когда она исчезла в туманном облаке, я услышал ее голос: – Сумеречный Волк, прекрати! Немедленно! Что ты тут устроил? Отпусти его!
И она прогнала от меня мой сон. Ощущение у меня было такое, словно кто-то сорвал с меня одеяло. Но страшнее всего оказалось воспоминание, которое вдруг налетело на меня, точно порыв ветра, воспоминание знакомое и одновременно чужое: другое время и другая женщина старше Неттл выхватила из моих пухлых пальцев какую-то чудесную блестящую вещь со словами: «Нет, Кеппет. Это не для маленьких мальчиков».
Оказавшись вырванным из своего сна, я начал задыхаться, но уже в следующее мгновение мы в буквальном смысле этого слова нырнули в сон Олуха. Туман и колючие кусты исчезли, и у меня над головой сомкнулись холодные соленые воды моря. Я тонул. И как бы я ни старался, мне не удавалось выбраться на поверхность. Затем Неттл схватила меня за руку и, сильно дернув, поставила рядом с собой.
– Ты такой доверчивый! Это всего лишь сон. Теперь он мой, а в моем сне мы можем ходить по воде. Пошли.
И все стало так, как она сказала. Вокруг нас до самого горизонта раскинулось море. А музыка Олуха, точно ветер, овевала нас со всех сторон. Я прищурился, глядя на воду и пытаясь понять, как мы отыщем Олуха среди бесконечных волн, но Неттл сжала мою руку и объявила, умудрившись перекричать дикую музыку Олуха:
– Мы уже совсем близко.
И снова так и случилось. Через несколько шагов Неттл, вскрикнув, опустилась на колени. Слепящий солнечный свет скрывал то, что она увидела, и я присел рядом с ней. В следующее мгновение мне показалось, что у меня разорвется сердце.
Олух очень отчетливо воображал эту картинку. Наверное, видел когда-то в прошлом. Под водой плавал утонувший котенок. Такой маленький, что у него даже глазки еще не открылись, он безвольно качался на волнах, окруженный ореолом своей шерстки. Однако когда Неттл взяла его за шкирку и вытащила наружу, шерстка облепила его крошечное тельце. Он повис в руке моей дочери, с лап, хвоста и из открытой розовой пасти стекала вода. Неттл бесстрашно сжала его в руке, потом осторожно нажала пальцами на хрупкую грудную клетку, поднесла к лицу маленькую мордочку и вдохнула ему в рот воздух. В этот миг она была истинной дочерью Баррича. Я не раз видел, как он прочищал дыхательные пути новорожденным щенятам.
– Теперь с тобой все в порядке, – строго сказала она котенку и погладила его по спинке. Там, где тельца касалась рука Неттл, шерсть мгновенно высыхала. Неожиданно я увидел, что котенок полосатый, рыжий с белым. Всего минуту назад мне казалось, что он черный. – Ты жив и в безопасности, и я не позволю ничему плохому с тобой случиться. Ты же знаешь, что можешь мне доверять. Потому что я тебя люблю.
Услышав ее слова, я чуть не задохнулся. Как она узнала, что нужно произнести именно их? Всю свою жизнь, не понимая этого, я хотел, чтобы кто-нибудь сказал мне эти же слова и чтобы они были правдой и я мог в них поверить. Я словно смотрел, как кто-то другой получает подарок, о котором я мечтал с самого детства, однако не испытал ни горечи, ни зависти. Я чувствовал лишь удивление, что моя шестнадцатилетняя дочь способна преподнести другому человеку такой дар.
Даже если бы мне удалось найти Олуха в его сне и кто-нибудь сказал мне, что я должен выговорить именно эти слова, которые он так отчаянно хотел услышать, я не смог бы их произнести так, чтобы они прозвучали правдиво. Неттл была моей дочерью, плотью от моей плоти, но в этот миг я испытывал такое изумление и восторг, что она казалась мне существом, не имеющим ко мне никакого отношения.
Котенок у нее в руке пошевелился и принялся вертеть головой. Потом маленькая пасть открылась, и я приготовился услышать жалобное мяуканье. Но вместо этого он спросил хриплым, несчастным голосом:
– Мама?
– Нет, – ответила Неттл. Моя дочь оказалась смелее меня. Она не собиралась врать. – Но я на нее похожа. – Неттл огляделась по сторонам, как будто впервые увидела море. – Это не слишком подходящее для тебя место. Давай его переделаем, согласен? Где бы ты хотел оказаться?
Ответ Олуха меня удивил. Неттл удалось убедить его открыться, поведать свои сокровенные мысли. Она задавала ему вопрос за вопросом, выспрашивая подробности. Когда они закончили, оказалось, что мы, словно маленькие куклы, сидим посреди большой кровати. Меня окружали туманные стенки фургона, в каких живут кукольники и странствующие артисты, когда переезжают из города в город. Внутри пахло перцем и сухим луком, связки которого висели в углу под потолком. Я узнал мелодию, окружавшую нас. Это была не просто музыка матери Олуха, она состояла из самых разных звуков: ровное дыхание спящей женщины, скрип колес, медленные шаги животных, переплетенные с тихим мурлыканьем женщины и детской песенкой, какие играют на простом свистке, – песнь покоя, безопасности и любви.
– Мне здесь нравится, – сказала Неттл. – Если ты не против, я снова приду к тебе сюда в гости. Можно?
Котенок замурлыкал и свернулся калачиком. Он не собирался спать, просто ему было хорошо и покойно посреди огромной кровати. Неттл встала, собираясь уйти. Видимо, именно в этот момент я понял, что стал сторонним наблюдателем. Я больше не находился внутри сна Олуха. Я исчез из него вместе с остальными опасными и диссонирующими элементами. В мире его матери для меня не было места.
– Теперь я с тобой попрощаюсь, – сказала ему Неттл, а потом добавила: – Ты должен помнить, что оказаться здесь легко. Когда захочешь спать, подумай про эту подушку. – И она прикоснулась к одной из множества подушек, украшенных яркой вышивкой. – Представь ее себе и ты придешь сюда в своем сне. Сможешь?
Котенок снова замурлыкал, и сон Олуха начал истончаться. Я снова стоял на поросшем травой склоне перед растаявшей башней. Кусты ежевики и туман пропали, и передо мной раскинулось зеленое море травы в долине. В отдалении сверкала на солнце река.
– Ты не сказала ему, что он больше не будет страдать от морской болезни, – неожиданно вспомнил я и тут же поморщился, устыдившись собственной неблагодарности.
Неттл нахмурилась, и я увидел, что она очень устала.
– Ты думаешь, отыскать все это и собрать вокруг него было легко? Он постоянно пытался вернуться в холодную морскую воду. – Она потерла глаза. – Я сплю, но, наверное, когда проснусь, буду чувствовать себя разбитой.
– Извини, – грустно произнес я. – Я прекрасно знаю, что магия отнимает много сил. Я не подумал.
– Магия, – фыркнула Неттл. – Переделка снов никакая не магия. Просто я умею это делать.
И она покинула меня, а я постарался прогнать пугающие мысли о том, что может произойти, когда она передаст Барричу мои слова. Я ничего уже не мог изменить. Я сел у основания башни Неттл, но без нее сон быстро растаял, я погрузился в забытье, и мне больше ничего не снилось.
VII
ПУТЕШЕСТВИЕ
Не следует поддаваться заблуждению, будто Внешние острова – это королевство, которым правит один монарх, как обстоит дело в Шести Герцогствах, или союз народов, как в Горном Королевстве. Даже у отдельных островов, пусть и самых маленьких, имеется собственный правитель. На самом деле здесь нет аристократов или лордов. Мужчины получают свой статус в зависимости от воинских успехов или добычи, которую привозят домой из набегов. Положение некоторых укреплено репутацией их матриархальных кланов. Острова поделены между кланами, но их земли считаются собственностью всего клана, берегами владеют женщины и передают их своим дочерям.
Города, особенно прибрежные, где имеются гавани, не принадлежат какому-то одному клану, и в них, как правило, царит беззаконие. Городская стража не придет к вам на помощь, если вы станете жертвой воров, грабителей или хулиганов. Каждый человек должен силой заставить остальных себя уважать. Если же вы позовете на помощь, вас посчитают безвольным слабаком, а следовательно, недостойным внимания. Правда, иногда правящий в окрестных землях клан имеет в городе «дом-крепость» и берет на себя право решать все спорные вопросы.
Жители Внешних островов, в отличие от нас, в Шести Герцогствах, не возводят ни крепостей, ни замков. Блокада, как правило, осуществляется вражеским кораблем, который захватывает гавань или устье реки, и никто никогда не пытается отобрать у другого клана земли.
Впрочем, в некоторых крупных городах имеется несколько «домов-крепостей», принадлежащих разным кланам. Они представляют собой укрепленные сооружения, построенные с расчетом на то, чтобы выдержать атаки неприятеля. В них, как правило, имеются глубокие подземелья, где хранятся не только запасы воды, но и продовольствие. Эти «дома-крепости» обычно принадлежат правящему клану и служат скорее убежищем на время гражданской войны, а не для того, чтобы защитить представителей клана от иноземных захватчиков.
Шелби, «Путешествие на Внешние острова».
Проснувшись, я почувствовал, что настроение на корабле изменилось, стало спокойнее. Я проспал всего несколько часов, но прекрасно отдохнул. Вокруг меня прямо на полу спали стражники так крепко, словно они не отдыхали вот уже несколько дней, – впрочем, так оно и было.
Я осторожно встал, свернул одеяло и, перешагивая через распростертые тела, добрался до своего сундучка. Убрав одеяло, я надел чистую рубашку и вернулся на палубу. Приближался рассвет, дождь кончился, и сквозь рваные тучи проглядывали звезды. Паруса переставили, чтобы воспользоваться новым направлением ветра, матросы двигались по палубе, уверенно и спокойно выполняя свою работу, и у меня возникло ощущение, будто после шторма наступило тихое утро.
Олух спал, свернувшись калачиком, на лице его застыло умиротворение, дыхание, хоть и хриплое, было ровным. Рядом дремал Уэб, он сидел, подтянув колени к подбородку. Неподалеку от него я различил темный силуэт морской птицы, которая сидела на леере. Встретившись глазами с Рииск, я приветственно кивнул ей и направился к Уэбу – медленно, чтоб он успел открыть глаза и поднять голову. Он улыбнулся мне.
– Похоже, вашему подопечному лучше. Он отдыхает. Наверное, худшее позади.
– Надеюсь, – сказал я и осторожно открылся навстречу музыке Олуха.
Она не исчезла, но теперь буря Скилла превратилась в мерный плеск волн. В напеве снова доминировала песня его матери, а еще я услышал тихое мурлыканье котенка и ласковое эхо слов Неттл, заверявших его, что он любим и ему нечего бояться. Меня охватило легкое беспокойство. Интересно, я слышу эти новые звуки, потому что был свидетелем того, как Неттл изменила сон Олуха? И смогут ли Чейд и Дьютифул уловить ее голос и разобрать слова?
– Вы тоже выглядите отдохнувшим, – заметил Уэб, и его голос напомнил мне, что я забыл о приличиях.
– Я отлично поспал. Большое вам спасибо.
Он протянул мне руку, и я помог ему подняться на ноги. Выпрямившись, Уэб выпустил мою руку и расправил плечи. Рииск сделала несколько шагов в нашу сторону. В первых лучах солнца я заметил, что клюв и лапки у нее ярко-желтого цвета, и вспомнил один из уроков Баррича, который говорил, что чистый цвет – это один из признаков хорошего ухода за птицей. Рииск сияла здоровьем. Словно почувствовав мое восхищение, она медленно повернула голову и провела клювом по длинному перу, а потом ловко взлетела над леером – так кошка грациозно вскакивает на стул. Выбрав подходящий воздушный поток, Рииск парила у нас над головами.
– Она обожает покрасоваться, – вполголоса сказал Уэб и улыбнулся мне, а я подумал, что партнеры по Уиту точно так же гордятся друг другом, как родители своими детьми.
Я понимающе улыбнулся.
– О, ваша улыбка кажется мне искренней. Думаю, со временем, друг мой, вы научитесь мне доверять. Скажите мне, когда это произойдет.
Я вздохнул. Приличия требовали, чтобы я сказал, что я уже ему доверяю, но я знал, что мне не удастся обмануть этого человека. Поэтому я только кивнул. А потом, когда Уэб повернулся, собираясь уйти, я вспомнил про Свифта.
– Я хочу попросить вас еще об одной услуге, – смутившись, сказал я.
Уэб повернулся ко мне, и на его лице появилось довольное выражение.
– Что ж, я приму это как признак того, что наши отношения налаживаются.
– Вы не могли бы попросить Свифта уделить мне сегодня немного времени? Мне нужно с ним поговорить.
Уэб склонил голову набок и стал ужасно похож на чайку, которая разглядывает сомнительную раковину.
– Вы собираетесь отругать его за то, что он не вернулся к отцу?
Я задумался. Собирался ли я ругать мальчишку?
– Нет. Я только скажу ему, что моя честь требует, чтобы он в целости и сохранности вернулся в Баккип. И что я надеюсь продолжить наши занятия во время этого путешествия.
Чейд будет доволен, мрачно подумал я. У меня и так не слишком много свободного времени, а теперь я взвалил на себя еще одну обязанность.
Уэб ласково улыбнулся.
– Я с удовольствием пришлю его к вам, – ответил он, коротко поклонился мне, как это принято у моряков, и, когда я кивнул, ушел.
При помощи Скилла я предложил принцу встать пораньше, и потому, когда Олух начал просыпаться, Дьютифул был рядом с ним. Слуга принес маленькую корзинку с теплым хлебом и горячий чай, и я понял, что страшно проголодался. Он поставил корзинку на палубу около Олуха, и принц отпустил его. Мы молча стояли и смотрели на море, дожидаясь, когда Олух окончательно проснется.
Когда изменилась музыка? Я проснулся сегодня утром и даже поверить не мог, как прекрасно отдохнул. Напряжение ушло. Мне потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что произошло.
Легче стало, верно?
Меня подмывало сказать больше, но я не осмелился. Я не мог заявить принцу, что я вмешался в сон Олуха, поскольку в действительности это сделал не я. Олух вряд ли вообще догадывается о том, что я тоже там был.
Меня спас Олух, который проснулся. Он закашлялся и открыл глаза. Потом посмотрел на нас с принцем и расплылся в улыбке.
– Неттл изменила мой сон, – сказал он, но прежде чем кто-нибудь из нас успел ему ответить, зашелся в приступе кашля. – Мне плохо. Горло болит.
Я ухватился за возможность сменить тему.
– Может быть, оно болит из-за того, что тебя так долго тошнило. Послушай, Олух, Дьютифул принес чай и свежий хлеб. От чая тебе станет легче. Налить?
В ответ он снова закашлялся. Я присел рядом с ним и притронулся к щеке. Она оказалась теплой, но он только что проснулся и кутался в шерстяные одеяла. Может быть, еще обойдется и он не заболеет. Олух сердито отбросил в сторону одеяло и остался сидеть, дрожа в своей мокрой, мятой одежде. Вид у него был несчастный, и его музыка зазвучала диссонансом.
Принц решил взять дело в свои руки.
– Том Баджерлок, возьми корзину. Олух, ты пойдешь со мной в каюту. Немедленно.
– Я не хочу, – застонал Олух и удивил меня тем, что поднялся на ноги. Затем он подошел к перилам и посмотрел на море. – У меня морская болезнь, – заявил он, словно только что вспомнил.
– Именно по этой причине я хочу отвести тебя в каюту. Там тебе будет лучше, – сказал принц.
– Нет, не будет, – упрямо повторил Олух, но когда Дьютифул направился в сторону каюты, медленно поплелся за ним. Он шел пошатываясь – из-за слабости и легкой волны на море, и я взял его за руку, чтобы подстраховать. В другой руке я держал корзинку с едой. Олух еле-еле ковылял рядом со мной. Мы дважды останавливались, потому что у него начинался приступ кашля и к тому времени, когда мы добрались до каюты принца, я уже всерьез заволновался.
Каюта Дьютифула была обставлена и украшена более изысканно, чем его спальня в замке. Очевидно, кто-то из Баккипа устроил здесь все в соответствии с собственными представлениями о том, к чему привык наследник престола. В каюте имелось несколько иллюминаторов, из которых открывался вид на кильватер. Покрытый лаком пол был застелен роскошными коврами, повсюду стояла тяжелая мебель, закрепленная таким образом, чтобы она оставалась на своих местах во время качки. Наверное, каюта произвела бы на меня более сильное впечатление, если бы я там задержался, но Олух сразу же бросился в свою маленькую каморку, дверь в которую вела из апартаментов принца.
Эта каюта была значительно непритязательней, размерами не превосходила шкаф для одежды, и помещалась там только койка Олуха да еще оставалось немного места для его вещей. Тот, кто занимался устройством жизни принца на корабле, видимо, предполагал, что там будет жить камердинер, а не дурачок, угодивший в фавориты. Олух тут же плюхнулся на кровать, а когда я начал вытряхивать его из грязной, пропахшей одежды, принялся жалобно стонать и ворчать. Я накрыл его легким одеялом, он тут же закутался в него и, стуча зубами, заявил, что ему холодно. Я принес толстое покрывало с кровати принца. Теперь у меня не осталось никаких сомнений, что он простудился.
Чай в чайнике немного остыл, но я все равно налил Олуху чашку и сидел рядом, пока он все не выпил. По моей подсказке, сделанной при помощи Скилла, принц послал за чаем из ивовой коры, который помогает против лихорадки, и малиновым сиропом от кашля. Когда слуга наконец все принес, мне потребовалось некоторое время, чтобы уговорить Олуха выпить чай и сироп. Но упрямился он недолго, видимо, жар отнимал у него силы, и бедняга довольно быстро поддался на мои увещевания.