Торт принес Пиоттр и предложил нам без всякой задней мысли. Мы пришли сюда, чтобы выполнить его желание – убить дракона; зачем ему пытаться нас отравить? Однако я никак не мог поверить, что только случайность привела к тому, что я лишился магии Скилла.
Мне было холодно и мокро, накатила тоска. Я не хотел в таком состоянии появляться в палатке стражников. И вдруг обнаружил, что стою возле шатра Шута. Замерзшими пальцами я попытался откинуть в сторону полог.
– Лорд Голден, – позвал я, с некоторым опозданием сообразив, что у него могут быть другие гости.
Должно быть, интонация моего голоса вызвала у него тревогу. Шут сразу же откинул полог и торопливо поманил меня внутрь.
– Стой на месте, постарайся не замочить здесь все, – сказал он. – Он уже успел сменить мокрую одежду.
Шут был в длинном черном одеянии, и я ему позавидовал.
– Пиоттр угостил меня кусочком торта. В нем была эльфовская кора, и я потерял Скилл, – пробормотал я, стуча зубами.
– Снимай мокрые вещи. – Шут принялся рыться в своем заплечном мешке, как только я оказался в шатре. Наконец он вытащил из него длинный коричневый балахон. – Это должно тебе подойти. Он гораздо теплее, чем кажется. Как небольшая доза эльфовской коры могла лишить тебя магии Скилла? Раньше она никогда не оказывала на тебя такого действия.
Я покачал головой.
– Но так случилось. Кроме того, кто-то атаковал Олуха и меня при помощи Скилла, пытаясь стравить нас друг с другом. И у них почти получилось, пока я не поднял защитные стены, опасаясь, что Олух нанесет мне удар. Тут только я сообразил, что Олух на самом деле не вызывает во мне чувства ненависти. И он ни в чем не виноват, а если мне не нравится постоянно за ним ухаживать, я не должен вымещать на нем свою злость, верно? В любом случае, мне следует обижаться на Чейда, а не на Олуха. Именно он поставил меня в такое положение – главным образом для того, чтобы я все время был занят и не мог попасть под твое влияние. Он хочет, чтобы я просто выполнял его приказы, а не думал…
– Прекрати! – с тревогой воскликнул Шут. Я замолчал, не закончив фразы.
Не успел я вновь открыть рот, чтобы спросить, что случилось, как Шут поднял обе руки.
– Фитц. Послушай себя. Я никогда не слышал, чтобы ты так болтал. Это… вызывает у меня тревогу.
– Все дело в эльфовской коре.
Я содрогнулся от кипящей во мне энергии. Сбросив остатки мокрой одежды, я с благодарностью принял протянутый мне балахон, но тут же вздрогнул, ощутив его холод.
– Какой холодный, словно железо! Из чего он сделан? Из рыбьей чешуи?
– Верь мне и не задавай вопросов. Надень его, ты быстро согреешься.
Выбора у меня не было. Я натянул через голову балахон, оказалось, что его длинные полы доходят мне почти до щиколоток. Я повел плечами и вдруг ощутил, как они расслабились.
– Как странно. Мне он показался узким, но как только я повел плечами, стал в самый раз. Посмотри. Даже рукава заканчиваются на запястьях. Больше всего этот балахон напоминает невероятно тонкую кольчугу. Опять магия Элдерлингов? Ты привез его из Дождевых Чащоб? Интересно, как и из чего его сделали? Взгляни, как меняется цвет, когда я двигаюсь.
– Фитц, перестань болтать. Это действует мне на нервы. – Шут поднял стопку моей мокрой одежды, и на пол потекла тонкая струйка воды. – Я все развешу снаружи. Однако к утру она не высохнет. У тебя есть во что переодеться?
– Да. В моем мешке, но я оставил его в палатке принца. И бочонок со взрывным порошком Чейда. Почти все вещи Олуха в моем мешке, но он сможет и сам их взять. Так что хорошо, что мой мешок остался в палатке у принца. – Теперь я и сам заметил, что болтаю без умолку, и сумел закрыть рот прежде, чем меня попросил Шут.
Несколько долгих мгновений я дрожал от холода, но потом ощутил, как балахон возвращает тепло моего тела. Со вздохом облегчения я опустился на одеяло Шута и подобрал под себя окоченевшие ноги. И тут же принял другую позу. Шут вернулся в шатер и с любопытством посмотрел на меня, когда я вскочил на ноги и принялся расхаживать по шатру вокруг маленькой свечи, стоявшей в центре.
– Что с тобой? – спросил он.
– Такое ощущение, что под кожей у меня бегают муравьи. – Я отвел рассыпавшиеся волосы с лица и собрал их в воинский хвост. – Мне не усидеть на месте. И я не могу молчать, не могу привести свои мысли в порядок, если ты понимаешь, о чем я.
Мои руки вдруг показались мне слишком большими. Я принялся щелкать суставами пальцев, потом опустил руки. Шут смотрел на меня, стиснув зубы.
– Извини, – торопливо извинился я. – Я ничего не могу с собой поделать.
– Это очевидно, – пробормотал он. Потом он тряхнул головой и добавил: – Я бы хотел помочь, но сейчас тебе не стоит давать успокаивающие травы. И еще я боюсь упадка сил и духа, который последует потом. Никогда не видел, чтобы ты так себя вел. Если отчаяние, которое обычно охватывает человека после употребления эльфовской коры, будет таким же сильным, как твоя нынешняя эйфория, то я боюсь за всех нас.
Я видел, что он говорит совершенно серьезно.
– Меня это тоже пугает. То есть я знаю, что должен опасаться последствий, но сейчас я не могу ни на чем сосредоточиться. Меня переполняет множество разных мыслей. Как высушить одежду к завтрашнему дню, а еще я должен сделать доклад Чейду, однако я не знаю, стоит ли мне ходить по лагерю в таком одеянии. Я оставил в палатке Дьютифула свой мешок с сухими вещами. Вещи Олуха тоже там лежат. Но это хорошо, потому что Олуху они понадобятся.
– Помолчи, – взмолился Шут, прервав мою болтовню. – Пожалуйста, помолчи, дай мне собраться с мыслями. В прошлом эльфовская кора лишь ослабляла твой Скилл, но потом это проходило. Можем ли мы рассчитывать, что Скилл к тебе вернется?
Я пожал плечами.
– Не знаю. Не думаю, что мы можем судить о происходящем со мной сейчас по прошлому действию эльфовской коры. Я сказал тебе, что Олух лишь чудом не съел кусок торта?
– Нет, не сказал. – Шут говорил медленно, словно я был слегка не в себе, – впрочем, тут он был прав. – Ты можешь кое-что для меня сделать? Оставь в покое свои волосы и рот. Сложи руки на коленях и расскажи обо всем, что произошло с тобой сегодня. Весь день, с самого утра, пожалуйста.
Только теперь, когда Шут упомянул об этом, я сообразил, что дергаю себя за нижнюю губу. Положив руки на колени, я попытался доложить о событиях прошедшего дня, словно передо мной был Чейд. По мере того как я рассказывал, Шут все больше мрачнел, и я понял, что мои слова обрушиваются на него, точно град, что моя речь становится бессвязной и обрывки эпизодов наслаиваются друг на друга. Вскоре я вновь вскочил и принялся расхаживать по шатру. Мне никак не удавалось справиться с возбуждением. Неожиданно меня посетило озарение.
– Вот! – воскликнул я, подходя к Шуту и протягивая обнаженное запястье. – Давай проверим, действительно ли Скилл полностью меня покинул. Прикоснись ко мне. Попытайся войти со мной в контакт при помощи Скилла, как ты делал когда-то.
Он пораженно посмотрел на меня. Потом на его лице появилась болезненная недоверчивая улыбка.
– Ты просишь меня это сделать?
– Конечно. Да. Давай выясним, насколько это серьезно. Если ты сможешь со мной связаться, значит, Скилл ко мне вернется, когда действие этой дряни закончится. Попробуй. – Я сел рядом с ним и положил руку ему на колени ладонью вверх.
Шут посмотрел на следы своих пальцев, оставшихся на моем запястье, а потом косо взглянул мне в лицо.
– Нет. – Он отодвинулся от меня. – Сегодня ты не отдаешь себе отчета в собственных действиях, Фитц. Ты никогда бы не согласился на это, если бы находился в нормальном состоянии. Нет.
– Чего ты боишься? – вызывающе спросил я. – Давай, что мы теряем?
– Уважение друг к другу. Сейчас ты и сам не понимаешь, что делаешь, – будто ты вдребезги пьян. Нет, Фитц, перестань меня уговаривать.
– Не беспокойся. Завтра я не забуду, что сам тебе предложил. Я должен знать, жив ли мой Скилл! – В каких-то далеких уголках моей души я ощущал тревогу.
Мне хотелось остановиться и подумать, но возбуждение не позволяло. Сделай это сейчас, сделай хоть что-нибудь. Желание что-то предпринять было таким сильным, что я не мог ему противиться.
Я протянул руку и сжал тонкую кисть Шута. Он снял перчатки и даже не пытался сопротивляться. Словно складывая деревянную головоломку, я приложил его руку к своему запястью. Прохладные кончики пальцев легли на оставленные ими прежде следы. Я ждал. И ничего не чувствовал. Потом я вопросительно посмотрел на Шута.
Он закрыл глаза. Через мгновение его глаза открылись. Они были золотыми, и в них плескалось отчаяние.
– Ничего. Я ощущаю лишь тепло твоего запястья под своими пальцами. Я пытаюсь пробиться к тебе, но тебя нигде нет. И больше ничего.
Мое сердце мучительно забилось в груди. Я тут же попытался отбросить то, что сейчас узнал.
– Ладно. Это еще ничего не доказывает. Ничего. Завтра я могу проснуться, и Скилл ко мне вернется.
– Или нет, – спокойно предположил Шут, глядя мне в лицо. Его пальцы все еще сжимали мою кисть. – Возможно, мы больше никогда не сможем войти в контакт таким способом.
– Или нет, – согласился я. – Возможно, завтра я проснусь таким же одиноким и глухим, как сейчас. Возможно. – Я встал, высвободив руку из его пальцев. – Ладно. Сейчас бесполезно об этом говорить, верно? Как и о том, высохнет ли моя одежда к завтрашнему дню. То, что должно произойти, обязательно произойдет. – Я помолчал, размышляя о том, не пора ли мне замолчать, но вопрос сам сорвался с моих губ. – Как ты думаешь, Пиоттр сделал это со мной нарочно? Знал ли он, что эльфовская кора может уничтожить Скилл? И откуда он узнал, что я владею магией Скилла? И если он хочет помочь принцу убить дракона, зачем он вывел из строя меня? Если только он действительно хочет, чтобы мы убили Айсфира. Быть может, он заманил нас сюда, чтобы принц потерпел неудачу. Но все это звучит как-то бессмысленно. Ты согласен?
Шута явно смутил поток моих вопросов.
– Ты можешь немного помолчать, Фитц? – серьезно спросил он, и после некоторых размышлений я покачал головой.
– Боюсь, что нет. – Я нетерпеливо расхаживал по шатру. Неожиданно на меня накатило отчаяние. Мне никак не удавалось найти положение, в котором я бы чувствовал себя удобно. Я с радостью лег бы спать, но не знал, как избавиться от бурлящей во мне энергии. Мне вдруг захотелось уйти куда-нибудь подальше, чтобы все оставили меня в покое. Я закрыл лицо руками.
– Всю свою жизнь я все делал неправильно.
– Нам предстоит долгая ночь, – печально сказал Шут.
XVII
АЙСФИР
Вот история о том, что произошло с Яасал Тюленьи Сапоги и драконом Айсфиром в те годы, когда Визал была Великой Матерью их материнского дома. Визал невзлюбила молодого мужчину, которого Яасал привела в дом, и на то имелось три причины: у него были кривые ноги и впалая грудь, а всем известно, что эти черты передаются детям, и Визал не хотела, чтобы ее материнский дом наполнился кривоногими, хилыми существами. У него были рыжие волосы, и Визал не хотела, чтобы у ее потомков были такие же. И всякий раз, когда весна приходила на острова и на ветках ивы появлялись крошечные пушистые почки, мужчина начинал чихать, плакать и кашлять и не мог участвовать в весенних работах. Поэтому, когда Яасал однажды летом отправилась собирать ягоды на склонах холма, Визал приказала женщинам приготовить комья земли и мелкие камушки, способные причинить боль, но не нанести серьезных ран, чтобы прогнать мужчину Яасал. И ее сестры, мать и тетки охотно это проделали, поскольку им не нравилась его самодовольная улыбка, которая появлялась на его губах, когда Яасал отсутствовала.
Когда Яасал вернулась и узнала, что ее мужчина сбежал, она разрыдалась и принялась ругаться, а потом поклялась, что отправится к дракону, чтобы попросить его о мести. Всем известно, что это ужасный грех против материнского дома, однако Яасал так разгневалась, что не хотела слушать никаких доводов разума и отказалась принять крепкого молодого воина с темными волосами, которого ей предложили вместо ее бледного, тощего юнца. И она поплыла на Аслевджал, дождалась прилива и отправилась в самые глубины ледника, чтобы просить дракона о жестокой мести.
Глубоко под ледяными шапками острова она причалила свою лодку на илистом берегу. Яасал высоко подняла над головой факел, но не стала любоваться красотами голубого льда склепа Айсфира. Вместо этого она сразу же отправилась в путь по извилистым голубым туннелям, где в глубинах льдах покоился дракон. Потом она вытопила полость во льду при помощи крови ягненка, которого принесла с собой, и попросила сделать бесплодными всех женщин, которые прогнали ее мужчину.
Баллада Внешних островов, перевод Баджерлока.
Остаток этой ночи, а также следующие день и ночь я вспоминаю, как один лихорадочный сон. Мой разум отказывается возвращаться к ужасу, который я тогда пережил.
– Все это было плодом твоего воображения, – сказал мне позднее Чейд, и меня больно уколола легкость, с которой он отмахнулся от моих страданий.
«Вся наша жизнь, – хотелось мне ответить на это, – лишь плод нашего воображения. А где же еще то место, где мы способны осознать все, что с нами происходит, и перенести потери? Любое событие – ничто до тех пор, пока чей-то разум не придаст ему смысл».
Я пережил это испытание. Ни один человек, понимающий различие между лекарственным растением и ядом, не погружался в такие глубины отчаяния. В какой-то момент Чейд ночью послал Риддла присматривать за мной. Он накинул мне одеяло на плечи и отвел меня, босого, в дурацком одеянии Элдерлингов в палатку принца. Там – если я ничего не путаю – я провел несколько часов, объясняя Чейду, как сильно я себя презираю. Позднее Дьютифул рассказал, что никогда не слышал такого утомительного перечисления воображаемых грехов. Я помню, как он несколько раз пытался успокоить меня. Однако я продолжал говорить о самоубийстве. Намерение покончить с собой и раньше посещало меня, но я никогда не говорил о нем вслух. У Дьютифула мои сентиментальные фантазии вызвали отвращение, а Чейд указал на то, что столь себялюбивый поступок не исправит ни одну из моих глупостей. Наверное, к этому моменту я уже смертельно ему надоел.
И все же в происходившем не было моей вины. Мое уныние являлось результатом действия эльфовской коры, а не размышлений, заставлявших меня без умолку болтать всю ночь до рассвета. К утру Дьютифул знал о моей юности гораздо больше, чем я когда-либо собирался ему рассказывать. И если у него когда-нибудь возникало искушение поэкспериментировать с эльфовской корой или семенами карриса, то эта долгая ночь навсегда излечила его от подобных желаний.
Когда Олух больше не мог выдерживать моих вдохновенных бредней, Риддл получил указание отвести его в палатку к обладателям Уита, где за ним присмотрит Уэб, и оставить там ночевать. Чейд и Дьютифул планировали попытаться войти в контакт с Неттл при помощи Скилла, но мое состояние спутало все планы. Перед тем как Олух сбежал, они вместе попытались связаться со мной при помощи Скилла. У них получилось ничуть не лучше, чем у Шута. Когда я рассказал об этом Чейду, он помрачнел, и я понял, как сильно он не одобряет мои эксперименты с Шутом.
На следующий день Риддл и Уэб сопровождали нас с Олухом. Не сомневаюсь, что Риддл получил задание от Чейд а, но Уэб сам вызвался мне помочь. Я до сих пор не представляю, что сказал ему Олух, чтобы убедить, что я нуждаюсь в помощи. Я шагал сквозь бесконечное мучительное сверкание снега, погрузившись в черное беспросветное отчаяние. Риддл и Олух шли впереди и почти не разговаривали. Весь день Уэб шагал вслед за мной, но не произнес ни единого слова. Вернулось лето, и ветер, придававший заснеженным холмам удивительные формы, стал слабым и почти теплым. Я помню, как птица Уэба дважды сделала над нами круг, издав громкий отчаянный крик, а потом улетела к морю. Присутствие партнера Уэба напомнило мне о моей потере, вызвав новые мучительные воспоминания. Я плакал, и слезы ручьями текли по моим щекам.
Переживания иногда утомляют сильнее, чем любые физические нагрузки. К тому времени, когда Пиоттр объявил, что мы будем ставить палатки, меня уже ничто не интересовало. Я лишился желаний, равнодушно наблюдая, как мои спутники разбивают лагерь. Смутно припоминаю, как Пиоттр принес извинения Чейду за то, что пирог мужества так плохо на меня подействовал. Чейд равнодушно принял его извинения и ответил, что я всегда отличался буйным темпераментом и был склонен злоупотреблять лекарственными травами. Я понимал, почему он так сказал, однако его слова вонзились в мое сердце, как кинжалы. Я не смог даже прикоснуться к каше, которую принес мне Уэб, и улегся еще до того, как все закончили ужинать. Я не сумел заснуть и молча смотрел в потолок палатки, пытаясь понять, зачем мой отец вообще спал с моей матерью. Мне казалось, что они совершили злое дело. Я слышал, как возле палатки Уэб играет для Олуха на своей маленькой дудочке, и вдруг понял, что мне недостает навеянной Скиллом смешной музыки маленького человечка. А потом я забылся тяжелым сном.
Когда я проснулся, до полудня оставалось всего несколько часов. В палатке больше никого не было. Интересно, почему меня никто не разбудил и мы до сих пор не отправились в путь. Дрожа от холода, я вылез из-под одеяла, поморщился, увидев, что на мне по-прежнему дурацкий балахон, и быстро переоделся в штаны и куртку. Засовывая одеяние Элдерлингов в заплечный мешок, я никак не мог понять, почему вокруг так тихо. Неужели погода заставила нас задержаться?
Я вышел из палатки. Легкий ветерок бросил мне в лицо крошечные кристаллы снежинок – он нес их, срывая с высившегося рядом холма. Лагерь выглядел почти брошенным. Уэб готовил какую-то еду на маленьком костерке. Котелок стоял рядом на снегу.
– А, ты проснулся, – с улыбкой сказал Уэб. – Надеюсь, тебе лучше.
– Я… да, – ответил я, с удивлением обнаружив, что это так.
Вчерашнее черное отчаяние исчезло. Нет, я не ощущал радости; боль от потери Скилла не прошла, да и предстоящие испытания не стали казаться более легкими, но желание покончить с собой улетучилось. Во мне нарастал гнев. Я ненавидел Пиоттра за то, что он заставил меня перенести. Я знал, что мне придется отказаться от мести, чтобы не разрушить стратегию Чейда, но я не верил, что пирог мужества содержал обычную дозу эльфовской коры, которую его соплеменники принимают без разрушительного эффекта для себя. Меня сознательно отравили. Вновь. Я очень рассчитывал, что еще до возвращения в Шесть Герцогств судьба предоставит мне шанс расквитаться с Пиоттром. Мое обучение в качестве королевского убийцы запрещало мне роскошь мести. С тех самых пор, как король Шрюд сделал меня своим человеком, мне говорили, что я должен направлять свои таланты на нужды короны, а не на исполнение собственных желаний, не говоря уже о мести. Один или два раза я нарушал правила – и всякий раз с ужасающими последствиями. Я несколько раз напоминал себе об этом, пока осматривал лагерь.
Мы разбили его на пологом склоне холма. Неподалеку от нас из снега упрямо торчала черная скала. А еще дальше высился крутой горный кряж. Вся картина очень напоминала чашку с отбитым краем. Тут и там из-под снега проступал черный камень. В чаше скопился лед и снег, замерзшая лавина, спускающаяся к нам. Наш лагерь находился у самого ее края.
– Ты слишком молчалив сегодня, – негромко заметил Уэб. – У тебя что-нибудь болит?
– Нет, но спасибо за заботу. Мне просто есть о чем подумать.
– И у тебя украли магию Скилла.
Я бросил на него мрачный взгляд, но он успокаивающе поднял руку.
– Больше никому не удалось это понять. Олух случайно мне все объяснил. Он очень встревожен из-за тебя. Раздражен, конечно, но еще больше встревожен. Прошлой ночью он попытался мне объяснить, что дело не только в твоем ужасном настроении и беспрерывной болтовне, но и в том, что ты исчез из его разума. Он рассказал мне историю из своего детства.
Однажды во время ярмарки мать выпустила его руку, и он потерялся в толпе. Олух оставался один в течение нескольких часов, ему не удавалось найти мать ни при помощи глаз, ни при помощи разума. Олух испугался, что она решила его бросить, но потом передумала и вернулась. И он довольно долго объяснял мне, как чувствовал, что его мать где-то рядом, но не пускает его в свои мысли. А ты просто исчез, сказал Олух. Как если бы ты умер, как умерла его мать. Однако ты жив, он видит тебя глазами, и это его пугает.
– Наверное, я для него выгляжу как «перекованный».
Уэб судорожно вздохнул. Я знал, что ему довелось познакомиться с «перекованными».
– Нет, друг мой, – возразил он. – Я ощущаю тебя при помощи Уита. Ты его не потерял.
– И какой мне от него толк, если у меня нет партнера? – с горечью спросил я.
Уэб ответил не сразу.
– А это еще одна вещь, которой я мог бы тебя научить, – устало сказал он, – если у тебя найдется хоть немного времени и желания.
Я не знал, что ему ответить, поэтому предпочел сменить тему разговора.
– А почему мы сегодня остались в лагере?
Он недоуменно посмотрел на меня, а потом улыбнулся.
– Мы уже пришли, друг мой. Удобнее площадки для лагеря нам не найти. Пиоттр утверждает, что раньше где-то поблизости можно было увидеть сквозь лед дракона. Принц Дьютифул, Чейд и остальные отправились за Пиоттром и нарческой на поиски Айсфира. Вместе с ними ушли воины Хетгарда. – Он поднял руку. – Вон туда.
Гладкая поверхность ледника была обманчивой. Я знал, что там должно быть немало подъемов и спусков. Пока я смотрел в указанном Уэбом направлении, появилась длинная цепочка людей, больше похожих на муравьев. Вскоре я узнал идущих впереди Пиоттра и нарческу. Тут только я понял, что в лагере остались только мы с Уэбом. Я спросил его почему.
– Я не хотел оставлять тебя одного. Риддл сказал, что ты говорил о самоубийстве. – Он сурово покачал головой. – Я не верил, что ты можешь так поступить. Однако вчера у тебя было такое ужасное настроение, что я не хотел рисковать.
– Я не стал бы убивать себя. Это был приступ безумия, за меня говорил яд.
Откровенно говоря, мне было стыдно, что я произнес такие слова вслух. В Шести Герцогствах самоубийство всегда считалось проявлением трусости.
– Но зачем же ты принимал такую дрянь прежде, если знал, что она оказывает вредное воздействие? – сурово спросил он.
Я прикусил язык, сожалея, что не знаю точных слов Чейда.
– Я пользовался этим прежде, когда испытывал очень сильную боль или усталость, – тихо ответил я. – На этот раз доза оказалась больше, чем я предполагал.
Он тяжело вздохнул.
– Понятно, – сказал он, но я видел, что он меня порицает.
Я съел приготовленную им пищу. Она неприятно пахла рыбой. Островитяне варили суп из кубиков сушеной рыбы и рыбьего жира. Получалась густая похлебка. Несмотря на отвратительный запах, после еды я почувствовал себя лучше. Меня все еще окружала непривычная пустота. Смолкла не только музыка Олуха. Я привык к нитям, соединяющим меня с Дьютифулом, Чейдом, Шутом и Неттл. Теперь все мои связи с ними были разорваны.
Уэб наблюдал за тем, как я закончил есть и вымыл котелок. Потом я сгреб в кучу угольки в глиняной жаровне, надеясь, что огонь не погаснет.
– Присоединимся к остальным? – спросил Уэб, и я кивнул.
Пиоттр отметил проложенную тропу обрывками красной ткани на шестах, воткнутых в снег справа и слева от нее. Мы с Уэбом зашагали по ней. Поначалу мы молчали. Но потом Уэб заговорил, а я старался его не прерывать.
– Ты спросил о том, какая польза от Уита, если у тебя нет партнера. Я понимаю, что ты продолжаешь горевать по своему волку, и не осуждаю тебя. Я бы стал меньше тебя уважать, если бы ты сразу же попытался связать себя с другим существом, чтобы заполнить пустоту. Так люди Древней Крови не поступают. Ведь овдовевший мужчина не станет вновь жениться только для того, чтобы его осиротевшие дети получили новую мать и было кому согреть постель. Ты не стал торопиться – и правильно сделал. Но сейчас тебе не следует поворачиваться спиной к нашей магии.
Ты мало общается с нами, наделенными Уитом. Те, кто не знает, что ты один из нас, думают, что ты нас презираешь, – в том числе и Свифт. Даже если ты не считаешь нужным сообщить им, что в твоих жилах течет Древняя Кровь, тебе следует изменить свое поведение. Я не совсем понимаю, почему ты скрываешь свои Скилл и Уит. Королева заявила, что больше не позволит преследовать людей, наделенных Уитом, и ты в любом случае находишься под ее защитой. А ты еще и обладаешь Скиллом, магией Видящих. В Шести Герцогствах все с уважением относятся к ее носителям. Зачем скрывать, что ты служишь принцу и королеве?
Я сделал вид, что сбил дыхание и не могу ответить сразу. Подъем был достаточно пологим, и я не особенно утомился. Наконец я сказал:
– Обо мне слишком много узнают. Кто-нибудь сложит куски головоломки, посмотрит на меня и скажет: «Наделенный Уитом Бастард жив. Убийца короля Шрюда, неблагодарный ублюдок, который поднял руку на старика, давшего ему кров». Не думаю, что терпимость по отношению к людям Уита уже готова выдержать такой удар.
– И ты решил прожить остаток своих лет как Том Баджерлок.
– Весьма возможно. – Я постарался скрыть горечь, но у меня ничего не вышло.
– И ты чувствуешь, что так будет правильно? – неожиданно спросил меня Уэб.
– Я чувствую, что так будет мудрее, если не легче, – ответил я.
– Нет, не будет. Открой свой Уит, друг мой. Неужели ты не ощущаешь присутствия чего-то огромного, доселе невиданного?
Я остановился. Уит подобен любому другому чувству. Так привыкаешь к дневным звукам или запахам костра, что перестаешь обращать на них внимание. Я замер на месте, словно прислушиваясь, но на самом деле постарался ощутить окружающую меня жизнь. Вот Уэб, такой близкий и теплый. Чуть дальше по тропе я чувствовал присутствие остальных, от которых исходили волны усталости и легкий тревоги. Мое восприятие людей Уита было несколько более острым и четким. Я не знал, где птица Уэба, вероятно, она летела над водой, разыскивая пищу.
– Только обычные… – начал я и замолчал.
Неужели я что-то почувствовал? Огромное, но едва заметное присутствие Уита? Казалось, дверь на несколько мгновений приоткрылась и тут же захлопнулась. Я закрыл глаза и превратился в статую. Нет.
– Ничего, – покачал головой я, открывая глаза. Уэб наблюдал за мной.
– Но ты что-то почувствовал, – сказал он. – А я ощущаю его постоянно. Когда ты в следующий раз обнаружишь его присутствие, постарайся за него зацепиться.
– Зацепиться?
Уэб разочарованно покачал головой.
– Не имеет значения. Эта одна из тех вещей, которым ты «когда-нибудь» придешь научиться у меня.
Пожалуй, он впервые выразил недовольство мной, и я с удивлением обнаружил, что мне стало обидно. Что ж, я это заслужил. Однако я нашел в себе силы проявить смирение и спросил:
– Быть может, вы сможете мне объяснить, пока мы догоняем остальных?
Он повернулся ко мне и насмешливо приподнял брови.
– Конечно могу, Фитц, – теперь, когда ты меня попросил. Выбери кого-нибудь из идущих впереди людей, не владеющих Уитом, и я попытаюсь объяснить тебе, как это делается. Некоторые люди Древней Крови утверждают, что таким образом охотники выделяют одно животное в стаде и отмечают его в качестве жертвы. Возможно, ты видел молодых волков или других хищников, которые не способны сделать первый шаг в охоте. Вместо того чтобы выбрать конкретную жертву, они продолжают преследовать все стадо или стаю и в результате оказываются ни с чем. Именно в этом и состоит сила стада. Отдельные животные скрывают свою индивидуальность от охотников, прячась у них на глазах.
Так, с опозданием, начались мои уроки с Уэбом. К тому моменту, когда мы догнали остальных, я уже смог выделить Чейда и следить за ним, даже если он скрывался из виду. Кроме того, я дважды уловил при помощи Уита присутствие какого-то огромного существа. В отличие от Уэба я уже испытывал похожие ощущения. Я не стал ни с кем делиться своим открытием, хотя сердце сжалось у меня в груди. Дракона ни с кем не спутаешь. Я ждал, что на меня вот-вот ляжет широкая тень крыльев, поскольку не представлял, как можно почувствовать присутствие такого огромного существа, которое тут же исчезает. Но небеса у меня над головой оставались голубыми, чистыми и пустыми.
Когда мы догнали отряд, наши спутники стояли под узким каменным карнизом. На поверхности скалы виднелись высеченные руны островитян, уходящие под лед. Воины Хетгарда замерли возле скалы, и по выражению их лиц было нетрудно догадаться, что они хотели бы оказаться как можно дальше отсюда. Как ни странно, некоторые из них с трудом сдерживали улыбки. Интересно, что их так забавляет, подумал я. Один из них опустился на колени и принялся откалывать лед, покрывавший скалу. Он орудовал ножом, с остервенением нанося удары железным лезвием, словно собирался прикончить врага. Сделав дюжину ударов, он отбросил в сторону лишь несколько отколовшихся льдинок. Работа казалась бессмысленной, однако он не сдавался.
Стражники Лонгвика принесли с собой инструменты – лопаты, кирки и ледорубы, но никто из них не присоединился к воину Хетгарда. Они стояли наготове со скучающими лицами и, как положено хорошим солдатам, ждали приказа. Вскоре я понял, почему они не начинают. Когда мы подошли, Чейд и Дьютифул стояли лицом к лицу с Пиоттром и нарческой. Группа Уита отошла в сторону. Олух сидел на снегу и что-то напевал себе под нос, кивая головой в такт.