Среди литургических творений преподобного Романа Сладкопевца кондак на Сретение Господне пользовался особой известностью. На это указывает то обстоятельство, что данный кондак дошел до нас полностью в большом числе рукописей, в которых заметны следы трех редакций.16
Для исследователей литургического творчества преподобного Романа кондак на Сретение представляет интерес, по крайней мере, в двух отношениях. Он содержит некоторые детали исторического характера, которые утверждают предание о времени жизни его автора. Кроме того, изучение кондака на Сретение позволяет выявить источники, которыми мог пользоваться святой Роман Сладкопевец.
Как отмечает византолог А. А. Васильев, специально занимавшийся вопросом времени жизни преподобного Романа Сладкопевца, произведения его стали особенно известны в науке со второй половины XIX века17. Это и неудивительно, если считать XIX век вообще временем величайших открытий в области древних культур18. Кондаки преподобного Романа, – как и многие произведения других авторов VI-VII веков, – вышли из употребления, когда в составе утрени кондак уступил место канону. Из творцов канонов особенно известны преподобный Иоанн Дамаскин, преподобный Косма, епископ Маиумский, и ряд песнопевцев IX века19. Их литургическая деятельность способствовала вытеснению, а потом забвению древних кондаков. Когда, например, в 40-х годах XVII века Патриарх Константинопольский Паисий писал Московскому царю Алексею Михайловичу об исправлении богослужебных книг, он. между прочим, отметил, что ранее преподобных Иоанна Дамаскина и Космы Маиумского «не имели мы ни тропарей, ни кондаков, ни канонов»20.
Итак, было оставлено огромное литургическое наследие преподобного Романа Сладкопевца – его кондаки. Согласно иерусалимской редакции его жития, изданной греческим исследователем Пападопуло-Керамевсом, их было свыше тысячи21, в настоящее время известно около 80. При таком исключительно большом объеме поэтического достояния преподобного Романа его творения выделяются, как указывает протоиерей Георгий Флоровский, еще и «редким богатством и изяществом стихотворной формы»22. С. Аверинцевотмечает ту свободу творчества, которая впервые в истории греческой литургической поэзии появилась у преподобного Романа и позволила ему достичь громадной продуктивности. «Естественность и уверенность, с которой творил Роман, казались современникам чудом»23. В самом деле, это и было чудо, ибо Сама Пресвятая Богородица, по преданию, сообщила ему дар сложения кондаков.
С введением канона в литургическую жизнь Церкви собственно кондаком стали называть только его вступление – прои́мион. В надписаниях прои́мионов-кондаков имя святого Романа всегда сохранялось, как и день его памяти, который, по церковному календарю, отмечается 1/14 октября, в праздник Покрова Пресвятой Богородицы24. Следует сказать, что на всех иконах Покрова Пресвятой Богородицы, как древних, так и новых, в самом центре, на амвоне храма, обычно изображается святой Роман в диаконском облачении и со свитком в руке, на котором начертаны слова: Дева днесь Пресу́щественнаго раждает (см. вторую полосу обложки ЖМП, 1983, № 12). Как бы ни интерпретировалось изображение преподобного Романа на иконах праздника Покрова25, несомненным остается глубокое церковное почитание святого Романа, литургическое творчество которого совершалось под непосредственным покровительством Пресвятой Богородицы.
Можно считать относительным то, что литургическому наследию преподобного Романа не придавалось должного значения, столь же относительно и «открытие» его в XIX веке, когда вопросами его творчества, как указывает А. А. Васильев, стали заниматься после появления посвященных его наследию трудов кардинала Питры26. На основании изучения творений преподобного Романа Сладкопевца некоторые исследователи в XIX веке высказывали предположение, что преподобный Роман был автором VIII, а не конца V и первой половины VI века, как считалось ранее, согласно церковной традиции. Авторы такого предположения исходили из того, что в источниках, из которых черпаются сведения о времени жизни преподобного Романа Сладкопевца, упоминается имя византийского императора Анастасия.
Одним из источников является, прежде всего, краткое жизнеописание преподобного Романа, вошедшее в известный в науке Месяцеслов императора Василия II (X в.)27. Из него мы узнаем, что Роман, родом из Сирии28, был диаконом церкви в Бейруте. По мнению русского церковного историка архиепископа Черниговского Филарета († 1866), святой Роман был хиротонисан во диакона в Константинополе Патриархом Евфимием (489–496)29. Византолог А. А. Васильев склоняется к тому, чтобы видеть в преподобном Романе монаха, может быть игумена30. Придя в Константинополь в правление императора Анастасия, он служил в храме Пресвятой Богородицы, где чудесным образом и получил дар составления кондаков31. В хронологическом отношении упоминание имени Анастасия является особо ценным. В истории Византии известны два императора с этим именем: Анастасий I (491–518) и Анастасий II (713–715). Которого из них следует иметь в виду при чтении жития святого Романа Сладкопевца? Церковная традиция относит прибытие Романа в Константинополь ко времени Анастасия I32. Исследователи подтверждение этого видят во вступлении кондака на праздник Сретения. Этой точки зрения придерживается, в частности, А. А. Васильев33. Слова прои́миона но умири во бране́х жительство вполне подходят ко времени Анастасия Ï «В основе политики правительства Анастасия лежало стремление к умиротворению страны»34. В то же время, как известно, усиление Персии существенно обострило положение на востоке империи: «Началась длительная эпоха персидского наступления на византийские владения в Сирии»35. Преподобному Роману, происходившему из Сирии, эти события на востоке страны должны были быть хорошо известны и особенно близки, о них он и говорит.
Таким образом, прои́мион «Утробу Девственную» (кондак Утробу Деви́чу) не дает повода, как указывает В. Г. Васильевский, менять установившийся, традиционный взгляд на время жизни преподобного Романа: конец V – первая половина VI века36. История развития византийской литературы не только не ставит под сомнение традиционный взгляд, который некоторые исследователи, в частности, Крумбахер37, считали «совершенно поколебленным», как указывает А. А. Васильев, но, наоборот, его подтверждает. Литургическая поэзия после всех поисков IV-V веков «обретает всю полноту зрелости в творчестве Романа, прозванного Сладкопевцем»38.
Остается нерешенным вопрос, является ли кондак на Сретение Господне богословско-поэтическим воспроизведением евангельского повествования о принесении Младенца Христа в храм (Лк. 2:22–39), – как отмечает доктор церковной истории, заслуженный профессор Ленинградской Духовной Академии Н. Д. Успенский, преподобный Роман писал кондаки на многие евангельские темы, например, кондак на притчу о десяти девах39, – или же этот кондак написан специально для праздника Сретения Господня (праздновать Сретение торжественно, как великий праздник, установлено, согласно «Хронографии» преподобного Феофана Исповедника († 818), в 526 году)40. Во всяком случае, это произведение преподобного Романа следует признать оригинальным по выражению богословских взглядов, потому что до него было не много проповедей и литургических творений, посвященных празднику Сретения. Действительно, мы находим только четыре произведения, которыми мог вдохновиться святой Роман.
Первым из этих произведений является слово на Сретение Господне святителя Иерусалимского Кирилла († 444; память 18 января). Имеющие характер более поэтический, чем догматический, беседы святого Кирилла содержат образы большой художественной силы. Заимствование из этого слова, возможно, содержит первое вступление кондака на Сретение, выражающее благоговейное преклонение перед непостижимой тайной Божественного нисхождения. Началу первого прои́миона «Лик евангельский да удивляется чуду, мы же, смертные, немолчно воспоем песнь» соответствует фраза у святого Кирилла Иерусалимского: «С Ангелами ангельскую песнь воспоем»41. Словам первого икоса «Создавший Адама носится, как Младенец, Невместимый вмещается во объятиях старца» также находим параллели у святителя Кирилла: «Содержащий всю землю дланию во объятиях старца вмещается и носится на руках Носящий всё глаголом силы Своей»42.
Величественные противопоставления на протяжении всей поэмы тварного Нетварному, временного – вечному, уничижения – славе, смерти – Воскресению, человеческого – Божественному, отражающие общую религиозную напряженность эпохи христологических споров, достигают апогея в двенадцатом икосе кондака, в словах праведного Симеона, обращенных к Пресвятой Богородице:
Распятого одни будут проповедовать как Бога,
другие же – лишь Человеком,
Благочестивые и злочестивые учения придут в движение.
И будут некоторые полагать, что Его тело Небесное,
Другие – что оно призрачно; одни рекут,
что от Тебя Он принял плоть бездушною,
А другие – одушевленною,
Единый Человеколюбец.
Но читатель уже подготовлен к тому, чтобы, встретив зна́мение пререкаемое (Лк. 2:34) – крестный кенозис Христа (нисхождение Бога к людям с сокровением славы Божией во плоти, ср. Флп. 2:7. – Ред.), не усомниться ни в Его истинном Божестве, ни в Его истинном Человечестве, ибо из предыдущего, шестого икоса он знает Христа как «Печать Божества неизменную», как «Сияние Славы, просвещающее истиной души человеческие», как «Свет Отца», хотя при всем этом Единый Человеколюбец «стал Человеком». И здесь, вероятно, заимствование преподобным Романом некоторых определений у святителя Иерусалимского Кирилла: «Сей есть Отеческой Славы Сияние; Сей есть Образ всего мироздания, Свет светов, воссиявающий из Отеческих недр»43.
Еще более интересно сближение кондака на Сретение с одной Беседой, усвояемой святителю Афанасию Великому († 373; память 18 января), но, несомненно, более поздней по происхождению44. Перечень заблуждений относительно природы Христа, указываемый в Беседе, является основным содержанием и двенадцатого икоса кондака, в Беседе отсутствует только упоминание о «Небесном теле». «Кто же кому подражал: (Роман) Сладкопевец проповеднику или наоборот? Во всяком случае, возможно, что оба произведения достаточно близки по времени»45 и традиционны по богословским рассуждениям о единстве двух природ во Христе.
Третий и основной источник, давший преподобному Роману возможность богословской трактовки, обоснования его произведения, – письмо святителя Василия Великому Оптиму, епископу Антиохии Писидийской, посвященное разным вопросам и, в частности, истолкованию пророчества праведного Симеона Богоприимца о Христе. Рассуждениям святителя Василия Великого о том, что
Сей «на падение лежит и на востание»46, соответствуют десятый и одиннадцатый икосы кондака; о том, «что́ есть знамение пререкаемое»47, – двенадцатый икос; о том, «как душу Марии пройдет оружие»48, – тринадцатый икос. «Полагаю, однако, – пишет святитель Василий Великий, – что Господь явился на падение и на востание не для того, чтобы одни пали, а другие востали, но чтобы в нас худшее ниспровергнуть и лучшее восстановить. Ибо явление Господа есть низложение телесных страстей, восстановление свойств души»49. Говоря о «знамении пререкаемом», святой Василий Великий имеет в виду непрекращавшуюся полемику «о человечестве Господа»50. Наконец, касаясь последней части пророчества праведного Симеона Богоприимца, святитель Василий пишет, что во исполнение слов Христа: «Все вы соблазнитесь о Мне...»51, «ибо надлежало Господу за всех вкусить смерть и стать Очищением миру и всех оправдать Своей Кровью»52, должно было и Самой Богородицы коснуться «свыше от Господа установленное...» – некое борение, как стоящей у Креста и видящей происходящее, но и имеющей в то же время «неизреченное знание о Божественном зачатии»53. Это и есть оружие54.
Среди источников, послуживших преподобному Роману при составлении его кондака, следует еще упомянуть Слово на Благовещение святителя Селевкийского Василия († 460). «Какое, – говорит здесь Богоматерь, – для Тебя, Чадо, Я найду подобающее именование? Человеком? Но ты Божественное имел зачатие. Богом? Но Ты человеческую воспринял плоть. Что же буду для Тебя делать? Буду ли питать Тебя млеком или буду славословить Тебя, как Бога?»55. Как видно из содержания третьего и четвертого икосов кондака, это слово могло дать яркие детали для умилительной речи Пресвятой Богородицы на пути в храм.
Указанные источники, заимствования из которых или влияние которых можно усматривать в кондаке на Сретение Господне, позволяют вскрыть характер творческого процесса его автора. Несомненно, он основывался на богословском наследии святых отцов. Вместе с тем он усвоил и лучшие достижения византийской риторики и поэтики56.
Ниже предлагаем наш перевод кондака преподобного Романа Сладкопевца на Сретение Господне, сделанный с греческого языка по критическому изданию Гродидье де Матона в серии Sources Chretiénnes («Христианские источники»), который позволит читателю оценить художественные достоинства этого творения святого отца и глубину затронутой им богословской проблематики в связи с вопросом о соединении во Христе двух природ, почувствовать догматическое вдохновение автора57 и увидеть решение той общей проблемы, которая «возникает между проповедническими задачами преподобного Романа Сладкопевца и поэтической природой его кондаков»58.
Источник: Журнал Московской Патриархии. 1984. №2. С. 72–76.