Забытый эпизод. Многодетная комиссия




 

Вместо долгожданного сна подлая память подсунула давно, казалось бы, забытый эпизод.

Сколько же ей тогда было? Пятнадцать, кажется. Вроде училась она уже в училище, не в школе. Пришла домой, как всегда, голодная, дрожащая, а тут тетя чего‑то подошла, к счастью. Котлеты принесла, еще теплые. Картошку в мундире, укутанную в полотенчико.

Как же пахла та картошечка! Сейчас таких запахов не осталось больше! Леся от голода и стесняться перестала, набросилась на котлеты, как зверь. Руками в рот запихивала.

Тетя жалостливо смотрела, сокрушалась:

– Ты ж моя сиротинушка! Оголодала, бедная! Да я б хоть каждый день тебя кормила, а как? Через всю Москву с кастрюльками не наездишься, а у тебя готовить не могу. Хоть режь! Мама твоя так перед глазами и стоит. У меня сердце начинает колотиться, не остановишь. Ешь‑ешь, не слушай! Это я так, про себя. Бормочу по‑старчески.

В самый момент несказанного наслаждения едой домашнего приготовления раздался протяжный звонок в дверь. Так обычно звонили официальные лица, пришедшие надзирать за ее детским счастьем и изобилием.

Леся вообще верила в сформулированную ею лично примету: звонят в дверь или по телефону, когда голодный человек ест, обычно очень нехорошие люди. Но не открывать было нельзя: хуже потом задолбают.

С другой стороны, хорошо, что именно сейчас пришли, увидят, что у ребенка на столе полноценный обед, опекун рядом, быстрее отвяжутся.

Леся открыла. На пороге стояла целая делегация. Несколько крупных женщин с глазами танкистов, цепко смотрящих сквозь щель в броне на подлежащего уничтожению противника. Мужчины им под стать. Группу возглавлял бородатый осанистый богатырь.

– Делегаты комиссии многодетных семей, – представился он. – Разрешите пройти.

Леся недоуменно пожала плечами, но впустила делегатов в дом. Им‑то что тут надо? Тоже заботиться пришли о сироте?

Перестройка шла полным ходом, делегатов, депутатов, комиссий было хоть пруд пруди, разобраться в их назначении не представлялось возможным. Казалось, взрослые люди с азартом ринулись играть в недоигранные детские игры: кто в войну, кто в дочки‑матери, кто в казаков‑разбойников, а кто и в Тимура со своей командой. Главное, в это все не вникать.

– Мы пришли осмотреть квартиру, – объявил предводитель многодетных.

– Зачем? – догадалась спросить Леся.

– Осматриваем квартиры для заселения. Вот у нас список из ЖЭКа. В этом доме каждая вторая квартира практически пустует.

Леся смотрела недоуменно.

– Моя не пустует. Я здесь живу.

– Я сказал: практически. В квартирах по сто, а то и сто двадцать метров живут престарелые пенсионеры. Один в такой квартире!

– Я не престарелая! – отказалась Леся.

– Сиротам место в детдомах, – вставила веское слово женщина‑танк.

– Подожди, – осадил ее главный. – Мы на собрании многодетных семей района постановили выселить жильцов с излишками площади на меньшую площадь.

– Нам детей растить надо! Им условия нужны! – выстрелил танк.

– Ну и растите, – согласилась Леся, – создавайте условия.

– Мы списки составили, кого в какую квартиру заселять и кто из какой квартиры куда переселиться должен. В эту квартиру переедет вот – Тамара Петровна. Она должна осмотреть и согласиться с условиями. Если она согласна, начнем процесс выселения.

«Это конец! – подумала Леся. – Вот и все. Не стало родителей, не будет родного дома. Я в этом мире лишняя. Тут надо детей растить, а я…»

– Вы меня хотите выселить? – спросила Леся у тетки.

– Так надо. Так комиссия постановила, – беспомощно развел руками бородач. – Мы демократическое общество. У нас в основе решений лежат гласность и консенсус.

– А мне тогда куда?

– Пока в детский дом! Это противоестественно, когда подросток проживает один. Квартира скоро превратится в притон, если уже не превратилась, – доверительно пояснял демократ. – А потом, после детдома, вам государство предоставит положенную жилплощадь. Без излишков. Тамара Петровна, проходите, смотрите. Комнаты, места общего пользования, куда окна выходят. И помечайте все. Если не понравится, будем показывать Вере Михайловне Подкопаевой.

– У Тамары Петровны четверо несовершеннолетних детей, – пояснил поборник консенсуса, – а у Подкопаевых трое. Может, им лучше подойдет этот вариант.

Все это был такой странный бред, что Леся не могла пошевелиться. Комиссия? Постановили?

 

– Я те щас пройду! – раздался голос за ее спиной. – Я те так пройду, что твои многодетные детки сиротами останутся. Или за тобой, калекой, сорок лет ходить будут, сраки из‑под тебя выгребать!!!

Леся даже не сразу догадалась, что эту дикую речевку выкрикивает ее усталая тетя.

Она с опаской оглянулась. Картина вырисовывалась следующая.

Невысокая в обычной жизни тетя каким‑то непонятным образом возвышалась перед делегацией в позе Матери‑Родины на Мамаевом кургане. В поднятой правой руке она держала непонятную бутыль зеленого стекла с торчащей из горлышка пробкой. В левой, опущенной, пыхтел только что вскипевший чайник. Тетя казалась гранитной, а чайник и особенно бутыль – живыми и опасными.

– Ну, подходи, кто смелый, по одному: слева кипяток, справа – серная кислота. Лесенька, деточка, встань‑ка рядом, пробку вынешь, когда я велю.

Слова «Лесенька, деточка» прозвучали так, что Лесе захотелось спрятаться куда подальше и год не показываться.

В рядах хорошо расплодившихся членов комиссии возникло замешательство.

– Бороду спалит вместе с кожей. Глаза выест, – пообещала тетя. – У меня этого добра много. Только тут полтора литра. На всех хватит.

– Милицию надо вызвать, – взволнованно завибрировала трехдетная Подкопаева Вера Михайловна.

– Надо, – согласилась тетя. – Иди в будку, вызывай. И быстро. У меня терпение на ваши рожи смотреть кончается.

– Пых! – тряхнул крышкой чайник.

– Безобразие! – послышались голоса из задних, более защищенных от серной кислоты рядов. – Это методы КГБ! Ее надо обезоружить!

– Давай! – согласилась тетя. – Я те сделаю КГБ. Иди, обезоруживай! А то я сама подойду, а? Если ленишься.

– Тут проживают ненормальные! – постановил председатель. – Уйдем, товарищи! Мы вернемся с другими органами!

– Свои, что ль, потерял где? – полюбопытствовала тетя.

– Выходим спокойно! – напутствовал плодоносящий руководитель.

– Номер квартиры только вычеркни из списка своего! И забудь, как страшный сон! А то и запасных органов лишишься! – пообещала тетя.

Делегация поспешно удалилась. Уже на лестничной клетке они принялись изрыгать проклятия, грозиться какими‑то совершенно былинными карами. Но дверь была уже надежно заперта, и угрозы воспринимались как радиоспектакль.

– Поняла? – спросила тетя.

Леся на всякий случай кивнула. Она не соображала, что должна была понять, но опасалась зеленой бутылки и тетиного запала.

– Чайник прими у меня, – велела тетя нормальным домашним голосом. – Рука затекла.

Леся поспешно подхватила чайник.

– Главное запомни: бутыль всегда должна быть под рукой! Чайника не так боятся. Вода быстро остывает.

– Да, – сказала Леся, – запомнила.

Это как раз было понятно.

– Дверь никому не открывай ни под каким видом. Тебе что, «Волк и семеро козлят» папа с мамой не читали? Пришел и сожрал всех семерых! А за дверью пел: «Ваша мама пришла, молочка принесла!» Тебе еще споют! А ты, простофиля, ушки свои и поразвесишь! Дверь на замке чтоб была всегда!

– А опека?

– Я им завтра позвоню. Все им скажу, что думаю. И почему ЖЭК номер квартиры дал – поинтересуюсь. Я знаю, кому жаловаться. Они у меня страхов натерпятся. И если хотят нос свой совать, то только после предупреждения и только при мне! Одна чтоб никому не открывала!

– Хорошо! – пообещала Леся.

– А бутыль эту спрячь. И никогда не открывай. Держи ее на крайний случай. Для спасения жизни. Но сама для интересу не лезь. Ничего там интересного нету. Спрячь. И место запомни.

Бутыль так до сих пор и стоит в укромном месте. Никто о ней не знает. Тетечки уже нет на белом свете. А бутыль есть. И урок в голове засел: даже слабый и маленький обязан отстоять свою жизнь, иначе сожрут и не подавятся. Рохлей быть нельзя.

Кстати, комиссия эта, как выяснилось, была сугубым плодом художественной самодеятельности мятежных многодетных, решивших на гребне революционной волны «все отнять и поделить». Но кто знает, чем бы все кончилось, не окажись тетя в нужный момент у Леси?

 

 

СЧАСТЬЕ

 

Все по‑настоящему

 

Она проснулась от того, что кто‑то бесцеремонно трогал ее тело, навалившись всей тяжестью. Тьма. Грубая рука между ног. Парализующий страх. Крик застрял в животе. Из горла вырвался сип.

Это сон, догадалась Леся, пытаясь освободиться от тяжести.

Но одну руку ей держали, другая была придавлена вместе с остальным телом.

«Все по‑настоящему. Не во сне!» – ужаснулась Леся.

Насильник между тем уже добился своего, двигался, тяжело и хрипло дыша ей в лицо.

– М‑м‑м, – замычала Леся. – Не надо! Больно!

– Да ляг ты нормально! Ноги! – приказал насильник, не переставая мучить ее.

Сашенька! Сашенька!

– Это ты, Сашенька?

– А ты другого ждала? Молчи! – велел Саша, не сбиваясь с ритма.

Так хорошо ей не было никогда. Ужас, страх, боль, наслаждение, счастье – все перемешалось, подарив небывалые чувства.

Он только прилетел, вернулся. И сразу захотел ее! И как захотел!

Леся испытывала невероятную благодарность и любовь.

Да за один этот миг все простишь, все забудешь!

И пусть все отвяжутся от их с Сашей жизни. У них есть сокровище, которое принадлежит только им.

А для приставучих чужаков у нее хранится зеленая бутыль. Пусть только попробуют сунуться!

Леся улыбалась в темноте.

– От тебя куревом несет, – сказал Саша.

– Вчера клип допоздна снимали, все вокруг дымили, не запретишь же. Я пришла и спать завалилась, даже под душ не встала, так устала, – объяснила Леся.

Остается еще пропеть «шала‑лала», подумалось вдруг. Вот набралась от «боев» вчера! Само в голову лезет.

Она была счастлива, что вернулся ее самый дорогой человек, самый внимательный слушатель. Он любил ее болтовню, никогда не прерывал, не перескакивал на другие темы.

– А ты унюхал! Сам же курильщик! Куряка! Кстати, а сам‑то! От самого‑то! Женскими духами несет! Признавайся! – игриво заворковала она.

Саша обидчиво дернулся. Леся, не видя в темноте выражение его лица, почувствовала обиду.

– Ты что, Сашенька? Я же пошутила!

– Шутить с умом надо, – ответил Саша, поворачиваясь к ней спиной.

Да, что‑то она, похоже, бестактное ляпнула. Заигралась. Ладно. Пусть спит. Утром помиримся.

Хотя обиделся он совершенно зря. Леся еще раз принюхалась. Ну пахнет духами! Что теперь делать? Не придумывает она ничего.

 

Детали

 

Утром никто ничего не помнил. Леся кормила мужа завтраком, радовалась, что может побыть с ним вдвоем. Хорошо, что дети заночевали у деда с бабкой. Хотя Саша совсем этому не обрадовался.

– Я на мамку сильно в детстве обижался, если у чужих меня оставляла, – сказал он.

– Они же не у чужих, – оправдывалась Леся.

– Ну кто они для них? Не растили, не поили, не кормили. Все равно что чужие. Еще против тебя подговаривать начнут. Нервы детям портить. Пусть дома спят, – подытожил Саша.

Леся удивлялась его дальновидности и доброте. Как же он полюбил ее детей! Это ей очень повезло. Она знала массу случаев, когда новый муж не воспринимал детей от первого брака, ревновал жену к ним. Ситуации складывались тяжелые, вновь созданные семьи рушились. А тут – такая идиллия. Нет, ей все‑таки повезло!

– Больше не оставлю, ты прав, как всегда, – горячо согласилась она.

Потом они принялись обсуждать детали отъезда.

Саша уже присмотрел виллу на берегу Средиземного моря. Внес задаток из своих средств. Показал ей фотографии их будущего дома: мечта. Лазурное море сливается с лазурным небом. Сосны. Огромный белый дом с красной черепичной крышей и кованым ажурным балконом вдоль всего второго этажа.

– Четыре спальни, каждая со своим туалетом и душем, – похвастался Саша. – Зала – не обойти! Бассейн во дворе. Скоро сама все увидишь.

– А денег нам хватит? – ужаснулась Леся при виде сказочной роскоши.

– 350 тысяч всего! – гордо выбросил главный козырь Саша. – У них там цены другие совсем. Да я и сторговался.

– Фантастика!

– Там и гараж на две машины! Вот, глянь.

– Ой, машина же нужна! – удивилась возможностям новой жизни Леся.

– Все будет. Я сейчас по делам поеду, билеты уже надо заказывать на всех, кстати. Ты скажи, на какое число удобнее, прикинь сама.

– Я подумаю и позвоню тебе на мобильный.

– Я б тогда прямо сегодня и оформил, сколько можно тянуть. Увидишь билеты, потянет в дальние края. У меня всегда так. И лететь никуда не хочется, а как билеты куплю, сразу все меняется.

Саша вдруг хлопнул себя ладонью по лбу:

– Вот память! Все позабыл!

Он похлопал себя по карманам, нашел маленький сверточек:

– На, разверни.

Леся развернула. Уже пора бы привыкнуть к Сашиным сюрпризам, а она все никак не нарадуется. У нее на ладони лежало тяжелое кольцо с большим лучистым темно‑синим камнем.

– Сапфир, – сказал Саша, – чистейшей воды. Там сторговался. Увидел – подумал, для тебя. Тебе очень подойдет. Надень‑ка.

На руке кольцо смотрелось еще великолепнее. Загадочный камень сапфир мерцал, золото сияло. Ах, до чего же красиво! Глаз не оторвать!

– Неужели это мне?

– Не мне же, – усмехнулся муж.

– Ой, красота! Просто страшная красота!

– Вот и носи. На память.

– Сашенька! Спасибо, Сашуленька!

Леся бросилась мужу на шею. Тот закряхтел.

– Ну все! Все! Задушишь!

– Я тебя люблю, слышишь? Ужасно тебя люблю!

 

Номер рейса

 

Оставшись одна, Леся уселась в ванну поотмокать. Наконец‑то расслабилась. Все тревожные мысли испарились. И понятно почему: Саша близко. Можно позвонить, и он примчится. Так уже не раз было. Яник как‑то на улице поранился стеклом, руку разодрал так, что кровь хлестала фонтаном. Леся, никогда не боявшаяся вида крови, тут почувствовала, что находится на грани обморока. Она вызвонила Сашу, и тот мгновенно оказался дома. Все, как надо, перетянул, отвез в больницу, наложили швы. Трудно даже представить, что было бы, если бы не муж. Когда он в одном с Лесей городе, она делается самой счастливой на свете.

Добрые мысли прервал треск телефона.

– Лесь, привет, – поздоровался Василий. – У нас тут проблема. Ты бы приехала.

– А что случилось? Куда ехать?

– Они сейчас материалы просматривали, переснять что‑то понадобилось.

– Ой, это опять в Домодедово пилить?

– Нет, на студию. Тебя заберут и вернут. Давай! Без твоего последнего штриха все будет не то.

Пришлось соглашаться.

Она уже попрощалась было, но в последнюю секунду вспомнила:

– Вась, подожди минуточку. Слушай, скажи мне день и номер рейса, на котором вы в Турцию полетите.

– Ты с нами полетишь? – мрачно спросил Василий.

– Хочу самой себе такой сюрприз устроить. Саше ничего не скажу. Попрошу только на этот рейс билеты взять. А в самолете на прощание с вами побуду. Ты не против?

– Я в принципе против твоей затеи с Турцией. Но номер рейса вот – записывай.

Все устраивалось в лучшем виде! Просто в наилучшем! Жизнь превращалась в праздник. Каждый день в ее жизни отныне будет праздником. Она так решила, и обжалованию это не подлежит.

Она тут же позвонила Саше и попросила билеты на такое‑то число и такой‑то рейс.

– Чего так выбрала? – добродушно полюбопытствовал муж.

– Я у Кати спросила, клиентки. Она много раз в Турцию летала. И всегда этим рейсом, этой компанией. Очень хвалит. У нее муж депутат. Она плохого не посоветует. Конечно, если дорого, то не надо, – схитрила вдруг Леся.

Раньше бы ей и в голову не пришло врать.

– Ладно. Будет сделано. А день? Ты уверена, что сделку закончишь?

Продажей квартиры Саша совсем не занимался, давая понять, что это целиком ее дело и деньги. Щепетильный человек ее Сашенька.

– Уверена более чем! – подтвердила Леся. – Там и так все уже готово. Окончательно бумаги подпишем, да деньги из сейфа в банке заберу в последний день перед отлетом. Все будет в лучшем виде.

Уж она постарается теперь. У нее стимул лучше не придумаешь.

– Все! – пообещал Саша. – Считай, уже летишь.

 

Как сказать Валере?

 

Хоть Леся и обещала Саше, что не будет оставлять детей «у чужих», но не забирать же их от стариков ради того, чтоб Люба с Яником сидели одни дома? Там накормят, присмотрят, приласкают.

Скоро она надолго разлучит детей с той родней. И что же – сейчас им не видеться? Им там хорошо, спокойно, Леся же видит.

Все это подготовительное предотъездное время она мучилась угрызениями совести из‑за того, как придется поступить с Валерой и его родителями. Она узнала: если за границу дети летят в сопровождении одного из родителей, разрешение на паспортном контроле не потребуют. Тем более летели они якобы в турпоездку на пару недель. Саша предусмотрительно решил оформить билеты туда‑обратно. Это и дешевле, и на границе не придерутся: приехала семья отдыхать, милости просим. А они там тут же обоснуются, получат вид на жительство, она откроет салон. Заживут на законных основаниях в собственном доме.

Все получается в самом лучшем виде.

Вопрос только – как и когда сказать Валере?

Ребята правы: она, скрывая такие важные сведения от отца своих детей, нарушает закон.

Правда, кто у нас соблюдает эти законы? И неужели она, обожающая своих детей, задумает что‑то плохое для них? Да она только ради их блага и живет!

И все же, все же… Перед собой не хочется выглядеть подлой. Так как же поступить? И опять – не с кем посоветоваться…

Люба и Яник с удовольствием восприняли весть о том, что еще одну ночь проведут у деда с бабкой.

– Спасибо, мамуля! – кричали на разные голоса. – Ура!

Нет, тут Саша явно перегибает палку. Ревнует, что ли, деток к семье их отца? Что значит – с чужими? Пусть порадуются напоследок. В конце концов, она им мать, она за них отвечает, ей и решать.

 

На студии

 

У Леси словно крылья выросли. Все. Решение принято. Отступать некуда. Сегодня Саша принесет билеты. Хватит терзать себя страхами. Кто сказал, что новая жизнь на новом месте должна быть хуже старой?

Кольцо сияло на пальце, суля красивую обеспеченную жизнь.

На студию она явилась в ореоле своих новых представлений о жизни.

Парни сидели уже в костюмах.

В их новом безумном хите понамешали столько всего, что для каждой доли секунды видеошедевра требовался свой костюм и особый грим.

Камнем преткновения стали слова песни:

 

Самка самурая

По имени Рая…

 

Режиссер сначала не хотел акцентировать на них внимание зрителей, но в последний момент решил, что слово «самурая» необходимо проиллюстрировать раскрашенными на старояпонский манер лицами кумиров‑исполнителей. Мелькнет в центре эта самая самка в кимоно, но с русой косой через плечо, а ее на мгновение обступят поющие восточные воины, ну и так далее.

– Леся, скорее, от тебя все зависит. Делай личики мальчикам. Только не переборщи: их должны узнавать. Это должно быть смешно. Но вид при этом грозный. Давай!

Наконец все четверо были готовы. Смешные до невозможности.

Съемочная группа принялась ухохатываться. Только звездная четверка сохраняла подобающую серьезность.

Они же работают! Нечего зря животы надрывать! Время идет!

– Леся, Леся! – завопил режиссер. – Давай чуть больше аутентики, чуть больше серьеза, Леся. Они же самураи, а не клоуны в цирке. Сделай свой знаменитый последний штрих.

Леся чуть задумалась, глядя на плоды своих трудов. Подошла и изменила каждому изгиб бровей. Совсем на чуточку. Малюсенькую черточку добавила. Самураи посерьезнели, словно им предстояло сделать себе харакири на горе всем фанаткам страны.

– Все!!! – завопил режиссер. – Снимаем! Внимание!

«Последний штрих, – подумала Леся, – это и правда был мой последний штрих с ребятами».

Хорошее настроение улетучилось, словно и не было его. Огромный дом, сияющее лазурное море, душистые сосны, лучезарное небо – все это прекрасно. Но, кроме того, есть в жизни человека еще милые мелочи, лишаться которых ужасно больно: дружба, болтовня с подругами, работа, наконец. И – такие уж ли это мелочи? Не главная ли это жизненная составляющая?

 

Ладно, уходя – уходи.

 

На дачу по делам

 

Она смыла грим с лиц ребят. Собралась уезжать.

Саша в Москве, а она должна шустрить, мотаться, хлопотать.

Ну, вообще‑то, муж, даже если в Москве, проводит с ней только ночи. У него своих дел выше крыши. Не до прогулок ему, не до кино и ресторанов. О том, чтоб вместе куда‑то сходить или поехать по ее делам, она и мечтать не может.

Ничего, недолго осталось напрягаться. Скоро они смогут быть вместе все время.

Сегодня Леся хотела быстренько съездить на дачу, глянуть, что там и как, чтоб начать перевозить туда московскую мебель. Только глянуть и назад: сегодня в театре спектакль с куклами, столько лиц нарисовать придется, лишь бы успеть.

– Эй, Леська, стой! Ты куда когти рвешь? – окликнул ее Филя.

Удивительное дело: ведь младше ее на десять лет, как минимум, а разговаривают с ней, как с недомерком каким!

– На дачу, – ответила Леся сдержанно.

– Ты вот на, возьми «Ночи Кабирии», тебе специально купил. – Филя сунул ей прозрачную пластмассовую коробочку.

– Думаешь меня разубедить с помощью старого фильма?

– Нет! Просто посмотри как шедевр мирового кино.

– Ладно, спасибо. Гляну, если время будет.

– Эй! – подошел Ренат. – Давай я тебя на твою дачу отвезу, что ли.

– Тебе по пути? – удивилась Леся.

– Откуда я знаю? Ты же еще не сказала, где у тебя дача. Я просто подумал: на природу бы махнуть. Мяса купить для шашлыков, у костерка посидеть. На пару часов расслабиться. Можно у тебя там расслабиться?

– По‑моему, да. Там все заросло, облезло. Вокруг дворцы понастроены, а у меня лес на участке, в доме паутина наверняка. Хоть бы крыша еще целая оказалась. И пол.

– Ну что, поедем?

– Если повезешь.

– Тогда пошли.

– А кто еще с нами?

Денис и Филя отказались. Поехали втроем: Леся, Ренат и Василий.

Лесина дача находилась совсем близко от Москвы, по нынешним меркам. Что такое нынче двадцать километров? В Крекшине провела Леся все свое детство, а потом как отрезало. Не до того было.

Ничего у нее в доме не изменилось. Крыша не текла, и пол не провалился. Колодец остался на том же месте. Забор покосился катастрофически. Все заросло лопухами и дикими травами, преимущественно полынью.

 

Шашлыки

 

Ребята принялись возиться с шашлыками. Леся прошлась по комнатам. Сыровато. Надо бы печки протопить несколько раз подряд, дом подсохнет, повеселеет.

Она зашла в папину комнату. Полки с инструментами, большой письменный стол. Все как при нем.

Никто ничего и не трогал. Как в музее. Надо бы детям показать, как жил дедушка, как проходило ее собственное доброе детство.

Почему она сюда их не возит?

Леся подошла к папиному столу, выдвинула верхний ящик. Просто так, бездумно.

Ящик был пуст. Почти. На дне его лежала тетрадочка. Леся достала ее, открыла. Ей не хотелось совать нос в папины тайны. Но тайн никаких и не было, просто выписки на память. Она листала тетрадку с чужими мыслями, казавшимися папе важными, достойными запоминания.

Было много стихов. Леся и не подозревала, что папа любил поэзию.

Вдруг в глаза бросилось: «Обманите меня…»

Как будто про нее:

 

Обманите меня, но совсем, навсегда…

Чтоб не думать зачем, чтоб не помнить когда…

Чтоб поверить обману свободно, без дум,

Чтоб за кем‑то идти в темноте наобум…

И не знать, кто пришел, кто глаза завязал,

Кто ведет лабиринтом неведомых зал,

Чье дыханье порою горит на щеке,

Кто сжимает мне руку так крепко в руке…

А очнувшись, увидеть лишь ночь и туман…

Обманите и сами поверьте в обман.

 

Максимилиан Волошин. Серебряный век. Но ведь про нее! Наверное, таков закон любви: каждый любящий обманывается. И жаждет верить. И каждый хочет казаться лучше, краше. Как Саша в своем рассказе… Вот ведь дурачок.

Леся даже засмеялась счастливой своей находке.

Полистала еще.

Возле одной выписки стояло целых три восклицательных знака:

 

Уж лучше голодать, чем что попало есть,

И лучше одному, чем вместе с кем попало.

 

Омар Хайам. Леся принялась вдумываться. Как ни крути, это было папино послание к ней. Все, что родители оставляют своим детям, и есть их послание будущему. Жаль, она раньше, до встречи с Валерой, не прочитала эти слова. Все могло бы быть по‑другому.

«Чепуха! – сказал голос внутри ее. – При чем здесь Валера? Детей бы не было! Ты бы хотела, чтоб детей у тебя не было? Тут о другом. Раз папа устроил, чтобы ты именно сейчас это увидела».

Дальше думать было просто страшно.

– Леська! Кто‑то, кажется, спешил? Иди! Шашлыки готовы!

Они уселись на веранде. Бесшумно качались ветки деревьев. Мухи жужжали.

У Леси вдруг проснулся зверский аппетит. Мясо пахло умопомрачительно. А соус какой!

– Сто лет не ела такой шашлык! Тысячу! Спасибо, Ренат!

Ренат сидел на корточках, ворочал мясо над углями. Взглянул на нее.

– Мы там всяких закусок подкупили, видишь – баночки. Возьми грибочков, огурчиков, перец красный, чеснок.

Леся потянулась к банке с грибами.

– Ой, какие грибочки вкусненькие! Наконец‑то наши стали делать, а то эти привозные – ни вкуса, ни запаха, как резину жуешь.

– Ты уверена, что это наши?

– Конечно! Вот видишь, что написано: «Сударушка», буквы такие… старославянские. А чьи же еще?

– Вот и мы думали, когда покупали. А разгляди‑ка маленькие буковки там сбоку. Увидела?

– Ой! Сделано в Китае. Промышленная зона № 143. Ужас какой! Не город или село, а зона! Тьфу. Не буду я их больше есть, ну их.

– Правильно! Изготовлено на зоне! Звучит, а? Сначала думаешь: «Сударушка», бабушка грибки собирает, тетушка маринует, в дубовую бочечку кладут, потом по баночкам чистеньким разливают… Наши разносолы! А – обманка! На зоне промышленной непонятно кем и как нафигачено! И вся жизнь так! Учти это, Леся! Всегда сначала маленькие буковки разгляди, а не красную этикетку! Поняла, о чем я?

– Слушай, не порти аппетит! Не ломай кайф! Только мне хорошо стало, ты опять… Будь другом, ладно?

– Жалко мне тебя ужасно! Не знаю, что еще сделать. Вроде все вчера сказал. Но ты уперлась, не сдвинешь. Ты пойми, потом никто не поможет. Жалеть будешь, звать будешь. Никто не поможет!

– Ум‑м‑м, – замычала Леся, вгрызаясь в мясо. – Не будем об этом, а? Все ведь уже решено и подписано. Такая у меня линия жизни. И ничего менять я уже не стану.

Она вдруг подумала: а что, если строчки Хайама относятся к Ренату? Что, если Ренат и есть этот самый «кто попало»? Вполне возможно. Но говорить об этом вслух не стала. Зачем обижать человека, который заботится о тебе? По‑своему, очень деспотично и настырно, но старательно и трогательно даже.

– Ты, Ренатик, еще к нам погостить на море приедешь с какой‑нибудь девушкой. Мы тебя примем с королевскими почестями. В море будешь купаться. Шашлыки организуем. Там и поймешь, что у каждого может быть своя точка зрения, что жизнь шире твоих представлений.

– Хорошо бы так, Леся.

 

 

ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО!

 

На работе и дома

 

В театре было столько работы – не продохнуть.

Кукол‑артистов она каждый раз гримировала заново. Собственные их лица были бесцветны. Только глаза сияли человеческой глубиной. Остальное можно было менять в зависимости от сценических нужд.

Иногда ради шутки Леся рисовала им лица знакомых. Под кого угодно могла их раскрасить. Сегодня, готовя к спектаклю кукол‑детей, она решила пошутить: сделала их полным подобием Любочки и Яника. Соскучилась по своим ребятам. Надо, надо скорее их домой. Прав Саша, как всегда. Свой дом – это свой дом, и нечего привыкать к чужим кроватям.

Закончила работу и заторопилась. Обычно она оставалась до самого конца: мало ли что надо подправить. После спектакля она всегда помогала актерам‑людям смыть грим, ей это не сложно, а усталым лицедеям великая помощь. Кроме того, у нее было правило: она перед уходом умывала и кукол. Потом самой же легче: перед началом театрального действа во время спешки и нервотрепки не хочется отвлекаться на чисто технические детали. А так – пришла, все готово, все прибрано, можно сосредоточенно приниматься за творчество.

Сегодня ей хотелось скорее домой. Во‑первых, забрать детей, успеть сделать ужин, встретить Сашу, обсудить кучу дел.

В конце концов, если режиссер будет недоволен, она скажет ему, чтобы искал другую на ее место. Ей по‑любому осталось работать чуть меньше двух недель. Она попросила подсобных рабочих бережно усадить кукол после спектакля у нее в каморке. В другой раз придет пораньше и все сделает. Следующий спектакль с участием этих кукол намечался как раз на ее последний предполетный день. Устроит последнюю гастроль. Выпьют, расцелуются, попрощаются. Кстати, нечего и грим у них трогать. Пусть на прощание побудут Любой и Яником. Фотки можно смешные нащелкать: ее настоящие дети рядом с нарисованными. Найдите десять отличий.

Режиссер махнул рукой, иди, мол, чего уж.

Поймала такси и помчалась. Боялась обидеть Сашу, если он обнаружит, что дети все еще не дома. Она и так целиком и полностью с ним согласна, к чему лишние недоразумения на пустом месте.

Все успела буквально в последнюю минуту: только привела детей и сунула в духовку курицу, как щелкнул в прихожей замок: вернулся. Она перевела дыхание. Дети в своей комнате за компьютером. Из кухни вкусно пахнет. Семейный уют в ожидании главы дома. Саша вошел в хорошем настроении и сразу положил на стол плотный конверт: доставай. Билеты! Вот их билеты в рай! Все четыре. На всю семью. Красивые, внушительные. А вот и даты обратного вылета, ровно через две недели после прилета.

– Я знаешь, что думаю, – решила поделиться Леся, – все прилетим, осмотримся. Если детям не понравится, пусть летят домой, ну, то есть в Москву. Будут с отцом. В крайнем случае, да? Дед и бабка спят и видят. Пусть. Мы с тобой обживемся, опять их привезем. Они и привыкнут, а? Это я на всякий случай только.

Она думала, Саша рассердится, скажет про свой негативный детский опыт. Но он похвалил:

– Пусть. Не понравится, пусть возвращаются. Что их зря терзать? Попривыкнут, понравится! Правильно решила!

– Тогда я и Валере пока говорить не буду! Если они возвращаться решат, что мне лишние занудства слушать? Вернутся и вернутся. А вот если нет, тогда позвоню и сообщу. Тогда и дети сами отцу скажут, что нравится им, что они по своей воле остаются, да? Я тогда им часть денег выделю, там же останется, да? Пусть им Валера здесь что‑нибудь купит. Пусть займется! Как думаешь?

– Правильно! – поддержал Саша. – Так и сделаем!

Леся теперь совершенно успокоилась. Все! Никто не внакладе. Будет у всех то, что им хочется.

У нее словно крылья выросли. Одно было жалко: Саша снова улетал. Все сборы ложились на нее. Она понимала: Саша деликатничает, не хочет вмешиваться не в свое дело, травмировать детей. Не хочет запомниться им как разрушитель семейного гнезда. Тоже правильно. Ничего, она справится. Напряжется – и справится. Потом, на новом месте, отойдет, отдохнет.

Саша обещал вернуться буквально впритык. Вот он прилетает ночью, а днем уже снова полетит, на этот раз не один, а уже со всей семьей.

– Так безопасней. Не стоит здесь лишний день светиться, – объяснил он.

Леся достала курицу из духовки, быстро разделила ее на порции. Положила Саше, поставила перед ним салатницу, хлеб.

– Приятного аппетита.

Взяла в руки тяжелый поднос с двумя порциями ужина и направилась к двери.

– Ты куда? – удивился Саша.

– Ребятам, они там за компьютером, не оторвутся никак.

– А‑а‑а! – кивнул Саша.

Хорошо, не возразил. Настроение сегодня у него просто замечательное. Рад грядущим переменам.

Леся не из‑за компьютера понесла ужин в детскую. Разве раньше она бы такое позволила! Но уж очень сковывались Люба и Яник при Саше. Должно пройти время. Не надо ничего и никого навязывать. Пусть поужинают у себя. А она тем временем насладится обществом мужа.

 

Мыши

 

Сразу после ужина легли спать: такой долгий день остался позади.

Леся вроде задремала. Она легко засыпала, когда Саша был рядом. Но вдруг вздрогнула и совсем проснулась. В углу комнаты, у окна, что‑то копошилось, шуршало. Что‑то невидимое, но отчетливо слышимое. Очередная напасть! Сколько можно!

Леся тихонько встала, чтобы не разбудить Сашу, и на цыпочках покралась в тот угол, откуда доносился шум. Свет от рекламного щита за окном слегка освещал пространство спальни.

Она увидела! Откуда это? Почему? Под батареей копошились мыши! Кучи, сотни мышей. Они не обращали на нее никакого внимания, грызли что‑то, пищали, лезли друг на друга, размножаясь на глазах. Сейчас разбегутся по всей квартире! Какой ужас! Как они пробрались сюда?

Леся побежала на кухню. Ей хотелось спрятаться хоть на время от этих омерзительных тварей.

На кухне тоже кто‑то был! Включив свет, она увидела папу с мамой, спокойно сидящих среди снующих у их ног грызунов. За спинами родителей совершенно безмятежно стояли, взявшись за руки, ее дети. Они улыбались, глядя на нее.

– Что вы тут делаете! Вы видите, что творится у нас в доме? – тихо спросила Леся, чтобы не спугнуть родителей, которых так давно не видела вместе, и не разбудить Сашу.

– Папа, я сегодня на даче была и нашла твою тетрадку, – продолжала она в надежде, что отец заговорит с ней. – Извини, я заглянула, почитала. Я не знала, что ты вернешься. Хочешь, я отдам ее тебе? Я привезла.

Мыши сновали. Родители пристально смотрели на нее, не произнося ни звука. Дети выглядели довольными.

Лесе стало невыразимо жутко. Она вдруг осознала, что не может этого быть! Не могут родители сидеть на кухне их квартиры. Не могут, и все. Потому что их давно нет на свете. Они умерли. Не существуют. А дети? Почему дети с ними, а не с ней? Что это значит?

– Уходите, – велела Леся родителям, – помочь вы мне ничем не можете, так хоть не пугайте напрасно. И не зовите к себе моих детей. Мне не нравится, что они с вами. Это неправильно.

Родители пристально смотрели, никак не реагируя на ее слова.

– Что вам надо? Не хотите говорить? Тогда оставьте в покое детей! – крикнула Леся.

Душа ее разрывалась оттого, что она была так груба с дорогими папой и мамой. Но она спасала детей! Она была почему‑то уверена, что спасает детей. И спасет! Главное – отогнать от них родителей.

Мыши теперь хозяйничали по всему дому, лезли на ее босые ноги, пищали, гадили.

– Ай! – завопила Леся, пытаясь стряхнуть с себя цепкие полчища.

 

Кабирия

 

Проснулась.

Опять эти сны! Сил нет терпеть это! Днем работа на износ, вечером дом – каждому подай, за каждым убери, ночью ужасы. За что?

Она поняла, что больше не уснет. По крайней мере, в ближайшее время не получится.

Надо было как‑то скоротать время, отвлечься от неприятного чувства. Вспомнила про диск с фильмом Феллини, который всучил ей Филя. Самое время посмотреть.

Леся уселась в гостиной, укуталась в плед, уставилась на экран.

Старый, черно‑белый, немножко наивный, простодушный фильм про милую доверчивую девушку Кабирию. Она работает проституткой. Денег скопила на домик. Крошечный, но свой. Влюбилась. Собралась замуж. Продала домик, чтоб уехать с суженым в другие края. Жених отнял деньги, убить собрался, но пожалел в последнюю минуту. Осталась она живой, но обобранной до нитки.

Вот – опять двадцать пять! Какие они аналогии провели! Ничег<



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2022-11-01 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: