1. Сырой воздух по утрам в комнате действовал, как нашатырь. Морщась от этого резкого запаха, Алёшка сел на своей кровати, опустил маленькие ножки на запыленный деревянный пол. Когда-то пол был выкрашен коричневой краской, но было это так давно, что цвет уже переходил в грязно черный. Он огляделся, у соседней кровати, стоящей напротив, была кроватка младшей сестры. Деревянная, с высоким окружением, чтобы ребенок не выпал. Было странно то, что сестренка все ещё спала.
Обычно она уже вовсю кричала и требовала Мать. За закрытой дверью тоже было тихо. Алешка сидел на краю кровати и вслушивался. Тишина. Встал на пол, под ножками заскрипела доска, он замер, приподняв, одну ногу и опять стал вслушиваться. Но даже этот скрип не возмутил атмосферу. Приоткрыв дверь, он выглянул в коридор, который был изрезан светом под углом. Он осмотрелся. По диагонали была расположена комната матери Алешки, дверь которой была приоткрыта. Комната матери была залита утренним солнцем, и тем самым освещала все пространство внутри. Ей хватало солнца. Как оказалось, Мать была в комнате не одна.
На кровати рядом с ней возникла фигура. Это был мужчина. Нет, это был не отец. Отца Алешка видел один раз, но этот дядька явно был не он. Этот высокий, широкий, как шведская стенка, и с висячим над трусами животом. Он размял шею, встал, и кровать издала пружинный тяжелый треск, который нередко будил Алешку. Но только это был какой-то специальный треск пружин, он был резким и продолжительным, а иногда Мама кричала под этот треск, а дверь была плотно закрыта. Никогда не возникало желания подбежать и постучать ей в дверь. Помощь ей явно была не нужна, потому что утром Мама сидела на кухне и даже улыбалась. Он метнулся назад, чтобы его не заметили. Мимо прошла широкая мужская тень. Дядька щелкнул выключателем туалета и встал перед унитазом. Громкий льющийся звук сопровождался таким же громким выдохом. Послышался звук сливного бачка, и Дядька вышел из туалета, вернулся в комнату, но не закрыл дверь. Он поднял рубашку, набросил на себя, потом взял со стула штаны, надел их и в расстегнутой рубашке вышел из маминой комнаты. Шебуршащиеся звуки, которые доносились из правого конца коридора, были быстрыми, мягкими. Послышался резкий щелчок замка. Дверь открылась и закрылась. Алешка вышел из комнаты, на цыпочках сбегал до прихожей. Никого. Только Мамин плащ, висящий на алюминиевом крючке, который был прикручен прямо к стене. И его курточка, которая висела строго под Маминым плащом, тоже на крючке. Тут из комнаты Мамы опять донесся скрип пружин. В проходе показалась фигура Матери.
- Ты чего там стоишь?
- Мам, тут какой-то Дядька ушел.
- Напугал он тебя?! - спросила она, немного насторожившись.
- Нет. Он меня и не видел.
- Ааа, ну тогда иди, кровать застилай и оденься. Нечего тут в трусах шляться - сказала она с напускной строгостью.
Сама Мать стояла в длинной до пола ночнушке в мелкий частый цветочек. Она вернулась к себе и набросила зеленый халат. Его подарил ей Отец. Халат ей не нравился. Когда Отец показал ей его, она тут же выдала:
- Ты совсем?! Зеленый? Чтоб со временем он стал цветом детского говна? Этого ты хочешь?
- Да чего ты гонишь то? Я тебе дуре хотел приятно сделать.
- Сделал! Ты в очередной раз на меня насрал! Сначала я залетела от тебя. А теперь ещё это!
- Ну чего ты орешь-то? Ну не нужен тебе Алешка, ну отдай его мне? Сам буду растить. А ты живи как хочешь, другого себе найдешь - говорил отец.
- Ага, сейчас! Чтоб меня в шлюхи записали? Только тронь. Выращу! Сама! - кричала мать.
- Я вам хочу денег на книжку положить. Ты скажи, сколько?
- В рот своей новой шалаве положи, чтоб она его тебе оторвала, и ты другим жизнь не портил! - говорила мать, остервенело, вымывая из кружки остатки чайной заварки.
Отец ударил кулаком по столу, зашвырнул стул ногой под стол и вышел из кухни.
- Давай! Давай! Вали, как ты обычно делаешь! Урод! Блевать от тебя тянет! Нахер я тебе дала тогда! - кричала она ему в след, уже захлебываясь слюной и подступающими к горлу слезами.
- Сука! - крикнул он ей в кухню и захлопнул дверь.
Алешке тогда было около пяти недель. А у его матери начиналась послеродовая депрессия. Она часто плакала, а от этого у неё пропадало молоко. И поэтому кормить ребенка приходилось соседке. На одной лестничной площадке в квартире рядом тоже жила женщина, которая недавно родила. И молока у неё была с избытком. И та практически выкормила Алешку. Когда она приходила, когда Мать приходила к ней.
- Лер, спасибо тебе! – говорила Мать.
- Да перестань! Мне с моими удоями нужно было трех родить. А моя вот чуть поест и все уже, откинулась. А тут хоть один мужик как мужик, ест много.
- Да уж - отвечала мать, пряча слезы и отворачиваясь.
- Твой-то! Чего тебя встречал из роддома?
- Нет – ответила она утирая выступившие слезы.
- А родители то у тебя есть?
- Мать только в деревне. Отец помер давно.
- Надо же. Ну, ничё! Нам бабам надо держаться вместе. Куда этим яйцезвонам до нас? Никогда они не поймут, что мы чувствуем - этих слов соседка Лера не сдержала. Она вышла замуж за начинающего в те времена бизнесмена, который торговал зарубежным алкоголем. Он был одним из первопроходцев будущих алкомаркетов.
2. День у Караулова не задался с самого утра. Мелкая бытовая рассеянность, подкрепленная отключением горячей воды, заставляли его метаться в трусах и носках по всей квартире и кидать в каждый угол проклятия в адрес коммунальщиков и собственной удачи. Собравшись на службу, он вышел из квартиры и решил пойти пешком, так как был уверен, что этот вертикальный гроб не поедет. Выйдя из подъезда, он переступил порог в сегодняшний говёный день. Звонок смартфона и знакомый контакт «Опер».
- Ну, давай, бля, ещё ты мне подкинь! - сказал Караулов глядя в смартфон.
- Алло! - ответил он наигранно.
- Караулов! Приветствую! Давай врубай видео звонок и танцуй. Целовать не обязательно - на повышенных тонах сказал Тарков.
- Чего? С какого хера?!
- Здрасьте! А кто меня просил ему средство для самообороны достать?
- Ааа... фу ты! Слушай, Тарков, извини.
- Что? Все уже не надо? – удивленным тоном спросил Тарков.
- Погоди, а ты достал? - переспросил Караулов.
- Естественно. Ну, хотя как естественно. Повезло. У нас тут «висяк» был, а от него инструмент остался. Дело уже год с лишним как нафталин нюхает, а вещь лежит, а надо, чтоб служила.
- Ладно, хорошо. Где встретимся?
- У тебя. Я как раз твоего Боярцева хочу допросить.
- Степан уже неделю на больничном, на нервной почве разнесло.
- Чувствительный значит - Тарков перешел на казенный тон.
- Да, он у меня за все время три раза больничный брал.
- Ладно, но я все равно приеду.
- Да, хорошо, буду ждать – ответил Караулов торопливо.
Караулов сбросил вызов. И пролистав контакты, набрал Боярцева.
3. Звон разбитого стакана, заставил Катю вскочить с кровати и помчаться на кухню. Заспанная, с мутью в глазах, её несколько раз занесло в дверные косяки, она ударилась плечом, прокляла планировку квартиры и заглянула на кухню. Аня, стоящая в синей ночной майке и трусиках, глубоко дыша, смотрела на свою ладонь, которая была рассечена вдоль идеально ровной линий. Её лицо было скрыто под прядями черных волос, как бывает после сна.
- Ань! Ну, ты чего, опять? – спросила она с подступающей жалостью в голосе.
- Чего ты в такую рань встала-то? Спатки ещё нужно.
Катерина сорвала несколько бумажных полотенец и зажала их в ладонь Ани, чтобы сдержать кровотечение, хотя с детства у нее кровь свёртывалась практически сразу. Даже когда Аня каталась на роликах и падала - освоить она их так и не смогла, её коленки всегда были рассечены, и ранка была всегда забита грязью или пылью. И однажды ей чудом удалось избежать заражения крови. Благо травм пункт всегда был через дорогу от их дома.
- Садись-ка, Анют - Катерина усадила ее на кухонный стул.
- Тебе больно? Анют? Больно? Аня, едва моргнув, только смотрела на стол.
- Ну, буду надеяться, что нет.
Катя открыла настенную аптечку, достала оттуда перекись водорода, пластырь, ватные диски, и мини-бинт для фиксаций.
- Давай ручку. Говорила она с ней ласково, как с маленькой девочкой.
Разжав ладонь, она убрала окровавленное полотенце и метнула его в мусорный бак. Она положила руку Ани на стол. Глядя на её порез, к горлу Кати подступал ком, и давили слезы. Она резко вдохнула, и из глаз упали первые капли.
- Давай... давай ручку – говорила она со слезами в голосе.
Она открутила пластиковый колпачок от перекиси и спрыснула рану. У Ани только слегка рефлекторно дрогнули пальцы. Капли, попавшие в рану, стали лениво шипеть, и кровь стала пузыриться. Катя промокнула ватным диском, чтобы убрать лишнее. Глядя на ватный диск, она заплакала. Горечь этих слез душила беспомощностью. Шок, который тогда испытала Анна, буквально закупорил её сознание, оставив только базовые функций человеческого организма: потребность в еде, сне, а также посещении туалета. Катя пыталась придумать методы невербального общения, но тщетно. Им приходилось жить с сестрой по больничному расписанию: завтрак, процедуры, обед, туалет, сон. Только это второе утреннее вставание посчитали за прогресс, и пока это единственное, что практически лишило Катерину сна.
4. Кабинет давит. Оставаться на сутках Калаушин ненавидел. Уютного дивана в кабинете не имелось, только старое, уже продавленное кресло, в котором от долгого сидения начинаешь ощущать деревянный каркас, заставляющий ёрзать, кряхтеть, испытывать муки вязкого и прерывающегося сна. В кабинет постучали.
- Войдите! - крикнул Калаушин.
- Калаушин, привет! В кабинет вошёл Тарков. Слегка запаренный, возбужденный.
- Фух! Ёкарный... А чего окна то закрыты? Духота.
Тарков подошел к окну, щелкнул щеколдой, резко дёрнул деревянную раму, стекло в раме дрогнуло.
- Сука! Пол отдела уже в пластиковых стеклопакетах, а для оперов сделать... все нас как гопату парят - сказал Тарков.
- Да уж - буркнул Калаушин.
- Как сутки, Толян?
- Нормально. Целые сутки.
- Чет ты не веселый?
- А ты на этом говне попробуй, поспи - указывая взглядом на кресло, сказал Калаушин.
Тарков ухмыльнулся, и с глазами заговорщика полез в ящик стола и достал оттуда ключ.
- Лови! - Тарков кинул ключ.
- Это от чего? – спросил Калаушин.
Тарков приложил ладонь ко рту. Чеканя слова.
- Начальника отдела! Там. Крутой. Диван!
Калаушин ухмыльнулся и издал смешок.
- Ну, ты и пройда, Тарков!
- Кому-то не нравится? Давай назад – он протянул втребований руку.
- Шучу! Шучу, Тарков.
- Вот и тявкайте, товарищ Майор - сказал он кивая.
- Ты, кстати, ту бабу то доспросил? Или не получилось?
- Какую ещё бабу? - задумчиво спросил Калаушин.
- Ну, эту, с кладбища которая?
- Нет, я только с Катериной смог поговорить. Её сестрой.
- А доктора что говорили? – спрашивал, Тарков зашарив по своему столу.
- Глубокий нервный шок. Больше ничего.
- Ну, тогда понятно - сказал Тарков, теряя интерес.
- А сеструха у неё секс?
- Тарков, иди ты... - кинул Калаушин.
- Чё сразу иди ты? Мы опера - тоже люди, тоже трахаться хотим.
- Тарков! - крикнул Калаушин.
- Ладно, ладно... тихо. Пошутить что ли нельзя...
- Ага. Шути себе в кулак - резко отрезал Калаушин.
- Вот и делай людям добро! Ключи от диванов, а тебе в кулак советуют.
- Слышь, Калаушин сегодня сон дебильный видел.
- Какой? – на остатках строгости отрезал Калаушин.
- За каким-то хреном по лесу бегу. Причем бегу, а когда останавливаюсь, деревья рябить начинают, трясутся будто бы. А когда бегу, то все нормально. А самое-то главное, что темно! А я бегу ни во что не врезаюсь, даже ветки не задеваю. Ты как думаешь, это что?
- Дождь пойдет - сказал Калаушин - но уже увлеченно настукивая по клавишам клавиатуры текст.
- В переводе на русский «Мне похер» - сказал Тарков, достал сверток - черный пакет и молча покинул кабинет.
Калаушин взял трубку, набрал номер.
- Алло! Здравствуйте! А Геннадия Семеныча можно услышать?
- Он умер - ответил монотонный голос.
- Да вы что, а когда?
- Уже месяца три. А кто его спрашивает?
- Майор Калаушин.
- Впервые слышу о вас - все так же монотонно говорил голос.
- Неудивительно. Ладно, извините. Не дожидаясь ответа, Калаушин положил трубку.
5. Кормить взрослого человека, как младенца с ложки, вытирая рот - это одновременно и смешно, и грустно. В случае Катерины - это было не смешно. Жидкая молочная масса вперемешку с лекарством, которое должно употребляться вместе с едой, была лишена аппетитного вида. Запах бил в нос и создавал атмосферу больницы, несмотря на то, что они были дома и сидели на кухне. Звонкий скребущий звук ложки о тарелку отдавал какой-то безысходностью. Катя набирала ложкой массу, подносила её ко рту Ани, которая чуть приоткрывала рот, а ложкой Катя раздвигала его шире. Но Аня не жевала, она сразу глотала, жевать там было нечего. Немного массы стало стекать по её подбородку, но Катя успела утереть её бумажным полотенцем, не дав каплям упасть на майку. Звонок телефона прервал эту мучительную и без эмоциональную трапезу. Катя поставила чашку на стол, оставив ложку в ней. Она вошла в комнату и приняла вызов.
- Да? Алле.
- Анна Сорина?
- Нет. Это Катя её сестра.
- Ах, да извините, перепутал, это доктор Леднёв. Помните?
- Да, да Роман Викторович.
- Как у вас дела? Как Анна?
- Она встала сегодня сама и, кажется, попыталась что-то сделать, может воды набрать хотела, но стакан разбила - сказала она, чуть сдавливая подступающие слезы к горлу.
- Вот оно что. Скорее всего, рефлексы начинают возобновляться. Говорить она не начала?
- Нет. Молчит.
- Дело времени. Не волнуйтесь. Тут помогают только время и терпение. И медикаменты. Добавил он.
- Спасибо, Роман Викторович.
- Что-ж, если что-то случится - сразу звоните.
- Да-да спасибо – сказала Катя, отложив телефон.
Катя вернулась на кухню, там было все без изменений. Анна сидит за столиком, смотрит в мутное отражение матовой боковой стенки серого холодильника. Именно такой была и сама Анна - серое и мутное отражение человека, глотающего массу вперемешку с лекарством.
6. Обходя сегодня территорию кладбища, Степан, ещё откашливаясь и сплёвывая в землю остатки мокроты, горько морщился от тянущего сухого ощущения. Оглядываясь по сторонам, он прислушивался ко всем посторонним звукам. За поясницей на ремне тянул пистолет. К оружию Степан не очень тяготил, оно вызывало у него некое отвращение. Ничего хорошего этим оружием человек не делает. Невозможно дать этому предмету мирное предназначение. Неспешно переходя из ряда в ряд, он осматривал могилы. Мимо разрытой могилы он всегда проходил, опустив глаза вниз. Это место будто обрело невидимую железную сетку, проходя через которую, нарезалась твоя душа. Какой же мразью нужно быть, чтобы совершить подобное? Чем нужно руководствоваться? Какую цель преследовать? Эти вопросы пульсировали в его голове и причиняли физическую боль. На поясе также висела маленькая рация, которая зашипела, и из неё донесся голос.
- Стёп! Как обстановка? Приём. Степан сорвал с пояса рацию.
- Внешне всё в порядке, нарушений и нарушителей нет. Приём!
- Принято! Приём! – ответили по рации.
7. Подвал одноэтажного дома, который служил как место, в котором сосредоточены все коммуникаций, а именно: водосточные трубы, электрический щит, служил ещё и местом для тайны. Железный шкаф, который обычно можно встретить в раздевалках, использовался для хранения вещей. Одну полку занимали маленькие парички, самых разных оттенков. Рыженькие, светленькие, оттенки натуральных детских паричков были разложены с невероятной педантичностью. Нижнюю полку заполняли юбочки и шортики, всё с такой же невероятной педантичностью уложенные и разделённые по цветам. Размер этих вещичек был одинаково мал - будто бы кукольная одежонка. Ещё одна полка была с вешалкой: рубашечки, футболочки, платья - все было разделено. Платьица были в правой стороне, а рубашечки в левой.
8. Закончив эту процедуру, которая сейчас носила понятие "завтрак" Катя, отвела Аню в гостиную и уложила на диван.
- Давай, Нютик мой, ложись. Давай тебе телевизор включу.
Катя взяла с верхушки дивана пульт и щелкнула кнопкой включения. С экрана в мгновение око ворвалась какая-то дикая и навязчивая реклама на канале Animal Planet.
- Сейчас каких-нибудь зверяток покажут, да?! - раздался дверной звонок.
- Кто это там? Сказала Катя вслух.
Она чмокнула Аню в голову и оставила в комнате наедине с телевизором. Катя прикрыла дверь в гостиную. На ходу она собирала свои волнистые волосы в хвост. Подошла к двери, посмотрела в глазок.
- Кто, там?!
- Капитан, Тарков! Катерина Сорина, тут проживает? В глазок показалось раскрытое удостоверение.
- Да, да входите. Катя открыла дверь, впустила Таркова.
- Здрасьте! Вы Катерина Сорина?
- Да, да - ответила Катя немного смущенно.
- Мне вам пару вопросов нужно задать. Катя нервно ухмыльнулась. И потерла лоб.
- Ну, значит, как минимум вопросов двадцать будет.
- Откуда знаете? Сказал Тарков, попытавшись перевести диалог во флирт.
- Идемте на кухню. Сказала Катя и первой направилась на кухню.
Тарков оценивающе оглядел Катю со спины, поджал нижнюю губу. Фигура у Кати и правда была неплохой даже при её не высоком росте, все было более чем пропорционально. Тарков прошел следом за ней и занял место за столом. Катя повернула, ручку газа и на плите вспыхнуло голубое пламя. Она подвинула чайник на зажженную горелку.
- Вы чай будете?
- Если не жалко. Ответил Тарков.
- А вас... ваше имя как?
- Павел!
- Павел, хорошо... эээ, что вас интересует?
- Ну, вопросы будут стандартные. Скажите, есть ли у вас предположение кто бы мог такое сделать.
- Какое... ещё предположение? Вы думаете, что моя сестра или я с такой мразью могу общаться.
- Девушка, вы злитесь на пустом месте, это вопрос. Можно ведь и коротко. Нет, я не знаю.
- Нет! Нет у нас таких знакомых, чтобы так поступили. Ответила Катя, едва сдерживая гнев.
-Хорошо! Теперь, следующий вопрос...