1. Месяц май в этом году отличался, прежде всего, тем, что он не был похож на май. Рано распустившиеся деревья и прочий сорняк, который был пышным и даже слегка благоухающим. Работник кладбища Степан Боярцев стоял в сарае в своём привычном спец. комбинезоне, который уже приобрел цвет, явно не задуманный природой. О том, что он когда-то был, синим, напоминали только лямки, которые были завязаны в узлы на плечах. Собрав все необходимое, а именно: пластиковую бутылку воды на два литра, ручной секатор для небольших кустов и проростков между тротуарной плиткой, а также острый топор для вырубки корней, сильно щурясь, Степан вышел на солнечную и уже жаркую улицу, помотал головой и буркнул:
- Твою мать! Природа спятила и мир вдогонку.
Взяв с деревянной лавки свою кепку, он набросил себе её на голову, натянув козырёк на лоб как можно сильнее. Боярцев направился по тропинке к старой уже заброшенной могиле. Когда последний раз посещали её родственники неизвестно, может все разъехались, и в городе уже банально не осталось никого, а может и умерли. Все в этой могиле поросло дикой высокой травой, а учитывая этот месяц, точно было всё ещё хуже, чем обычно. Сам памятник был железный, но сейчас это была ржавая безысходность. Отогнув с силой такую же ржавую и перекосившуюся калитку, Степан стал, широко шагая, утаптывать эту дикую плантацию. Протоптав небольшое расстояние, Степан огляделся. Среди этих джунглей был еле-еле виден памятник, который уже держала сама трава. Он достал из-за пояса топор и сделал первый замах. Острый, вчера заточенный топор вонзился лезвием мощно, практически бесшумно. Первая большая кучка травы осталась в руке Степана, он посмотрел на срез и выдал:
- Ха! Сука, как масло.
Сделав серию резких ударов, удалось вырубить небольшой участок вокруг себя, перекидывая траву через оградку. Разогнувшись, Степан стянул кепку и тряпочной частью протер лоб от пота. Он сделал ещё удар. К слуху прицепился еле уловимый стук. Быстрый стук не был похож на молоток или долбящего дерево дятла. Боярцев замер и стал медленно оглядываться, прислушиваться. Стук стал будто бы ближе. Вглядываясь вдаль, он ничего не заметил. Все было нормально. Обернувшись, Степан увидел женщину, она бежала. Она неслась так, будто бы марионетка в руках кукловода, который имитирует быстрый бег своей куклы. Кукла упала и спустя мгновение встала и продолжила движение. Степан сжал топор в руке крепче и побежал за женщиной. Двигался он по параллельной тропинке в надежде перехватить её на повороте. Задумка увенчалась успехом, Степан сбил женщину прямо на бегу. Та завалилась на бок, встала на четвереньки, стала метаться, как глупая собака в надежде поймать свой хвост. Волосы закрывали ей лицо, и разглядеть его было затруднительно.
- Тебе плохо, что ль? - спросил с отдышкой Степан.
Он достал бутылку с водой, набрал в рот и резким движением, сделав из губ пульверизатор, окатил голову женщины. Она замерла и легла на землю. Её волнистые темные волосы намокли, и по её лицу стекали маленькие струйки воды. Женщина, лежа на земле, провела пыльной рукой по лицу.
- Что с тобой? – максимально разделяя слова, спросил Степан.
Этот взгляд навсегда врезался в память Степана, не просто пустой, а лишенный жизни. Глаза были мертвые, по-другому про них не скажешь. Эти глаза парализовал ужас и навсегда остался в них. Степан присел на корточки, осматривая женщину. Запаха алкоголя не было, ее внешний вид был траурный: черный женский пиджак, чёрная юбка. Ноги оказались босыми. Падала она явно не раз и с последствиями, об этом говорил грязный полуоторванный левый рукав.
2. Степан протянул женщине руку, та не отреагировала, и тогда он приподнял её с аккуратностью, которая не была ему присуща. Работа на кладбище приучает к грубой, решительной силе. Но вид женщины заставлял быть деликатным. Доведя её до своего рабочего места, которое как правило находилось возле главных ворот кладбища, он усадил её на лавку возле сарая. Женщина никак не реагировала, была практически безвольна. Степан отошёл от неё на несколько шагов и стал медленно мотать головой в отрицании:
- Что - ж ты милая видела?..
Оглядевшись, Боярцев вспомнил, что сегодня воскресенье и его шефа Константина Алексеевича не будет. Проблему придется решать самому. Достав все лишнее с рабочего пояса, Степан занес инструменты в сарай. С собой взял только топор. Дойдя до места, где он сбил женщину, Степан стал вглядываться в тропинку. Она была пыльной и, по сути, должна была сохранить следы. Увидев отпечатки женской стопы, Степан стал медленно двигаться по ним. Всё-таки служба в армии в далеких восьмидесятых оказалась хоть немного полезной, по крайне мере научили ориентироваться. Следы стали прерываться. И вот первая находка - босоножек. Один. Черный ремешок на нем был порван, а каблучок был отломлен, но не полностью. Скорее всего, женщина оступилась, когда побежала, и босоножек сорвался с нее. Пройдя ещё несколько метров, открылась истина. Истина того ужаса, высеченного у нее во взгляде. Могилка судя по её размеру была для ребёнка, и не просто ребёнка, а младенца. Об этом говорил памятник ангелочка, который был сброшен с постаментика. Крылышки ангела от удара откололись, а лицевая часть была пробита, плитка поднята, а могилка раскопана. От этой картины даже у Степана ноги стали каменные, неподвижные и тяжёлые. Топор выпал из рук, мыслей не было, звуков вокруг не было. Саданув самого себя по щеке, он упал на колени, и мелкие камни под ними дали нужную боль, которая позволила привести себя в чувства. Облокотившись на оградку, он встал и решился заглянуть туда. Но кроме свежевскопанной земли и пустого открытого гробика ничего не было. Ненависть сдавила горло, но крика не было. Шагая спиной назад, он уперся об оградку ногами и рухнул спиной на землю. Этот удар оказал невероятно целительный эффект. Колющие ощущения по спине вернули сознание и боль. Поднявшись, он побежал обратно. Добежав до входа, он обнаружил, что женщины нет на лавке. Выбежав за пределы ворот, Степан увидел ее. Уйти она далеко не успела. Шла она медленно, хромая на правую ногу. Подбежав к ней, Степан взял её за плечо:
- Стой! Стой! Милая, да куда же ты... идём-ка сядь. Сейчас скорую, полицию вызовем.
Реакции на слова и на его прикосновения все также отсутствовали.
3. Майор Калаушин был тем самым полицейским, о котором можно писать книги и снимать героические фильмы. Мужчина среднего роста за пятьдесят, уже изрядно полысевший - только серебристые сбритые короткие волосы на затылке, которые напоминали напылённый иней и то, что он уже посидел. Несмотря на то, что возраст его уже не особо позволял вести активную оперативную работу, Калаушин её не думал бросать. Ошибок он допускал за всю карьеру, если так вообще можно говорить о работе копа, не много. Он держался принципа, когда ищешь убийцу - ищи его страдания. Формы он не носил, придерживался стиля располагающего, а именно: синие джинсы и черная джинсовая, уже изрядно потерявшая свой цвет куртка. Вместо сорочек предпочитал однотонные футболки.
Солнце клонилось к закату, территория кладбища была оцеплена. Сотрудники- криминалисты проводили осмотр, фотографировали обнаруженные Боярцевым место и следы. Калаушин и Степан сидели на деревянной лавке. Женщину уже увезла скорая - приехала она первой. По предварительному диагнозу у женщины глубокий шок.
- Когда вы пошли работать, Степан?
- В 9:30, около того. Я могилу пошёл расчищать. И услышал, как кто-то бежит. Это была женщина, вид у нее был дикий, даже эээ... сумасшедший.
- А до того, как пошли работать, кто-нибудь видели? Или слышали?
- Нет! Никого - отрезал Степан.
К Калаушину подошёл криминалист в синем полиэтиленовом комбинезоне, стягивая с рук перчатки. Криминалист был чем-то похож на ликвидатора радиаций.
- Скорее всего работали ночью, а может и перед рассветом. Хотели проверить на отпечатки, но чисто работал, в перчатках похоже. Даже след сапога в могилке бесформенный по размеру где-то сороковой размер.
Калаушин мельком глянул на ботинки Степана. Нет, у него больше - примерно сорок шестой.
- Что-нибудь ещё? - спросил Калаушин.
- Землю взяли на анализ.
- Ладно, идите.
- Это вы мне? - спросил Степан.
Калаушин оторвался от записи показаний.
- Нет, нет, к вам ещё вопрос.
Уже опускались первые сумерки, и мерцающие немые синие мигалки слепили и стали более заметными, освещая тем самым часть территории, как мощные вспышки фотокамер.
- А саму женщину вы видели раньше?
- Нет... но быть может, когда были похороны.
Задумчиво выискивая в памяти обрывки, уставился вниз Степан.
- Эх! Нет. Не помню. У нас тут неделя была насыщенной на похороны, и всех то не упомнить.
С мертвецами Степан дела никогда не имел, он только капал могилы, но это его никак не пугало. Он всегда считал, что капает яму. Просто яму и не более, а кладут в эту яму ящик. Иногда обычный, иногда дорогой настолько, что, глядя на него, рука не поднималась закапывать такую вещь. Вот они труды: вытачивал, шкурил, покрывал цветом, лаком, и какой результат? Закопать. Вот так просто и прозаично.
4. Сирены уже оставались позади, и только редкие уже безобидные вспышки скрылись за горизонт. Так можно было говорить про небольшую горку, асфальтную дорогу, ведущую к кладбищу. Степан зашел в ворота и закрыл металлическую раздвижную решетку, которая чем-то напоминала тюремную. Он прошел до своей каморки, которая выполняла функцию спальника. Внутри была только небольшая полка, на которой хранились мелочи жизни: зажигалка, сигареты синий Бонд, хотя сейчас он был бы не против сигарет посильнее, старая, ещё советских времен заводная бритва, и какой-то синий лосьон после бритья. Разложив раскладушку, он сел на нее. Мысли в голове были похожи на взбесившейся осиный рой. Когда он умудрился упустить что-то действительно подозрительное? Как ему завтра общаться с шефом, дозвониться ему сегодня не удалось. И вообще кому понадобилось воровать из гроба младенца. Насильник? Тогда бы бросил тельце там же, но его ведь нет. Может кто из родственников так свихнулся, что не смог смириться? И главное то, что инструменты все были на месте, ничего из сарая не пропало. Он закинулся со скрипом на раскладушку и стал пускать дымовые облака.
Калаушин ехал в служебной машине на переднем сиденье рядом с водителем, провалившись в полудрёму. Задерживаться допоздна ему не впервой, но каждый раз, когда представлялся случай, он дремал в машине по дороге. Его толкнули в плечо.
- Анатолий Викторович! На месте.
- Где?
Он открыл глаза, крепко зевнул и осмотрелся.
- Ааа… дома… Кхем! Спасибо Паша, благодарю за службу - сказал Анатолий, нащупывая не глядя ремень.
Мягкий щелчок, он вышел из машины. Подойдя к железной домофонной двери, приложил ключ и вошёл в подъезд. До квартиры идти было недолго, так как она была на первом этаже. На площадке виднелась железная выкрашенная дешевой и ужасно вонючей краской оранжевого цвета дверь. Войдя в квартиру, его ожидал типичный холостяцкий пейзаж. Все было сугубо по делу, ничего лишнего, но с соблюдением чистоты. Скинув кроссовки, он прошёл в темную гостиную. Тоже все строго. Обои на стенах с бежевыми фигуристыми ромбами, люстра на четыре лампочки - тоже ничего особенного, рожки - стаканчики, диван серый у стены, а у окна старое красное кресло уже с потертыми подлокотниками. Стол был немного завален папками. И старенький, но рабочий ноутбук Самсунг. Сел на диван и, не зажигая света, прилег. Мыслей не было, только холодная вводившая в ступор догадка. Догадка, от которой в голове раскинулись нити, похожие на карту, где был нанесён ещё один крест.
5. Утро настало настолько незаметно, что было абсолютное ощущение, что ночь перемотали как плёнку. Жёсткие удары кулака в дверь коморки заставили Степана вздрогнуть. И резко, не приходя в себя до конца, подорваться с раскладушки.
- Да, да! Уже, уже тут, тут... Замешкал Степан с хлипенькой, но крепко держащейся щеколдой вместо замка. Распахнул дверь, в глаза ударил белый, пасмурный свет, который ослепил его окончательно. Он зажмурился и стал тереть краем ладони глаз.
- Ой! - жмурясь, промычал Степан.
- Стёпушка! Друг! Какого хера? Ой нет. Какого хера мне с утра по раньше долбит мозг какой-то мент и рассказывает, сука, байки из склепа?! - сказал шеф нарочито мягким и полным сарказма голосом.
- Шеф! Клянусь... тут такое... - речь была сбивчивой. Степан пытался привести зрение в порядок, но муть не отступала.
Начальник стал заводиться и скрипеть подошвой, будто втаптывая в землю что-то мерзкое и брезгливое.
- Твою за ногу! Тебе че в глаз кончили? Че ты трешь его?!
- Да не вижу нихера! Рявкнул в ответ Степан.
- Вот именно! Нихера ты не видишь! Что у тебя на участке какой-то долбоёб трупаки детские тащит! А потом мне менты мозг долбят!
Шеф не стеснялся в дальнейших выражениях и комбинациях. Начальником кладбища он был уже давно. Именно он принимал Боярцева на работу молодого, но уже понюхавшего жизнь. И за все это время не было ни одного происшествия, которое бы привело к столкновению с полицией, а тогда ещё милицией. Да, было дело, закапывали браткам трупы по-тихому, да, брали за могильные памятники сверх положенного, но порядок и тишина тут были главными, и вот покой нарушен.
- Что было? Менты сказали, что ты тут какую-то бабу выловил? Потом могилу нашёл. Давай подробности, если что утаил. - сказал шеф, уже стараясь уравновесить голос.
- Ничего я не утаил. Шел работать - да, а потом увидел, как та баба бежала как подкошенная и ничего не соображала, потом - да, побежал искать место, или что-нибудь ещё. Ну и увидел то, что увидел.
Степан сел на корточки и закурил. Шеф стоял и нервно тряс браслетом своих золотых часов. Поднял руку, посмотрел на часы.
- Так! Сейчас пол седьмого. Будешь шерстить через ночь. Мне похрен, как ты будешь выкручиваться, но через ночь будешь обходить всю территорию. Сейчас съезжу в одно место и привезу тебе ствол. Степан поднял голову с неподдельным удивлением.
- И что? Шмалять что ли буду...
- Если заметишь какую-нибудь гниду, то да! А ты чего хотел?! Думал, расслабимся и будем на допросы ездить? Шеф стал пролистывать пальцем список контактов в смартфоне.
- Все, иди работай пока!
Приложив к уху телефон, он кому-то позвонил и направился к своей машине – черному внедорожнику BMW. Задавив ногой окурок, Степан пошёл в сарай.
Стук колес о рельсы, издающие громкий треск, и размеренное покачивание трамвая умиротворяли и укачивали Калаушина, который стоял в конце вагона, прильнув к поручню у окна.
6. В кабинете отдела всегда пахло двумя ароматами: черным чаем и сигаретами. Калаушин бросил курить ровно год назад, но в этот раз он опять достал из ящика стола пачку Винстона и прикурил. Послышался тонкий звук тлеющей сигареты, в воздухе встал горьковатый аромат табака.
- Толь ты чего?
- Мм?! - он отнял глаза от папки с бумагой. - Что я?
- Ты чего смолить то стал?
- А ты что не слышал? Опять младенца сперли.
- Погоди, так это же было...
Капитан Тарков встал из-за своего стола и слегка размял спину.
- Это же было лет так 6 назад... и где? Калининград же? Точно! Там дважды воровали, потом на год заглох. Затем во Владике, но там уже троих, потом опять заглох... и ой...
Тарков стал тереть лоб.
- Иркутск! Там он был дольше всего. - сказал Калаушин.
- Да, да... точно, и его же почти словили, он же прям из рук ускользнул, будто слили его. И залег он на дольше обычного. Аж на два года. И тут он у нас, тварь недоразвитая!
- Сложно сказать какая он тварь и насколько развитая.
Калаушил увлечённо уткнулся в папку с делом, дым от сигарет создал небольшой туман.
- Все так же, как и прошлые разы: сапоги бесформенные, никаких улик, платков, ниток, крови... только одна разница.
Калаушин оторвался и взглянул на Таркова.
- Какая? Ещё...
- Мальчик... до этого были девочки.
7. Сигаретный туман застилал мысли. Майор пытался сопоставить эти рейды по кладбищам, все тут же обрастало таким же туманом как от сигарет. Что ему девочки надоели? Решил по мальчишкам. Калаушин стоял у окна и делал вид, что смотрит вниз, но зрение было в расфокусе. За спиной послышался глухой хлопок двери кабинета.
- Калаушин?!
Он обернулся, но на автомате, даже не пытаясь восстановить взгляд. Это был его начальник - подполковник Серов. Серов был типичный совковый подпол. Бумажкам верил больше, чем словам, и доказательствам, частенько юлил и втирал начальству, но инициативу не проявлял. Это очень нравилось его начальству. Однажды в один из новогодних корпоративов, когда Калаушин был на дежурстве, он слышал в коридоре пьяный генеральский треп.
- От ебпта! Серов, хоть и долбостой в башке отстой.
Тут же на эту рифму раздался пьяный ржач.
- А хоть послушный! Конь полушный.
Опять ржач, но уже сильнее и звонче. Над кабинетом, в котором дежурил тогда Калаушин, бомбила музыка, и репертуар был этапный. Сначала чтобы усладить слух женщин, звучали песни «Ах какая женщина; Время наркотик; Половинка моя» из раннего творчества Михайлова, потом, когда градус повышался, и женщины хмелели, звучал Круг, а потом и Бутырка. Так было раньше, но потом наступили времена цивилизованные, и уже снимались рестораны, и там уже был Михайлов из нынешнего времени, но, когда входили в веселье, звучал Костюшкин и его «Женщина я не танцую». Серов набрал в щеки воздуха и быстрым мямлящим тоном выдал:
- У тебя послезавтра сутки. Не забудь.
- Что вы, как можно. Как же можно забыть, что нам родину охранять. - сказал Калаушин, совершенно никак не выделяя это интонационно.
- Да! Вот! Молодец! - сказал Серов, выстреливая каждым словом.
- А твой этот... как же его... – перешел он на полушепот, пытаясь вспомнить фамилию коллеги Калаушина.
- Вышел! Скоро придет, он по делу. – сказал майор.
- Ага... Ладно.
Серов вышел из кабинета. Металлический треск служебного телефона на столе Калаушина, вернул в реальность, взбодрил и одновременно внес раздражение. Он сделал шаг к столу и поднял трубку.
- Майор Калаушин. Слушаю.
В трубке слышалась возня с бумагами.
- Аллё?! - донёсся мужской голос.
- Да, да слушаю вас!
- Господин Майор! К нам женщину привезли с кладбища с глубоким нервным срывом. - голос говорил на повышенных тонах.
- Да. Мы в курсе - ответил Калаушин.
- Так вот, к нам тут её сестра родная приходила. Может вам нужно? - все таким же повышенным тоном интересовался голос.
- Да, это будет не плохо - ответил Калаушин и стал выискивать по столу бумажку или стикер, чтобы записать данные.
- Говорите! Только не частите - сказал Калаушин.
- Так вот ту женщину зовут Сорина Анна Владимировна. А её сестру, которая пришла к ней в больницу Сорина Екатерина Владимировна. Её телефон… - он продиктовал мобильный контакт Екатерины.
- Спасибо! Это очень полезная информация. На том конце голос запричитал.
- Спасибо, спасибо! - не дослушивая всех подробностей, Калаушин положил трубку. Сбросил и набрал номер Екатерины.
8. В нежно кофейном кожаном салоне внедорожника BMW на передней панели был изящно расположен смартфон на подзарядке. Мягкая вибрация, и экран высветил номер, записанный, как «Опер». Караулов - директор кладбища, коснулся на ухе гарнитуры Bluetooth.
- Тарков! Здравие желаю.
- И вам место не занять, - раздался смех. - Что хотел, Саныч? Ты вроде утром звонил, что-то срочное?
- Срочное, срочное. Ты же в курсе, что у меня на.... - Караулов изобразил кашель. - Предприятии несчастный случай?
- Ну, ясен красен - ответил Тарков. - Коллега мой, Калаушин, ездил на вызов.
- И как этот твой коллега? Толковый? - спросил Караулов.
- Ну как сказать. Мужик он одинокий, за рубликом и шавкой вроде не гонится. В принципе ничего, но честный, от этого на нем наш подпол иногда ездит.
- Ага, понятно! Короче, Тарков, мне бы ствол - сказал Караулов.
- О, как! Кого решил… Таркова перебил Караулов:
-Да нет! Мне чтобы сторожу вручить, чтобы более не повторялось. Ты мне какой-нибудь сбитый добудь, который искать не будут, да и вообще…
- Кхем! - послышался сдавленный наигранный кашель Таркова.
- Что? Не выручишь? - зачистил Караулов.
- Трудно это, Саныч. Трудно сейчас, сам же понимаешь, кто слабее, того легче гнуть. А чем легче гнуть, тем дороже можно брать. Мы пока не в лучшем положений особенно после нашего бывшего начальника отдела - Аркадия Долбаебыча, он же Бобрычев, который прошлой зимой на снегоходах на ходу из ружей охотился на кабана. Поохотился, блядь, в местного егеря с одного убоя. Тогда весь отдел и в рот и уши имели: проверки, прокуратура, следственный комитет. Тогда пол верхушки уволили, в общем, еле-еле из этого говна выбрались.
- Сколько? - спросил Караулов.
- Двадцать.… И это по старой дружбе - сказал Тарков максимально уверенно и твердо.
- На американском, или общеевропейском?
- Европейском - сказал Тарков.
Караулов выдал самую оригинальную комбинацию из привычного мата, но от этого было не злобно, а больше смешно. Тарков просмеялся, человек он был смешливый и от мата, особенно от комбинаций слов, прорывало искренне.
- Ладно, Караулов. У меня вторая линия.
- Да?! Калаушин? – деловито казенно сказал Тарков.
Караулов заехал во двор своего дома, встал на привычное место парковки, заглушил мотор.