Пролог.
Удивительно темно. Слишком темно для ночи. Где звезды? Где тонкая серенькая пелена, которая окутывает небо, накрывает ночное небо серым пышным одеялом и тем самым закрывает звезды? Это волновало не долго. Войдя в подъезд и поднявшись на шестой этаж, лифт тут стабильно не работает каждые девять месяцев. Каждый живущий в доме, где не работают, лифты ощущает в этой поломке сука какую-то насмешку. И видимо, каждый поднимающийся на свой этаж, не считая третьего и второго, поднимает себе крайне дурное настроение. Поднимает тяжесть и ненависть и затаскивает, это к себе домой как вязкую и тяжко отмываемую асфальтную смолу, которая в жару плавится между швов, но не растекается, очень мерзкая ловушка. Подойдя к своей двери, он лязгнул замком, и этот лязг как будто что-то ободрал внутри. Звук не ему понравился. Потянув дверь, на себя войдя, внутрь он захлопнул дверь, но привычного звука не последовало. Глухой шлепок входной двери её не закрывает. Он закрывает ещё раз, но дверь легко и спокойно отходит обратно. Дверь даже в раме не держится, это создаёт холодную панику. Закрыв и притянув дверь на себя, она предательски отходит назад. На площадке тихо, соседские запертые двери словно смотрят на него с саркастической ухмылкой. Одноглазые мертвецы. Так он называл двери с самого детства, когда однажды по случайности оказался забытым в подъезде своей матерью. Паника не отпускала, а только нарастала. Не дай случаю случится и чтобы его кто-то заметил таким растерянным и испуганным.
1. Сидя в каморке, Степан, смотрит в одну точку он выпал из реальности. Ему начал сниться один и тот же сон, с этим чудовищным событием. Его голова и тот ужас сделал свое дело и во сне все куда хуже, чем было на самом деле, этот кошмар заставляет его не просыпаться, а вздрагивать и выпадать. Также в этом сне та женщина не была столь бес эмоциональна, она билась головой о землю, кричала и рыдала, она держала себя за волосы, сдавливала лицо и вопила в небо. Раздался сдавленный звон старого мобильника Степана. Он поднял край покрывала на раскладушке и принял звонок.
- Да, слушаю. Сказал Степан.
- Степ, как там дела? Спросил Караулов. Связь была плохой, и слегка похрипывали голоса.
- Глухо как на кладбище. Ответил, Степан сухо и даже не придав значения своему затертому каламбуру.
- Ствол не просеял? Спросил Караулов судя по звуку он ехал в авто.
Степан стал, искать взглядом по столу и на мгновение его кольнуло тревогой, но на глаза попалось дуло пистолета, которое почему-то у Степана ассоциировалось с мертвым глазом.
- Да, да ствол на месте. Ответил Степан.
- Хочешь, сказать стоило, нам предпринять меры как он не пригодился?
- Не думаю, что эта мразь решит вообще вернуться.
- Ладно. Держи его при себе, а не где-то! Воскликнул Караулов.
- Понял-понял шеф.
- До связи.
Степан закинул мобильник обратно под плед. Поднялся, взял пистолет в руку и холодная рукоять не откликнулась. С таким же успехом он мог взять в руку камень и ничего. Тогда вармий взяв впервые в руки автомат, он почувствовал огонь внутри, когда ты становишься симбионтом. Оружие тогда вросло в его руки, сейчас уже не так остался только холод.
2. Токио. Япония. 22:15
Панорамные окна квартиры, которые должны были, создавать впечатление широкого обзора на улицу на деле создавали ощущение ловушки. Свет из соседних небоскребов и легкая дымка в небе были похожи на размазанную картину. Идя вдоль этих окон, было ощущение на игру с иллюзией: Свет растягивался, здания расширялись и сужались. Для неё это была жестокая игра с сознание, где паника накатывала и топила волной, заставляло захлебываться и хватать воздух.
Дрожащая и испуганная она поднялась с пола и, разбежавшись, что есть силы, пробила и вылетела из окна кухни. Холодный мрак и тишина кухни на считанные секунды были потревожены звоном стекла. Десять секунд полета вниз и тишина накрыли вновь.
Южная Корея. Сеул. 21:15
За 15 минут до обнаружения.
Лифт остановился на 20 этаже. То, что считается самой обыденной процедурой прохождения по этажу до своей квартиры редко у кого может представляться как началом для трагического события. Молодой человек после работы, в офисе прошел, мимо соседней двери и до его слуха долетели тонкие, но заметные ритмы одной мелодий, которая была очень ему знакома. Это была песня «Shadow» группы «Chromatics» Молодой человек сделал шаг назад и прислушался. Из-за двери доносились уже финальные аккорды. Он чуть улыбнулся и пошел к себе. Пытаясь напевать знакомую композицию, Молодой человек заметил, что у него на кухне стали мерцать светодиоды. Даже такая ерунда поселила, в его голову беспокойство он протянул руку к лампе, и легкий разряд тока резанул кончики пальцев. Отдернув, руку он стал присматриваться к пальцам.
Удары в дверь заставили его, позабыть о руке он подбежал и отпер дверь. На пороге возникли двое полицейских в форме.
- Будьте свидетелем! Воскликнули двое строго смотрящих полицейских.
- Что случилось?
- Сейчас будет производиться вскрытие двери вашей соседки. Будьте свидетелем - Молодой человек чуть улыбнулся и кивнул.
- Нет, нет, я не думаю, что музыка в её квартире может кого-то побеспокоить. У меня все тихо.
- К нам обратился мужчина, который утверждает, что его сестра уже три дня не отвечает на его звонки.
Молодой человек выглянул в коридор там и обеспокоенный топтался на месте брат соседки.
- Хорошо, хорошо! Молодой человек вышел и закрыл свою дверь.
Полицейские подошли к двери вприсутствий соседа и брата соседки вскрыли дверь с помощью полицейской отмычки. Под ноги им в коридор хлынуло немного воды. Также вместе с этим до них долетела мелодия. «Shadow», которая уже шла не один круг. Вооруженные полицейские вошли в квартиру. Из ванной комнаты звучала музыка и уже из ванной через край переливалась вода. Худощавое тело девушки в джакузи покачивалось на поверхности. Тело уже начало принимать серо-пурпурный оттенок кожи, и закатившиеся глаза говорили, лишь об одном, что девушка уже мертва.
3. Дверь поскрипывала, от ветра снаружи и создавалось впечатление, что какая-то невидимая сила пытается войти. Степан открыл глаза, и его каморка как-то изменилась, казалось, что выкрутили все цвета мира, и он превратился в очень старое черно-белое кино. Подняв руки над своим лицом, Степан увидел, что они были, испачканы, в какой-то слизи он поднес их ближе, принюхался. Запаха у слизи не было.
В углу каморки послышалось мягкое шуршание, и Степан попробовал поднять голову, но не смог было слишком тяжело.
- Не смотри на меня. Сказал мягкий детский голос.
- Что? Кто тут? Спросил Степан и на какое-то мгновение он испытал испуг и неожиданность, но это чувство его мгновенно покинуло.
- Это я… он называет меня Галочкой, хотя Мама звала меня всегда Кнопкой, или Крошкой.
- Чего тебе нужно? Он смотрел на играющие серые полоски света на потолке, потолком в каморке служили старые куски шифера.
- Это ты мне скажи. Ты ведь меня позвал. Говорил детский голос невозмутимо и также мягко.
- Я тебя не мог никуда позвать. Сказал Степан полушепотом.
- Мог. Ты просто сейчас от страха забыл. Та тетенька, которая бежала, по дорожке…она так напугана, что мы видим её. И мы не можем ей помочь.
- Ты та самая, кого он украл? Это тебя он выкрал?
- Нет! Воскликнула она.
- Я уже давно с ним. Он очень глупый, но не обижает нас.
- И знай, ты не был тогда виноват.
- Когда? Что ты имеешь в виду?
- Как только ты проснешься, ты вспомнишь. Голосок начал угасать и становиться чуть тише.
- Я ведь не могу вам помочь. Никак не могу…
- Ты можешь позвонить. Позвони тому дядьке, который работает в полиций. Скажи ему…
- Что сказать? Что ему сказать, я тебя не слышу?! Эй! Воскликнув, это у Степана по телу прошла тяжелая дрожь. Очнувшись на полу каморки, Степан открыл глаза, перевернулся, на спину огляделся. Тишина и солнечный свет снаружи невероятно успокаивали.
4. Утро как обличающая полицейская облава. Всегда колиться стыдом. Павел Тарков потянулся и посмотрел на соседнюю половину кровати. На правой части спала Катерина. Её длинные волосы упали на глаза и прикрывали от резкого солнечного света. Павел посмотрел на неё и медленно поднялся с кровати попутно машинально взял с собой телефон, который он никогда не выключал, только по ночам ставил на вибрирующий режим, который раздражал больше всего. Нет ничего хуже, когда ты утопаешь в женских ласках и объятиях, а в этот момент раздаётся ядовитый требовательный треск, который сшибает своей реальностью. Траков сел за стол на кухне и начал процедуру изучения пришедших смс и непринятых вызовов. Было немного странно, но никаких сообщений, даже надоедливых рекламных спамов не было. На мгновение, отведя, взгляд как в кулаке от вибраций отдавало щекоткой. Тарков принял вызов.
- Слушаюсь! – сказал Тарков, потерев лоб.
- Павел?! – отозвался мужской умеренный пожилой голос.
- Аркадьевич? Ты…вы!? – поправил себя Павел.
- Павел скажи, пожалуйста, Калаушин где? – спросил мужчина.
- Да тут вроде в городе, а что?
- На телефон что-то не отвечает, а я ему уже два дня дозвониться не могу. Ты можешь ему передать, если увидишь?
- Да, могу, а что передать-то? – спросил, Тарков оглядываясь по кухне в поисках чашки.
- Передай, чтобы по возможности заехал ко мне. Пациент требует, увидится.
- Какой ещё… ай, ладно! Плевать. Передам. Хорошо.
Павел сбросил вызов. Положил трубку экраном на стол вниз. Подойдя к кухонному столу, взял кружку, щелкнул включателем электрического чайника.
Сзади послышались мягкие женские шаги. В кухню вошла Катерина заспанная и слегка растрепанная, закутанная в простынь.
- Доброе утро… - сказала Катя полушепотом и бухнулась на кухонный стул.
- Как спалось? Ночная богиня? – сказал Тарков с совершенно фальшивой улыбкой.
Почему-то любая женщина, которая появлялась в поле зрения, или на более долгий срок в жизни Павла на него будто нарастала циничная, отталкивающая маска. Эта маска довольно часто душила и злила самого Павла.
- Богиня… скажешь тоже…- ответила Катерина с усмешкой и стала натягивать на себя сползающую простынь. Она поправила волосы и повернулась к столу.
- А кофе тут будет? – спросила Катя.
- Да, сейчас – сказал Тарков и в этот момент чайник зашипел, издал треск, а потом хлопок с резким взрывом – Ох! Ёпта! Он схватил полотенце, сбил воспламенившийся снизу чайник в раковину и залил холодной водой.
Остатки сонного состояния в один миг покинули обоих. Испуганное лицо Таркова и смущенная Катерина сидели в полной тишине.
- Накаркала, да?! – спросила Катерина.
- Сука! Воду в чайник не налил – сказал, Тарков выдохнув и повернувшись лицом к Катерине. Она тихо засмеялась и опустила голову, её плечи подергивались от смеха.
5.На обратной стороне.
Смотря на «чужие» декораций в соц. сетях внутри создавалась ощущение чего-то хлесткого, жгучего. Это давило и мешало жить. Пролистывая пальцем по зеркальному экрану чужие жизни, которые каждый выхолащивал, по своему желанию снова и снова было это чувство, которое в конце давило. Шлепнув экраном об мягкий диван, он выругался глядя в потолок. Вот она немотивированная агрессия, вот она зависть, которая перекрывала разум. Головой понимаешь, а вот внутри в своем туловище все шипело, а в руки отдавало действием.
-Пошли вы все нахер! Манекены, мрази пластмассовые. Эти пустые кукольные девичьи лица ещё долго кружились перед глазами. Потом... что потом? Все также, все по той же спирали. Копим в себе жестокость и зависть глядя на эти «витрины», в которые так тянуло швырять камнями.
5.1 Дорога до психиатрической лечебницы Серпуховского района, это всегда было особое испытание для нервной системы всех водителей легкового авто. И почему только человек, воображение которого хоть немного шире футбольного поля начинает прислушиваться к окружению? Например - смотреть на небо, оценивая ясность, осматриваясь вокруг себя, ища хоть кого-то стороннего, или ещё интереснее прислушиваться к музыке. В машине у Калаушина звучала попса, но как зло с очень навящевыми словами, которые оказывали гипнотическое воздействие. Уже не выдерживая, тряски и провалов он остановился на единственном более-менее ровном островке. Заглушил мотор, заткнул радио, вышел из машины.
Голове нужно умиротворение. Оперившись, спиной на дверцу машины его окутала освежающая прохлада. – То, что нужно – сказал он.
Решив не убивать окончательно свое авто Калаушин закрыл машину и направился пешком. Оставалось не так уж много. Пройдя, через небольшой лес Калаушин достал телефон, набрал номер.
- Да?! Слушаю – отозвался голос в телефоне.
- Антон Аркадьевич! Это я. Калаушин.
- Анатолий! Наконец-то. Не мог до тебя дозвониться. Это тебе Тарков передал?
- Что передал? - спросил, Калаушин прижимая телефон крепче.
- Да, я хотел, чтобы Тарков тебе передал, что я звонил. До тебя не мог дозвониться.
- Нет, нет, это я сам решил наведаться и так понимаю не зря, да?! – спросил Калаушин немного взволнованно.
- Да, не зря. Ты где?
- Антон Аркадьевич, я уже тут ну по-крайне мере сейчас приду. Я в ста метрах от вас. Вы предупредите, чтобы меня впустили.
- Да-да! Хорошо, жду – отозвался Антон Аркадьевич.
Выйдя, из леска открылся, обзор на широкое поле показалось двух - этажный особняк. Дом, в котором, когда-то жила большая аристократическая династия теперь же это отхожее место для людей с остатками разума и эмоций. Чугунные литые ворота, были обвиты электрической проволокой. У калитки его уже ожидал мужчина в камуфляже.
- Товарищ Майор? – спросил камуфляжный.
- Да. Я к Антону Аркадьевичу – ответил Калаушин.
Камуфляжный кивнул, вставил в замочную скважину ключ несколько тяжелых щелчков, скрип калитки.
- Следуйте за мной товарищ Майор.
Калаушин шел за высоким мужчиной в камуфляже со стороны, могло показаться, что Калаушин его прикрывает. Оружием охранник не обладал, на его поясе висела резиновая дубинка - лучший аргумент для подавления мелких хулиганов, такой когда-то орудовал, и Калаушин во время своего лейтенантства приходилось частенько стоять в оцеплений, на стадионах разгонять, или усмирять. Также были несколько баллончиков с паралитическим газом. Они вошли в здание.
- Первый этаж. 13 кабинет – сказал охранник.
- Я смотрю, вы тут не суеверные – сказал Калаушин, но было это сказано без ироний. Такие места не внушали юмора.
Калаушин постучал.
- Анатоль, входи! – отозвался Антон.
- Здравствуйте!
- Привет! – Антон Аркадьевич протянул руку.
- Ну, что может сразу к делу? – сказал Калаушин.
- Дело – Антон ухмыльнулся - Вряд ли это вообще можно назвать делом.
- Как он?
- В последние месяцы стал проявлять повышенную активность, и по - началу думали, что видения усилятся, но нет. Только сны.
- Он на препаратах сейчас?
- Нет. Сначала хотели давать ему барбамил, но побочное действие не заставило ждать.
- Голова? – спросил Калаушин с догадкой.
- Сердце. Даже чуть было тромбоз не развился, но обошлось.
- К нему сейчас можно?
- Через час. Он только уснул.
Прохаживаясь ожидания по коридору лечебницы на какие-то считанные секунды Калаушин остановился. Он обратил внимание, что окна были заколоченные досками и только широкие промежутки между досками выполняли функцию просвета, но также это были щели, в которых подобно Гоголевским монстрам застревали крики, и чужое безумие.
В коридор из кабинета к Майору вышел глав. Врач Антон. Он плотно притворил дверь и подошел к Калаушину.
- Выйдем на задний двор покурим?
- Пойдем – Калаушин в согласий кивнул.
Они вышли на задний двор. Антон Аркадьевич прикурил и поправил сползающие с его носа современный аналог пенсне.
- Не дает покоя Чехов? – спросил Калаушин с иронией и ухмыльнулся.
Антон повернулся к нему с задумчивым видом. Калаушин двумя пальцами указал на глаза. Глав. Врач тихо посмеялся.
- Боюсь, что будь он врачом здесь дело «Палатой № 6» не ограничилось. Был бы ещё один Лавкрафт, только с русской чернухой. Как себя-то чувствуешь Толя?
- А, что бы ты сказала глядя на меня сейчас? – спросил Калаушин с тонкой тоской.
- Недосып и легкий форма невроза – Сказал Антон Аркадьевич глядя на Майора с прищуром.
- Да, есть такое – ответил, Калаушин отведя глаза и уставившись в горизонт.
И устремляя взгляд в горизонт, он видел только линию разрезающую мир, а не будущую надежду на завтра.
6. 2 Дня спустя…
Торопливая походка Катерины со стороны была похожа на проходку девушки на тросе, который подвешен над пропастью. Тишина двора содрогалась цоканьем её каблуков и режущим треском об асфальт. Порыв ветра сорвал с её шеи легкий красный шарфик, который подняло вверх над её головой. Чувство стыда и тревоги за сестру были как лед под ногами вот-вот и упадешь.
В подъезде тревога только усилилась. И почему, только это место, в котором даже эхо ассоциируется с чем-то зловещим.
Катерина поднялась к себе и нажала на дверной звонок. Дверь открылась, и на пороге её встретил, Майор Калаушин от неожиданности Катя немного взвизгнула.
- Ой, Здравствуйте Катерина – сказал Калаушин как можно более успокаивающе.
- А, вы!? А, что? Как…. – заикаясь и запинаясь в речи, Катя ворвалась в квартиру и стала испуганно осматривать комнаты.
- Катерина! Успокойтесь, все хорошо! – говорил, Калаушин протянув руки с открытыми ладонями.
- А где, Людмила?! Где она…- Испуг сменялся, на слезы Катя прикрыла рот ладонью, осела на полу и тихо заплакала.
Анатолий метнулся на кухню и принес девушке стакан воды.
- Так, ну-ка выпей.
Катя замотала головой.
- Пей, пей!
Дрожащей рукой она взяла стакан и сделала глоток.
- Людмила ушла. Минут пятнадцать назад. Я пришел, чтобы поговорить с вами. Аня спит в комнате с ней тоже все хорошо.
- Давай, вставай. Поднимайся – Калаушин усадил её на диван.
- А, что вы хотели-то? – спросила Катя успокаиваясь.
Калаушин перешел к спокойному деловому расспросу.
- Катя, скажите, Аня была замужем?
- Нет – сказала она и сделала ещё глоток воды
- Был парень, или друг?
- Да, был у неё друг. Его, кажется, Костя звали – сказала Катя, возвращаясь в сознание и погружаясь в воспоминания.
- Аня от него забеременела? – спросил Калаушин.
- Нет – она глубоко вздохнула – Ребенок у нее, честно говоря, по случайности.
- Это как так? По случайности? – озадаченно спросил Калаушин, хотя в глубине были предположения.
- Она в клубе в ночном с каким-то парнем познакомилась и,…в общем,… провели они ночь вместе.
- И ни имени? Где живет она? Не знает.
Катерина покачала, головой смотря себе на руки и перебирая в них мокрый платок.
- Да и откуда? Будто тогда в клуб она за этим шла. Она вообще редко идет в такие разносы.
- Наверно беременность её испугала? – спросил Калаушин.
- Нет. Анютка всегда к детям очень хорошо относилась и она даже обрадовалась. Парня она того и искать не думала.
- А родители? Родители у вас есть?
- Да. Мама. Отца то у нас родного не было. Был Отчим, но мне было восемь, а Ане семь, когда он от нас ушел.
- Не знаете, кем был Отчим? Не помнишь?
- Да бизнесмен какой-то. Ну, из тех, когда каждый себя бизнесменом считал, хотя может и бандит был. Но он с нами хорошо обращался. Даже после ухода он помогал, Маме давал деньги.
- И как ваша Мама отнеслась к беременности?
- Сначала никак, потом когда уже у Ани живот показался. Мама даже нежнее с ней стала. Прониклась. – Катя откинулась на спинку дивана и провела рукой по щеке. – Выносила хорошо, родила, тоже никаких проблем не было. Я за неё обрадовалась, что хорошо все прошло.
- А потом? – сказал, Калаушин понизив голос.
Из соседней комнаты донеслись стоны, скрип кровати. Катя вскочила с дивана и побежала в комнату к Ане. Войдя к ней, она увидела, что Аню лихорадило, глаза закатились. Катя упала на колени и взяла Аню за руку и начала поглаживать по лицу и что-то шептать на ухо. Катя слегка прижала её голову и провела по лбу.
- Шшш… тише, тише… - говорила шепотом и нежно коснулась губами её лба.
- Что, это с ней? – спросил Калаушин – Врач нужен?
- Нет, нет. Не надо. Это у неё бывает. Она будто забывается во сне.
- Что значит запуталась?
- Врач говорил, что у неё сознание как будто закрыто в ящике. И, когда она крепко засыпает, то она может впасть в такую сонную панику. Запутаться во сне.
- Чтож! – тихо воскликнула Калаушин – тогда, пожалуй, я пойду – Он взял с вешалки куртку и покинул, квартиру закрыв за собой дверь. За дверью щелкнула задвижка замка.
7. По спальне разносились протяжные женские стоны. Теплый мрак в комнате окутывал обоих и тянул своей сладостью.
Сидящая сверху медленно покачиваясь, упираясь руками и слегка впиваясь когтями в его торс, она вращала головой и волосы изящными раскатами создавали для него дополнительный эротический гипноз, в купе со стонами тяжело было не испытывать игольчатые раскаты уже третьего оргазма. Он протянул руки к её груди, но она успела играючи перехватить его руку и взять указательный палец себе в рот.
Этим она только доказывала, что это будут её правила игры и сейчас он полностью в её власти. Она взяла его руки и прижала их к кровати, она усилила напор.
По телу и кажется, по его душе бежал испуг и паника, в которой хотелось умереть.
Вдруг комната наполнилась музыкой из беспроводной колонки, и холодный мрак композиций утопил его окончательно и в голову заполз голос и слова песни:
Стрелка
Какбудтоназадобратнотикала
Вспышку
Устроитгрозавдагерротипной
Колечко
Свернула,используятотфантик
Поречке
Кидалилягушкамимыкамни.
Иутро
Якголомудеревухотел
Прикоснуться
Своейпятернейхотелзадетьтебя
Гангстер
Фарфоровыйлобкуколкибеленькой
Такцеловал
Еерот, начтонадеялся…
Это был абсолютный контрольный выстрел в его голову. Четвертый и пятый оргазмы подряд заставили его вскрикнуть и потерять сознание.
8. Мнить себя художником - это значит, подбирать атмосферу, собирая воздух по капелькам. В мастерской, а именно такое впечатление производила, эта коморка сейчас сотрясалась от помех и хруста старенького приёмника на нём едва, едва можно было что-то подобрать, но эта немного даже остервенелая настойчивость дала вдруг свои плоды. Очень странная композиция неизвестной радиостанций и странные слова в ней действовали гипнотически для него. Слова были то на английском, причём с довольно очевидным акцентом, то на русском.Какой-то дурманящий клубняк с плохо разбираемыми словами заставляли его вздрагивать и улыбаться. Он, тихонько боясь потревожить сигнал и звуки, исходящие оттуда, поставил приёмник на верхнюю деревянную полочку много раз выкрашенную полочку.
Он взял с не меньшим трепетом Галичку и уложил под самодельную большую линзу лупы. Глаза у Галичкиугасали, она толи грустила, толи была обижена. Ей нужны новые глаза, вокруг зрачка уже начало образовываться бельмо. Волосы, а вот волосы у Галички как и у любой непоседы были растрёпанными, опять кого-то причёсывать... Перевернув на живот, оказалось, что кожа становиться слишком грубой и от этого хрупкой.Он взял бутылочку из под лосьонаи аккуратно вдоль шва на спинке и постукивающими движениями выдавил смесь. Делал ей массаж смесью из вазелина с воском, который смягчал шрам и придавали потерянную упругость. Так будет лучше, пусть полежит и отдохнет. Галичка всегда была непоседливый ангелок, а вот сейчас глазки грустят...