ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
*Под огнём
*Я пишу
*Поезжай и умри за Сербию!
ПЕРВАЯ ЛИНИЯ
*Герцегвина: ноябрь 1992 - февраль 1993г.г.
*На позициях в январе
*У своего порога
*Черногорцы
*Путь в Сараево
*Борис - мальчишка из Сараево
*Солдат Лакрич Божко
*Восемь
*Командир и его батальон
*Четники
*Раненые
УЛИЧНАЯ БОРЬБА В САРАЕВО
*Боснийский узел
*Акция
*Дот
*Которац
*Война снайперов в Сараево
*Бои на еврейском кладбище
ДОБРОВОЛЬЦЫ
*"Пойте мне русские песни"
*Доброволец Елена Бардукова
*В баню под огнём
ПРОТИВНИК
*Геноцид как вариант демократии
*Мирная встреча сербов с хорватами
*Семья Попович продолжает сражаться
*Интернированные
*Рабочий взвод строит дот
ДИАЛОГИ
*Мирослав Тохоль - человек, писатель, министр
*Милан Шошо из Шошы
*Разговор с писателем
*Бой на Мастиловой горе
ФРОНТОВЫЕ БЫЛИ
*Жертвуя собой
*Как Иван Шкобо пленного взял
*Взорванный дом
*Собака выводит из плена
*Кому стирать бельё
*Несчастный случай
*Суп из топора
ВОЗВРАЩЕНИЕ
*Сербия в огне
*Кто и почему воюет в Югославии
*Схвачен за руку на лжи
*100 марок от украинского батальона
*Возвращение
ЧАСТЬ 2: БОИ НА КРАИНЕ
ЖИЗНЬ - ОДНА И СМЕРТЬ - ОДНА
*Сербов в покое не оставят
*Балканский бастион России
НА ВОЙНЕ КАК НА ВОЙНЕ
*Ночной марш в горах Далмации
*Июльский положай
*Праздник
*За водой
*Цыган на войне
*Художник на войне
*Хозяин
*Полярная звезда
*Тёмнокожие содаты ООН
СЕРБИЯ И МИР
*Оперативная информация, июль-95
*Факты, неизвестные российской общественности
*Тень Ватикана над Балканами
*В раю их душам места нет
ПАДЕНИЕ КРАИНЫ
*Накануне
*Бой
*Окружение
*Отступление
|
|
ПО КОМ ЗВОНИТ КОЛОКОЛ
*Анатомия Балканского кризиса
*По ком звонит колокол
*Остановите НАТО на Балканах!
*Так кто убил российских журналистов в Югославии?
ПОСЛЕСЛОВИЕ КО 2-МУ ИЗДАНИЮ
*Время Зверя. Субмировая война на Балканах
*ПОЯСНЕНИЯ: (1), (2), (3)...
Часть 1
Бои в Боснии и Герцеговине
"Усталые, после работы
Мы снов не видали иных,
А только твои пулемёты,
и песни отрядов твоих!"
Ярослав Смеляков.
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
ПОД ОГНЁМ
Предательство - худший из человеческих пороков, сказано в Книге Книг. Вот почему, когда числящийся министром инострнных дел России факир Козырев "со товарищи" из Кремля предали Югославию, присоединившись к т.н. "сакциям" ООН против многострадального народа, веками жившего под покровительством России, я немедленно принял решение пробираться на фронт в Югославию.
Но дело не только в Козыреве и К из "Демократической России".
Крайне подло повели себя холуйствующие журналисты из официальных "независимых" СМИ. У них, видите ли, семьи; они, видите ли, дорожат работой. А значит требуется по приказу "хозяев" разжечь гнусную кампанию травли маленького славянского народа, ликующе подпевая Западу (деньги не пахнут!).
Очень долгое время народы России не знали страшную правду о балканских событиях, только сейчас она начинает дозированно просачиваться на страницы газет и экраны ТВ.
Помочь сербам огнём своего автомата - это одна цель,которую я преследовал, отправляясь на фронт. Вторая - помочь пером: развеять смрадную завеса лжи над Балканами и показать, кто есть кто в этом конфликте.
|
|
С 17 ноября 1992 по 5 мая 1993 г. я неотлучно находился на
1-й огневой линии Босанско-Герцеговинского фронта в стрелковой роте автоматчиком. До середины января 93-го воевал в Герцеговине
(село Польице), потом в Сараево.
Как я выполнил свою первую задачу пусть расскажут мои сер-
бские командиры. А как я выполнил свою вторую задачу, судить вам,
читатели.
17 июня1993,г.Самара.
Я ПИШУ
"Пишите честно,
Как перед расстрелом.
Жизнь оправдает
честные слова."
А.Жигулин.
Опять попала в стену пуля. Не занавесить ли окно? Надо бы, но некогда: я пишу. Я ещё не всё сказал об этой войне. Всё сказать об этой войне никому не под силу. Но надо успеть сказать как можно больше. Успеть! Успеть! Я пишу. Справа в двух кварталах жестокий бой: танковые пушки бьют прямой наводкой, и от грохота позванивают стёкла, расцвеченные желто-красными бликами пожара. Мне эта музыка не мешает: я пишу. Я не признаю "объективных обстоятельств", пишу в любых условиях - в разбитых квартирах, в казармах, штабах, блиндажах, дотах, в траншеях, у костров при свете свечей и горящих домов.
Свечи использую разные: бытовые, церковные, тонкие, толстые, восковые, стеариновые. Я покупаю их на базарах, с рук, в храмах. А если купить негде, использую "кандило".О, об этой примете войны следует сказать особо.
Быт каждой войны имеет свою примету: в нашей гражданской
- лучина, плошка, в Великой Отечественной - гильза с соляркой со сплющенным горлышком и фитилём. А здесь -кандило: стакан, в котором 50х50 подсолнечное масло и вода, а на поверхности сплющенная металлическая пробка с дыркой, откуда торчит фитиль
|
|
(обычно шнурок от ботинка). Этакий мадернизированный вариант плошки. Горит долго. Почти без копоти, но светит тускло. Однако
писать можно.
Бумагу я ищу в грудах мусора, в разрушенных школах, ручки
выклянчиваю или просто прикарманиваю.
Я пишу когда сыт или голоден, когда болен, ранен или здоров,
на отдыхе, после марша или боя, когда тепло или холодно. Для меня каждый день как последний. Надо успеть как можно больше.
Сегодня условия идеальные: над головой - крыша, в углу - раскаленная печурка, есть стол, стул, свеча. Есть даже чай на печурке.
За окном нарастает стрельба - треск пулемётов и орудийные залпы слились и замерли на одной высокой ноте: сражение приобретает характер натянутой струны. В другое время я бы, не раздумывая, выскочил с автоматом на улицу, но сейчас есть вещи поважнее: пишу. После дежурства в траншее имею законных шесть часов отдыха и бросить меня в бой может только конкретный приказ.
А поскольку телефон молчит, я пишу.
Я пишу о тех, кто рядом, об артналётах, о пожарах, о засадах,
об атаках и контратаках, о дотах на перевалах и скрещениях троп,
о баррикадах на улицах, о танках под арками домов, о павших и пока ещё живых, о пленных, о пьяных, о трезвых, как пьяных, о сошедших
с ума, о снайперах, убивающих детей, о солдатской бане, о брошенной старушке, об очереди за водой, об очереди за мукой, о нетопленных квартирах, о героях, дезертирах, о друзьях, ставших врагами, о правых и виновных...
Я пишу, пишу, пишу...
Свеча горит, горит, горит...
11 февраля 1993 г.
ПОЕЗЖАЙ И УМРИ ЗА СЕРБИЮ!
"Вино - друзьям,
ночь проводов - невесте.
Вину - стакан: отвальную залить.
Я укажу ещё и час и место,
В которые меня похоронить!"
И Бойко.
Когда серб говорит: "Нас 300 миллионов вместе с русскими", он не шутит: так выражается многовековая духовная потребность народа в ощущении мощного союзника за спиной. Друзей предавать нельзя, об этом в Кремле сегодня забыли и, следовательно, вопрос не стоял так: ехать - не ехать. Вопрос стоял: как добраться.
Турфирм развелось при дерьмократии - в одной Самаре два десятка! Звоню в каждую с вопросом "нет ли путёвок в Югославию?" и 20 раз слышу: "Нет." Блокада. "А в Болгарию?" - "Болгария - Турция - за доллары." Долларов я не заработал. Остаётся Румыния. Тут сразу два приятных сюрприза: путёвка стоит всего одну зарплату; не надо оформлять загранпаспорт - "пускают" по вкладышу.
Итак, Румыния. Теперь следует подумать, как преодолеть румынско-сербскую границу. Собтвенно, много думать нечего: нет
информации к размышлению. Невозможно получить сведения о пропускном режиме, а если он суров, то: как укреплена граница, характер местности, режим охраны и т.п. Нет топокарт.
Зато есть компас. С него начнём, Я положил в рюкзак первый совершенно необходимый предмет - компас. Потом к нему добавятся пасатижи (возможны проволочные заграждения), детский надувной плотик, вроде способный удержать рюкзак (на границах обычно течёт хоть небольшая, но речка), бинокль (театральный), верёвки 4м, 2 кг сала, растворимый грузинский чай, полкило изюма - автономное питание на несколько дней без денег; из медикаментов - аспирин, анальнин, йод, бинты и проч., а также 200 г водки.
Я выучил назубок 100 румынских и 100 сербских слов - всё о транспорте и удовлетворении первичных потребностей. Причем если румынские слова позволительно занести в записную книжку, то сербские следует запоминать намертво: в разных странах за нелегальный переход границы "дают" от трёх до 10 лет, сколько
"дают" в Румынии узнать трудно, но можно предположить,
что законы, установленные ещё Чаушеску весьма суровы. Итак, если близ границы меня задержат, доказать, что я не "заблудился", а пытался пересечь её погранцам будет очень тяжело: в моих вещах нет ничего, что прямо бы указывало на это, каждый предмет совместим с понятием "турист". По этой же причине не взял карту Югославии, предпологаемый маршрут к фронту выучил наизусть (из газет знал, что штаб фронта в Билече). Замысел прост, как репка: пересеччь границу, на попутках добраться до фронтовой зоны, первому встреччному командиру предъявить военный билет и предложить свои услуги.
Сказано - сделано. И вот перрон самарского вокзала, туристы. Оказываеся, это не просто туристы, а "коммерческие туристы": судя по количеству и объёму тюков, они опустошили прилавки всех самарских магазинов: бензопилы, утюги, кипятильники, термосы, мясорубки и даже...дихлофос.Румыны будут счастливы. У коммерческих ребятишек всё отработано: какие-то хитрые складывающиеся тележки повышенной грузоподъёмности, спецрюкзаки...
Начался сбор денег, по 5 тыс. с носа и по бутылке водки с двух на взятку таможенникам. Я - белая ворона, мой груз не превышает 10 кг и я не боюсь таможенников. Но худой мир лучше доброй ссоры с целой оравой торгашей, и я раскошеливаюсь, хотя запас денег крайне ограничен.
Состав группы - человек 40, чевёртая часть - женщины: одна - явная потаскуха, две пожившие много курящие дамы, остальные - типичные базарные торговки. Мужская часть тоже не порадовала колоритом: 2-3 запойных, 2-3 отпетых матершинника, остальные -
парни студнческого вида, искренне пытающиеся улучшить свое материальное положение. Хотя поледних большинство, атмосферу создают первые, так что находиться среди этого сброда само по себе тяжкое моральной испытание.
До Кишиёва - поездом, в Кишинёве пересели в автобус. Тут-то нас и обрадовал встречный турист: "Мы три дня на границе стояли, а были 54-ми. Сейчас, возвращаясь, я насчитал 73 автобуса. Ох и припухнете вы, братцы!".
Так и вышло: больше суток провели в автобусе, причём не сдвинулись ни с места. Снаружи дождь, ветер, грязь, в автобусе духота. У торгашей деньги есть,они пьянствуют (300 рублей бутылка водки с рук) и жрут молдавские шашлыки (100 руб. микропорция), а я "припухаю".Автобус доверху завален тюками, лезть к сидениям приходится в полном смысле "на карачках" (сбили два плафона), а тут ещё в каком-то тюке от жары взорвался флакон дихлофоса, и стало весело-весело. А тут ещё наша потаскуха набрела на автобус с армянами, те стали её хватать, она убежала к нам в автобус, который тут же осадили армяне, закидав комьями грязи. Торгаши при сём никакого боевого духа не выказали.
Наконец у торгашей нервы сдали: срок путёвки истекает, и они раскошелились на крупную взятку по 700 рублей с носа. Я деньги доть отказался, туманно обронив:"После...". Это они понимают: после, значит, торговли (по их предположениям я везу какой-то тайный товар, на мои уверения: "Еду посмотреть страну", они только улыбаются).
Взятка пробила дорогу и мы в зоне таможенного контроля.Тут
выясняется: чтобы вывезти из страны товары всех самарских прилавков, надо дать взятку не в 5 тыс. и 20 бутылок водки, а 7
тыс. и те же 20 бут. водки. Я опять буркнул: "После...".
Румынская таможня. Ну уж тут-то все товары Самары примут с распростёртыми объятиями, горячо поблагодарят наших "коробейников". Ан нет! На дороге встал румын с ножом. Этим ножом он принялся энергично вспарывать драгоценные тюки. Что
тут сделалось с торгашами: неистовый вой! Пришлось им ещё раскошелиться по 100 тыс. лей (1 лея шла тогда за 1,2 рубля)
Тяжела шапка Мономаха! И горько пожаловался мне один торгаш:
"Вот, ещё ничего не продал, а уже весь в долгах."
Ох уж эти румынкие пограничники! В своё время Ильф и Петров в своем гениальном романе описали сцену ограбления этими воинами Великого Комбинатора. Прошло 60 лет и что же? Ничего не изменилось. Генотип!
Автобус покатил по изрядно изнуренной демократией Румынии. Истощение зримо невооруженным глазом: лошадёнка и крестьянин за плугом - куда ж дальше...
На въезде в Бухарест автобус остановили: "Рэкет, рэкет пришёл",- зашептали торгаши и спрятались за спинки сидений. Вымогатели были предельно вежливы: назвали сумму (по 5 тыс. лей с носа), оставили номер телефона ("на случай если будут неприятности" - понимай: если побеспокоят конкуренты), любезно проводили до гостиницы, показывая дорогу. Я поразился чёткой работе: встретить в суботнюю ночь одинокий автобус... в котором три человека от вымогоательства не страдают: водитель, руководитель тургруппы и молдавский представитель. Хотя информацию могли передать с обеих таможен, да и сам представитель. По утверждению ограбленных, действовали самарские преступники.
Бухарест - конечная цель вояжа; торгаши радостно сыпанули из автобуса, разминая затекшие члены.
- Привет! - сказал я,- На этом наши пути-дороги расходятся.
- Деньги давай! - завопили торгаши.
Понимая, что разговаривать с ними надо на их языке, я с
чувством молвил:
- А пошли вы на...
И, мсття за невзгоды пути, сделал известный жест рукой:
- Нате!
В ответ, конечно, каскад угроз и мата, но с места никто не сдвинулся. Я побрёл к остановке тролейбуса. Всё шло чётко по плану! В моем распоряжении было 5тыс. лей, вымененых у границы.
В ночном пустом тролейбусе ко мне подсел румынский инженер-физик. По-русски он не говорил, но как-то сразу выяснилось: мы оба неплохо знаем английский плюс сто моих румынских слов. Я усвоил, что жизнь в отныне демократической Румынии всё хуже и хуже, и ничем хорошим это не кончится. Он проводил меня до Северного вокзала, указал на кассу на Тимишоару и распрощался.
Прямой поезд уходил лишь утром, я двинулся с пересадками.Там, на севере, Дунай отклоняется от границы и она идёт по суше. Но прежде чем обратиться к традициям славной пехоты, я решил испробовать запасной вариант "под дурачка". Смысл в том, чтобы купить билет ближайший сербский пограничный город и "под дурачка" поехать: авось румыны не задержат ("Уезжаешь? Ну и вали!"), а с сербами я договорюсь. До Тимишоары добирался в вагонах "ла класса а дойа", короче, в жёстских. А люди в таких вагонах общительны и я узнал массу интересных и полезных вещей. Например, что румыны свободно ездят в Югославию на работу ("Либрэ фронтиера,либре!" -
махал руками местный то ли "хиппарь", то ли "металлист", что означало: граница свободна!). Румыны, как оказалось, очень приветливы и общительны, а у меня всего 100 слов; я им одно, а они в ответ целую очередь. Но что надо, я понял.
Из окна разглядел: берег Дуная патрулируют парные автоматчики, расстояние между патрулями 5 -7 км. На пересечённой местности щель достатосная, чтобы проскочить.
Во второй половине дня добрался до Тимишоары и принялся ориентироваться в обстановке.
- Мне нужно в Белград,- нагло заявил я в справочном бюро. Пожилая служащая принялась что-то длинно объяснять по-румынскки, но вглядевшись, вдруг оборвала себя на полслове и...
заговорила по-сербски, вставляя русские слова.
- Ви србкиня! (вы сербка), - обрадовался я.
- То тако.
Она объяснила, что самый верный и короткий путь в Белград -
поезд Бухарест-Белград, который прибывает в 7 утра. Билеты в кассе 5 за час до прибытия. Пожелала счастливого пути.
Итак, предстояло скоротать ночь. Сунулся в зал ожидания для
пассажиров 1-го класса (мягкие кресла), но был с позором выдворен в
зал ожидания для пассажиров 2-го сорта, пардон, класса (жёстские скамьи). А там в начале ночи железнодорожник и два полицейских с
автоматами принялись проверять билеты. Откуда у меня билет, который продаётся за час до отправления! Никаккие объяснения не помогли, выгнали с вокзала вместе с бомжами, калеками и нищими.
А это люди опытные, их каждую ночь выгоняют, и они, должно быть, знают всякие теплые закутки окрест. Я пошёл за ними и провел ночь в относительном тепле. Калека, подмигнув, достал из-за пазухи плоскую бутылку, взболтнул, омывая горлышео, и протянул мне (наверное, за-
помнил, как час назад я выделил ему 50 лей). И хотя русскому человеку, если задумал сделать что-то путное, пить нельзя ни глотка, я выпил, чтоб не обидеть мужика.
А утром всё было, как объяснила сербка: я подлетел к кассе первым и взял билет не до Белграда, а до пограничного сербского города Вршац (чтоб лишних денег не тратить, если ссадят).
В купе оказались всё те же "коробейники", но более высокого полёта. Эти оперировали от Китая до Ламанша и везли не самарские чайники, а китайские шелка. Были пьяны слегка, не матерились.
Румынский пограничник, не глядя, хлопнул во вкладыш штамп пропуска, и я пересёк сербскую границу, которая представляет собой неширокую вспаханную полосу, от горизонта до горизонта; никаких
укреплений не заметил.
Вообще поезд этот барыжный. В таможне выстроилась длинная разноязыкая очередь с тюками. Я намеренно встал последним: мне не нужны свидетели объяснений с сербами: когда достану из широких штанин свою общегражданскую паспортину, они могут отреагировать не по Маяковскому... И тут меня высмотрел молодой пограничник,
расталкивая толпу, двинулся ко мне. Подошел, прицелился глазами:
- Где твои вещи?
- Вот,- кивнул я на рюкзак.
- Это всё?
- Ага.
- Пойдём!
Он провёл меня через таможню, хлопнул в паспорт штамп, хлопнул по плечу и указал на выход. И я - в Югославии! То, что в Самаре представлялось нереальным и на что я пошёл лишь для очистки совести ("надо же что-то делать!"), оказалось явью! Более того, на моей памяти ни один из планов не перетворялся в жизнь с такой изумительной точностью! Я торжествовал, рассматривая уютный чистенький городок, ажурные ограды, мощеные мостовые, доброт-
ные каменные дома под черепицей...
Теперь оставались детали. Рейд по румынской территории
потребовал 2,5 тыс. лей. Я двинулся к базару менять оставшиеся деньги. Цыгане не признали никаких честных пропорций (1 лея -
2 динары) и согласились менять один к одному. Делать нечего. Им же
загнал бинокль и пасатижи по смехотворной, конечно, цене. Набралось 3,5 тыс. динар, билет до Белграда стоил 900.
Электричка подошла к окраине столицы и остановилась. Я кинулся за разъяснениями: мне надо на центральный вокзал. Выяснилось: проезд в автобусе до центрального вокзала стоит 250 динар. "Не отдам 250 динар на паршивый автобус, пойду пешком, заодно и город посмотрю: задерживаться для этого специально нет смысла",- решил я и двинулся с рюкзаком по вечернему Белграду. Ох и красивый же город! По-честному, красивее Москы, а вот с Ленинградом сравнить можно. Сербы любезно указывали дорогу, можно сказать, под ручку вели, неизменно пытаясь разговаривать по-русски (наш язык здесь обязателен в школе).
На центральном вокзале, наскоро оценив обстановку, я понял:
надо пару часов отдохнуть. Едва прикемарил в зале ожидания, как в мозг ввинтился сварливый голос: "Ну почему ты не купил лампочек..."
Пришлось разомкнуть веки: игнорируя спящих пассажиров, отечестенная дура громко отчитывала пьяного мужа:"У нас нет лампочек..." нудно и монотонно лезло в уши. Я всё же попробовал вздремнуть, но пелену сна разрывали "лампочки": "Как ты мог забыть про лампочки... А как теперь без лампочек..." О, Господи! Эти и Белграде достанут. "Чего же ты хочешь, сказал я себе, сегодня за границей отираются люди совершенно определённого пошиба. Ты не встретишь здесь, кого уважаешь и кто уважает тебя - рабочих, механизаторов, инженеров, вкалывающих "за зарплату" (забегая вперёд, скажу: встретил! За час до отправки на фронт в белградском магазине столкнулся с двумя командированными с ВАЗа. Это же совсем другие люди! Тепло поговорили, и они, всё поняв, пожелали мне вернуться живым. "Кому суждено быть повешенным, тот не утонет!" - ответил я.).
По перону шёл солдат ЮНА.
- Вы солдат ЮНА? - уточнил я.
- Войник Савезна Република Югославия,- бодро отрапортовал воин, - А ви - русо?
- Русо, русо, - а где офицер?
- Я не официр, - замахал руками солдат и улыбнулся ещё шире.
- Вижу, что не генерал, а гле офицер? - настаивал я, зная, что эта фраза на обоих языках звучит одинаково.
- Тамо официр!
- Веди! Важан питанье (важное дело).
Солдат привел меня в комендатуру вокзала и закричал с порога:
- То рус пришёл!
Из-за перегородки поднялся капитан, улыбнулся, распахнул дверь: прходите, садитесь. Но садиться я не стал, а достал военный билет и положил перед капитаном. Затем медленно и чётко выговаривая каждое слово, я повторил те самые фразы, которые целый месяц повторял про себя утром и перед сном - что я русский офицер запаса, иду через Румынию воевать за Сербию, что у меня есть деньги и продукты, но я не знаю обстановку и прошу показать кратчайший путь на фронт.
Офицер смотрел во все глаза и ничего не отвечал. Тогда я повторил второй раз, а после паузы - третий. Он пытался улыбнуться и
... молчал. И тогда внури меня словно взорвалась шаровая молния:
торгаши и вымогатели, нищие и полицейские, таможни и границы, грязные румынские вокзалы, вагоны, пересадки, пероны, цыгане,
сало, которое уже не лезло в рот - всё поднялось со дна души и я. стукнув кулаком по столу, заорал:
- Что ты уставился? Ты что, русского добровольца не видел?
Капитан встрепенулся:
- Това-ариш! Това-ариш! - повторял он известное ему русское слово. И схватил трубку:
- Здесь русский доброволец, - заорал он на весь вокзал. То что в ответ забулькала трубка, также не потребовало перевода. Итак, воскресной ночью, когда пассажиры спят, а поезда стоят, на центральном вокзале Белграда вдруг объявился русский доброволец. Откуда взялся?
- Он говорит, что шёл через Румынию.
- Так давай его быстрей сюда!
Повскакивали дремавшие в дежурке солдаты, окружили, рассматривая меня с молчаливым любопытством. Одному из них капитан приказал меня сопровождать, пожав на прощание руку и пожелав удачи.
Солдат называл меня "батюшкой", что, как я позже узнал,
самое уважительное в Сербии обращение, пытался забрать "торбу" -
мой боевой рюкзак. Он также счёл необходимым завести меня в 3-4 казармы, где объявлял: "Вот русский доброволец!". Тут же собиралась толпа и начинались расспросы. Я отвечал, что мне 40 лет, что работаю на заводе, дома осталась семья, мать, отец,, что не воевал, но служил исправно, военнае дело знаю и люблю.
Наконец пришли в нужную казарму. В канцелярии навстречу поднялся подполковник и, пожав руку, по-русски спросил:
- Сколько вы идёте?
- Сегодня день седьмой.
- О. много. Поесть и спать. Поесть и спать.
Утром повезли в Генштаб. Полковник, выпускник академии Фрунзе угостил пивом и подвёл к огромной, на всю стену, карте. Коротко ознакомил с обстановкой: фронт в Славонии, фронт в Хорватии, фронт в Боснии и Герцеговине, причём только в последней он имеет протяжённость более 450 км; общая протяжённость фронтов - около полутора тысяч километров. На северо-западе обширные территории, населённые сербами, окружены, всё мужское и даже женское население держит оборону на четыре стороны света. К ним пробит коридор. С другой стороны, уже более месяца в окружении
мусульманский гарнизон в г. Гораджи; центр Сараево тоже удерживается боняками (славянами-мусульманами), аэропорт и окраины в руках сербов, которые в свою очередь окружены объеденёнными силами хорват и мусульман - такой вот слоёный пирог. К сербским отрядам пробит коридор. Со стороны мусульман отмечено широкое применение отрядов иностранных наёмников-единоверцев. Небольшие группы западных наёмников-авантюристов отмечены у хорват. Помощь боснякам идёт из Турции и ряда других мусульманских стран; хорват обильно снабжает Запад, вооружение, главным образом, немецкое (вплоть до танков "Леопард"), натовское.
- Я только с фронта, - говорил полковник у карты, - страшные насилия над мирным сербским населением. Цель - запугать, заставить покинуть родные жилища. На фронте жесточайшие бои, люди сходят с ума.
- Скажите, - внезапно прервал рассказ полковник, - в России очень уважают Ельцина?
- Достаточно. Интеллигенция, молодые предприниматели,, часть крестьян - все за него.
- Тогда почему такое отношение к нам, сербам? Ведь любой серб каждого русского считает братом; это - из поколения в поколение, это у нас в крови.
Полковник прав, за несколько часов в Сербии я это уже успел почуствовать. Но я решил защищать своего президента:
- Причём тут Ельцин, Это Козырев виноват. Нынешние лжедемократы за доллары готовы продать не только Сербию, но и Россию. И продают. А Ельцин уважает Сербию. Будь он рядовым гражданином, как я, он бы, как я, пришёл бы добровольцем защишать сербов. Но у козыревых козырь: вас обвиняют в тоталитаризме, на самом деле ненавидя сербов за любовь к России и веру в комунизм.
Они у нас сегодня правят бал.
- Причём здесь коммунизм? Идёт война за территории, на которых проживает сербское население. Всё.
Полковник вздохнул:
- А насчёт коммунизма...От себя лично скажу: прекрасная была идея, просто человечество ещё не вполне созрело для неё. Но оно, человечество от неё никогда не откажется и её время ещё наступит.
Вечером этого же дня я уезжал на фронт в Герцеговину. В команде 10 человек: возвращались раненые, отпускники, ехали сербы-
добровольцы. 20-летний Драган, до войны - каменщик, ранен уже второй раз, а 45-летний Божидар, радиоинженер, пороха не нюхал, он
доброволец. Семья ютится в пригороде Белграда на квартире, платит большие деньги, родное село захвачено хорватами-усташами, Божидар едет его освобождать. В купе сербы пели песни и пускали по кругу литровую бутылку бренди. Верховодила симпатичный военврач Марина. То и дело заглядывали другие пассажиры, желали "живети" и
каждый раз бойцы говорили: "А у нас рус!"- и показывали на меня.
В маленьком городке Требинье, на складе пехотной бригады выдали автомат, две гранаты (наступательную и оборонитльную), полностью обмундировали; для гражданской одежды выдали большую сумку, надписали бирку и оставили на складе.
...Кругом, насколько видит глаз, всё горы, горы, горы...В конце ноября леса здесь ещё зелёные, на горизонте синеет Адриатическое море. На горных тропах, на перевалах, на ключевых вершинах обе стороны соорудили баррикады из камней, стрелковые ячейки, укрытия; в ближнем тылу - артиллерия. Таков здесь фронт.
- А ты когда- нибудь усташа видел? - спросил меня 17-летний солдат Лука.
- Нет,- честно признался я.
- А я вот этот пистолет взял в бою у убитого усташа,- поиграл пистолетом Лука.
- Молодец! - одобрил я боевые действия Луки.
- А ты пригнись, тут снайперы кругом.
- Сколько до усташей? - вопросил я скептически.
- Метров 600.
- Не попадут!
- Так снайперы в нейтральной полосе прячутся.
Я быстро присел. С той стороны ухнул миномёт и над головой шепеляво прошелестела мина. Заматерился и открыл огонь наш пулемётчик, и тут же сдетонировал весь фронт: от края и до края вспыхнула ожесточённая ружейно-пулемётная перестрелка. На правом фланге злобно грохнули гаубицы. Я встал на колено, упёр магазин в камень бруствера, плотно прижал приклад к плечу и нажал на спуковой крючок.
Шёл первый фронтовой день и десятый с того дня, когда я, кинув за плечи рюкзак, шагнул за порог родного дома.
5 декабря 1992, село Польице.
ПЕРВАЯ ЛИНИЯ
Из окопов никто не уйдёт.
Недолёт. Перелёт. Недолёт.
А.Межиров.
ГЕРЦЕГОВИНА
(ноябрь -92 - февраль-93)
Боевые действия в Герцеговине начались 1 октября 1991 года после провозглашения мусульманскими и хорватскими сепаратистами "независимости" Босны и Герцеговины - союзной республики в составе СФРЮ. "Самоопределение" сопровождалось вселенской истерикой воинствующего национализма и изуверскими вспышками религиозной нетерпимости. (В Боснии и Герцеговине прживает 2 млн босняков (славян-мусульман), 600 тыс. хорватов (католики), 1,5 млн сербов (православные). Началось повсеместое изгнание сербов с мест компактного проживания, сопровождавшееся массовым насилием; на территорию собственно Сербии хлынули беженцы.
Действия сепаратистов активно поддержала регулярная хорватская армия чуть ранее провозглашенной и тут же признаной Западом (Германия - впереди всех) республики Хорватия. В этих условиях на защиту подвергавшегося геноциду сербского населения выступила ЮНА - Югославская народная армия. Этот вынужденный шаг средства массовой информации Запада тут же преподнесли, как "агрессию" и "попытку восстановления коммунистической диктатуры Белграда". Руководство России отлично понимало истинное положение дел: ещё бы - у самих такие же пролемы с русскоязычным населением в республиках, однако, в поисках "доверия", т.е. подачек Запада, предало своих вековечных друзей и исторических союзников сербов, поправ тем самым многовековую традицию русской дипломатии.
А бои разгорелись на суше, на море и в воздухе. Поддержанная местным ополчением ЮНА начала теснить противника, осадив Дубровник и Сараево - столицу Боснии. Сепаратистам не помогли ни танки "Леопард", ни электронные системы наведения, ни другое самое современное вооружение и снаряжение, спешно и в больших
количествах поставленное Западом; при этом, новейшее вооружение из арсеналов Группы советских войск в Германии, "подаренное" Горбачёвым стратегическому противнику, составило значительную часть поставок. Ничего не помогло. Тогда активно заработала дипломатия.
Речь в первую очередь идёт об австрийской и, особенно, немецкой дипломатии - объединённая Германия возвращается на Балканы к своим историческим союзникам хорватам, к роскошным средиземноморским пляжам. Тут уместно напомнить: самыми преданными союзниками Гитлера (именно САМЫМИ, а не одними из самых) были именно хорваты, которые рьяно перенимали все изуверские методы нацистов по массовому уничтожению мирного населения, во многом превзойдя учителей. Они организовывалина гитлеровский манер лагеря смерти, состав узников аналогичен - сербы, цыгане, евреи, коммунисты.За годы войны хорваты вместе с немцами, болгарами и албанцами уничтожили 1,5 млн. мирных жителей (90 процентов - сербы); в одном только концлагере Ясеновац погибло мученической смертью 800 тыс. узников. В те страшые годы по Дрине плыли плоты с ведрами, наполнеными...глазами жертв чудовищного геноцида сербского народа. При этом в ход шло специально иобретённое оружие - плод садистского ума - "серборез"... В Европе про всё это прекрасно известно, но там помалкивают. Помнят об этом и в Израиле: серборез отлично сгодился и для евреев. Немецкие нацисты, будем считать, своё получили, хорватских пальцем никто не тронул: нужна сторожевая собака на Балканах.Тем не менее в наше время в Европе традиционно известны: русский медведь, немецкий колбасник, польский сантехник и... хорватский людоед. Сегодня на фронте не услышишь слово "хорват" - "усташи", "усташко войско" - так говорят солдаты и добавляют: "Они собрались нам устроить ещё один Ясеновац..."
При пассивной (а если называть вещи своими именами - предательской) позиции России, спекуируя понятиями "сербский коммунизм", "сербский национализм", "борьба хорватов за демократию" и т.п., западная дипломатия успеха достигла - ЮНА вынуждена была уйти в пределы собственно Сербии и Черногории, которые ныне составляют Союзную Республику Югославию (СРЮ).
А хорватская регулярная армия осталась на позициях!
Но ничего не помогло. На территории, провозглашённой местным населением Сербской Республикой Боснии и Герцеговины
проведена всеобщая мобилизация, создана регулярная армия (танков - единицы, авиации нет совсем, из тяжелого вооружения в основном немногочисленные гаубицы и миномёты разных калибров). В боях учствуют добровольцы из СРЮ, но их не так много. На стороне усташей действуют немногочисленные наемники (замечены прибалты и западные украинцы), со стороны же мусульман отмечено появление целых отрядов наемников-единоверцев (эти, несмотря на показушный религиозный фанатизм, без больших денег и шагу не сделают, впрочем, как и европейцы; но не хоть не дерут напоказ глотки).
(Доброволец, в отличие от наёмника приходит сам, его никто не вербует, ему никто ничего не обещает и не гарантирует сверх действующео законодательства, по которому живут и воюют местные
бойцы, никаких "контрактов", каких-то особых привилегий,
доброволец получает столько же, сколько боец регулярной армии на соответствующей должности. Я рядовой пехоты, получаю денежное довольствие как и все рядовые - 20 тыс. динар в месяц (средняя зарплата по Югославии - 50 тыс. динар (данные на ноябрь-92).
Итак, с 15 мая 1992 года оборону своих городов и сёл взяло в свои руки сербское население Босны и Герцеговины. Следует отметить,что среди бойцов существует чёткое понятие - "наше" и "не наше". Так
на мой вопрос, будем ли мы штурмовать Дубровник, бойцы ответили:
"Нет, то не наше, то ихнее. И море ихнее."
Я прибыл на фронт в Герцеговину 17-го ноября 1992 года. Бои здесь ведет Герцеговинский корпус (штаб в Билече). Фронт обороняет два направления - требиньско-дубровникское и невесинско - мостарское. На первом действует Требиньская бригада - 5 батальонов, штаб в Требинье. Отсюда меня направили в 4-й батальон, в с. Польице.
В мае, после ухода ЮНА, бойцы этого участка, сражавшиеся на окраине Дубровника, вынуждены были ("по приказу" - особо подчёркивают они) отойти от города на 12 километров и закрепиться в горах. С июня линия фронта здесь стабилизировалась и проходит теперь по южному краю Попова поля - элипсовидной чаше длиной 60 и шириной 5-7 км, окаймлённой горными вершинами 1,5 - 2 км высотой, по склонам которых и проходит фронт. Долина эта исключительно плодородна (в декабре на грядках зелень, капуста), в ней много сёл. Сербы живут здесь искони, но после Национально-освободительной войны (по аналогии с нашей Великой Отечественной) поселилось немало людей разных национальностей и вероисповеданий. Так в городке Тербинье (35 тыс. жителей) есть наряду с православным храмом и мечеть, и синагога, и костёл; кладбища - православное, мусульманское, еврейское, католическое. Но сейчас католиков не осталось - "убегли", а мусульмане есть, сражаются в сербском ополчении.