Идеологическая идентичность

ТИПЫИДЕОЛОГИЙ. ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ

Типы идеологий

К. Манхейм различал тотальную и частичную идеологии. Частичная идеология представляет собой определенную систему идей, которые являются более или менее искаженным отражением фактов и событий в угоду политическим или иным интересам ее носителя. Понятие тотальной идеологии отражает особенности, своеобразие и характер структуры сознания, типа мышления и восприятия определенных слоев населения, групп общества или же в целом эпох.

Рассматривая идеологии в качестве инструмента достижения государством внешнеполитических целей, их можно разделить на три категории: а) так называемые идеологии statusquo, призванные сохранить идеологические основы существующего режима; б) империалистические идеологии, используемые для морально-политического оправдания внешней экспансии; в) так называемые идеологии «двойного назначения», совмещающие в себе черты первых двух. При этом очевидно, что чрезмерная опора на идеологию во внешнеполитической деятельности ведет к геополитической экспансии.

М. Селиджер противопоставляетфундаментальную идеологию, которая предстает в теоретических трудах, и идеологию оперативную, которая складывается в систему аргументации,поддерживающей проводимый той или иной политической структурой курс. В свою очередь, К. Флад различает общую и частную идеологию. К первой категории он относит те, которые в большей или меньшей мере сосредоточены на мироустройстве в целом, а ко второй – те, которые фокусируютсвоевнимание на отдельныхвопросахобщественнойжизни либо связаны с представительством отдельных социальных групп. Он считает, что со временем частные идеологии могутприобретать черты общих, и приводит примеры феминизма и «зеленых».

Современные ученые различают «специализированную» и «повседневную» идеологии. При этом они ссылаются на К. Маркса, хотя и считавшего, что идеология создается “мыслителями” класса, но не отрицавшего того факта, что “на основе материальных условий и общественных отношений” весь класс творит не только своеобразные чувства и иллюзии, но и образы мысли и мировоззрения. В современной социальной феноменологии показано, что регуляция поведения осуществляется с помощью “повседневных теорий”, концептуализирующих ценности и интересы. При этом усвоение теории в повседневной жизни “начинается уже в практике приспособления поведения к внешним требованиям культурной формы и носит характер постепенного разъяснения, понимания и уточнения смысла символических аспектов поведения”, – пишет Л.Г. Ионин.

«Повседневная» идеология образуется социальными представлениями и верованиями как когнитивными компонентами обыденного сознания. Они не являются исключительно эмоциональными образами социального мира, а представляют собой субъективные конструкции, направленные на рационализацию и объяснение действительности.

Сходство “повседневной” идеологии и идеологии “специализированной” состоит в том, что и та, и другая используют механизмы легитимации. Под легитимацией понимается объяснение и оправдание институционального порядка, придание ему ценностно-нормативного характера. При этом легитимация связана не только с ценностями, но и “знанием”. Легитимация, осуществляемая повседневным сознанием, предполагает определенное теоретизирование, которое обращено к ценностным представлениям, а “знания”, используемые при легитимации, имеют мотивируюший характер. Она как раз направлена на то, чтобы частный интерес выглядел как общий, в той или иной степени массовый. Легитимация массовым сознанием каких-либо институциональных порядков не сводится к простому повиновению. Легитимность порядка – это авторитетность, вера в его правомерность и справедливость, что, в свою очередь, предполагает абстрактные представления о правомерности и справедливости.

Деление на «правых» и «левых» возникло во время Великой Французской революции, и первоначально характеризовали разделение на сторонников и противников "абсолютной монархии". В Генеральных штатах, а после и в Учредительном собрании первые сидели по правую руку от председателя, вторые - по левую. Лагерь роялистов возглавляли - аббат Мери и талантливый оратор драгунский капитан Казалез. Им противостояли все представители от "третьего сословия", а также либеральные дворяне и священники. К левым относил себя даже Мирабо, вообще бывший противником демократии и видевший свой идеал в цензовой парламентской монархии. Якобинский клуб, обычно ассоциирующийся исключительно с именем радикального республиканца Робеспьера, в начале своей деятельности объединял все левые парламентские группировки, в том числе и сторонников Мирабо. Лишь по ходу развёртывания революции в клубе произошло несколько расколов и руководство им перешло к Робеспьеру.

Даже и через сто лет в ряде европейских парламентов сторонники сохранения и укрепления монархической власти занимали правые скамьи - в противоположность либералам и социалистам. Такова, например, была ситуация в Германии, Австро-Венгрии, России. Но уже тогда в мире наблюдались некоторые тенденции к изменению. Так, в британском парламенте правые места занимали уже не последователи определённой идеологии, а представители любой политической партии, победившей на выборах и формирующей правительство. Заметна весьма интересная закономерность. Там, где традиционалистские, монархические силы оказываются на периферии политического пространства и теряют своё влияние, термин "правый" переходит к бывшим левым, вернее, к их либеральной части. Они как бы заняли места ушедших и в целях упрочения собственного порядка присвоили себе их имя - при том, что политически выполняют уже совершенно иную роль.

Оппозиция правого и левого характерна и для христианства. Так, считается, что во время Страшного Суда праведники будут находится по правую руку от Христа, грешники - по левую. За правым плечом человека помещают ангела-хранителя, тогда как за левым - беса-искусителя. В ходе разных дворцовых церемоний во времена Ивана Грозного представители Опричнины размещались по правую руку от Государя, а представители Земщины - по левую. Это носило глубочайший символический смысл - опричные территории рассматривались как некий небесный удел на земле (отсюда противопоставление Земщине), как царство земных ангелов, воинов-монахов, управляемых Царём-игуменом.

На культурно-политическом уровне "правыми" являются те силы и партии, которые настаивают на сохранении национальных, политических и государственных традиций, свойственных конкретному народу, конкретному обществу. " Правые", таким образом, совпадают с консерваторами в культурно-политическом смысле. "Правые" отстаивают преемственность прошлому, считают необходимым любой ценой сохранить самобытность и идентичность той исторической общины, от лица которой они выступают - будь то государство, нация, этнос или политическая система. Перед Октябрьской революцией классическими "правыми" были монархисты, сторонники православного государства и противники привнесения в Россию чуждых ее истории западных культурно-политических ценностей. В этом смысле "правыми " можно было бы назвать и коммунистов-консерваторов периода перестройки, которые настаивали на сохранении советских государственно-политических традиций вопреки " западнической" ориентации радикальных реформаторов.

"Левыми" на том же культурно-политическом уровне будут те движения и их идеологи, которые, напротив, стремятся уйти от национальных, политических и государственных традиций, чтобы организовать общественно-культурный строй на совершенно новых, небывалых основаниях, скопированных где-то в другом месте или просто придуманных. Причем, эти "левые" политико-культурные проекты преобразований часто строятся на отрицании правых традиционных принципов. Если у "правых" во главе угла стоит сохранение старого, то "левые" стремятся это старое уничтожить, сломать; если "правые" хотят обеспечить своей нации самобытность и историческую преемственность с поколениями предков, то "левые" настаивают на отказе от этой самобытности, на смешении и переделке всех национальных, социальных, религиозных и идеологических устоев и т.д. В этой сфере "левые" - всегда ориентированы на снятие, размывание или даже разрушение тех естественных исторических границ, которые составляют неповторимость каждого народа и каждого государства. У истоков "левых" политических учений всегда лежит желание "универсализма", желание уравнять все политико-социальные проявления наций, привести их к общему знаменателю.

"Правыми" в сфере экономики называют те партии, которые стоят за полное превосходство частной собственности и принципа частного владения над собственностью коллективной - государственной, национальной, общинной, профсоюзной, семейной и т.д. Самым полным выражением "правой" экономической доктрины является лозунг "абсолютно свободного планетарного рынка", законы которого не знали бы ни государственных, ни национальных, ни религиозных границ. Именно такое социальное устройство виделось как идеал для отцов-основателей "либерализма" от Адама Смита до фонХайека и Милтона Фридмана. Лозунгом всех экономических "правых" всегда было слово "приватизация".

Экономические "левые" прямо противоположны экономическим "правым". Здесь "левые" ратуют за превосходство различных коллективных форм собственности над частными. Причем, формы эти могут весьма различаться - от анархистских проектов примата сельско-общинной и профсоюзной собственности до общенациональной или государственной собственности некоторых тоталитарных режимов социалистического типа. Как бы то ни было, "левые" всегда стоят за "обобществление", "национализацию", "коллективизацию" и т.д.

Национальный Фронт Ле Пена Франции и крайний фланг американских республиканцев представляют собой классическое сочетание "правых" на культурно-политическом уровне с "правыми" на экономическом уровне. Сочетание "правых" политико-культурных тенденций с "левыми" экономическими тезисами мы находим у итальянских фашистов и германских национал-социалистов. "Левые" ценности в культуре и "правые" ("рыночные", "частнособственнические") в экономике сочетаются в доктринах классического либерализма. Умеренные республиканцы США и право -центристы Франции являются классическим примером этой идеологии. И наконец, сочетание "левых" экономических тенденций с "левой" политико-культурной ориентаций мы находим у ортодоксальных марксистов, а в еще большей степени у левых анархистов. И те, и другие предполагали отмену всех традиционных национально-политических институтов с одновременной "социализацией" и "коллективизацией" всех форм частной собственности. Классическим в этом смысле может являться тип "коммуниста-интернационалиста".

Идеология относится к ценностному сознанию. Ценности, по словам В. фон Гумбольдта, т.е. то, «что является плодом духа и образа мыслей, — наука, искусство, нравственные институты, — теряют духовность и становятся материей, если дух все время не оживляет... Все это связано с природой мысли, которая может быть сохранена, только будучи мыслима».

Именно в своем нормативно-ценностном качестве идеологии задают предельные рамки социокультурной активности, позволяют связывать разные временные модусы (прошлое, настоящее, будущее); семиотизировать пространства человеческой жизни, наделяя все элементы в нем аксиологической значимостью; задавать системы приоритетов, способы социального признания, критерии оценок; строить сложные и многоуровневые системы ориентации в мире; обосновывать смыслы. Идеология создает, таким образом, механизмы смыслового удержания и укоренения человека в мире. Ценность есть то, к чему стремятся как к цели, или рассматривают как средство достижения цели. Хотя идеология включает в себя и инструментальные ценности (ценности-средства), именно ценности-цели выступают в качестве основы формирования идеологических парадигм, являясь тем самым критерием типологизации идеологий.

К. Клакхон высказывает мысль о том, что, несмотря на исключительное многообразие обычаев, всем культурам присущи определенные общие фундаментальные ценности. Без таких ценностей “жизнь общества была бы невозможна; функционирование социальной системы не могло бы сохранять направленность на достижение групповых целей; индивиды не получали бы от других то, что им нужно...; они бы не чувствовали в себе необходимую меру порядка и общности целей”.

К наиболее фундаментальным ценностям человеческой цивилизации, которые в эпоху Модерна нашли воплощение в идеологиях, относятся Порядок, Свобода, Справедливость, Равенство, Братство, Единство. Вызовы нынешней эпохи кризиса современной цивилизации актуализировали ценность Выживания, до этого не проявлявшуюся столь очевидно в качестве ценностного ориентира идеологического процесса.

Выдвижение на первый план той или иной ценности определяет смысл и значимость других ценностей, также участвующих в формировании идеологии, но в той роли и том значении, котророе задается «стержневой», базовой ценностью. Этим обусловлено формирование нескольких идеологических парадигм, в рамках каждой из которых складывается своя, специфическая система взаимосвязи и корреляции ценностей. Так, например, базовая роль ценности Порядка в консерватизме определяет ограничение свободы рамками порядка, тогда как в либерализме базовая роль ценности Свободы порождает понимание порядка как спонтанного и критику социального, особенно государственного контроля.

Для понимания этого следует обратиться к понятию «плавающего означающего», которое впервые было применено Ж. Лаканом и позднее активно использовано в концепции идеологии С. Жижека. Последний исходит из того, что в идеологическом пространстве «плавают» те или иные «означающие» - «свобода», «равенство», «братство», «справедливость», «стабильность», «мир». При внесении в этот конгломерат более сильного, господствующего означающего (например, «либерализм»), всем остальным придается определенное в данном случае «либеральное» значение. То есть пристегивание «либерального» означающего к «плавающим означающим» выстраивает из них вполне законченную и всё объясняющую картину мира. В свою очередь, при пристегивании ««консервативного» или «социалистического» означающего формируются другие ряды значений из тех же означающих, и картина мира кардинальным образом меняется.

Ценностное сознание, воплощенное в идеологии, устанавливает нормы как стереотипы мысли и действия, принимаемые в границах той или иной социокультурной общности, в которой утверждается та или иная доминирующая идеология. Закрепленные идеологическими доктринами нормы регламентируют деятельность людей во всех сферах культуры - от элементарных актов материально-практического характера до морали, искусства, науки и религии. В этом смысле идеологии предстают как особые стили мышления, сравниваемые, например, К. Манхеймом со стилями в искусстве (барокко, романтизм, классицизм и др.).

Идеологии, основанные на базе той или иной «стержневой» ценности, определяют ценностные ориентации людей, понимаемые как предпочтения или отвержения определенных смыслов, готовность или неготовность вести себя в соответствии в ними. Задаваемые идеологиями ценностные ориентации образуют высший (осознаваемый - в отличие от социальных установок) уровень иерархии предрасположенностей к определенному восприятию условий жизнедеятельности, их оценке и поведению как в актуальной, так и долгосрочной перспективе. Они наиболее четко эксплицируются в ситуациях, требующих ответственных политических решений, влекущих за собой социально значимые последствия и предопределяющих последующую жизнь больших социальных групп.

Политические структуры современной цивилизации возникли в условиях плюрализации религиозно-этических истин из стремления избежать вооруженного противоборства различных притязаний на абсолютную значимость. Поэтому ее базовой ценностью стала Свобода, которая исторически предстает прежде всего как религиозная свобода. Свобода, по мысли У. Матца, не обеспечивает никакой ориентации – наоборот она освобождает от всех предзаданных ориентаций, тем самым сужая круг всего того, что является общественно обязывающим. Консенсус относительно свободы может быть исключительно формальным, так как свобода сама есть формальная ценность. «Благодаря свободе как инструментальной ценности, - отмечает У. Матц, - открывается простор для различных стратегий наполненной жизни, каковая больше не получает и не может получать общественно обязующего определения». Сам идеологический плюрализм становится следствием конституирования Свободы в качестве основополагающей ценности современной цивилизации. Но он же обусловил ведущую рлль либерализма в ее идеологической жизни.

В условиях секуляризации сознания религиозное представление о справедливости Творца исчезает или люди вообще перестают верить в Бога, следящего за осуществлением своей справедливости, и на этой почве возникает требование осуществить справедливость сейчас же, немедленно и здесь, тут же на месте. Так возникает почва для возникновения идеологии социализма, послужившая основой для объединения тех оппонентов либерализма, которые восприняли Современность с ее устремлениями к прогрессу, понимаемому как неуклонное совершенствование общества на основе торжества научного метода, разума, просвещения, которые приведут к идеальному человеку и идеальному обществу, преодолеющему страдания и трагизм человееского бытия. Отвергнув либеральную абсолютизацию свободы, понятой как свобода капитала, социализм поставил во главу угла ценность социальной Справедливости, которая воплощается в нем главным образом в формуле "каждому по степени его личного социально полезного труда".

Абсолютизация ценности Равенства, воплощенная во всеобщем уравнивании, нашла воплощение в идеологии анархизма. Возвдение равенства в абсолют неизбежно предполагает отрицание власти, иерархии и государства. П.А. Сорокин указывал, что процесс уравнения идет в мировом масштабе два последних века, и он далеко еще не закончен. На почве отрицания государственной власти с ее активной ролью регулятора общественных отношений у анархизма возникают как оппозиция социалистической идеологии, так и общие с либерализмом ценностные ориентации.

Ценность Братства, которую можно представить и в виде идеала «всеобщего счастья», выдвинулась в качестве основной идеологоформирующей ценности популизма – революционно-демократической идеологии, носителем которой выступили мелкобуржуазные слои современного капиталистического общества. На базе этой ценности популизм попытался разрешить противоречия между либерализмом и социализмом. Наконец, в качестве реакции на социальные последствия господства либерализма и социализма, связанные с обострением социальных антагонизмов, сформировалась идеология интегризма, основной ценностью которой является Единство. Элитистская, государствоцентристская, культивирующая иерархию идеология интегризма оказалась неким противовесом популизму, несмотря на наличие в их доктринах многих схожих положений.

Либерализм и социализм являются “экономическими мировоззрениями”, претендующими на главенство и универсализм экономической парадигмы. Это и является залогом их “ортодоксальности” в условиях современной экономоцентричной цивилизации, где они стали своего рода «светскими религиями». Остальные идеологии отказывают экономике в статусе самостоятельной и самодостаточной сферы, в которой действуют особые законы, свойственные только этой сфере. Интегризм и анархизм, напротив, являются «мировоззрениями политическими», подчиняющими все сферы общественной жизни и сознание политическому детерминизму.

Ф. Хайек замечал в «Конституции свободы»: «порой мне кажется, что самой заметной чертой либерализма, равно отличающей его и от консерватизма, и от социализма, является мнение, что в сфере нравственных убеждений и связанных с ними стилей поведения, которые непосредственно не вторгаются в охраняемую законом сферу жизни других людей, принуждение неправомочно. Возможно, это также проясняет, почему раскаявшемуся социалисту легче найти свою новую Мекку в лоне консерватизма, чем в либерализме».

Консерватизм отвергает или релятивизирует некритическую веру в прогресс или в чудодейственную силу модернизации. Прогресс для него – своего рода современный миф. Вместе с тем его возникновение как идеологии как рах и связано с возникновением идеологемы прогресса, линейного развития. «Консерватизм и прогрессизм - две стороны одной и той же медали, они срослись вместе как сиамские близнецы. Всякий прогресс вызывает стремление сохранить исчезающее. Консерватизм точно так же является составной частью эпохи Нового времени, как и прогрессизм», - справедливо отмечает Г. Рормозер. - «Консерватизм представляет собой ничто иное, как попытку конкретизировать абстракцию, заложенную в прогрессе, и противопоставить ей в какой-то мере историческую действительность».

Консерватизм противостоит другим идеологиям еще и в силу своей укорененности в естественной человеческой психологии. Здесь стоит вспомнить, что, характеризуя идеологию как таковую, американский консерватор Р. Кирк отмечал, что она представляет собой «совокупность фана­тично исповедуемых априорно секулярных доктрин, цель которых — достижение рая земного». В кго понимании «мыслящий консерватизм есть отрицание идеологии, потому что он довольствуется человеком таким, каков он есть, и стремится лишь примирить друг с другом естественные слои общества».

Как часто признавали консервативные авторы, одной из основных черт консервативного подхода является боязнь перемен, робкое недоверие к новизне как таковой⁵, в то время как либеральная позиция зиждется на мужестве и уверенности в себе, на готовности ввериться переменам, если даже мы не в силах предсказать, к чему они приведут. Отмечая это, Ф. Хайек подчеркивает, что консерваторы склонны использовать власть правительства для предотвращения перемен или ограничения их глубины до такого уровня, который бы устроил устроил самый робкий ум. В будущее консерваторы глядят без веры в спонтанно действующие корректирующие силы, меж тем либерала эта вера заставляет оптимистично принимать перемены, даже если он не знает, каким образом осуществится необходимая коррекция. По его словам, «консерватор чувствует себя защищенным и удовлетворенным, только получив заверения, что за переменами следит и надзирает какая-то высшая мудрая сила, только если он знает, что какая-то властная интституция обязана обеспечивать “упорядоченный ход” перемен». Поскольку консерватизм не доверяет ни абстрактным теориям, ни общим принципам⁶, он не понимает спонтанно действующих факторов, на которые полагается политика свободы, а также не имеет базы для выработки принципов этой политики. В представлении консерватора порядок — это результат постоянного внимания властей.

Выдвижение на первый план проблемы глобального экологического кризиса, а в более широком плане – кризиса роста, поставило во главу угла обеспечение выживания человеческой цивилизации. Этим объясняется возникновение наиболее молодой из идеологий – экологизма, лежащего вне рамок дихотомии «консерватизм - прогрессизм». В целях лучшего понимания экологизма как идеологии А. Добсон предложил различать экологизм и энвайронментализм, и соответственно «темнозеленую» и «светлозелениую» экологическую политику. Хотя оба они отражают обеспокоенность критическим состоянием окружающей среды и заботой о ее сохранении, энвайронментализм в отличие от экологизма исходит из убеждения, что для решения современных экологических проблем достаточно лишь совершенствования управленческих подходов, без ограничения роста, без фундаментальных изменений в системе ценностей, способах производства и стереотипах потребления. Сохранение природных ресурсов мотивируется тем, что они обеспечивают производство и потребление, а благодаря технике и технологиям можно решить проблемы, ими же и порождаемые. Напротив, экологизм настаивает на безусовном признании самоценности природы и необходимости коренных изменений в отношениях человека с ней, в стиле человеческой жизни и в социальном порядке в целом. Рассматривая широкий спектр причин кризисного состояния современного общества и представляя программу действий по перехду к обществу, способному существовать в гармонии с природой, экологизм отвечает необходимым критериям, позволяющим рассматривать его в качестве самостоятельной идеологии.

В отличие от экологистской идеологии, идейные постулаты энвайронментализма содержатся в идеологических парадигмах консерватизма, либерализма, социализма, солидаризма и анархизма в качестве аспектов, отражающих отношение данных идеологий к проблеме взаимодействия человека и окружающей его природной среды Акцент на эти аспекты приводит иногда к возникновению таких течений, как экосоциализм или экоанархизм, но в них экологическая проблематика является не самодостаточной, а производной от общих мировоззренческих и методологических построений, свойственных соответствующим идеологиям. Так, например, идея экологической справедливости, определяющей отношения между разными группами людей, является фундаментальной для экосоциализма, поскольку собственно справедливость является основополагающей ценностью социализма как такового.

Идеологическая идентичность

Отнесение себя/другого к категории людей, которые с общих или различных идеологических позиций аоспринимают и осваивают действительность, является основанием идеологической идентичности..Идентичность как таковая означает осознанную принадлежность к определенной социально значимой категории людей. «Идентичность − в разной степени артикулированное, остро и интенсивно переживаемое индивидом, группой, социумом чувство их принадлежности к "своему" миру: самоотождествление с определенной социокультурной средой, ее нормами и ценностями; весьма высокая потребность в одобрении своих действий самой личности (группы) со стороны такой среды и ее авторитетов; чувство неотъемлемой принадлежности к генетическим, историко-культурным, духовным корням этой среды; ощущение и осознание неразрывной связи своего собственного будущего с перспективами этой среды». В науке рассматриваются, возрастная, сексуальная, гендерная, этническая, национальная, религиозная, профессиональная, гражданская, психосоциальная, культурная, территориальная идентичности. Выделяются явные и неявные, первостепенные и второстепенные, ключевые и дополнительные идентичности.

Идеологическая идентичность, будучи сопряженной с верой индивида в тождественность и целостность того или иного разделяемого с другими образа мира, выступает в качестве разновидности психосоциальной дентичности. Идеологическая идентичность формируется, закреп­ляется, переопределяется и трансформируется в ходе социального взаимодействия. В строгом смыс­ле слова идентичность может быть атрибутирована только индивидами, ибо лишь индивиды способны относить или не относить к себе определенные значения, так что приписывать иден­тичность группам позволительно лишь в переносном, мета­форическом смысле.

Как таковая, проблема идентич­ности актуализировалась именно с рождением современной цивилизации, в условиях которой идентичность человека связана с сознательной ориентацией на определенный стиль жизни, «выбирая» который индивиды формируют свою тож­дественность с определенной группой, образом жизни, цен­ностями. В досовременных обществах иден­тичность индивидов задавалась их происхождением и принад­лежностью к определенному социальному слою, которую было практически невозможно изменить, проблемы самоидентифи­кации в принципе не возникало. Для современной цивилизации именно механизм идентичности, идентификация является необходимым условием преемственности социальной структуры и культурной традиции.

«Логическим следствием партикулярности великого призвания» идеологии считает У. Матц появление множества «земных богов», заключенных в идее и присущих каждой идеологии, так что «богу каждой идеологии противостоят контр-боги с такими же притязаниями, а всем им вместе – опять-таки сложность мира». В силу этого идеология создает вокруг себя отношения «свой – чужой» и систему координат тотального конфликта, в основе которого лежит идентификация и выстраиваемый на ее основе «образ врага».

Известно, что средневековый житель определял себя, своих друзей и врагов, руководствуясь соображениями вероисповедания. Все европейские народы представляли собой единый «Христианский мир» под властью римского папы и императора на Западе и византийского василевса и патриарха – на Востоке. Исламский мир во главе с правоверным халифом (для европейцев - сарацины, басурмане), в свою очередь также смотрел на остальных как на «неверных».

Процессы секуляризации, обозначившие наступление Нового времени, привела в Европе к пересмотру сложившихся критериев идентичности. Здесь возникли государства-нации, и национальная идентичность вышла на первый план. Национальную идентичность, согласно Э. Смиту, характеризует восприятие исторической территории как родного края, наличие общих мифов и исторической памяти, формирование общей массовой, гражданской культуры, признание единых юридических прав и обязанностей для всех членов общества, а также существование общей экономики с возможностью передвигаться в границах национальной территории. Правда, такая сугубо позитивистская трактовка национальной идентичности не может быть признана целиком удовлетворительной. Еще в начале ХХ века С.Н. Булгаков настаивал на том, что национальность представляет собой не только продукт географических, исторических и биологических условий, но и некую идеальную ценность. По его мнению, идея национальности неразрывно связана с идеей национальной миссии, осуществляемой национальной культурой и налагающей известные обязанности.

Структура национальной идентичности характеризуется наличием в ней двух основных компонентов: 1) политическая идентичность в форме государственной национальной идентичности; 2) культурная национальная идентичность. Обе они способны выступать детерминирующим фактором национальной интеграции. Культурный национализм представляет собой лояльность нации и идентификацию с такими ее субъективными аспектами, как национальный дух, национальный характер и подобными, в то время как политический национализм ориентирован на объективные аспекты национальной идентичности и предполагает идентификацию с государством, характеризующуюся устремленностью и предпочтением современных ценностей традиционным.

Социально-экономические и политические изменения, обусловившие новую социальную стратификацию и формирование новых групп интересов в европейских обществах по мере «созревания» современной цивилизации, показали, что национальная идентичность отнюдь не стала безусловно доминирующей. Конкуренцию ей составила идентичность идеологическая. Примером может служить, в частности, известная полемика в рядах социал-демократов в начале Певой мировой войны по вопросу поддержки социал-демократическими партиями своих национальных правительств (когда СДПГ поддержала кайзеровское правительство, а РСДРП(б) выступила за поражение царского правительства в войне). Она стала наиболее ярким проявлением соперничества национальной и идеологической идентичности, показав откровенно космополитическую природу последней. В этом, кстати, проявляется общность черт идеологической и религиозной идентичности. Обе они вырастают из сферы общения, опираясь на единство ценностей, символов, традиций, в их формировании большую роль играет психологический фактор.

Следует подчеркнуть принципиальное отличие идеологической идентичности от классовой. Последняя не может выступать фактором социальной интеграции, так как она выражает интересы лишь одной части общества, объединенной в определенный класс. Принадлежность к классу является скорее объективной, она определяется социальным происхождением, имущественным положением человека, то есть неким набором материальных критериев (то же касается и расовой принадлежности). Идеологическая же идентичность абсолютно субъективна, и поэтому она обладает потенциалом к расширению. Человек, каким бы ни было его происхождение, сам свободно выбирает свои идеологические предпочтения и за него это сделать не может никто другой. В этом смысле будет оправданным различать, с одной стороны, расовую и классовую идентичности как объективные, и с другой – национальную и идеологическую идентичности как субъективные.

Итак, в Европе Нового времени англичане, французы, немцы и прочие шведы постепенно стали идентифицировать себя еще и как либералы, социалисты, анархисты и т.д. Французские, английские и немецкие социалисты, равно как, допустим, консерваторы, ощущали свое идейно-мировоззренческое родство и с общих позиций подходили к оценкам социально-экономических и политических процессов в своих странах и мире в целом. Они не только одинаково смотрели на настоящее, но и в одних красках видели будущее. Эта общность определялась не их классовой принадлежностью, а именно идеологической близостью.

Национальная и идеологическая идентичности, равно как идеологическая и религиозная, накладываясь друг на друга, порождали специфические национальные и религиозные формы идеологических парадигм (например, христианский или арабский социализм). Кстати, одна из книг Артура Мёллераванден Брука так и называется: &qu