Чувствуя легкий голод, Эльза оглядела толпу, выискивая кавалера на сегодняшний вечер. К ее разочарованию, мужчин среди театралов было немного, да и те с дамами. Эльза так давно не была в театре, предпочитая театральным драмам и комедиям те спектакли, которые регулярно разворачивались на ее глазах в вампирских клубах и ресторанах, что и забыла, что обитель муз обычно посещает совсем не ее контингент. Влюбленные приходят сюда подержаться за руки, согреться от стужи, побыть в волнующей близости друг к другу и поцеловаться украдкой в закутке фойе. Замужним дамам необходимо выгуливать бриллианты, мужей и детей, вот и приходится отцам семейства время от времени исполнять культурную повинность. Студентки и женщины бальзаковского возраста вместе с театральным билетом покупают виртуальный лотерейный билет – в надежде сорвать джек‑пот в лице красивого, умного, культурного и одинокого принца, поклонника Уильяма Шекспира и Теннесси Уильямса. Эльза, посмеиваясь, называла его Призрак Театра. Потому что все о нем мечтают, но никто никогда не встречал. Сейчас она бы и сама не отказалась от встречи с прекрасным умником, в крови которого звенят сонеты и бушуют шекспировские страсти. Но здесь его и искать не стоит – чего зря время терять?
Влившись в толпу, взбудораженную представлением, Эльза позволила ей окутать себя восторженными впечатлениями и увлечь к метро. Толпа текла серо‑черной рекой, сотканной из темных пальто и блеклых беретов, и на этом унылом фоне алым маком цвела кокетливая шляпка, маячившая впереди. Шляпка завладела вниманием Эльзы, и она прибавила шаг, стала продвигаться вперед, чтобы взглянуть в лицо модницы, дерзнувшей надеть такой смелый и броский головной убор. Попав в Москву, Эльза с удивлением заметила, что шляпки здесь не в чести. Тем интереснее было посмотреть на, девушку, которая не боится привлечь к себе всеобщее внимание. Шляпка двигалась в окружении двух старомодных беретов, с которыми оживленно переговаривалась. Наверное, внучка решила вывести бабушек в театр, решила Эльза, с еще большим азартом обгоняя впередиидущих.
|
|
Опередив шляпку и обернувшись, художница от удивления остолбенела. Перед ней оказались три пожилые женщины лет семидесяти. Только две крайние, в полинявших беретах с нелепыми старомодными брошками, выглядели настоящими старухами – уставшими, изможденными, дряхлыми и сгорбленными. А между ними, в очаровательной красной шляпке шла женщина – юная душой, с блестящими глазами, алыми губами и высоко поднятой головой. Она несла свои семьдесят лет не тяжелым грузом разочарований, потерь, поражений и невзгод, как ее подруги, а легким, струящимся шлейфом радости, удовольствий и побед. Она шагала в будущее, не страшась его, как ее спутницы; она встречала его улыбкой, а не горестным вздохом.
Эльза была настолько потрясена увиденным, что замерла на месте и позволила шляпке обогнать ее. Образ озлобленной нищенки мгновенно затмило ласковое сияние, исходящее от незнакомки. «А ведь я могла бы быть такой», – подумалось Эльзе, и она будто очнулась от чар, наложенных на нее ведьмой в лохмотьях, разбуженная доброй волшебницей в красной шляпке. Эльза вдруг всей душой потянулась к удивительной женщине и вспомнила совет психолога, который впервые показался ей разумным. Ей страстно захотелось стать тенью этой женщины, сделаться ее незримой спутницей, узнать о ней все, а потом прийти к ней в гости и проговорить ночь напролет. Эльза нагнала шляпку и ее спутниц и с жадностью прислушалась к их разговору. Подруги обсуждали спектакль. Шляпка восторгалась игрой актеров, правая беретка жаловалась на дороговизну буфета, левая с надрывом описывала боль в ноге. Судя по беседе, инициатором культпохода была шляпка, и только она одна получила настоящее удовольствие от представления.
|
|
– Все тебе, Лизавета, хи‑хи да ха‑ха! – недовольно прогундосила левая беретка, когда шляпка мягко пошутила насчет ее больной ноги.
Сердце Эльзы застучало сильнее. Шляпку звали Елизавета, Лиза. Именно под таким именем знали Эльзу ее московские знакомые. Это был знак. И с того вечера вампирша стала тенью Лизы.
Она проводила Елизавету до самого дома и, затаившись у подъезда, проследила, в каком из окон зажжется свет. Через несколько дней она знала о ней почти все. Елизавета Петровна жила одна, но не скучала. Она ходила в бассейн, подолгу гуляла в парке, забирала из школы сына работающей соседки и с удовольствием возилась с ним. У нее самой был взрослый сын, прозябавший в каком‑то НИИ, и невестка, с которой они друг друга на дух не переносили. Имелась и внучка – легкомысленная девица двадцати трех лет, кипами скупавшая модные журналы и в свободное от работы время часами шатавшаяся по магазинам. Бабушку она посещала раз в месяц, магазины – пять раз в неделю. Узнав об этом, Эльза испытала острое желание промыть девчонке мозги и убедить быть внимательнее к своей чудесной бабушке. Загипнотизировать ее не составило бы труда, но Эльза не хотела, чтобы интерес внучки был искусственным.
|
|
Несмотря на то что Елизавета Петровна страстно любила жизнь, интересовалась культурой и искусством, поддерживала тесные отношения с подругами и категорически уклонялась от публичного обсуждения старческих недугов, Эльза не могла не ощущать ее тихой грусти и ее ностальгии по молодости. Бравурно называя себя семнадцатилетней, Елизавета покупала в аптеке пачки лекарств и гель для зубного протеза. Выбирая новую шляпку, два дня перебивалась на кефире. Кокетливо отказываясь от места, которое уступали ей в автобусе, она валилась с ног, подходя к дому.
Таких, как она, называют мировыми бабушками, ими восхищаются. Если бы Эльза могла стариться, она бы хотела стать такой, как Елизавета. Но глядя на нее сейчас и восторгаясь ее внутренней силой, ее оптимизмом и жизнелюбием, художница с каждой минутой все отчетливее понимала, что не хочет старости – даже такой достойной и неунывающей, как у Елизаветы. Одиночество, дряхлость, невостребованность – не для нее.
Еще недавно Эльза с умилением представляла себе седину в волосах, морщинки под глазами, фартук, перепачканный мукой, внуков, цепляющихся за юбку и уплетающих бабушкины блины. Счастье казалось ей рекламным роликом «Домик в деревне», а бабушка из рекламы с кринкой простокваши – самой счастливой женщиной на свете. Теперь же Эльза поняла: представься Елизавете или рекламной бабушке шанс поменяться с ней судьбами, вернуть молодость и сохранить ее на долгие годы, старушки согласились бы без всяких раздумий. Ей, Эльзе, несказанно повезло, и грешно жаловаться на судьбу.
В свои семьдесят пять она по‑прежнему молода и хороша собой. У нее нет недостатка в поклонниках и в средствах. Она здорова и полна сил, ей незнакомы старческие недуги, она не проводит треть времени в больницах и в очереди к врачам, не видит равнодушия внуков и детей, не живет от пенсии до пенсии.
Совет психолога оказался весьма эффектным. Изучив жизнь Елизаветы Петровны, Эльза по‑другому взглянула на свою собственную. Заключительный этап, встреча с Елизаветой, окончательно расставил точки над «i».
Набив пакеты колбасой, сыром, печеньем, чаем, йогуртами и фруктами, прихватив баночку красной икры и необыкновенной красоты торт со взбитыми сливками, Эльза направилась к дому Елизаветы. Она страшно волновалась, ведь сегодня ей предстояло взглянуть в лицо своему отражению, своей второй проекции, своей постаревшей двойняшке.
Елизавета Петровна открыла дверь быстро, как будто только ее и ждала, но на лице отразилось разочарование.
– Простите, я вас за внучку приняла, – неловко улыбнулась она, подслеповато щурясь.
Увидев Елизавету, Эльза страшно растерялась, пробубнила свою легенду про соцработника, зачем‑то назвалась чужим именем, отчего смешалась еще больше.
– Но я ничего не заказывала, – удивилась Елизавета Петровна. – Да и не нужно мне ничего, у меня сын есть, внучка, есть кому мне помочь. Вы вон лучше к Клавдии Степановне загляните – она совсем одинокая, и положение у нее затруднительное. У нее собачка очень болеет. Хорошая собачка, но недолго ей осталось. Так Клава, добрая душа, ей с пенсии мясо покупает, а сама голыми макаронами питается. Мы ей по‑соседски помогаем кто чем может. Так что подарки ваши ей весьма кстати будут.
– Но ведь это вы – вдова ударника труда, – озвучила заготовленную легенду Эльза. – Меня завод к вам направил, я отчитаться должна. Давайте я вам все это передам, а вы уже сами распорядитесь?
– Так вы с Мишиного завода! – обрадовалась Елизавета. – Ну что ж, проходите.
Эльза занесла пакеты в кухню и помогла хозяйке накрыть стол в комнате, с интересом поглядывая по сторонам. Ведь в такой обстановке могла жить она, если бы жила на пенсию!
Квартира хранила остатки былого благополучия: во всю стену в единственной комнате раскинулся чешский гарнитур с отслоившимся кое‑где фасадом, в серванте поблескивала богатая коллекция хрусталя, разбавленная бело‑розовыми мазками фарфорового сервиза. Из центра пожелтевшего от времени потолка вырастала люстра с белыми плафонами‑лилиями на позолоченных дужках. Потертый паркет был прикрыт распушившимся по краю коричневым ковром.
Переезжая в Россию, Эльза читала об обычаях русских, в том числе и о массовом увлечении коврами, и о стремлении выставить напоказ хрустальную посуду. Но, видимо, информация была устаревшей. В отремонтированных по последнему слову евродизайна квартирах местных вампиров ковров не было и в помине, а хрусталь был надежно спрятан в кухонных шкафчиках.
Квартира Елизаветы Петровны, напротив, была ожившей иллюстрацией к той брошюре. Наверное, интерьер здесь не менялся уже десятки лет. Эльза отметила лежащий на столике у телефона томик «Воскресения» Толстого, на диване – подарочное иллюстрированное издание «100 чудес света» и заставленный горшочками с фиалками подоконник.
В квартире царили чистота и порядок. Чувствительная к запахам Эльза не уловила присущих старым домам затхлости и плесени. В доме Елизаветы Петровны пахло яблочным пирогом, корицей и сладкими духами «Дольче вита» – наверное, подарок сына или внучки.
– Я не вовремя? – тактично поинтересовалась Эльза. – Вы кого‑то ждали?
– Внучка обещала заехать, – тепло улыбнулась Елизавета Петровна, и лучики морщинок осветили ее лицо особым сиянием. – Я вот пирог испекла, угощайтесь!
Хозяйка поставила блюдо с выпечкой на стол, покрытый желтой скатертью с клубничками, и пригласила садиться.
– Так вы с Мишиного завода? Расскажите, как там сейчас дела, – мягко попросила она.
Эльза, предусмотрительно изучившая сайт предприятия, пробубнила последние новости о внедрении новых технологий и производстве новой продукции.
– Приятно, что руководство не забывает своих лучших сотрудников. А вы иностранка, Лера? – проницательно спросила Елизавета Петровна. – В вашей речи слышится легкий акцент.
– Я несколько лет стажировалась в Германии, только недавно вернулась, вот и разучилась по‑русски говорить, – пояснила художница. Она знала пять языков, побывала в пяти странах, но так и не смогла избавиться от немецкого говора. – Елизавета Петровна, вы расскажите о себе, как вы живете, может быть, испытываете какие‑нибудь трудности? Мы могли бы помочь.
– Спасибо, Лера, – тепло улыбнулась пожилая женщина. – Но у меня все хорошо. Дети не забывают, внучка у меня добрая девочка, всегда на их поддержку могу рассчитывать.
– Вы довольны своей жизнью? Как она сложилась? – затаив дыхание, спросила Эльза.
Елизавета Петровна лукаво взглянула на нее:
– Это вам для отчета надо?
Эльза смутилась.
– Ну что вы, Елизавета Петровна! Вы очень интересная женщина, особенная. Вы не похожи на своих ровесниц. И судьба у вас, должно быть, особенная, – взволнованно пробормотала она.
Хозяйка польщенно улыбнулась, но ответить не успела – зазвонил телефон. Елизавета извинилась, вспорхнула со стула и подняла трубку.
– Жанночка! – радостно поприветствовала она. – Здравствуй, милая. Ты скоро? Как, не сможешь? – Сияние, исходящее от Елизаветы Петровны, как‑то мигом потускнело, и сердце Эльзы защемило от жалости.
Ведь это она могла быть на месте Елизаветы. Приготовила бы пирог, израсходовала капельку драгоценных духов, чтобы показать, что ценит подарок, прислушивалась бы к шагам за дверью, спешила на звонок, ожидая внучку… или внука. А Ганс, ее милый мальчик, выросший в великовозрастного оболтуса, позвонил бы с извинениями, наплел уважительную причину, чтобы не видеться с нудной старухой, а сам сбежал бы в паб с друзьями или на свидание со смазливой девчонкой.
– Конечно, Жанночка, ничего страшного… – заверила внучку Елизавета Петровна. – Нет, что ты, не обижаюсь. Может, завтра?.. Не успеешь? Ну что ж, тогда как‑нибудь в другой раз. Удачи тебе, моя умница. Целую!
– Что‑то случилось? – хрипло спросила Эльза.
– Да на Жанночку свалились срочные дела по работе, – преувеличенно бодро отозвалась хозяйка, отводя глаза. – Никак сегодня не сможет выбраться. Ну что ж, нам же больше пирога достанется!
– Пирог замечательный, – горячо похвалила Эльза.
– Хорошо, что вы пришли, Лерочка. Одна я с ним не справлюсь!
Хозяйка изо всех сил старалась скрыть расстройство от звонка внучки, а у Эльзы на глаза навернулись слезы.
– Что с вами, Лера? – заволновалась Елизавета. – Вы плачете?
– Соринка в глаз попала, – заморгала Эльза, вскакивая с места. – Можно, я в ванной промою?
– Конечно!
Подставив ладони под холодную воду и вытирая катившиеся по ее щекам невыплаканные слезы Елизаветы Петровны, Эльза со злостью подумала, что пустышка Жанна не заслуживает такой чудесной бабушки. Наверное, опять по магазинам побежала, дурочка. Услышала про завоз новой коллекции и забыла про бабушку, воспитавшую ее и посвятившую ей себя.
Если бы только можно было на время поменять телами бабушек и внуков! Даже дня хватило бы, чтобы неблагодарные внуки осознали все отчаяние одинокого, забытого близкими человека и поменяли свое отношение. К сожалению, она не волшебник, а всего лишь вампирша. Заигравшаяся в долголетие, насочинявшая себе кучу проблем, возведшая старость в рант абсолютного счастья. Какой глупой она была! Стыд‑то какой!
– Лерочка, все в порядке? – осторожно постучала в дверь хозяйка.
– Уже иду! – наигранно радостно откликнулась Эльза, стирая с пылающих щек дорожки слез.
В комнате Елизавета Петровна разливала по чашкам горячий чай. На столе прибавилась тарелка с бутербродами с колбасой и сыром, которые принесла Лера, и коробочка конфет.
– Вы все еще хотите услышать историю моей жизни? – с улыбкой поинтересовалась она. – Теперь нам торопиться некуда, могу рассказывать хоть всю ночь напролет.
– Конечно, Елизавета Петровна! – закивала Эльза.
– Ну что ж, тогда я начну. А вы уж меня, Лерочка, остановите, как станет скучно, не стесняйтесь.
– Договорились, – согласилась художница, готовая слушать необыкновенную женщину хоть до рассвета.
Елизавета оказалась приятной и искусной рассказчицей. Не зацикливаясь на своей персоне, она увлеченно описывала приметы эпохи, вспоминала комичные истории из жизни знакомых, со смехом говорила о нелепицах цензуры, надзоре партии и гнусных анонимках, с иронией описывала пустые полки в магазинах и длинные очереди – все то, о чем Эльза читала, но чего не застала, живя в Европе.
Живое воображение художницы дорисовывало детали, наполняло истории красками и превращало рассказ Елизаветы то в занятный комикс, то в цикл сменяющих друг друга картин, то в череду злободневных и сатиричных карикатур, то в масштабное эпическое полотно, то в камерную семейную зарисовку.
Перед глазами Эльзы пронеслась звенящая и беспокойная юность, восторженная молодость, полная забот зрелость, предательски подкравшаяся старость. Год за годом, событие за событием переживала она вместе с рассказчицей радости и огорчения, благополучие и неустроенность, победы и разочарования, взлеты и падения. Вместе с Елизаветой взрослела, становилась невестой, а затем матерью, слышала первые слова ребенка, стирала пеленки, выбирала школу, собирала на выпускной, гуляла на свадьбе, нянчила внучку, без остатка отдавала себя семье…
– Совсем я заболтала вас, Лерочка! – спохватилась хозяйка, взглянув на часы. – Уже десятый час.
– Да это вы меня простите, что время у вас отнимаю, – смутилась Эльза.
– Что вы, Лера, какое у меня время! – всплеснула руками Елизавета. – Мне только в радость провести вечер в такой чудесной компании.
– Елизавета Петровна, – решилась спросить Эльза, – а если бы выпал шанс вернуть молодость, вновь стать двадцатилетней, вы бы им воспользовались?
– Я прожила интересную и непростую жизнь, Лера, – задумчиво ответила хозяйка. – И не жалею о том, что было. Если бы вернуть молодость означало вернуться в прошлое и прожить жизнь заново… Нет, мне этого не хотелось бы. Я слишком привыкла к хорошему кофе на завтрак, отсутствию очередей в магазинах и сериалам по телевизору, – иронично улыбнулась она.
– А если бы вы смогли стать молодой в этом времени?
– Сейчас? – Елизавета озорно улыбнулась. – А что, не отказалась бы! Мне, знаете ли, Лера, всегда нравилось красиво одеваться, но в мои годы возможности были весьма ограниченны. Жанночке в этом плане раздолье – только выбирай! Я мечтала о путешествиях, но только однажды выбралась в Париж. Сейчас границы открыты, да куда уж мне теперь покорять дальние страны! Вон только на картинках и смотрю чудеса света. – Хозяйка кивнула на альбом, лежащий на диване. – Спасибо внучке, подарила. Знали бы вы, Лера, как я завидую нынешней молодежи. Ведь они могут увидеть и Пизанскую башню, и Колизей, и Великую Китайскую стену, и Стоунхендж… Они ездят к морю в Египет, в Турцию, в Испанию, могут увидеть своими глазами роскошные пляжи Мальдивов и Гоа… В мои годы, Лера, море ограничивалось Крымом, Кавказом и Сочи. Я, конечно, очень люблю Крым, но я бы с большим удовольствием поколесила по новым странам, нежели из года в год приезжать в Ялту и Коктебель… А эти удивительные процедуры – обертывания, массажи, маски, которые предлагают нынче в салонах красоты? Советской женщине и маникюр с педикюром были недоступны. Да какой уж там маникюр, когда стиральных машин не было. Все ведь вручную стирали! А в выходные на грядках горбатились – тоже, знаете ли, не благоприятствует красоте ногтей, – усмехнулась Елизавета Петровна. – Сейчас у молодежи жизнь легче, возможностей больше… Цените это, Лера. Цените каждый миг! Вы родились в безумно интересное время.
– Постараюсь, Елизавета Петровна, – хрипло пробормотала Эльза.
– Я ответила на ваш вопрос? – улыбнулась хозяйка и испытующе воззрилась на гостью. – Вы случайно не добрая волшебница, которая может взмахнуть волшебной палочкой и сделать меня ровесницей Жанночки?
Вампирша поперхнулась остывшим чаем.
– К сожалению, нет, – осторожно ответила она.
– Жаль, – театрально вздохнула Елизавета и озорно подмигнула ей. – Уж я бы задала жару на дискотеке!
Женщины рассмеялись, и Эльза, взглянув на часы, засобиралась домой.
– Знаете, Лера, – робко добавила Елизавета, провожая ее в прихожей, – вы заходите, если будет желание.
– Обязательно зайду, – взволнованно пообещала Эльза. – Обязательно‑обязательно!
– Мне почему‑то кажется, что вы не обманете. Хотя вы ровесница моей внучки, но мне кажется, что вы гораздо взрослее, Лерочка. Я не хочу сказать ничего плохого про Жанну, но она несколько легкомысленна. А вы, Лера, показались мне мудрее некоторых моих ровесниц.
– Вы преувеличиваете, Елизавета Петровна, – поспешно открестилась вампирша.
– Я была очень рада знакомству, Лерочка, – тепло распрощалась с ней хозяйка.
– Я тоже. Я обязательно зайду еще!
Из гостей Эльза отправилась прямиком в студию. Она уничтожила все свои состаренные портреты, которые хранила здесь, и нарисовала угольком портрет Елизаветы Петровны. Поставив последний штрих, Эльза мысленно пообещала, что проживет всю отпущенную ей молодость, радуясь жизни и ценя каждое мгновение. Кипу рисунков Ганса она бережно сложила в коробку и убрала в чулан, попрощавшись с мальчиком. Когда она рисовала его, она не думала, что однажды он может вырасти и стать таким же равнодушным, как Жанна по отношению к своей бабушке. Надо будет проучить глупую девчонку, подкараулить ее в подворотне и…
Стук в дверь застал ее врасплох.
– Это ты? – удивилась Эльза, приглашая войти. – Какими судьбами?
– Разве я не могу зайти проведать старую подругу? Ты что‑то совсем отшельницей стала, не радуешь нас своим обществом, игнорируешь вечеринки. Совсем расклеилась, подруга?
– Да нет, просто дела были. Но теперь все в порядке. – Эльза отвернулась, чтобы убрать холст в ящик стола. Ей почему‑то не хотелось, чтобы портрет Елизаветы Петровны увидел кто‑то еще. – Когда там следующая тусовка? Я обязательно приду!
– Не думаю. – Знакомый голос стал ледяным, как айсберг, который погубил «Титаник».
– Что, вечеринка только для избранных? – усмехнулась Эльза. Ящик оказался заперт, и она принялась ворошить наброски в поисках ключа. – Простым вампирам вход воспрещен?
– Только тебе.
Укол между лопаток заставил Эльзу дернуться, но смертельный холод уже разливался по спине. Эльза пошатнулась и упала на портрет Елизаветы Петровны, который она не успела спрятать. Лицом к лицу.
– Что ты делаешь? – прошептали немеющие губы.
– То, что ты заслуживаешь, – прозвучал безжалостный голос.
Эльзе сделалось так горько, что во рту возник вкус полыни. Горько от предательства человека, которого она считала другом почти полвека. Горько от того, что обещание, данное Елизавете Петровне, так и окажется невыполненным. Она не придет к ней снова, и пожилая женщина, которую она успела полюбить, как родную, посчитает ее такой же пустой и легкомысленной девчонкой, как и внучка Жанна.
Холод уже схватил ее за шею, сковал язык, не давая возможности сглотнуть эту горечь. «Прости», – мысленно прошептала вампирша, глядя в нарисованные углем глаза Елизаветы, вбирая в себя все тоненькие лучики морщинок. И ей показалось, что в глубине угольков‑глаз мелькнул огонек, словно прощая и отпуская ее. А потом портрет стал стремительно покрываться черными штрихами, стершими черты лица, которые она так тщательно вырисовывала какой‑то час назад, и превратился в «Черный квадрат» Малевича, который всосал ее внутрь.
Глава 8
ВАМПИР ДЕЛАЕТ ГЛЯНЕЦ
Существуют, наверное, на этом свете умные и предусмотрительные люди. Я, во всяком случае, к ним не принадлежу.
Катажина Грохоля. Сердце в гипсе
Существует масса способов отправить вампира на тот свет, помимо традиционного осинового кола в сердце, – кстати говоря, данное средство не менее эффективно действует и на обычных людей, так что оставшиеся без надобности колы никогда не пропадут.
Хватай за горло!
Терри Пратчетт. Carpe Jugulum.
– Жанночка, вставай, на работу опоздаешь! – тормошила меня бабуля на следующее утро.
Я машинально вскочила на постели, скосила глаза на часы в музыкальном центре – половина восьмого. Опаздываю!!! А эта жестянка и не думала меня будить.
Домой я вернулась только в шесть, поэтому сейчас соображала крайне туго. На автопилоте протопала в ванную, почистила зубы, протерла лицо тоником, нанесла на лицо крем со светоотражающими частичками, еле‑еле доползла до кухни. И только выпив полчашки какао, заботливо сваренного бабулей, пришла в себя.
– Бабушка, – простонала я, отодвигая кружку и кладя голову на стол. – Я ведь со старого места уволилась!
– Как уволилась? – всполошилась бабуля, чуть не расплескав йогурт из бутылочки. – Когда? Почему?
– Так получилось. Я новую работу нашла, о которой всегда мечтала.
– Это какую ж? Моделью, что ли? – Бабуля взглянула на меня с явным сарказмом.
– Модным обозревателем, – вдохновенно сочинила я. – Я теперь по ночам работаю, светские вечеринки освещаю. Я и сегодня ночью там была, под утро только со смены вернулась.
Бабушка недоверчиво сверлила меня проницательным взглядом.
– А Саша что же? Тоже с тобой?
– Почему? Саша на прежнем месте осталась. Ты же знаешь, она далека от моды.
– Зато у нее сердце золотое, – заметила бабуля. – А у этих светских львиц только одно на уме.
– Это что же? – заинтересовалась я.
– Шмотки, конечно, – усмехнулась бабушка. – А ты что подумала?
– Ну ладно, бабуль, спать хочу – с ног валюсь. Я уж пойду, ладно?
– Иди, оборзеватель ты мой новоявленный, – хмыкнула бабушка. – Набирайся сил перед новой сменой.
Проваливаясь в сон, я успела подумать: а что, если правда устроиться в какой‑нибудь модный журнал? Или на худой конец в желтую газетенку. Надо же с чего‑то начинать!
Проснулась я в одиночестве. Бабуля, оставив на кухне тарелку с сырниками, умчалась на юбилей к подруге, о чем подробно написала в записке, на всякий случай указав адрес и домашний телефон виновницы торжества.
За плотным завтраком, который по времени больше соответствовал ужину, я посетовала на то, что моя ежеутренняя традиция с песнями‑предсказаниями, похоже, канет в Лету. Не заводить же будильник на поздний вечер! Да и спешить мне теперь особенно некуда. А жаль… Что ж мне, все время бездельничать? Хотя что я там сочиняла бабушке про новую работу?
Поспешно покончив с сырниками, я выскочила из дома, добежала под дождем к киоску с печатью и скупила весь ассортимент желтых газет и глянца, освещающего жизнь знаменитостей. Неожиданно в глаза бросилась фотография Ниночки‑Нэнси, украшающей обложку модного мужского журнала. Ну точно, это же журнал Аристарха!
– И этот посчитайте, – попросила я.
Дома я первым делом развернула «Мачо» на странице, посвященной Нине. Оказалось, что Ниночка – известная модель и начинающая актриса, приглашенная на съемки нового блокбастера «Команда „Феникс“. Потом я нашла колонку главного редактора: Аристарх дружелюбно улыбался и ненавязчиво источал флюиды привлекательности и уверенности в себе. Редкий случай: девушки выпадут в осадок при виде душки‑редактора, а мужчины‑читатели испытают к нему доверие и захотят быть на него похожими.
А что, не пойти ли мне работать под начало Аристарха? И бабушку обманывать не придется, и занятие себе найду на первое время. Я набрала номер редакции и только потом взглянула на часы: начало шестого, не поздновато ли? Но трубка уже откликнулась приятным женским голосом, однако девица заартачилась, когда я потребовала соединить с главным редактором.
– По какому вопросу? По личному! Кто говорит? Жанна. Какая Жанна? И вы еще спрашиваете, какая Жанна?! Вы телевизор‑то смотрите?!
Девушка ойкнула, видимо решив, что с ней говорит как минимум Жанна Фриске, и благоговейно пролепетала:
– Соединяю.
В трубке заиграла мелодия из «Эммануэль», но не успела я удивиться ее банальности, как телефон мурлыкнул знакомым голосом:
– Жанночка, душа моя! Ты решилась еще на одну фотосессию? Рад, рад.
– Но только на моих условиях! – решила пошутить я, интимно приглушив голос и добавив в него вкрадчивой сексуальности.
– Для тебя, моя душа, все, что пожелаешь! – расщедрился вампир.
– Хочу слона! – капризно сказала я.
Алмазов на том конце провода потрясенно замолчал.
– Слона? – переспросил он. – Живого?
– Да уж не игрушечного! – обиженно воскликнула я. – За кого ты меня держишь? Звезда я или нет?
– И как ты себе это представляешь? – растерянно протянул Алмазов.
– Я представляю себя на слоне! – азартно поведала я.
– Обнаженной? – В голосе Алмазова послышался профессиональный интерес. Наверное, в его голове уже щелкал калькулятор, подсчитывающий прибыли от экзотической фотосессии, самая эффектная фотография которой пойдет на обложку журнала.
– Обойдешься! – отрезала я. – В костюме Щелкунчика.
– Жанна, – осторожно поинтересовался Алмазов, – ты вчера хорошо отдохнула?
– Намекаешь на то, что я под кайфом? – оскорбилась я. – В тебе нет ни капли креатива!
– Тогда, – Алмазов смущенно кашлянул, – может, объяснишь мне, как сочетаются слон и зубастый уродец?
– Это ты меня уродцем обозвал? – заохала я.
– Жанночка, – взмолился Алмазов, – твои идеи чересчур новаторские, чтобы понять их по телефону. Может, встретимся вечерком и все обсудим? Ты не собираешься сегодня в «Сатурн»?
– Лучше я приеду к тебе в редакцию, пока я их не забыла, – провозгласила я.
– Хорошо, – смирился Алмазов. – Когда тебя ждать?
– Начинай! – царственно велела я. – Буду через час.
У дверей редакции, за которыми сидел хмурый охранник, я немного пожалела о своем розыгрыше. Пропускная система – не шутки, вдруг не пустят? Но, видимо, я правильно рассчитала свой наряд, снабженный черными очками‑стрекозами и дизайнерской бабушкиной шляпкой (надеюсь, бабуля на меня не рассердится!). При виде меня охранник молча выдал пропуск и даже сопроводил к лифту.
В кабинет Алмазова я ворвалась, чуть не доведя до обморока секретаршу, и, не спрашивая ее позволения, прошествовала через приемную и распахнула дверь, застав дивную картинку: Нэнси на коленях Аристарха. Нэнси в эйфории, Аристарх в панике. От меня не укрылась его радость от появления посетителя. Вампир поспешно стряхнул Нэнси с колен и только потом, оглядев меня ошалелым взором, спросил:
– Вы кто?
– В гости звал, а сам не помнишь? – плаксиво поинтересовалась я и, сняв очки и шляпу, провозгласила: – Я девушка со слоном и Щелкунчиком!