Я сижу под табуреткой.
Я сегодня сам не свой.
К нам «на чай» пришла соседка,
Бутерброды с колбасой,
Крендель,
Сыр,
Конфетку
В рот кладёт соседка.
Головой качая,
Смотрит в чашку с чаем.
Я сижу под табуреткой
И гляжу из-под салфетки.
Я ещё не подрос.
Я маленький пёс.
КАК СЕЙЧАС ЗАЛАЮ!!!
Соседку напугаю.
Пусть сидит под табуреткой,
Накрывается салфеткой!
Бутерброды буду есть
И конфетку,
Крендель, сыр и колбасу
Ем я редко.
Если что останется –
Соседке пусть достанется.
Я УМЕЮ
Я умею мыть посуду,
только мыть её не буду.
Если пылесос включу –
пылесосить не хочу.
Мусор выбросить пора –
пусть потерпит до утра,
или даже до субботы
(будет мамин выходной),
мало ли ещё работы,
трудно сделать всё одной.
Если в детстве я устану,
как потом певицей стану?
Про котёнка
Мы шли по знакомой тропинке из школы
Домой через парк, по-осеннему голый
И грустный. Шёл дождь вместе с нами и тучи
Прижались к деревьям, сырым и колючим.
Мы шли через лужи, брели через яму
И возле киоска услышали «МЯУ!».
И мы оглянулись и остановились,
Позвали: «кис-кис!», а потом притаились.
Серёга вдруг плюхнулся на четвереньки
И сразу котёнка нашёл под ступенькой.
И шерсть на котёнке клочками торчала.
Серёга его испугался сначала.
А Борька воскликнул: «Он мокрый и грязный!
Не трогай его, он, наверно, заразный!»
«Какое же это имеет значенье!» -
Серёга сказал и насыпал печенья.
Котёнок прижал полосатые уши,
Зажмурил глаза, не пищал и не кушал.
А Катя сказала: «Давайте уйдём.
Мы разве котёнкину маму найдём?
Здесь кошек бездомных водится тьма.
Пусть кошка котёнка отыщет сама».
Мы дальше пошли по знакомой тропинке.
Серёга сопел и смотрел на ботинки.
Девчонки молчали, и хлюпала носом
Отличница Катя. «А скоро морозы
И снег», - прошептала она у подъезда.
И все разошлись. Я стоял под навесом
И видел везде полосатые уши -
На дереве, на тротуаре и в луже.
И понял, что там, под ступенькою грязной,
Мой друг пропадает, больной и несчастный.
И стало темно, и тропа стала скользкой,
И долго сквозь дождь я бежал до киоска,
Скорей, через лужи, быстрей, через яму.
Я папу смогу упросить, даже маму.
Ты только найдись, ты прости меня только.
И завтра узнают Серёга и Борька
Каким замечательным был этот вечер.
Мой мокрый котёнок бежал мне навстречу.
Барбос-матрос
Через мостик шёл Щенок –
Чёрный хвостик, белый бок.
А по речке плыл Барбос –
Рыжий хвост и чёрный нос.
Говорит ему Щенок:
- Ты до шёрсточки промок!
А в ответ ворчит Барбос:
- Закалённый я матрос.
Я плыву, где захочу,
И щенков нырять учу.
Рисунок
Краской цвета молока
Нарисую облака.
Краской цвета булочки
Нарисую улочку.
К доброй козочке пешком
Ходит гусь за молоком,
А потом из плошки
Угощает кошку.
АЛЕКСЕЙ МОЛЧАНОВ, С-Петербург
И. С.
Есть улочка с названием «Орбели»,
обычная, всем остальным под стать.
В стихах ее поэты не воспели
и вряд ли воспоют. А я... как знать.
Восьмой этаж, куда я шел с работы
на свет уютный в кухонном окне.
Мои шаги напоминали ноты
ноктюрна о любви и о луне.
Такие улицы оправдывают город
и помогают город расширять.
И трещины ползут домам за ворот
чуть медленней, чем к сердцу – благодать.
ПРИВАЛ
Луна. Деревья. Полночь. Тишина.
Костер. Ночевка. Впереди – дорога.
И эта незнакомая страна
как новый путь от Родины до Бога.
В деревьях – тьма. Шуршание – в кустах.
Поток реки шумит за перелеском.
Костер горит, рассеивая страх,
и звезды светятся осенним блеском.
Чужие неизвестные места,
огромные пустынные пространства.
Здесь кажется, что с нового листа
возможно все начать дорогой странствий.
Уж скоро утро, скоро рассветет
теперь бы только выспаться немного,
чтоб, зашагав назад, пойти вперед –
на край земли, к началу, в лоно Бога.
Ночую я среди отвесных скал,
смотря на небосвод чужого края.
Я здесь дорогу целый день искал,
Он знал ее, от глаз моих скрывая.
Как ночь нужна, чтоб день лучи простер,
так смерть нужна, чтоб заново родиться.
Я затушил свой гаснущий костер.
Повсюду тьма. Кричит ночная птица.
***
Это душа, позабыв о покое,
снова плывет к берегам красоты.
В ней что-то темное, что-то ночное,
в мыслях уже заполняет холсты.
Весь этот труд – только песнь лебединая
мира, что в сущности не разделен.
Это попытка слить воедино
распавшееся в начале времен.
В сердце оттенков чрезмерное буйство,
образы светом неясным полны.
Знает ли тот, что значит искусство,
кто видит его с другой стороны?
И просыпается с мыслью о Боге
не грешник уже, еще не святой.
Нет для художника лучшей дороги,
чем между безумием и красотой.
НА СМЕРТЬ ТАНИ П. III
Мне сегодня приятнее запах граппы
и привкус обычного табака.
Я тебя представляю идущей по трапу
в лодку к Харону тропинкой березняка.
Ты умерла и пока еще не воскресла,
прошлое лишь уходом своим воскреся.
Думать о смерти, в общем-то, бесполезно,
но и совсем не думать о ней нельзя.
С новым чувством взгляд задевает сетку
старого настенного календаря.
Бьется мысль соловьем о клетку,
ударами колокольного звонаря.
ОПРОСНИК.
ИЗ МАРСЕЛЯ ПРУСТА
Писатель, которого никогда не забудете?
Тот, кто не гонит на лист жижу.
Книга, какую всех больше любите?
Десять тех самых книжек.
Скажите, какую вы любите живопись?
Что-то между Малевичем и Босхом.
Что по-вашему главное в этой жизни?
Главное, чтобы не было слишком просто.
Что бы сказали о вас родители?
Что мы далеки, как луна и солнце.
Можно в двух словах о вашем учителе?
Если я – Сатурн, то он – мои кольца.
Что осталось, как лучшее, в вашей памяти?
Самая первая в жизни строчка.
Скажите, что вы еще не знаете?
Этого сам я не знаю точно.
Кого бы вы предпочли из женщин?
Возвращающую с того света.
Что для вас означают вещи?
Это голос Эпохи и с ней беседа.
Какая мысль вами в жизни правила?
Все мысли я на листах оставил.
Какое в дороге главное правило?
Главное просто идти – без правил.
Вы верите во Второе пришествие?
На этот вопрос налагаю вето.
Что для вас идеальное путешествие?
К себе, а значит, на край света.
Что означает для вас вымысел?
Я думаю, он совершенно реален.
Какой вопрос во главу угла вынесен?
На который ответ не отыскали.
Скажите, что исцелит безбожника?
Мысль и живое чувство.
Что страшнее всего для художника?
Переоценить искусство.
***
Любит кисть свои мазки,
зерна – первые ростки.
Любят птицы даль небес,
а медведи любят лес.
Любят лодочки гребцы.
Любят шкодить сорванцы.
Только Игорь никого
не любил и стал «того».
Любят музыку сверчки,
в скрипки втюрились смычки.
Лишь монах идет один,
мир любя, что триедин.
Любит ветер шум листвы,
а дупло – «лицо совы».
Любит вечер тишину.
Аня – Федю. Ну и ну!
Любит варежку рука.
Любят реку берега.
Любит образы поэт.
А прозаик – свой сюжет.
Любят звон – колокола.
А костер в лесу – зола.
Саксофон – саксофонист.
Короля – абсолютист.
Любит вечность пыль руин.
Любит лампу Алладин.
Любит мусульман Аллах.
Ну а сила любит страх.
Любит сладкое лимон.
Любит сторож крепкий сон.
Жажда влюблена в глоток,
а в голубку – голубок.
Любит летний дождь земля.
Любит человек поля.
Любит глаз тоску равнин.
Кипу – старенький раввин.
Любит море синий цвет,
рыцарь Да – принцессу Нет.
А ответ влюблен в вопрос,
а вопрос – в свой сколиоз.
Любят мифы резвых нимф.
Ангел – свой блестящий нимб.
Любит солнышко луну,
а прощение – вину.
Любит музыка певца.
Любит истина слепца.
Небо – твердь земных путей.
Любит Бог своих детей.
И беззвучно, не дыша,
любит озеро душа.
А слезинка любит грусть.
Любит сильно. Ну и пусть.
**
Снег сыпался сегодня целый день –
укрыл собой все скверики и крыши,
украсил подоконники и ниши,
безлюдные пространства площадей.
Явился снег прощеньем облаков,
прощаньем с поздней осенью, свободой –
в гармонии с изменчивой природой
в минуту наступивших холодов.
Везде лежит пушистый мягкий снег.
И самая возможность им бросаться
вполне имеет право называться
одной из правд, что знает человек.
Тут видимость, наверно, метров сто.
Снежинки быстро тают на ладонях.
Такой мороз! Какой возьмет огонь их?
А пруд – как белый выглядит листок.
Здесь кажется светлее даже ночь,
хоть небо в тучи серые одето.
Быть может, тут не отраженье света?
Быть может, снег – есть сам, как свет, точь-в-точь?
И это повод чаще замерзать,
гуляя посреди сугробов в стужу.
Но если снег здесь никому не нужен,
зачем тогда он стал бы выпада
МАРК ШАГАЛ. ДЕТСТВО
Мост, домишки, речка, дорога,
старая церковь на главной площади.
Где-то в груди таится тревога.
Вновь потерял я след белой лошади.
Я рисую, как вижу, как ощущаю.
Мне друг сказал: «Намарал, как пьяница».
Ему не понять, лучше выпьем чаю.
Пусть непохоже – у меня получается!
Как люблю я пейзажи Витебска!
Но пребывание в нем – несуразица.
В столицу бежать, где место для выплеска,
где красками хочется разукраситься!
Жизнь неясна, как закрытый тюбик.
Мне отец на пол швырнул «жалованье».
Пусть порой он суров, но меня любит.
Мне будет трудно, и ему жалко меня.
Ехать страшно, но надо, боже!
Жизнь впереди чересчур неясная –
похлеще первых моих художеств.
И мама в горе сидит – несчастная.
Надо же так родных огорошить!
Но вы мне любовью своей поможете.
А я найду тебя, белая лошадь,
потому что я вижу след белой лошади.
***
Неспроста блестят огни над нами
белизной открытого листа.
Неспроста приходим бедняками,
ими же уходим неспроста.
Брошу в вечер, пасмурный и синий,
две строки и зачеркну потом. –
То ли в память об иной России,
то ли чтоб не тронуться умом.
Что сказать стране неколебимой?
Боль народа сводится к рублю.
Что сказать мне женщине любимой?
Только то, что я ее люблю.
РОЖДЕСТВО
Сегодня как будто чуть-чуть холодней,
все будто бы медленней ходят,
в пейзаже, в домах, даже в лицах людей
какой-то неведомый холод.
Сегодня заметней рука божества
в снегу и румяной рябине.
И в этом является суть Рождества,
что Он заповедал нам в Сыне.
Пускай наша жизнь – как листы словаря,
где слова живого не сыщем.
Но вера, в грядущее дверь отворя,
дает настоящему пищу.
Поэтому нужно отправиться вспять,
к тому, что откроется новым,
поэтому не бесполезно страдать
в венце, чем-то схожим с терновым.
Так дерево не забывает листву,
корней ощущая основу.
Так мы возвращаемся все к Рождеству,
а мир возвращается к Слову.