Чтобы придать этой затее еще больше разнообразия и веселости, придумали устроить этнографический маскарад. Представители всех живущих в России инородцев должны были участвовать в шутовской свадьбе, плясать и петь по своему, и за свадебным столом есть свои любимые национальные кушанья. Губернаторам приказано было выбирать людей попарно, "и чтобы они собою были не гнусны", и перед отправкой в Петербург "убрать их в наилучшее платье со всеми приборы по их обыкновению, и чтоб при мужском поле были луки и прочее их оружие и музыка, какая у них употребляется".
Императрица Анна Иоанновна обычно проводила летние месяцы в Петергофе. По натуре своей, государыня не любила шумных торжеств и многолюдных приемов. В Петергофе, по контрасту с последними годами царствования его державного основателя, при ней было тихо и даже пустынно. Впрочем, это вовсе не означает, что императрица Анна не умела отдыхать со вкусом. Излюбленными ее развлечениями во время отдыха от бремени государственных забот были верховая езда, стрельба по птицам из окон Верхних палат, и особенно -- охота.
На окраине Нижнего парка был выстроен изящный павильон "Темпель", где государыня с ружьем в руках поджидала, когда на огороженную высоким забором лужайку перед окнами выгонят зверей. В специально устроенном для этой цели зверинце содержались во множестве росомахи, песцы, кабаны, буйволы, барсы и даже тигры.
Известна и другая большая страсть императрицы Анны -- птицы. Ежегодно для выпуска в петергофском саду и парке, для содержания во дворце и парковых павильонах по ее распоряжению закупались и отлавливались на воле сотнями, если не тысячами, соловьи, щеглы, зяблики, снегири, овсянки, чижи и т. д. Богатый птичник, к слову заметить, содержался при ней и в Летнем саду в Петербурге, где, к безграничному удивлению посетителей, содержались даже страусы...
Петергофский зверинец сохранялся и после смерти Анны Иоанновны. В царствование Александра I в нем содержались лишь немногие животные -- олени, косули и пр. Во время посещений императрицы Марии Федоровны по звуку рога все они сбегались в одном месте, и тогда государыня собственноручно кормила их хлебом...
Глава V
Кончина императрицы Анны Иоанновны. -- Россия в годы ее царствования. --
Провозглашение императора Иоанна Антоновича. -- Воцарение государыни
Елизаветы Петровны. -- Печальная судьба "Брауншвейгской фамилии".
Осень 1740 года императрица Анна Иоанновна проводила в Летнем дворце, но не в том, который принадлежал некогда Екатерине I и существует поныне, а в другом, новом, выстроенном по линии нынешней решетки сада, на месте галереи, где праздновалось бракосочетание царевны Анны Петровны. Дворец этот, хотя одноэтажный, был очень обширен, и убран со всевозможной роскошью; он был разобран впоследствии по приказанию императрицы Елизаветы Петровны.
В этом новом летнем дворце Анна Иоанновна, давно уже хворавшая, с 6 октября 1740 года почувствовала себя особенно худо, и 17 октября скончалась. Преемником престола объявлен был двухмесячный сын Анны Леопольдовны, принцессы Брауншвейгской, Иоанн Антонович.
По отзывам современников, лично знавших императрицу, от природы Анна была одарена здравым умом, и чувствительным сердцем. Однако тяжелое детство, несчастный брак (овдовела она всего спустя два месяца после свадьбы), одинокие годы при чуждом ей Курляндском дворе -- все это оставило на ее личности глубокий, неизгладимый след. Сказалось и то, что в юности царевна не получила ни достойного воспитания, ни серьезного образования. От матери она унаследовала строптивый, даже до некоторой жестокости, нрав, проявлениями которого она поражала окружающих еще в молодости, от отца -- страсть к буйным, безудержным весельям и пышным церемониям.
Царствование ее можно было бы назвать вполне благополучным: итоги и направление всех произведенных при ней реформ позволяют считать ее более последовательной преемницей великого преобразователя, чем это можно сказать о Екатерине I или Петре II. Однако годы, связанные в русской истории с ее именем, неслучайно пользуются недоброй славой. Едва избавившись от одного временщика, Меншикова, Россия получила при ней нескольких других, гораздо более алчных и менее одаренных. На целое десятилетие фактическим распорядителем при дворе императрицы стал граф Э.И. фон Бирон. В 1731 году он возглавил новый совещательный орган при императрице -- Кабинет министров, куда вошли кроме него Б.Х. Миних и Л.И. Остерман, которых Петр I по-своему ценил и жаловал, но к высоким постам не допускал.
России Бирон не знал и не понимал, нимало не сочувствовал интересам русского народа, и не стеснялся открыто выражать равнодушие и даже презрение к его обычаям и самой вере. Не доверяя ни единому сословию, он организовал в империи сеть полицейского сыска и надзора. Любое недовольство, часто -- даже мнимое, каралось строжайшим образом. Громкие политические процессы, неоправданно грубые методы наведения дисциплины в армии, жестокие казни, производившиеся от имени императрицы, все больше настраивали народ против "иноземцев".
Впрочем, исследования историков показывают, что масштабы репрессий при Анне Иоанновне не были чрезвычайно широкими. Общее число ссыльных насчитывают до 20 тысяч, в то время как в 1750 году в одном Петербурге населения было 95тысяч, а во всей империи, по очень приблизительным подсчетам, более 25 миллионов в 1762 году.
Когда Анна Иоанновна скончалась, оставив Бирона регентом при малолетнем императоре, недовольство временщиком стало настолько всеобщим и очевидным, что Миниху просто пришлось арестовать его. Суд приговорил Бирона за его злоупотребления к смертной казни, позже замененной на ссылку в Сибирь.
Впрочем, и после падения Бирона, которого теперь с успехом заменял Остерман, положение придворной партии, по мнению патриотически настроенного гвардейства, оставалось прежним. Анна Леопольдовна, сама наполовину немка, выросшая и воспитанная в немецкой среде, по-видимому, не торопилась менять заведенные при ее тетке порядки. Надежды гвардии были связаны с Елизаветой, которая, наконец, решилась на дворцовый переворот. В ночь на 25 ноября 1741 года во главе солдат-преображенцев она вошла в Зимний дворец, чтобы выйти из него уже императрицей.
"Брауншвейгская фамилия" была арестована и сослана в город Холмогоры. Анна Леопольдовна умерла в 1746 году, на двадцать восьмом году жизни, незадолго до этого родив на свет еще двух несчастных сыновей. После кончины супруги светлейший принц Антон-Ульрих прожил в Холмогорах еще около тридцати лет. Екатерина II разрешила ему возвратиться на родину, но он пожелал остаться с детьми, вскоре ослеп и умер. Иоанна Антоновича в 1756 году перевели в Шлиссельбургскую крепость под Петербургом. Одиночное заключение, которое он был принужден нести с грудного возраста, полное одиночество и вынужденное бездействие, наконец, суровые условия его содержания, -- все это губительно сказалось на его рассудке. Из жалости кто-то выучил его читать, и с тех пор чтение Священного Писания оставалось единственным его занятием.
В инструкции, данной его страже, предписывалось "если арестант станет чинить какие непорядки... то сажать тогда на цепь, доколе он усмирится, а буде и того не послушает, то бить... палкой и плетью... буде... кто б отважился арестанта у вас отнять, в таком случае противиться сколь можно и арестанта живого в руки не отдавать". Екатерина II, взойдя на престол в 1762 году, посетила невинного узника и найдя его "поврежденным в рассудке", повелела лишь смягчить, сколько возможно, условия его содержания. К инструкции же прибавилось: "Буде же так оная сильна рука, что опастись на можно, то арестанта умертвить, а живого никому его в руки не отдавать"...
В 1764 году подпоручик В. Мирович предпринял попытку освободить узника и провозгласить его императором. Уступая силе, охрана сдалась, но Иоанн Антонович, в соответствии с инструкцией, был заколот... Братья и сестры несчастного в 1780 году тайно были вывезены с небольшим штатом прислуги, священником и лекарем в Данию, где и окончили свою жизнь.
Чтобы закончить рассказ о петербургской жизни в 30-х годах XVIII века, упомянем о приезде в столицу персидского посла, которым много занималось тогдашнее общество. Говорили, будто этот посол имел тайное поручение от шаха Надира -- предложил брачный союз царевне Елизавете Петровне. В подарок от шаха императрице Анне Иоанновне привезли вслед затем из Персии великолепного слона, для которого выстроен был "Слоновый двор" на Фонтанке, на месте нынешнего Михайловского замка. При слоне находился персидский "слоновый учитель", обязанный смотреть за ним, лечить его и прогуливаться с ним по городским улицам. На Невском проспекте, куда обыкновенно водили слона, собиралась всегда толпа праздного народа. Так как толпу эту составлял всякий сброд, то многие дразнили и слона, и его провожатых, бросали в них камнями и палками. Содержание слона обходилось недешево; ему полагалось одной пшеничной муки по пуду в день, сахару 28 пудов в год, и что всего удивительней -- 100 ведер водки и виноградного вина. При этом оба напитка требовались лучшего качества, и однажды "слоновый учитель" пожаловался, что водка "к удовольствию слона неудобна, понеже явилась с пригарью и некрепка".
В 1741 году шах Надир, зная, что его слон был хорошо принят в Петербурге, прислал снова 14 слонов. Для них к существовавшему "Слоновому двору" пристроили еще новые обширные сараи, а для благополучного следования их перемостили Аничков и некоторые другие мосты. На Фонтанке устроили скат, по которому слоны могли бы ходить купаться. Позднее "Слоновый двор" перевели на угол Невского (называвшегося тогда Першпективной улицей) и Лиговки.
Глава VI
Новый век петербургской архитектуры. -- Постройки Бартоломео Растрелли. --
Деревянный Зимний дворец. -- Большой Зимний дворец. -- Аничковский дворец. --
Смольный монастырь. -- Улицы.
Мы видели, что до сих пор, при Петре Великом и его первых преемниках, Петербург только застраивался, удовлетворяя насущной потребности крова и разнообразным нуждам управления. Об украшении города еще мало заботились, больших, каменных зданий было немного. Даже важнейшие храмы строились деревянные: собор святой Троицы на Петербургской стороне, святого Исаакия близ Адмиралтейства, Рождества Христова на месте нынешнего Казанского собора. Но в царствование Елизаветы Петровны стали заботиться о том, чтобы украсить Петербург величественными зданиями, достойными столицы. К этому времени относятся многие такие сооружения, которые до сих пор считаются достопримечательностями города и составляют его украшение.
Наибольшая заслуга в этом отношении принадлежит молодому архитектору графу Растрелли, сыну итальянского скульптора, вызванного Петром Великим. Одаренный замечательным талантом, неистощимый в изобретении, знакомый лично с архитектурными памятниками Европы, получивший свое артистическое образование у лучших заграничных мастеров, Бартоломео Растрелли дал чрезвычайный толчок строительному искусству в России. Его именем называется целая эпоха в нашей архитектуре, и его создания отмечены такой величавой красотой, которая выделяет их даже среди позднейших памятников.
Еще в царствование Анны Иоанновны Растрелли составил первоначальный проект нового Зимнего дворца, на набережной между старым дворцом, переделанным из дома адмирала Апраксина, и Адмиралтейством. По этому плану и был выстроен временный дворец, существовавший до 50-х годов XVIII столетия. Но императрица Елизавета Петровна не любила ни этого дворца, ни своего собственного на Царицыном лугу, где она жила цесаревной. По вступлении на престол, она имела пребывание преимущественно в так называемом Летнем дворце на Фонтанке, на месте близ нынешнего Инженерного замка. Но дворец этот не отвечал расширившимся потребностям придворной жизни, и императрица приказала разом строить два новые дворца: один временный деревянный, у Полицейского моста, другой, каменный, на невской набережной -- оба по планам Растрелли.
За работы принялись с большой спешностью. Деревянный дворец строили в виде трех корпусов, соединенных галереями и выходивших фасадами на Адмиралтейский луг. Главный корпус, с парадными залами, был возведен в один год, и в ноябре 1755 года императрица могла уже переселиться в него. Несмотря на то, что дворец этот был временный, внутренняя отделка его и убранство отличались большой роскошью. Сюда были перенесены из старого дворца живописные плафоны, размещением которых в новых залах заведовал сам Растрелли. Особенным великолепием отличались парадные комнаты. В главной зале, с вызолоченными панелями, было 12 огромных окон, и против них такое же число громадных зеркал. Здание вообще изобиловало окнами, и потому все происходившее в лицевых комнатах было видно снаружи. Всех покоев насчитывалось во дворце до сотни; но так как преобладали парадные залы, то помещение оказывалось довольно тесным для придворного штата.
При дворце устроена была богато раззолоченная театральная зала для придворных спектаклей.
Постройка каменного Зимнего дворца, почти в том самом виде, какой он имеет теперь, тянулась много лет, и была закончена, и то лишь вчерне, уже в царствование Петра III. Она требовала больших денег и громадного числа рабочих. В деньгах часто происходила задержка: отпускали вместо 120 тысяч в год -- 70 или 40; это так огорчало Растрелли, что он заболел. Для снабжения лесом, камнем и известью приняты были особые меры. Все сплавы по Ладожскому каналу и Неве отданы были в распоряжение "Канцелярии Строений", заведывавшей возведением дворца; никто не имел права в течение трех лет рубить там леса и ломать камень. Сенатским указом предписывалось доставить в Петербург известное число рабочих -- каменщиков, плотников, столяров, кузнецов, штукатуров, литейщиков и пр. Другим указом велено было прислать из гарнизонных школ сто человек солдатских детей, от 12 до 15 лет, и отдать их в науку мастерам позолотного, резного и лепного дела, для работ по дворцу. Всего рабочих трудилось около 4 тысяч человек; их шалаши покрывали все громадное пространство, занимаемое ныне Дворцовой площадью и Александровским садом. Впоследствии, когда работы были окончены, генерал-полицеймейстер Корф предложил Петру III разрешить жителям города растащить весь скопившийся здесь хлам и мусор. Императору понравилась эта мысль, и он велел сделать соответствующее оповещение. Толпы народа тотчас устремились на площадь. Иные бежали пешком, другие ехали на возах. Суетня поднялась необычайная. Тысячи рук тащили доски, выворачивали бревна, копались в кучах щепок, щебня и мусора. Нагрузив возы, уезжали домой, сваливали добычу и спешили снова возвратиться. Зрелище получалось настолько своеобразное и забавное, что сам Петр III долго стоял у окна, глядя как народ рвал и тащил все что попадалось под руку. К вечеру ото всех этих лачужек, шалашей и сараев не осталось ни щепки; даже на щебень и мусор нашлись охотники. Таким образом громадная площадь была очищена в несколько часов, и это не стоило казне ни копейки.
Затянувшаяся постройка Зимнего дворца была закончена только весной 1762 года, но и то еще не вполне. Фасады дворца имели нынешний вид, но впоследствии, при Екатерине II, к нему сделаны были еще многие пристройки со стороны Зимней канавки, а также устроен был Зимний, или висячий, сад и довершено убранство самых больших парадных зал.
В архитектурном отношении Зимний дворец представляет лучшее создание гения Растрелли и один из великолепнейших памятников середины XVIII столетия, нисколько не потерявший в красоте и величии среди позднейших зданий. Он выстроен в так называемом стиле "рококо", несколько причудливом и изысканном, бывшим повсеместно в большой моде во время господства французских вкусов. Но гений Растрелли проявился именно в том, что этому небезукоризненному стилю он умел придать такую величавую красоту и изящную легкость, что его создания не производят впечатления тяжеловатой вычурности, присущего вообще постройкам "рококо".
Зимний дворец представляет громадное четырехэтажное здание, расположенное в виде продолговатого четырехугольника. Крыша очень низкая, так что за находящимися на карнизах украшениями ее почти не видно. В нижнем этаже колонны ионического, а в верхнем -- коринфского стиля. Главный фасад обращен к площади и украшен террасами, статуями и кариатидами. В нынешнее царствование, у западного фасада дворца разбит сад, обнесенный великолепной чугунно-каменной оградой.
В царствование Елизаветы Петровны возведено было также здание Аничковского дворца, сохранившееся с некоторыми перестройками до нынешнего времени. Название свое дворец получил от Аничковской слободы на Фонтанке. Занимаемый им огромный участок Елизавета Петровна купила в 1741 году у купца Лукьянова и поручила архитектору Земцову спешно построить там каменное здание с большим садом. Один из учеников Земцова, Дмитриев, представил чертежи и планы дворца. Они были одобрены, и работы закипели. Вскоре Земцов умер, и распоряжение постройкой поручено было Растрелли. Гениальный итальянец уже не мог изменить выведенных по весьма простому плану стен, и обратил все свое искусство на внутреннюю отделку. В 1746 году дворец вчерне был уже готов. Императрица приказала поставить над ним два купола: один с крестом, над предположенной церковью, другой для симметрии на противоположной стороне. Железный крест, высотой 4 аршина (2,8 м), был выкован на Сестрорецких заводах; на золочение его пошло до двух фунтов (около 800 г) золота. Сама церковь сооружена была в 1751 году. Аничковский дворец был подарен обер-егермейстеру Алексею Григорьевичу Разумовскому, который впрочем мало жил там, и в 1767 году продал его в казну.
В своем первоначальном виде, Аничковский дворец представлял трехэтажное здание с двумя выдающимися крыльями, увенчанными куполами из белой жести, с золочеными орнаментами и звездами на шпицах, а посредине выступал фронтон, украшенный раззолоченными статуями, держащими на щите, под короной, вензель Елизаветы Петровны. От главного подъезда вели к Фонтанке гранитные ступени, так что можно было подплывать ко дворцу на лодке. У этого же подъезда был устроен бассейн, над которым по краю берега проходила открытая терраса с балюстрадой и павильонами по углам. Между террасой и дворцом, по обеим сторонам бассейна, были разбиты цветочные клумбы. В ворота с Невского вел проезд по мосткам через канал, тянувшийся вдоль улицы. За дворцом находился пруд с высокими насыпными берегами, с аллеями и боскетами, занимавшими все пространство нынешнего дворцового сада. На месте же нынешнего Александрийского театра разбит был цветочный сад, со спуском воды из пруда для поставленного там фонтана.
Над внутренней отделкой Аничковского дворца трудился сам Растрелли, с немалым числом итальянских художников и мастеров. Он истощил свою изобретательность, сочиняя рисунки для роскошной деревянной резьбы и других украшений.
Наряду с дворцами, Петербург украшался в тоже время большими каменными храмами, причем и здесь Растрелли высказал свой блестящий талант. К замечательнейшим церковным сооружениям принадлежит выстроенный по его плану Смольный монастырь. Хотя и выведенная под купол, церковь этого монастыря долгое время оставалась незаконченной, и только в царствование Николая I получила окончательную отделку. Рассказывают, что знаменитый архитектор времен Екатерины II, Кваренги, проезжая мимо Смольного, всегда снимал шляпу и любовался превосходными линиями сооружения.
При Елизавете Петровне выстроены также Владимирская церковь, Никольский Морской собор, церковь Захария и Елизаветы и некоторые другие.
Нельзя не упомянуть также, что в это время стали строить каменные мосты на Фонтанке и других каналах, и принялись за перестройку Гостиного двора. От неутомимого Растрелли и здесь потребовали планов и распоряжений. Начали строить нынешний Гостиный Двор в 1755 году, "общим коштом" (то есть за счет) всего торгующего в нем купечества, и строили долго, так что только в 1785 году здание было окончено.
Вкус к роскошным постройкам распространялся также и среди петербургской знати. Многие вельможи елизаветинского двора строили себе большие каменные дома, по роскоши отделки мало уступавшие царским дворцам. Таковы были дома: графа Петра Ивановича Шувалова на Мойке на углу Прачечного переулка, графа Ивана Ивановича Шувалова на Невском против Садовой, графа Воронцова, где позднее находился Пажеский корпус, и другие.
Невский проспект в это время уже сильно застроился и стал лучшей улицей в городе. На нем разрешалось возводить только каменные здания, и 1 мая 1747 года назначено было последним сроком для сломки старых домов или приведения их в порядок по утвержденному плану. Но вид Невского был далеко не такой как теперь; дома, хотя и каменные, были по большей части двухэтажные, и перед каждым обязательно устраивался палисадник, так что летом вся улица утопала в зелени. Архитекторы того времени вообще любили разбивать перед фасадами маленькие садики и выводить на улицу узорчатые чугунные решетки. Часть Невского за Фонтанкой, до Николаевской улицы (тогда Грязной) перемащивалась, осушалась и также застраивалась.
Обращено было внимание и на порядок уличного движения. Новые распоряжения подтверждали изданные раньше указы о недопущении слишком быстрой езды по улицам. Езда цугом не разрешалась, как во избежание тесноты, так и по случаю дороговизны овса и сена; только иноземные послы, да выезжающие совсем из города, могли закладывать в кареты несколько пар лошадей. Езда на рысаках (бегунах) на городских улицах воспрещалась, и дозволялась только за городом. Приняты были также меры к упорядочению извозного промысла. Поводом было то, что при большом пожаре 1761 года извозчики пользовались крайностью погорельцев и запрашивали непомерные цены. Сенат постановил "расписать их по частям", и для лучшего наблюдения снабдить их кожаными ярлыками, с обозначением номера и части города. За ярлык взималось по два рубля. В случае пожара извозчики обязаны были перевозить имущество погорельцев бесплатно.
Гостиницы и трактиры (герберги) разделены были на пять разрядов и привлечены к участию в налогах, от 100 до 50 рублей в год, смотря по разряду.
Замечено было также, что улицы около зданий казенных ведомств содержались неопрятно и в таком виде, что при проезде по ним грозила даже опасность. Поэтому Сенат подтверждал всем присутственным местам наблюдать за исправностью мостовых, уравнивать ухабы и ямы, не накопляя на улице сор и пр.
Любопытно, что на главных улицах запрещалось ставить на домах вывески. Очевидно, вывески тогда делались довольно безобразные.
Пожары по-прежнему составляли главное бедствие петербургских жителей. В особенности опустошителен был пожар 26 мая 1761 года, в Мещанских улицах. Он начался в 11 часов утра и продолжался до вечера. Императрица, прибыв к Синему мосту, лично распоряжалась борьбой с огнем и спасением имущества пострадавших. Затем, приняты были особые меры для помощи погорельцам: велено было приостановить все казенные постройки, кроме Зимнего дворца, и отпускать строительные материалы по умеренной цене всем возобновлявшим свои дома на пепелище; разрешено было отпускать им и денежные ссуды из недавно учрежденного коммерческого банка. Для предупреждения подобных же бедствий на будущее время, указано было купечеству содержать караулы, иметь пожарные инструменты и воду в достаточном количестве; запрещалось ходить с огнем внутри торговых рядов или поблизости, и т. д.
Глава VII
Петербургские события в царствование Елизаветы. -- Придворная жизнь. --
Праздники у барона Строганова и графов Шуваловых. --
Благоустройство резиденции в Петергофе.
.
Надежды, с которыми в России встретили воцарение дочери Петра Великого, были выражены декорациями, сочиненными академиком Штелином для иллюминации по случаю торжества коронации Елизаветы Петровны. Главная декорация, перед Зимним дворцом, изображала "Храм благополучия". Золоченые фигуры по сторонам храма олицетворяли четыре добродетели: мудрость, милость, кротость и любовь к отечеству.
Елизавета как бы спешила оправдать эти надежды, пощадив жизнь осужденных министров прошлого царствования. Верховный суд приговорил к смертной казни Остермаш {}* и Миниха, и вместе с ними Левенвольда, Менгдена и Головкина, но казнь была заменена им ссылкой в Сибирь.
С первых дней царствования Елизавету Петровну заботил вопрос о преемнике ее на престоле. Наследником являлся Голштинский принц Карл Петр Ульрих, сын дочери Петра Великого, Анны Петровны. Императрица вызвала его в Петербург, произвела в подполковники Преображенского полка, и приказала готовить его к переходу в православное вероисповедание.
Вскоре императрица со всем двором, Сенатом и иноземными посольствами выехала в Москву на коронацию, и провела там почти весь 1742 год. Она вообще любила Москву и несколько раз в свое царствование выезжала туда и подолгу там оставалась, с двором и высшими чинами. Перед возвращением из Москвы после коронации, герцог Голштинский объявлен наследником, под именем Петра Феодоровича, "яко по крови нам ближайший".
Императрица вскоре затем озаботилась выбором невесты для преемника престола. Она остановилась на принцессе Ангальт-Цербстской Софии Августе, блиставшей умом, образованием и красотой. Императрица пригласила ее в Россию, и в феврале 1744 года принцесса со своей матерью прибыла в Москву, где тогда находился двор. К ней назначили священника для приготовления к переходу в православие, и учителя русского языка. Принцесса, желавшая как можно скорее стать русской, занималась с ними с необыкновенным усердием. 28 июня совершено было над ней миропомазание, причем она наречена Екатериной Алексеевной, а на другой день состоялось обручение с ней великого князя Петра Федоровича.
В феврале 1745 года наследнику престола исполнилось 16 лет, а в августе того же года состоялось его бракосочетание. Празднества по этому поводу отличались большой пышностью и продолжались десять дней. Любопытно, для характеристики времени, познакомиться с распоряжениями относительно приезда к придворным торжествам особ высших классов. Приказано было лицам I и II классов иметь у каждой кареты по 2 гайдука, от 8 до 12 лакеев и по два скорохода, а кто пожелает, то еще по 2 пажа и по 2 егеря. Особы III класса должны были иметь у каждой кареты по 6 лакеев и по 2 скорохода, камергеры освобождались от скороходов, но по 6 лакеев должны были иметь непременно. Требовалось также, чтобы все приезжающие ко двору платье и экипажи имели хорошие.
В век Елизаветы жизнь высшего петербургского круга отличалась широким гостеприимством и пышностью. Иностранцы удивлялись блеску маскарадных балов, дававшихся во временном Зимнем дворце. "Красота и богатство аппартаментов невольно поразили нас, -- писал один из них, -- но удивление вскоре уступило место приятнейшему ощущению при виде более 400 дам, наполнявших оные. Они были почти все красавицы, в богатейших костюмах, осыпанных бриллиантами. Но нас ожидало еще новое зрелище: все шторы были разом спущены, и дневной свет внезапно заменен блеском 1200 свечей, которые отражались со всех сторон в многочисленных зеркалах. Загремел оркестр, состоявший из 80 музыкантов. Великий князь с великой княгиней подали пример танцам. Вдруг услышали мы глухой шум, имевший нечто весьма величественное. Двери внезапно отворились настежь, и мы увидели великолепный трон, с которого сошла императрица, окруженная своими царедворцами, и вошла в большую залу. Она поклонилась троекратно. Дамы и кавалеры окружили нас, говоря с нами по-французски, как говорят в Париже. В 11 часов обер-гофмейстер объявил Ее Величеству, что ужин готов. Все перешли в очень большую и богато убранную залу, освещенную 900 свечами. Посредине стоял фигурный стол на 300 персон; на хорах во все время ужина гремела вокальная и инструментальная музыка. Были кушанья всех возможных стран Европы, и прислуживали французские, русские, немецкие и итальянские официанты, старавшиеся ухаживать за своими соотечественниками. На этих балах-маскарадах часто разыгрывались лотереи, и почти всегда садились за ужин по билетам, которые выпадали гостям, так что случай решал, какому кавалеру сесть около какой дамы".
Другой француз так описал маскарады того же времени: "Маскарады эти были роскошны и давались во дворце, где по этому случаю раскрывались все парадные покои, ведущие в большую залу, представляющую двойной куб в сто футов. Вся столярная работа выкрашена зеленым цветом, а панели на обоях позолочены. Нелегко описать впечатление, которое зала производит с первого взгляда своим величием и великолепием. По ней двигалось бесчисленное множество масок в богатейших костюмах, разделенных на кадрили и группы. Все покои были богато освещены: в одну минуту зажигается не менее тысячи свечей. Есть несколько комнат для танцев, для игры, и общий эффект самый роскошный и величественный. В одной из комнат обыкновенно императрица играла в фараон или пикет { Фараон, пикет -- названия карточных игр.}, а к 10 часам она удалялась и появлялась в маскарадной зале, где оставалась до пяти или шести часов утра, несколько раз переменяя маски. Каждое воскресенье бывали прием и бал, кроме больших праздников. Нельзя вообразить себе более величественного двора при подобных случаях. Редко бывало менее трех тысяч гостей, в том числе молодежи. Придворные дамы немало способствовали блеску этих собраний, обладая в высокой степени искусством одеваться к лицу. Наряды дам очень богаты, равно как и драгоценности их: бриллиантов придворные дамы надевают изумительное множество. На дамах более низкого звания бывает бриллиантов на 10-12 тысяч рублей. Они даже в частной жизни никогда не выезжают, не увешанные драгоценными уборами, и я не думаю, чтобы из всех европейских цариц была хоть одна, имевшая более драгоценных уборов, чем русская императрица".