Назначение генерала Риджуэя во многом символизировало перелом в ходе корейской войны. Изменение позиции администрации Трумена нашло отражение в новой директиве Совета национальной безопасности NSC 48/4. США декларировали свою приверженность идее «единой, независимой Кореи», но это должно было быть достигнуто преимущественно политическими, а не военными средствами. В этом заключалось коренное отличие новой директивы от предшествующего документа по Корее (NSC 48/2).[1]
В качестве командира восьмой армии Риджуэй получил больше самостоятельности, и, хотя, как человек он больше симпатизировал взглядам Макартура, как военнослужащий он был обязан исполнять приказы верховного главнокомандующего.
К этому времени, как пишет Блэр, войска ООН на бумаге насчитывали 350 тыс[2]. против примерно 300 тыс. китайцев, однако большую часть армии союзников составляли южнокорейские войска, где большинство офицеров были либо трусливы и некомпетентны, либо молоды и неопытны. По словам Риджуэя, которого цитирует Блэр, уровень командира дивизии армии РК соответствовал уровню молодого капитана армии США.
Были проблемы и иного рода, хорошо описанные в рапорте британскому Генштабу, который после зимней кампании составил британский генерал Лесли Мансерг. М Гастингс довольно подробно цитирует отрывки из этого текста, в котором американская армия была подвергнута довольно уничижительной критике
Мансерг писал, что мораль американцев невысока; что они считают рельеф Кореи неудобным для ведения войны; что многие молодые американцы вступили в армию, чтобы получить дешево образование после и потому психологически не были готовы к участию в боевых действиях; американскую армию критикуют за привычку к высоким стандартам обслуживания, но в первую очередь за то, что они, по его мнению, никогда не тренировались в ведении оборонительных боев; с точки зрения генерала, они привыкл и к быстрым отступлениям, не умеют удерживать позиции и чувствуют себя очень неуверенно при угрозе с фланга или с тыла. Похвалив американскую артиллерию и морскую пехоту, британский генерал раскритиковал штабную работу. Особенно – привычку преувеличивать численность противника, причиненный ему вред и причины для своего отступления. Американский солдат очень не любит, когда его атакуют, особенно – ночью и неожиданно. Их подход к ведению войны слишком технологический и «менеджерский»[3].
Суммируя основные недостатки американской армии, он выделял неверные направления тренировки войск; плохую штабную работу; низкое качество пехоты; отсутствие интереса к войне в целом; слабые и неопытные командиры на всех уровнях[4].
Все это требовало усилий, и Риджуэй энергично взялся за дело. Восстановить боеспособность Восьмой армии ему удалось. Как новый командир, он провёл довольно серьёзную кадровую чистку, аккуратно убрав многих пожилых офицеров и генералов, которые были достаточно заслужены, но при этом «морально устарели». Ему удалось пресечь слухи о полной эвакуации восьмой армии из Кореи и ввести цензуру, после чего КНА, как минимум, перестала получать информацию о перемещении войск из южнокорейских газет. При этом он сумел показать должный уровень дипломатичности, заручившись помощью южнокорейского руководства и начав готовиться к новому наступлению северного блока, которого он ожидал в преддверии нового 1951 года.
По его инициативе войска в Корее начали активно защищаться артиллерией, а также поддержкой военно-воздушных сил и авианосцев ВМФ.
Риджуэй разработал весьма эффективную тактику противостояния КНД: вкратце, это была стратегия уничтожения живой силы противника, а не продвижения вперед в максимальном темпе[5]..Американцы занимали круговую оборону на господствующих высотах, а при попытке атаковать эти укрепленные точки противника уничтожали с помощью огневой поддержки артиллерии или авиации. Танкисты должны были обеспечивать огневую поддержку пехоте, а не атаковать в стиле Паттона. Метод Риджуэя не случайно называли мясорубкой, поскольку он действительно был нацелен на «перемалывание» живой силы противника. Тактика «выжженной земли» стала при этом применяться реже.
19 января американцы отбили Вончжу. На этом фоне Макартур совершил очередной визит в Корею, где полтора часа общался с военными корреспондентами, заявив: «Наши силы останутся в Корее до тех пор, пока ООН не предпишет им иное». К этому времени разговоры об эвакуации благополучно затихли.
Риджуэй начал наступление 25 января, действуя медленно и осторожно. На второй день наступления американцы захватили Сувон. В этот же день Макартур снова прилетел в Корею и сделал несколько заявлений в стиле «сегодня мы сражаемся уже на за Корею, мы сражаемся за свободную Азию». С 26 января по 10 февраля 1951 года войска ООН продвинулись на 40 — 50 км на западном участке фронта и вышли к реке Ханган, однако переправиться через реку и взять Сеул им не удалось[6]. 29 января американцы натолкнулись на крупные китайские силы, и, понимая, что дело идёт к новому наступлению китайцев, в начале февраля Риджуэй дал команду «отходить», готовясь к позиционной войне.
Риджуэй рассчитывал на ситуацию, когда американские линии снабжения будут сокращены, а китайские – неприятно растянуты[7]. К этому времени из-за растянутых коммуникаций и отсутствия прикрытия с воздуха численность китайских войск, принимавших участие в боевых действиях, сократилась вдвое[8]. То, что китайцы раньше объясняли просчетами Ким Ир Сена, на деле было следствием естественной для ситуации невозможности организовать полноценное тыловое обеспечение в условиях американского господства в воздухе[9]. Кроме того, китайские войска были плохо подготовлены к корейской зиме, да и отношение к ним местного населения не было таким уж благоприятным[10].
Китайское наступление началось 11-14 февраля, однако новая стратегия Риджуэя фактически привела к разгрому противника, несмотря на то, что десятый корпус был вынужден отступить. Типичным примером было сражение за Вончжу 14 февраля 1951 г., когда концентрированный артиллерийский огонь практически уничтожил вражеское наступление.
По сути, большинство наступательных операций китайцев тогда и впоследствии проходило по следующей схеме. Удар наносился по позициям южнокорейской армии, которая довольно быстро убегала с поля боя. Войска ООН были вынуждены занимать круговую оборону, после чего уничтожали противника огневой мощью, и линия фронта стабилизировалась с некоторыми сдвижками в ту или иную сторону[11].
В третьей декаде февраля Риджуэй начал операцию «Киллер», тактика которой больше напоминала «Римскую черепаху». Вместо движения длинными колоннами войска продвигались медленно, изучая территорию и активно защищая ее от артиллерии и авиации. Риджуэй разработал систему линий, на которые войска должны были выходить и закрепляться, имея возможность отойти с них в случае наступления врага[12].
Однако «операция «Убийца» превратилась в основном в борьбу с погодой и скорее закрепила американские позиции, чем уничтожила противника. В этой ситуации Риджуэй отдал команду медленно продвигаться вперед до тех пор, пока не будет обнаружена китайская линия обороны. В случае успеха операции американцы могли бы закрепиться на 38 параллели.
25 февраля 1951 г. Риджуэй начал пересмотр своей стратегии действий. Помня об указаниях МакАртура не останавливать свои силы на линии реки Хан или любой другой линии, а продолжать наступление до тех пор, пока не будет обнаружена линия обороны Народно-Освободительной Армии Китая, Риджуэй решил начать грандиозное наступление всеми силами Восьмой армии по всему полуострову. В случае успеха этой операции, получившей название «Захватчик», Восьмая армия дошла бы до 38-й параллели.
Весной 1951 года начались дожди и распутица. Крупномасштабные сражения заменились на мелкие стычки на уровне роты или батальона[13], но войска ООН медленно продвигались вперед.
На фоне приближения к границе снова вставл вопрос «переходить или нет?», но весной 1951 г. война оказалась не только дорогостоящей, но и потеряла популярность у населения США. Вместо красивого противостояния коммунизму она стала восприниматься как непонятная война неизвестно, за что, тем более что режим Ли Сын Мана все меньше производил впечатление союзника, которого нужно защищать ценой собственной жизни. В такой ситуации, как полагает К. Блэр, затягивание войны или повторный переход через 38 параллель могли привести к социальным потрясениям.
Понимающий это Ачесон 23 февраля отметил, что формально ни США, ни ООН не брали на себя обязательство объединить Корею военным путем. Резолюцию ООН от 07.10.1950 г. он воспринимал теперь как «убедительное заявление, но не обязательство».
Риджуэй же предлагал закрепиться на территории Севера, особенно в районе т.н. «железного треугольника». Так из-за железнодорожных путей, чья конфигурация напоминала треугольник[14], назывался район Чхорвон-Кымхва-Пхёнган, так как проходящие через него треугольником линии коммуникации давали китайцам возможность эффективно наступать.
К двум мнениям естественно добавилось мнение «проконсула Востока». План Риджуэя предусматривал медленное продвижение вперед и упор на уничтожение живой силы противника, в то время как Макартур хотел драматичной войны с захватом территории и явными победами, которые можно было бы красиво представить.
Не случайно ситуацию марта – апреля 1951 г. можно даже описать как «тихую войну пресс-конференций», когда Риджуэй или корректировал своего шефа, или проводил выступление раньше. В начале марта Риджуэй даже написал Макартуру специальное письмо с просьбой прибывать в Корею не перед наступлением, а некоторое время спустя, поскольку явления Макартура в Корею были замечательным индикатором начала новой американской операции и давали врагу возможность подготовиться к ней.
Блэр упоминает о трениях между Риджуэем и Ли Сын Маном, связанным с тем, что Ли требовал скорейшего освобождения Сеула, а Риджуэй - строгого наказания командиров южнокорейских частей, допускающих постыдное бегство.
14 марта северная сторона покинула Сеул, и американцы практически без единого выстрела вошли в разрушенный город, в котором осталось лишь несколько каменных строений. 42 км от Сувона до Сеула были пройдены за полтора месяца, и на сей раз обошлись без торжественных церемоний. Дойдя до зала Национальной Ассамблеи, южнокорейский патруль спустил флаг КНДР и водрузил флаг Армии Республики Корея, а затем остался там на ночь.
Из 1,5 миллиона человек в городе осталось около 200 тысяч жителей. Уцелевшие не имели воды, электричества и еды. В городе свирепствовал тиф и другие эпидемии. Журнал Тайм писал: «Четвертое взятие Сеула было печальной работой, чем то вроде захвата могилы».
15 марта 1951 г. (на следующий день после взятия Сеула) Госдепом был сформулирован новый курс ведения войны в Корее Главная задача – снова установить контроль сил ООН над территорией Кореи к югу от 38-й параллели и в то же время причинять «максимум урона противнику». Силами ООН должно быть разрешено осуществлять энергичные оборонительные операции», проникая до 20 миль к северу от параллели[15].
Вопрос о 38-ой параллели был сочтен тактическим, и решать его должен был командующий на поле боя, то есть Д. Макартур. Тот отдал соответствующий приказ, и с 26 марта 1951 г. силы ООН начали переходить через 38-ю параллель, сумев, однако, продвинуться к северу от неё сравнительно недалеко.[16]
КНА и КНД отступили на северный берег реки Имчжин. 1 апреля, после трех месяцев осторожных наступательных действий, 8 армия восстановила довоенный статус-кво, и территория Южной Кореи была очищена от сил противника. Впрочем, Риджуэй оценил результат лишь как удовлетворительный: живой силы врага было уничтожено меньше, чем он рассчитывал.
3 апреля Риджуэй начал новое осторожное наступление на район «железного треугольника». В тот же день Макартур в восьмой раз прилетел в Корею для того чтобы посетить северокорейскую территорию. Однако его время подходило к концу, и об этом – следующий раздел.