Прямой перевод сновидения предаёт само сновидение. Он искажает его неоднозначность, когда извлекает из сновидения некое послание. Именно перед этой многозначностью сновидений большинство писателей останавливались и опускали руки. Во-первых, не все сновидения неоднозначны в их видимых фактах. Образы сновидений приходят в определенных формах, как например: серебристая огромная змея затаилась у края кровати, полицейский присел у заграждения слева со щитом перед собой, я открыл дверь и увидел Гручо Маркса. Я чувствую ярость, или страх, или сильное желание когда прикасаюсь к нежной коже, а еще я отчетливо слышу чьи-то голоса, отголоски сложной музыкальной композиции, или же читаю какие-то слова столь же ясно, как и этот текст.
Потому нам необходимо разделить конкретную определенность образности сновидения и ощущение его туманной неопределенности, неуловимых фигур и присущую ему амбивалентность, когда оно оказывается спойманым миром дня. Возможно, этот переход к свету дня и приводит к появлению у сновидения этой теневой стороны?
Всё же, существуют и неопределенные сновидения. Давайте будем считать эту неопределенность действительным качеством сновидения, и тогда непонятность, уклончивость, неопределенность будут частью самой формы сновидения. Все эти качества принадлежат образу, и потому не являются “ошибкой” дневного сознания.
Неопределенность помещает сновидение в туманную область воды и воздуха, а непонятность – в область воды и земли. Смутные, быстро пропадающие сновидения являются отображением огня Меркурия, как и те извилистые сновидения ведущие в никуда, подобно лабиринту сквозь землю. Сам путь того, как сновидение приходит, уже является частью его утверждения. Он выражает стихийное состояние сновидения. Сновидениям присущи стили, можно даже сказать, литературные жанры. И эти жанры отражают не типологические различия между сновидениями или же просто тенденции к той или иной психопатологии подобно тому, как депрессивным людям снятся краткие лаконичные сны, истерикам – излишне демонстративные, а шизоидам – странные (37). Нам необходимо научиться различать разнообразие жанров продуктов воображения, а также то, что работа сновидения (подобно любой другой работе poesis’а) сформирована не только своим содержанием, но и самой манерой представления.
Литературные размышления подобного рода могут спасти аналитика от одной из ошибок. Как часто мы пользуемся критериями одного рода или же сезона (Нортроп Фрай), чтобы судить о критериях другого рода. Почему же не быть сновидениям о льдах, горящих домах и стенах, рушающихся под потоками воды? Должен ли полёт рассматриваться как инфляция и побег от опасности, или же мы забываем о том, что Персею, Икару и Белерофонту пришлось подняться в воздух, чтобы придумать собственный путь к цели, и что в алхимии через растворение в воде трансформируется Старый Царь и рождается Гермафродит? Эти стихийные и сезонные содержания могут выражаться и в краткой форме сновидений, или же его свете, или же его забавной влажности, или же его раздутых гиперболах. Слишком часто мы, аналитики, ожидаем некоего “латентного психоза”, когда сновидение не соответствуем нашим ожиданиям от стиля, который мы налагаем на материал (38).
Мелодраматичные трогательные сновидения с людьми, которые меняют пол или личность, которые умирают и возвращаются относятся к водному воображению, так же как и существуют сновидения огненного (стиля) воображения – неожиданные, мгновенно исчезающие. Медленные сновидения, в которых всё цветет в тепле (подобно снам беременных женщин), не подразумевают того, что происходит излечение или же процесс индивидуации. Это просто летние сны, сны летнего сезона. Этот стиль можно увидеть в стилистике архетипически связанной с определенными образами определенного сновидения, но не благодаря общему процессу ожиданий, которые уводят нас от материала сновидения.
Если же говорить о сновидениях как о материале (и к этому вопросу мы вернемся чуть позже), нам стоит учитывать теорию Башляра об элементах воображения. Его поэтика может указать нам на то, что стиль сновидения отражает определенный элемент: огонь, воздух, воду, землю. Благодаря ему мы можем увидеть, что сам стиль или жанр сновидения является его содержанием наиболее элементарного уровня. В каждом из этих элементов содержится множество значений. Огонь – это не только взрывная опасность, но и свет, тепло, медитативная рефлексия. Огонь защищает, ускоряет жизнь, и очищает перед смертью. Элементы воображения, в отличии от химических элементов, обладают множеством значений.
Неясность сновидения происходит из самой природы воображения, подобно текущей реке Гераклита (фрагменты 12, 49, 91), которая всегда должна быть в движении (39). Принцип движения является самой сутью психики, об этом говорил и Аристотель. Любой образ способный “остановиться” ради определения психического значения, одновременно с этим останавливает течение психического потока. Именно такие не выражающие ничего воображаемого образы высмеивал Юнг. Чтобы сновидение осталось сновидением (а не стало знаком, сообщением, пророчеством), у него не должно быть одного значений, одной интепретации, одной ценности. “В реальности воображения нет ничего, что несло бы только одно значение”, – писал Башляр (40). Неясность сновидений вытекает из их многозначности, их внутреннего политеизма, из факта наличия в каждой сцене сновидения, в каждой его фигуре “свойственного ей напряжения противоположностей” (Юнг). И речь идет скорее о напряжении множества подобий, бесконечных возможностей, потому что сновидение – это сама душа, и границ ей не найти (Гераклит).
Даже если образа обладает строгой формой, значений у него может быть множество. Рассмотрим, например, сновидение в котором я бегу и за мной гонятся. Значит ли это, что я бегу, потому что за мной гоняться, или же за мной гоняться – потому что я бегу? Или может это о том, что бежать значит быть преследуемым? Или сам бег мне напоминает погоню? Возьмем другой образ: я вел машину и выехал на обочину. Значит ли это, что я плохо езжу, или же что, когда я веду, машину автоматически уводит за обочину? Какая связь лежит между “вождением” и “выездом на обочину”?
Эта неоднозначность лежит в самом образе, несмотря на его форму. На самом деле, согласно Башляру многозначность является базовым законом воображения:
“Содержание, которому воображение не может придать двойной жизни, не может играть психологическую роль фундаментальной сущности. Содержание, которое не приводит к психологической двойственности, не может обнаружить своего поэтического двойника, который приводит к бесконечным смещениям. Чтобы увлечь саму душу необходимо обладать двойным соучастием: соучастием желания и страха, добра и зла, мирным соучастием черного и белого” (41).
Слова Башляра о “черном и белом” восходят к описанию классических образов Филостратом (191 до н.э.). В его книге, раскрывающей точные образы основных идей и тем, бог сновидений описывался как стоящий и “расслабленный, одетый в белую одежду поверх черной” (42).
Мы обнаружили фантазийный образ двойственности сновидений: что-то поверх и что-то снизу, что-то белое и что-то черное. Само же сновидение легко относится к своему наряду, как если бы оно говорило: “Я не обременено напряжением. Мне легко быть таким. Таково мое естественное устройство и так мне нравится проявляться. Это ваша проблема (аналитиков и толкователей) говорить обо мне как о том, чему присуща двойственность, неоднозначность, полярность и напряжение”. Толкователи называют эти черно-белые качества сновидений или же их верхнюю и нижнюю одежду позитивным и негативным, субъективным и объективным уровнями, скрытым и проявленным, мужским и женским, ge и chthon, рогом и костью, жизнью и смертью. И именно они определяют целью интерпретации перевод черного в белое, или же возвращение белого к скрытому черному, или же объединение компенсирующих друг друга противоположностей. Сновидение презентует себя в одеянии двойственности, указывая на то, что его неоднозначность является его привычным видом. Если сновидения являются учителями бодрствующего эго, тогда двусмысленность является их основным уроком. Эта двойственность является логическим парадоксом не более, чем ироничным юмором – герменевтикой не противоположностей, но шуток. Небольшое удивление как-то попросило Гермеса о сновидении.