— Добрый вечер, мистер Хоук, — пробурчал один работник, уходя. Его взгляд оставался опущенным в знак уважения, а плечи были сгорблены.
Кат обладал властью, из-за которой менее авторитетные люди, в том числе и я, хотели спрятаться и убежать.
Когда я стану главным — я изменю это. Я изменю многое.
Кат прошел дальше в мастерскую, заглядывая в комнаты, где находились картины для реставрации. Удостоверившись, что мы одни, он показал мне следовать за ним.
Неуверенность бурлила в животе, но я сделал, как было приказано, и перешел в дальнюю комнату, где были сброшены безделушки и прочие детские игрушки.
— Что ты хочешь обсудить? — спросил я, стоя в центре разрухи. Умышленно, я сильнее вжал пятку в пол, чтобы активировать боль от нового пореза. Не то чтобы я любил боль. На самом деле я ненавидел позор и слабость, когда резал себя. Я не получал от этого удовольствие — но испытывал облегчение от своего недуга становясь целеустремленным и сосредоточенным.
Кат скинул свою кожаную куртку с вышитую эмблемой «Блэк Даймонд», и повесил ее на старую детскую кроватку Жасмин. Его волосы были непослушными и седыми, подбородок острым и напряженным.
— Показать, не обсудить. — С таинственной ухмылочкой он переместился к шкафу в дальней части комнаты. Достал старый медный ключ из кармана и вставил его в замок.
Когда я подошел ближе, мое сердце перестало биться.
Не может быть.
Да, так и есть.
Кат схватился за ручки шкафа и широко распахнул дверцы, открывая взору то, что показал мне на мой шестнадцатый день рождения. Той ночью он заставил меня наблюдать за тем, что делал с Эммой Уивер. Он заставлял меня смотреть видео за видео того, что он делал с матерью Нилы, и бил меня, когда я отворачивался.
|
|
Тошнота свернула мой желудок.
Мои руки сжались в кулаки.
Ладони вспотели.
Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо.
В который раз мой отец напомнил мне о моем месте, насколько хрупкими были мои желания, мечты и само существование.
Мои глаза горели, когда я осматривал древнее оборудование, которое передавалось из поколения в поколение. Полка за полкой предметов пыток, используемых для взыскания долгов с Уивер.
Лицо Ката помрачнело, он указал мне двигаться, но я неподвижно стоял, будто приклеенный к полу.
— Мне кажется, настал момент для небольшого разговора, Джет. — Когда он вытащил один конкретный предмет из шкафа, я понял, что он заставит меня сделать.
И я понимал, что вся любовь, которую Нила чувствовала ко мне, исчезнет, как будто никогда не существовала.
Я не сдвинулся с места, но это не остановило Ката подойти ко мне и разместить ненавистный предмет в моих дрожащих руках. Согнув пальцы вокруг солонки, я ненавидел, что что-то такое простое может привести к чему-то непростительному.
Мой отец пробормотал:
— У тебя есть последний шанс Джетро. Используй его с умом.
Лед завыл.
Снег упал.
Метели задули как фурии.
Я повесил голову и сдался.
Гребаное дерьмо.
Это было вчера.
Воскресенье, которое я никогда не забуду.
Сегодня был понедельник.
Понедельник, который я хотел бы стереть из памяти.
Прошлый понедельник был наполнен свободой, поцелуями и страстью, поло и сексом, и возбуждением от новых начал.
Этот понедельник был полон печали и боли. Сегодня был день, когда я стану истинным наследником Хоуксбриджа, в противном случае, сомневаюсь, что проснусь утром.
|
|
Кат не сказал так уж много. Но именно то, что он не сказал, производило самое большое впечатление.
Сделай это или я убью тебя.
Подчинись или все кончится.
Кат увидел то, что я знал, он увидит. Ему доставило огромное удовольствие сказать мне, что он знал, что я трахал Нилу. Он знал, что я погнался за ней во время перерыва в поло, и он знал, что моя преданность изменилась.
Это была чертовски долгая ночь.
После нашего разговора он заставил меня забраться глубоко-глубоко внутрь. Он уничтожил весь прогресс, которого я добился с Нилой, и снова наполнил меня льдом.
В каком-то странном смысле я был благодарен.
Благодарен, потому что без его вмешательства в мою психику, я ни за что не смогу выдержать эту ночь, черт подери.
Я думал, у меня были месяцы.
Я думал, что буду тем, кто держит все под контролем, когда придет время платить следующий долг, но как всегда... я ошибался.
Кат увидел мой окончательный план, прежде чем я смог согласовать детали.
Он понимал мои неуверенные попытки растянуть выплату долгов до моего тридцатилетия. К тому времени я стану главным. К тому времени я смог бы найти способ сохранить жизнь Нилы, не потеряв свою.
У меня был Священный Обет над Долгом по наследству.
Я бы расставил все по полочкам, чтобы положить конец этому — раз и навсегда.
Но ни одна из моих дальновидных мыслей больше не имела значения.
Сегодня тот день, когда Нила заплатит Второй Долг.
В тот момент, когда Джетро вошел в мои покои, я все поняла.
Мы трахались три раза, провели несколько недель в компании друг друга, тем не менее, я знала его душу, так же хорошо, как и свою.
|
|
Таинственность до сих пор окутывала его, все еще прятала так много, но я научилась читать язык его тела.
Научилась слушать его сердце.
— Нет, — прошептала я, прижимая тюль, над которым работала, к груди.
Джетро отвел взгляд, его лицо было непроницаемым и безэмоциональным.
— Да.
Я не нуждалась в объяснении, что произошло. Правда была слишком очевидной, чтобы игнорировать.
Его отец.
Его отец выставил его обратно в метель и захлопнул дверь перед его носом. Он что-то сделал с ним, и между нами образовалась пропасть, оставив нам только одно общее.
Долги.
Наши эмоции застыли.
Наша связь была разорвана.
Мое сердце ухнуло вниз.
Я позволила сиреневому тюлю проскользнуть сквозь пальцы, разрушая тщательно спланированную модель бального платья, которое должно было стать главным украшением моей коллекции «Радужный бриллиант».
Прошлой ночью я сформулировала несколько целей. Если я намеревалась остаться в «Хоуксбридже», чтобы закончить что бы ни было между Джетро и мной, я должна была объясниться перед внешним миром.
Я должна была положить конец всем подозрениям о том, что произошло со мной.
Люди говорили. Утром я включила телефон и загрузила несколько сайтов, чтобы узнать, что люди думают о случившемся со мной. Было несколько пугающих вариантов приближенных к правде — казалось странным, что могли быть догадки о чем-то таком непостижимом.
Как будто кто-то рассказал секрет, который не должен был выдавать.
Вон, возможно?
Мог ли он стоять за утечкой информации? Я хотела спросить его, но он не отвечал на мои сообщения. Он молчал.
Несмотря ни на что, это не имело значения. Я застряла здесь, и каким-то образом должна была найти способ со всем справиться. Настало время объявить о новой линии одежды и в то же время положить конец слухам.
Наряду с догадками о моем исчезновении, я также прочитала утренние сообщения Джетро в день матча в поло. Его слова были искренними и полны сожаления. Были ли его предложение отвечать на мои вопросы посредством смс еще в силе — даже когда он смотрел на меня, будто мертв внутри?
Вытащив несколько дополнительных булавок из манжет, я покачала головой.
— Джетро... еще слишком рано.
Я думала у меня еще есть недели... даже месяцы.
Ты не думала... ты наделась.
Если бы я знала, что это произойдет, я бы отправилась к нему раньше. Я бы заставила посмотреть на правду и обсудила раз и навсегда, что произошло между нами в прошлый понедельник. Вместо этого я не делала ничего, а только работала. Я не блуждала по дому и не ходила на пробежку. Постоянный страх, где Дэниель мог поджидать меня, держал меня в ловушке лучше, чем любая решетка или клетка.
Мои мышцы дрожали.
— Уверена, должен быть способ...
— Тише, мисс Уивер. У меня нет терпения на твои мольбы. — Направляясь ко мне, он зарычал: — Ты знаешь, что ждет тебя.
Я искала в его взгляде тепло и золотое свечение, которое было прежде.
Не было ничего.
Сократив дистанцию, я обняла его жесткое тело. Его конечности опять были холодными. Никакого тепла. Никакой жизненной энергии.
— Джетро... пожалуйста... — Уткнувшись в его грудь, я желала, чтобы он почувствовал мою панику, понял, как страшно мне было платить очередной долг.
Он сжал руки в кулаки.
— Отпусти меня.
Я прижалась ближе.
— Нет, пока ты не признаешь, что не хочешь этого.
Он схватил меня за плечи, отталкивая от себя.
— Не допускай, что знаешь, чего я хочу.
— Но слишком рано! Отметки от плети едва зажили на моей спине. Мне нужно больше времени.
Время, чтобы мысленно подготовиться.
Время, чтобы украсть тебя.
— Откуда ты знаешь временной график того, как все будет происходить? — Наклонившись вперед, он схватил меня за запястье и потащил вперед. — Ты ничего ни о чем не знаешь, мисс Уивер. Нет никакого сценария — нет правильного или неправильного времени, когда долг могу взимать. Настало время.
Холодная окончательность в его голосе осела в моей крови, обеспечивая коварное вертиго. Я упала вперед, когда комната перевернулась с ног на голову.
Я закричала, когда споткнулась, покачиваясь в сторону, и Джетро дернул меня в вертикальное положение.
Я ненавидела слабость внутри себя. Ненавидела, что от нее не было исцеления.
Я буду страдать всю свою жизнь.
Джетро тоже?
Могло ли то, от чего он страдал, быть похожим на мое вертиго? Неизлечимое, не поддающееся исправлению — что-то, что воспринимается как изломанное и неизменное?
Пока я тонула в слабости, Джетро потащил меня к старинному шкафу, где я хранила одежду, и начал отпихивать в стороны вешалки, чтобы открыть заднюю панель. Когда он тяжело надавил на дерево, стенка распахнулась, открывая взору отсек, в котором висели белые ситцевые женские сорочки.
Я застонала, изо всех сил пытаясь отмахнуться от затяжных последствий после атаки вертиго, и слабо сопротивлялась, когда Джетро переместил свое внимание на мою серую блузку.
Без слов он быстро расстегнул перламутровые пуговицы, без намека на сексуальный интерес или жгучее желание.
Мои конечности были бесконечно тяжелыми. Я посетовала на несправедливую судьбу своей фамилии, когда он стянул мои черные лосины до пола.
Оставив меня одетую только в белый кружевной бюстгальтер и трусики, Джетро стянул с вешалки ситцевую сорочку и надел ее на меня через голову.
Я моргнула, меня тошнило, когда он просунул мои руки в рукава, как будто я была ребенком.
Что происходит? Где мужчина, который держал меня, пока кончал в меня? Где мягкость... нежность?
В мгновение, когда я оделась, он приказал:
— Снимай свою обувь.
Я вперилась в него взглядом, в поисках хоть капли надежды. Я хотела залезть к нему в голову и заставить его снова заботиться обо мне.
Он выпрямился во весь рост, проблеск жизни осветил его черты.
— Нет. Просто... так лучше. — Он тяжело вздохнул. — Пожалуйста.
Я хотела бороться. Спорить. Но его мольба остановила меня.
Ирония заключалась в том, что я была той, кому должно быть больно — должна была заплатить долг, о котором не имею ни малейшего представления — тем не менее, ему было больнее.
Ему нужно было оставаться в своей оболочке, чтобы быть сильным.
Несмотря на мои опасения и ужас, которые все быстрее распространялись по моей крови, я не могла забрать это у него.
Я влюбилась в него. Каким человеком я буду, если охотно заставлю его обнажить свою душу, когда он не мог с этим справиться? Даже если его задачей было сделать мне больно?
Только глупая, влюбленная девочка могла мыслить в таком направлении.
Сделай что-нибудь, Нила. Он или ты.
Неправильно.
Схватив его за руку, я прижала наши татуированные подушечки вместе, воззвав все свое мужество.
— Мы вместе в этом. Ты сам так сказал мне.
Он напрягся, его лицо исказилось от запретных эмоций. Повесив голову, он кивнул:
— Вместе.
— В таком случае, делай то, что должен.
Мы стояли неловко, оба желали сказать то, что нарушит хрупкое мужество момента, но никто не был достаточно силен.
Наконец, он кивнул и указал на мою обувь.
Я не спорила и не ответила.
Когда я сбросила свои, украшенные стразами, шлепанцы, Джетро повел меня за дверь и через «Холл».
С каждым шагом мое сердце взлетало все выше и выше, каждое перепуганное биение когтями разрывало мое горло
Я была напугана в своей жизни. Я кричала от страха и выплакала все глаза, когда Вон почти утонул на пляже. Я почти впала в кому от ужаса, когда узнала, что не увижу свою мать снова.
Но этот... это поход ко Второму Долгу превратил мою кровь в деготь. Я двигалась, как будто была под водой, задыхаясь в ужасном сне, от которого не могла проснуться.
Я хотела своего близнеца. Хотела, чтобы он все исправил.
Оставляя «Холл» позади, Джетро продолжал вести меня по свежескошенной лужайке, мимо конюшни и псарни, где Сквирл и несколько гончих бегали на осеннем солнце, и дальше через холм.
В его шагах прослеживалась редкая хромота — едва заметная. Ему было больно?
Сорочка, в которой я была, ни от чего меня не защищала. Ветер исчезал в рукавах и выл вокруг моего живота, создавая мини-циклон внутри моего одеяния.
Моя дрожь все усиливалась, как будто мурашки целовали мою кожу.
— Что... что произойдет? — спросила я, вынудив себя оставаться сильной и мужественной.
Джетро не ответил, только ускорил свой темп, когда мы шли в небольшую горку. Когда мы оказались на хребте, у меня появился ответ на мой вопрос.
Перед нами был пруд, где Кат и его сыновья рыбачили на форель в день его рождения. Это было огромное искусственное строение, сделанное в форме почки. Ивы и камыши украшали его берега, зарываясь ветвями в темных глубинах.
Здесь было спокойно — идеальное место для пикника или послеобеденного ничегонеделания с книгой.
Но не сегодня.
Сегодня эта береговая линия не радушна к гусям и уткам, все зрители одеты в черное.
Кат, Кес и Дэниель стояли и ждали с нечитаемыми взглядами, когда Джетро тянул меня по травянистому холмику и ближе к моей судьбе.
Кат казался счастливее, чем я видела его с момента моего прибытия, а Дэниель попивал пиво, как будто мы были его любимой спортивной игрой. Кес благопристойно прятал свои истинные чувства за маской таинственной секретности. Его выражение лица было отрешенным и пустым.
Затем мои глаза опустились на женщину перед ними.
Бонни Хоук.
Имя пришло мне на ум, как будто на ней был бейджик. Это была неуловимая бабушка — правительница «Хоуксбридж Холла».
Ее губы были поджаты, словно мое присутствие оскорбляло ее. Ее маленькие руки с ярко выделяющимися голубыми венами были сжаты на коленях. Седые волосы отливали серебром, когда она сидела царственно, больше похожая на молодую дебютантку, чем на пожилую даму. Кресло, в котором она сидела, соответствовало ее осанке, и было похоже на уродливый трон из черного бархата, а его ножки были переплетенными формами львиных лап.
Слуга стоял рядом с зонтом, заслоняя ее от полуденного солнца.
Было больно думать, что солнце сияло на таком месте. Оно не выбирало фаворитов, когда заливало их золотистыми лучами, — будь то невинный или виновный, — оно светило независимо от этого.
Я посмотрела на шар горящего газа, который опалил мою сетчатку, и умоляла солнце стереть все сегодняшние воспоминания.
Бонни фыркнула, приподняв подбородок.
Кат шагнул вперед, сцепив руки в ликовании.
— Здравствуй, мисс Уивер. Так любезно с твоей стороны присоединиться к нам.
— На самом деле у меня не было выбора, — пожала я плечами, больше не в состоянии бороться с ужасом, который таился на задворках моего разума. Когти страха вонзились глубоко в меня, утягивая в состояние паники.
Кат ухмыльнулся, заметив мою пепельную кожу и дрожащие колени.
— Нет, не было. И ты понятия не имеешь, каким счастливым это меня делает. — Повернув внимание к своему сыну, он сказал: — Давайте начинать. Приступим?
Я кивнул.
А что еще я должен был сделать?
Если бы я отказался, Кес бы вступил в право взыскания долга. Если бы я отказался, меня бы убили.
Мой взгляд упал на мою бабушку. Она подняла свой нос кверху и ждала, пока я начну. Кат намеренно привел Бонни посмотреть, — чтобы она была там, если у меня не выйдет.
У меня не было ни малейшего желания потерпеть неудачу.
Мне удалось остаться холодным, когда я вошел в покои Нила. Даже когда она посмотрела в мои глаза и крепко прижалась к моей груди, я не потеплел. Я намеревался оставаться в стороне и быть отдаленным до тех пор, пока это не закончится.
Это был единственный способ.
Кат отступил, сжимая плечо своей матери.
Бонни Хоук смотрела на него, слабо улыбаясь. Он был ее любимчиком. Но, так же как и ее сын, она терпеть не могла своих внуков.
Жасмин. Она была расположена только к Жасмин.
Это было правдой. Если в этой семье и был кто-то, кто отлично вжился в свою роль, то это была Жас.
— Начинай, Джет. Притворись, что нас здесь нет, если от этого ты будешь чувствовать себя лучше.
Я сдержал свое фырканье. Я не хотел забывать, что они были здесь. Если бы я это сделал, то потерял бы всякую надежду быть ледяным и отстраненным. И я нашел бы способ, чтобы все прошло легче для Нилы, и избежал определенных частей этого долга. Точно так же, как я сделал это с Первым долгом: не замораживая ее, как я должен был поступить.
Сегодня я не могу проявить никакого снисхождения. Сегодня Нила должна быть сильной, чтобы принять всю тяжесть того, что моя семья собирается с ней сотворить.
«Прекрати избегать правды.
Что ты можешь сделать для нее. Ты один».
В тот момент я хотел передать власть Кесу. Пусть бы он сделал это — так Нила стала бы ненавидеть его вместо меня.
Дрожащая Нила стояла возле меня. Воздух был прохладным, но не достаточно холодным, чтобы оправдать стук ее зубов и синеву пальцев.
Она была парализована.
И по вполне понятной причине.
— Джетро, я полагаю тебе пора начать, мой мальчик. Я не становлюсь моложе, — пробормотала Бонни.
Даниэль хихикнул, сделав еще один глоток пива.
— Давай, давай, дружище!
Кес скрестил руки, полностью закрыв свои мысли.
Я посмотрел на часть оснащения, которая была прикреплена к берегу пруда.
Оно все еще было покрыто черной накидкой… пока.
Скоро Нила увидит, что это, и поймет, что должно случиться.
Но прежде, я должен быть красноречив и сказать речь, которую выучил на память с тех пор, как мне рассказали о моей роли.
Схватив Нилу за руку, я поставил ее на участок земли, который был украшен толстым слоем соли. Я закончил с оформлением. Восход солнца засвидетельствовал мое мастерство, поскольку я следовал древнему обычаю.
Глаза Нилы опустились к ногам, когда я прижал ее крепче, говоря ей одними действиями — не шевелиться.
— О, мой Бог, — пробормотала она, прикрыв свой рот рукой.
Мой внутренний лед защитил меня от чувств, когда я увидел ее панику. Я напряг свои мышцы и приготовился говорить.
Пентаграмма, на которой она стояла, была гигантским намеком на долг, который она должна заплатить.
Ее черные глаза встретились с моими, ее волосы развевались у лица, она выглядела так же, когда нашла могилы со своими предками.
Это было почти невероятно, что она должна была оплатить этот долг сейчас. Особенно, когда я подумал, что она выглядела в точности как ведьма, насылающая проклятия на Хоук.
— Как вы можете видеть, мисс Уивер. Вы стоите в центре пятиконечной звезды. Хорошо известно, что пятиконечная звезда символизирует пять ран Христа. Этот символ использовался церковью на протяжении тысячелетий. Тем не менее, эта обращенная пентаграмма является символом темной магии, инструментом, которым орудуют ведьмы и регулярно используют в колдовстве.
Моя семья слушала с восхищением, несмотря на то, что они знали текст наизусть.
Казалось, что Нила сжимается, ее глаза не могли покинуть толстые реки соли, которые заключали ее в рисунок греховности.
— Ваш предок была найдена, практикующей темные искусства, за которые она избежала сурового наказания. В XV столетии бедные люди часто обращались к тем, кто обещал быстрое богатство. Они верили, что какой-то сорняк может вылечить фурункулы или способен жабу превратить в принца. Те, кому повезло с заклинаниями, или чары сделали больше, чем просто искали мужчин и женщин, которые практиковали магию — они хотели власти для себя. Они погрузились в колдовство и повернулись спиной к религии.
— Само собой разумеется, они были пойманы. Их местонахождение было определено, конфискованы их запасы высушенных трав, и был вынесен приговор, вследствие которого выживших не было. Они предали веру, но им был предоставлен выбор — доказать свою невиновность, путем утопления, или признать свои грехи, путем сжигания на костре и возвращения к дьяволу, которому они поклонялись.
Бледные щеки Нилы блестели от каскада слез. Ее нос покраснел от холода, и она обернула свои руки вокруг тела, пытаясь спастись от озноба, но главным образом, чтобы сдержать себя от попытки бежать. Никакие веревки не держали ее. Она могла бы уйти. Могла бежать.
Но также она знала, что мы поймаем ее, и я должен буду добавить еще одно наказание за непослушание.
Все это я знал.
Все это я понял, только взглянув в ее застывшие глаза.
Я также понимал, что она не осознавала, что плачет — полностью покоренная и униженная тем, куда приведет мой рассказ.
Сделав глубокий вдох, я продолжил:
— Все, что я сказал, — правда. Тем не менее есть правила — как и во всем.
Кат кивнул, как будто лично был там и наблюдал за горящим костром.
— Бедные люди были пойманы, в то время как те, кто был достаточно богат — нет. Не означало, что женщины, которые обедали тортами и чаем и использовали служащих, чтобы смыть следы своих преступлений, не прохлаждались без дела — они были далеки от этого. Они были самыми опытными. Они продавали свое варево другим хорошо обеспеченным домохозяйкам и подкупили каждого чиновника, который осмеливался задавать вопросы об их вере.
Я совершил ошибку, снова посмотрев на Нилу. Ее губы были приоткрыты, и она беззвучно говорила.
«Пожалуйста».
Отведя взгляд, я вынудил себя продолжить:
— Ваша предок не стала исключением, мисс Уивер. Она открыто делала то, что хотела. Она варила так называемые эликсиры и разбрасывалась так называемыми проклятиями. И она делала все это из гостиной хозяйства Уивер — хозяйства, которое Хоук вычищали и сохраняли в порядке.
— Прошло несколько лет, и она оставалась незамеченной, но, конечно же, она совершила ошибку. Она потерпела неудачу, создавая микстуру для аристократического потомка своего друга. Микстура не сработала. Ее средство не исцелило ребенка, а отравило.
Нила накрыла лицо руками.
— Слух распространился, и мэр постучал к ним в дверь. Он прикрывал глаза на некоторые вещи, но больше не мог игнорировать ее проступки и прогнулся под давлением слухов в народе. Когда он прибыл арестовать ее, миссис Уивер объявила, что делала это под принуждением. Она была доброй, простой женщиной без какого-либо стремления к власти. Разумеется, мэр не поверил ей. Он своими собственными глазами видел, что случилось с мальчиком, который умер от одного из ее пузырьков. Но Уивер ему платили. Если бы он отправил жену самого богатого человека в городе на костер, он мог послать прощальный поцелуй своему дополнительному заработку. Но если он не прислушается к пожеланиям своего прихода, он может столкнуться с петлей в ответ.
Я сглотнул, ненавидя следующую часть. Когда Бонни сказала мне, что случилось, меня почти вырвало от ярости. От мысли, что Уивер сходило с рук подобное.
Мои губы скривились от ироничной правды. Сейчас мы были теми, кому сходило с рук убийство — прямо под носом у закона.
— Миссис Уивер придумала решение. Она обещала, что это принесет пользу всем. То есть, всем, кроме Хоук.
Нила склонила голову, втянув ее в себя.
Бонни фыркнула.
— Слушай, девочка. Слушай об отвратительных деяниях рода, в котором ты была рождена.
Нила подняла голову, выпрямила плечи. Ее челюсти были стиснуты, и она вперилась взглядом в мой, ожидая, что я продолжу.
Засунув кулаки в карманы джинсов, я сказал:
— Она открыла мэру тайну... ложь. Она сказала, что невиновна в этом. И это дело рук четырнадцатилетней дочери ее прислуги. Она поведала мэру, что поймала девушку с поличным, когда та продавала зелья из кухни. Она сфабриковала доказательства того, что дочь моего предка обманула и бросила тень на имя Уивер. Мэр был доволен этой сказкой. Он должен был что-то ответить разъяренной толпе и одновременно сохранить свою зарплату. Уивер наградили его премией за преданность, а бедную дочь Хоук увезли, чтобы бросить в темницу в ожидании суда.
Дэниель рассмеялся.
— Мотай на ус, Нила. Понимаешь, к чему это ведет?
Я сердито посмотрел на него.
Кат выпалил:
— Заткнись, Дэн. Это дело Джета. Дай ему закончить.
Дэниел надулся, бросив пустую бутылку в камыши у своих ног.
Я вздохнул. Почти конец.
Нет, еще нет.
Я все еще не взыскал долг.
Я закалил свое сердце, закрываясь от всего, кроме следующих десяти минут. Если я поделю свой день и сосредоточусь на крохотных деталях, то пройду через это.
Я пройду через это.
— Целую неделю она сидела в камере без еды и воды. Ко времени суда у нее была горячка от голода и болезни. Дочь Хоук признала свою невиновность, она стояла перед судом присяжных и умоляла их уступить здравому смыслу. Ее разрывали на части все осуждения против нее, и она спорила, что любой здравомыслящий человек увидит, что делала миссис Уивер. Но правда не освободила ее.
Нила дернулась, когда я сказал это, ее глаза заискрились пониманием значения нашей прошлой дискуссии.
Отведя взгляд, я сказал:
— Она была приговорена к сжиганию на костре на рассвете.
Нила застонала, покачав головой в ужасе.
Бонни Хоук пробормотала:
— Теперь видишь, почему мы вас так ненавидим?
Бросившись вперед, я закончил:
— Спасительной милостью было то, что у нее был выбор. Дочери Хоук сказали, что она могла доказать свою невиновность или признать вину. — Двинувшись к Ниле, я запустил пальцы в ее волосы, проклиная свое сердце за то, что оно трепетало, когда черные пряди были обвиты вокруг моих костяшек. — Как вы думаете, что она выбрала, мисс Уивер? — Я провел носом по ее горлу, делая все от меня зависящее, чтобы укротить мой член от реакции на ее восхитительный запах. — Огонь или вода... что вы выберете?
Нила задрожала сильнее, ее глаза были как черные шары страха. Она пыталась заговорить, но вместо этого вырвался хрип. Облизав губы, она снова попыталась:
— Невиновность. Я бы предпочла невиновность.
— Так вы предпочтете утонуть, чем быть очищенной огнем?
Еще одна слеза скатилась по ее щеке.
— Да.
— Да, что?
Собравшись с силами, Нила громко провозгласила:
— Я выберу воду.
Я кивнул.
— Точно. И мой предок выбрала это.
Меня собираются утопить.
Я должна была раскаиваться за гнусную ложь, доказывая свою непричастность к колдовству, в том, что я не практиковала его, и не была виновна в гибели стольких девушек в прошлом.
В XV веке законы создавались и регулировались церковью. Только церковь имела полный контроль. Было неважно, что именно церковь приговорила молодую девушку к смерти, и не имело значения, что она была невиновна. Даже, если она выбирала испытание водой, все равно для нее все заканчивалось смертью.
Я вспомнила пословицу тех дней, она не давала мне покоя.
«Невинные всплывут после смерти, виновные же утонут так же, как и их грязные души».
Оба сценария заканчивались смертью.
Там не было места правосудию — лишь ненормальная толпа развлекалась тем, что оскорбляла и рвала на части жизнь юной девушки.
Встряхнув головой, я пыталась прогнать это видение из своих мыслей.
Джетро раскачивался передо мной, повернувшись спиной к своей семье, его взгляд был направлен только на меня.
Под его золотым льдом скрывалась потребность быть понятым мной. Для того чтобы я могла простить его за то, что он собирается сделать.
Как он мог просить меня об этом, когда я не знала, выживу ли я?
Если ты сегодня обретешь свою могилу, не осуждай его больше, чем он сделает это сам.
Я ушла от мученичества только для того, чтобы быть замученной — не в состоянии сделать ему больно даже, когда он причинял боль мне. Я кивнула или попыталась кивнуть, мое тело заледенело, и я была неспособна двигаться.