Сила, чтобы поднять и опустить меня в пруд, резко превышала возможности одного человека.
Этот Долг.
Это злодеяние стало семейным делом.
Джетро, Кестрел, Дэниель и Кат.
Вместе они играли в рулетку из моей жизни, и в идеальной гармонии они вместе надавили и снова запустили мое погружение.
Их сторона механизма возвышалась, пока моя падала.
— Нет! — закричала я, пока меня трясло в кресле.
Но они проигнорировали меня.
Все быстрее и быстрее они опускали меня, пока не исчезли из виду, а моя водная могила снова поприветствовала меня.
Поцелуй воды поглощал мои ноги, бедра, груди... мою голову.
Я быстро погружалась.
Как будто принадлежала этому месту.
Второй раз был не лучше первого.
Я бы сказала, даже хуже.
Мои легкие горели.
Они как будто кровоточили от моих утопленных криков.
Мое сердцебиение отправляло рябь ужаса по воде, что окружала меня. Звуковые волны оповещали рыб, что в скором времени я буду легкой добычей... что я была в секундах от перехода из одного мира в другой.
Где, надеюсь, ко мне буду относиться лучше.
Я упорно боролась, зарабатывая еще больше синяков, отчего загнала себя в ловушку безумия.
Я снова закричала, не в силах удержать кислород. Что-то чешуйчатое плавало подо мной, щекоча мои пальцы. Водная трава и быстрые вспышки движения лягушек погружали мой разум в темноту.
Изображение Лох-несского чудовища и морских созданий со свирепыми острыми зубами украли остатки моей рациональности.
Я хочу дышать.
Я хочу жить.
Я тянулась к светло-зеленой поверхности. Плакала, умоляла и глотала галлоны тины, борясь, чтобы остаться в живых.
Время играло ужасную шутку со мной. Мучение не заканчивалось.
Не было никакой передышки. Не было воздуха.
|
|
Изумрудная глубина воды поглощала меня, сжимая все крепче и крепче — сокрушая меня как консервную банку под своими нежными волнами.
Это погружение в воду длилось дольше, и, может быть, я уже была разрушена. Возможно, оно было и короче, но я израсходовала все резервы, чтобы продержаться.
Я хотела перестать бороться.
Хотела уступить.
Какой слабой я была.
Хрупкой.
Сломленной.
Моя борьба уступила подергиваниям. Мои мышцы боролись сами по себе, требуя кислород, который я не могла дать.
Мои волосы кружили вокруг меня как живые, покачиваясь как водоросли, обещая более легкое существование, если я просто последую их нежному танцу и сдамся.
Просто... сдайся.
Сдайся нежной колыбели сна.
Если я умру, то выиграю.
Хоук потеряют, а я буду свободной.
Моя борьба прекратилась, и все тело обвисло, как будто во мне больше не было костей и дыхания, а только невесомая свобода.
Здесь было тихо. Тихо и спокойно... и я дрейфовала.
Я дрейфовала.
Я слабела...
Затем я снова обрела вес, прижимая подбородок к ожерелью, пока меня утягивало вверх. Невероятное давление, когда я снова рванула из своей изумрудной гробницы и оказалась в облаках.
Гравитация теперь была моим врагом, делая все таким тяжелым. Моя грудь была слоном. А голова шаром для боулинга.
И я была слабой.
Такой слабой.
Воздух стекал по моему горлу, смешиваясь с водой, которой я наглоталась, из-за чего меня одолели рвотные позывы. С каждым глотком воздуха мой разум просыпался, заставляя меня включить программу выживания. Я стонала и умоляла, и поглощала любую возможную каплю кислорода.
|
|
Я не могла посмотреть вверх. Не могла посмотреть за собой.
Я видела только черноту. Но что-то придало мне нечеловеческую силу повернуться в моих оковах и посмотреть, только раз, назад.
Облака были темными и угрожающими, затемняя Хоук в мрачном сумраке.
Золотистые глаза Джетро прожигали меня с берега, обгоняя расстояние, сияя как янтарь в солнечном свете — как рай.
Рай.
Я бы хотела отправиться в рай.
Но затем я посмотрела на Ката, Кеса и Дэниеля.
Их глаза были того же гребаного цвета.
Всех их.
Четверо мужчин. Четыре судьбы и воли — но одна пара идентичных глаз.
Дьявольские глаза.
Вселяющие ужас глаза.
Глаза, которые я не хотела снова увидеть.
Дэниель спросил:
— Ты отказываешься от своей силы, злая ведьма? Ты излечилась от инфекции магии?
Джетро оттолкнул его, ругаясь себе под нос.
Затем я снова упала.
Мужчины разжали свою хватку и прогнали меня из сухости, подарив мне мокрый склеп.
Когда вода обрушилась на мою голову в третий раз, я сдалась.
Не было смысла бороться.
Со мной было покончено.
Я потеряла счет времени.
Вверх, вниз, вверх, вниз. От мокрой к сухой и снова назад.
С каждым погружением я становилась слабее... все быстрее силы покидали меня.
Сколько раз они поднимали меня, чтобы снова опустить через несколько секунд? Я поверила Джетро, когда он сказала, что некоторые мучения длятся весь день.
Казалось, будто это длится вечность.
Я не могла двигаться. Во мне не осталось энергии.
Снова находясь под водой, мое сердце забилось так быстро, пока не разбилось о мои ребра, раскрывая меня, позволяя воде вливаться в мое горле и выплескиваться в легкие.
|
|
Меня потрясла иллюзия больше ничего не бояться, а принять все. Иллюзия воплотила фантазию в жизнь, искореняя монстров из моего мира.
Здесь внизу существовали единороги. Там наверху чудовища.
Я широко открыла рот.
Возможно, это был подарок, которого я не понимала.
Возможно, я была русалкой и в воде могла дышать лучше, чем в воздухе.
Возможно, я могла превратиться и уплыть далеко-далеко отсюда.
Я попытаюсь.
Что угодно лучше этого.
Ледяная боль в моей груди, когда вода наполнила меня как воздушный шар, была чуждой и пугающей.
Но затем стало теплее.
И еще теплее.
Комфортно.
Боль ушла.
Паника отступила.
Я попрощалась с жизнью.
Смерть скользила по мне самым сладким поцелуем.
Я улыбнулась, вздохнула и сдалась глубине.
Она умерла.
Я знал это.
Я не мог объяснить, откуда.
Но знал.
Я сделал это.
Я убил ее.
Она покинула меня.
Все закончилось.
Я существовала в тумане теплой, успокаивающей черноты. Меня не беспокоили совесть, стресс или тревога.
Я была довольна.
У этого нейтрального мира не было никаких условий или правил о том, как жить. Я просто существовала. И здесь не было мыслей, развращающих меня.
Мне нравилось.
Я предпочла бы здесь и остаться.
Я погружалась все глубже и глубже в дымящуюся нежность.
Я принадлежала этому месту.
Затем что-то пыталось проникнуть в мой разум.
Я отбросила это подальше, свернувшись в шар, став невидимой.
Чернота становилась темнее, желая задержать меня, настолько же, насколько я хотела задержаться здесь.
Но проникновение снова повторилось, оно было жестче и сильнее.
Я боролась с ним.
Но это вмешательство было настойчивым. Оно цеплялось за мой разум, разрывая счастливую связь и принудительно вытаскивая меня из глубин.
Оно разрушало мою удовлетворенность.
Разрушало мое счастье.
Нет!
Я озверела.
«Ты не можешь забрать меня.
Я принадлежу этому месту. Не тому».
Здесь у меня было ощущение бесконечности. Я была не просто человеком, я была кем-то намного большим.
Я не хотела уходить.
Мне нравилось быть здесь.
Здесь я не беспокоилась, не хотела и не боялась.
Но, несмотря ни на что, оно не хотело слушать. Оно тянуло меня быстрее и быстрее из моего святилища.
Чернота исчезла, становясь все ярче и ярче.
У меня не было другого выбора, кроме как мчаться к свету, ломаясь надвое от печали.
Потом все распалось на части.
Тьма. Комфорт. Нежное тепло.
Все это исчезло.
Я замерзла, абсолютно потерянная и уязвимая.
Где я?
Что-то блестящее и яркое светило мне в глаза. Я моргнула от боли, смотря на эхо глубокого желтого солнца.
Облака исчезли.
Я снова моргнула. Сосредоточившись на мире, который я когда-то знала.
Я пожалела, что не ослепла.
С обретением зрения стали разворачиваться ощущения, когда моя душа проскользнула обратно в тело. Я не желала, чтобы жизнь возвращалась в конечности, которые превратились в труп.
Было кое-что, что я должна была сделать в этом мире. Что-то очень важное.
Понимание ворвалось в меня с паникой.
«Дыши!»
Я не могу дышать.
Тень заслонила солнце, мягкие губы снова прижимаются к моим. Мой нос был зажат, когда мощный порыв воздуха пронесся со свистом вниз по моему горлу, принося сладкий, сладкий кислород.
Моя грудь поднималась и опадала.
Недостаточно.
Больше. Дайте мне больше.
Дающий мне жизнь это понял, еще раз наполняя меня прощением, печалью и сожалением с новым вдохом.
Меня вырвало.
Сильные руки перевернули меня на бок и похлопали по спине, когда я вырвала ведро того, что нахлебалась в озере.
Больно.
Господи, как больно.
Мои легкие выворачивало наизнанку от боли, когда перегруженный орган отказался пытаться выживать в воде, вместо этого протягивая жаждущие руки к воздуху.
С воздухом приходила жизнь, а с жизнью знание, что я умирала.
Слезы брызнули из моих глаз.
Я умирала.
И я предпочла это.
Я тонула в безысходности.
Как я могла так легко сдаться?
Затем меня накрыло осознание, кто я и где нахожусь.
Я Нила.
Это был Второй Долг.
Меня окружали Хоук.
Ублюдки, мучители Хоук.
Затем это больше не имело значения.
Боль охватила меня тяжелым покровом, сжимая с каждой стороны. Никогда прежде не испытываемая агония накрыла меня как шторм. Агония жила в моей голове, моем сердце, моих костях, моей крови.
Все болело.
Все умирало.
Возвращение к жизни было абсолютной пыткой, меня приветствовала кольцо дьяволов.
— Вернись ко мне, Нила, — выдохнул Джетро мне в ухо, едва отметив, что под этой парализующей агонией я жива. — Я не позволю, бл*дь, тебе покинуть меня. — Он слизал слезу, стекающую из моего глаза. — Еще нет. Я не позволю тебе уйти, еще нет.
Я не могла смотреть на него.
Не могла слушать его.
Поэтому я сфокусировалась на месте на вершине холма — на черном пятне, которое освещалось заходящим солнцем.
Нет, не на пятне.
На женщине.
Темные волосы, женственная фигура.
Жасмин.
При виде ее напряжение рассеялось. Я расслабилась. Мои кричащие от боли мышцы перестали дрожать, расплавившись в грязи, на которой я лежала.
Мне больше не нужно было бороться.
Жасмин сидела с царственной честью и, сияя от гордости — так, как и ожидалось от любого потомка Хоук.
У меня появилось страстное желание помахать, чтобы она предоставила мне милость.
Как это возможно, что у кого-то было столько власти, хотя она был так же сломлена, как и я?
Я утонула и вернулась к жизни.
Исцелилась.
Однако Жасмин никогда.
Мой взгляд переместился от ее прекрасного лица к ногам.
Я сочувствующе вздохнула из-за такого положения вещей.
Кресло заменило ноги. Подставки для ног вместо обуви.
Жасмин Хоук была парализована.
Скованная инвалидным креслом, вела образ жизни отшельника.
И внезапно появилось больше смысла. Насчет Джетро. Его отца. Сестры.
И затем этого стало чересчур много.
Я погрузилась в пушистые облака.
Я попрощалась во второй раз.
Я принес ее обессиленное тело назад в Ад.
Я повернулся спиной к своим отцу, бабушке и братьям.
Позволил им шептаться о моем падении и спланировать мой конец.
Я сделал все это, потому что чувствовал, как Нила сдалась, и ничего больше меня не волновало.
Деньги, «Хоуксбридж», бриллианты — ничего из этого.
Все это было ерундой, которая меня не волновала.
Все, что имело значение, — убедиться в выздоровлении Нилы.
Я не мог дать ей умереть.
Она не могла оставить меня в одиночестве.
Не сейчас.
Поднимаясь на холм, пройдя через парк при доме, я очутился в Холле. Я проигнорировал братьев из «Блэк Даймонд», которые наблюдали за спектаклем из массивных биноклей и телескопов, и прорвался к задней части дома.
В гостиной неясно вырисовывалась огромная вращающаяся дверь, замаскированная под книжный шкаф.
Несколько лет назад дверь скрывала бункер. Секретный вход в катакомбы под домом. Они были там, чтобы спасти моих предков от войны и мятежа.
Теперь этот бункер был преобразован и служил различного рода назначениям, наряду с дополнениями, которые сделали спустя девяносто лет после того, как был заложен первый кирпич.
Тело Нилы было ледяным и мокрым. С ее одежды вода стекала вниз по моему торсу, оставляя следы капель везде, где мы проходили. Ее длинные влажные волосы облепили мою руку как ламинария. Много раз я мечтал о том, как вытяну из пруда келпи [прим. водяной в образе лошади] и возьму ее в заложники. Мою собственную нимфу воды, чтобы сберечь ее на удачу.
Она исправит меня.
Она обязана.
Потянув за нужную книгу, механизм разблокировался, открывая дверь.
Нила не шевелилась.
Она прекратила дрожать, но ее губы были глубоко синего цвета, что ужасало меня больше, чем ее бессознательное хныканье. Она балансировала на пороге смерти. Даже теперь, когда я реанимировал ее дыханием рот в рот и отдал свою душу, а также свой воздух, ее жизнь до сих пор вытекала из нее.
Так, словно она хотела умереть.
Хотела покинуть меня.
Ее хрупкое тело заставило меня сосредоточиться на вещах, с которыми я не был достаточно силен столкнуться.
Я повзрослел.
Я начал видеть.
Начал верить в то, что она была предназначена мне. Только она могла уберечь меня от себя самого.
Проскользнув в дверь, я был достаточно осторожен, чтобы она не ударилась головой. Ее тело лежало как падший ангел в моих руках, как будто я поймал ее на полпути ее падения на землю. Ее губы были приоткрыты, руки свисали по бокам.
Я должен был согреть ее и быстро. И я точно знал, как это сделать.
Заблокировав за собой дверь, я спустился по винтовой лестнице. У меня не было никакой возможности хлопать в ладони, чтобы включить освещение, которое зажигалось от звука. Поэтому мне приходилось громко топать ногой, ступая на каменные ступени, и я был признателен за то, что светильники зажигались один за другим, освещая мне путь в темноте.
Электричество заменило газ, который в свою очередь заменил открытое пламя, которое использовалось для освещения в средневековых фонарях на стене.
Двигаясь вперед, каждый светильник уводил меня все дальше под домом, пока я не миновал свою собственную часть и оказался за холостяцким крылом.
Бункер был расширен гораздо дальше своей первоначальной постройки. Необработанные бетонные стены были тщательно модернизированы большими белыми известняковыми плитами и первоклассными средствами обслуживания.
Существовали бесчисленные хитрые изобретения, чтобы я мог быстро согреть Нилу.
У нас была парная, сауна и спа.
У нас было все, что можно было купить за деньги.
Но это все было недостаточно хорошим средством сейчас.
Я нуждался в чем-то большем, грандиозном... жарком.
Мне нужно было нечто, что нельзя купить за деньги: сила природы.
Запах серы окутал нас, когда я продолжал спускаться вниз по коридору во влажный мир под «Хоуксбриджем». Пещера была обнаружена после того, как была возведена первая часть зала. Работник умер от падения в отверстие при установке нового фундамента — в пещеру, на которую наткнулись по чистой случайности.
Природные источники довольно распространены в Англии — их охраняют те, у кого они есть, и являются общественной роскошью в таких местах, как Бат. Наши оставались семейной тайной для многих поколений.
Температура сапфировой воды, никогда не опускалась ниже сорока градусов по Цельсию. За всю историю. Она оставалась такой же, когда я частенько бывал здесь, и Жасмин с горничной посещали ее почти ежедневно, чтобы снять боль в ее атрофированных мышцах.
Влага капала с глиняных стен, шлепаясь тихо обратно в бассейн, откуда и появилась. Вечный круг смерти и возрождения.
Я не остановился, чтобы раздеться.
Нельзя терять время.
Прижимая Нилу крепче к своей груди, я спускался по ступеням, вырезанным в скале на дне источника. Каждый шаг приносил мне покалывание кожи и ожог. Я не мог справиться с такими теплыми водами сразу — я должен был немного облегчить погружение, позволить понемногу расплавить лед в моей душе.
Но сейчас, единственное, что меня волновало, — это повысить температуру тела Нилы.
Меня не волновали моя обувь и одежда.
Черт, мне было абсолютно наплевать на телефон и кошелек в кармане.
Все было несущественным; но желание исцелить ее прежде, чем это стало слишком поздно, было подавляющим.
Мало того, что я оставил шрамы на ее спине, но теперь я оставил ей шрамы от смерти.
Я должен исправить это. Быстро.
Когда теплая жидкость окружила мою талию, она украла вес у тела Нилы, почти вытаскивая ее из моих рук. Неохотно, я раскрыл свои объятия, позволяя ей плавать рядом со мной, бодро качаясь на поверхности воды.
Ее глаза не открывались. Она никоим образом не показала осознание того, что чувствовала тепло после того, как замерзла.
Сложенными чашечкой пальцами, я лил горячую воду над ее головой, торгуясь с холодом озера уступить место теплым объятиям весны.
Водопад за водопадом я лил на ее голову, стараясь не допустить, чтобы капли попали ей в нос или в рот.
Потребовалось слишком много времени.
Единственным звуком был тихий плеск воды, который просачивался сквозь мои пальцы
Каждая секунда ожидания ее пробуждения нарушала мое сердцебиение.
Я потерял счет времени. Мои глаза не покидали ее синие губы, и когда темный глубокий цвет начал исчезать, я, наконец, немного расслабился.
Ее пальцы больше не были кубиками льда, оттаивая благодаря теплой воде.
Когда она, наконец, начала пробуждаться, то задрожала.
Яростно.
Ее зубы стучали, а волосы запутались на поверхности, дергаясь с каждым дрожанием.
Прижав ее ближе, я обнимал ее, пока рябь проходила по воде от дрожи ее тела, расходясь кругами по бассейну шириной в три метра.
Каждое подергивание ее тела отдавалось во мне — я не думал, что когда-либо снова буду стойким.
Я продолжал лить воду ей на голову, которая каскадом стекала по ее замерзшим ушам, желая, чтобы ее щеки порозовели.
Ее мягкий стон был вторым знаком, что она жива. Однако, если она и знала, что я делал, то не показывала это — она отказывалась открывать глаза.
Я не винил ее.
Я бы тоже не хотел смотреть на человека, который все это сотворил.
Вздохнув, я прижал свой лоб к ее. Никакие слова не могли передать все, что я чувствовал. Поэтому я позволил тишине говорить за меня.
Я наполнил пространство огромным количеством сожаления. Сожаления за сегодня, за вчера, за завтра. За все, кем я был и кем не мог стать.
Я не знал, как долго мы находились в пещере под моим родным домом, но медленно тишина наполнилась больше чем просто печалью и извинениями. Она наполнилась потребностью: такой яростной и коварной, что я изо всех сил старался дышать.
Отстранившись, мои глаза встретились с темными глубинами Нилы.
Я нахмурился, когда она медленно выпрямилась, опуская ноги под воду. Ее руки двигались. Медленно и слабо она обхватила мое лицо.
Я застыл в ее хватке.
Вздох сорвался с ее губ.
Я бы позволил ей дать мне пощечину. Я бы позволил ей выпустить ярость. В конце концов, я заслужил это.
Я понимал, что она злилась. Цвет ее щек и блеск в глазах намекали на ее ярость. Я чувствовал, как ее нрав возрастает, так же как я ощущал небольшие водовороты термальных источников в воде.
Я кивнул, одобряя наказание.
Но она не двигалась.
Мы просто пялились друг на друга, дышали и пытались понять обоюдное предательство.
Мои губы покалывало от желания прикоснуться к ее губам. Член покрывался влагой от желания войти в ее тело. Мое сердце... черт, мое сердце умоляло открыться и позволить ей владеть им.
— Я прощаю тебя, — наконец, прошептала она, пока одинокая слезинка катилась по ее щеке.
Одна фраза расколола меня надвое, и впервые в жизни я сломался. Я, черт побери, хотел рыдать о неправильности своей жизни. Все детство я не мог наслаждаться жизнью, а в течение взросления не был в состоянии принять все происходящее.
Я хотел убиться из-за того, что мне приходилось делать, и из-за того, кем я стал.
Мне стоило опуститься под воду и лишить себя жизни. Я перестал бороться. Закончил притворяться.
Если я мог спасти ее, положив конец своей борьбе, я сделаю это.
Я бы пожертвовал всем, если бы, черт побери знал, что спасу ее.
Облизав губы, я опустил взгляд к ее губам.
Нужно было так много сказать. Раскрыть слишком много боли, и у меня не было сил для этого.
Еще нет.
Нила проплыла передо мной, затаив дыхание, когда я нежно охватил ее бедра, притянув ее невесомое тело к себе.
Ее ресницы затрепетали, а тело натянулось как тетива.
Ее пальцы впились в мои щеки, держа меня на расстоянии, но, не пытаясь отстраниться.
Мои руки горели, пока я держал ее. Я был благодарен, что она вообще позволила мне прикасаться к себе. Но этого было недостаточно, я хотел большого.
Опустив голову, я пробирался через ее гнев, в поисках тех эмоций, что были на матче в поло.
Мне нужно было убедиться, что я не уничтожил увиденное в тот день. Медленно они появлялись, всплывая на поверхность ее глаз, пылая правдой.
Она все еще заботилась обо мне.
После всего, что я натворил.
Черт, я чудовище.
Чувство вины давило внутри моей груди, яростно закручиваясь в спираль вместе с желанием, которое плавило мое тело.
— Поцелуй меня, Нила, — прошептал я. — Позволь мне вернуть тебя к жизни.
Вода пробудилась, когда она затряслась. Ее руки опустились на мою грудь, напрягаясь, чтобы оттолкнуть меня.
Я вздрогнул, когда ее пальцы вцепились в мою футболку.
Затем, вместо того чтобы оттолкнуть меня, она притянула к себе.
Ее рука скользнула вокруг моей шеи, притягивая мой рот к ее.
Я втянул вдох.
И она повиновалась.
Болела каждая частичка моего тела.
Мои легкие были ослаблены и повреждены; горло саднило и хрипело. В голове стучало и пульсировало. Каждый раз, когда я делала вдох, казалось, будто у моей грудной клетки была одна цель в жизни: проколоть мое сердце до смерти.
Я выжила... и заплатила цену.
Утопление — это совсем не весело.
Быть утопленной несколько раз, и того меньше.
Я никогда не хотела оказаться у воды снова.
«И все же ты в бассейне с Джетро.
Ты в бассейне целуешься с Джетро».
Мой больной разум пытался понять, как он смог разрушить меня в воде и при этом излечить меня в той же субстанции.
Жестокость, а затем комфорт.
Убийство, а затем воскрешение.
Две стороны одного — не зло или добро, или даже осознание его восприятия. Только единое целое, используемое по-разному.
Вода могла быть врагом, но также и любовником.
Может ли быть так же и с Джетро?
Его губы скользнули к моим. Влажные, теплые и нежные.
Он не заставлял меня. Не пытался контролировать поцелуй, который я вернула ему.
И за это я была благодарна.
Я не торопилась. Я смаковала его, дегустируя его сожаление.
Я сделала все возможное, чтобы занырнуть глубоко в его душу, где правда только и ждала, когда ее найдут. Я должна была знать то, от чего он пострадал. Я должна была выяснить, хотела ли я остаться жить.
Его голова вертелась, углубляя поцелуй, так что наши тела танцевали все ближе. Кончиком языка он лизнул мою нижнюю губу, посылая пульсации вожделения в низ моего живота.
Я должна была доверять ему. Доверять этому моменту. Должна была верить. Должна была надеяться.
Приоткрыв свой рот, я пригласила его язык внутрь. Облизывая его, поощряя, ныряя в темное и опасное подводное течение, протекающее между нами.
Он застонал, притягивая меня ближе. Потянув назад, он обхватил мои щеки большими руками.
— Я хочу, чтобы ты знала.
Мое поврежденное сердце затрепетало. Я не сказала, но знал, что мой вопрос пылал в моих глазах.
«Знала что?»
Он вздохнул. Его точеные скулы и темные брови заставили его выглядеть виновным и печальным одновременно. Его густые ресницы, оттеняющие потрясающие глаза, и его губы — они обещали быть превосходным лекарством, чтобы заставить меня забыть о моей боли.
В туманном испаряющемся мире я видела, как сильно он себя сдерживал. У его души были не просто тени, а дырки. Дырки, которые, возможно, никогда нельзя будет залатать.
Джетро был наследником империи, которая стоила несметные миллионы. Он был умным, способным и сильным. Оглядываясь назад, я поняла, что было неизбежно, что я влюблюсь в него. А как могло быть по-другому? Было почти облегчением признать, что у меня не было никаких шансов против его чар.
Но если он поймал меня в ловушку, то и я поймала в ловушку его.
Он переживал тот же самый внутренний конфликт.
В нежном дрожащем прикосновении Джетро коснулся большим пальцем моих губ.
— Ты делаешь меня лучше, даже делая меня хуже.
Мое горло сжалось, вызывая болезненные ощущения из-за предыдущего крика. Тату на кончике моего пальца горело, будто узнало, что он моя вторая половинка — хотела я этого или нет.
Во многих отношениях Джетро был старше своих лет, но в то же время и такой юный.
— Тебе нужно было рассказать мне, — пробормотала я. — Дать мне понять.
— Разве ты не понимаешь, что я облажался с тех пор, как я впервые написал тебе? Я сошел с ума, но ты единственное лекарство от моего безумия.
Мое сердце загрохотало. Это было первое словесное признание, что он был Кайтом.
Это было больше, что он давал мне ранее, но этого было недостаточно.
— Я слушаю и не осуждаю. — Я не могла ничего поделать и добавила: — И ты делаешь со мной то же самое. Я схожу по тебе с ума, Джетро. Ты должен признать это.
Со смешанным шумом разочарования и печали он поцеловал меня еще раз, извращая мои мысли жаждущим языком. Я не была достаточно сильной, чтобы остаться непоколебимой, в то время как он был полон решимости поглотить меня. Поцелуй отвлекает меня от того, что он сказал, что я хотел ему сказать. Плюнув на все, я повторяла за ним, переплетая наши языки, усиливая наше желание.
Не позволяй ему спрятаться.
Моей сдержанности почти не было, но я не могла позволить ему сменить тему — независимо от того, что я предпочла бы поговорить о чем-то другом.
Освободившись, я запустила пальцы в его волосы, крепко его держа.
— Расскажи мне. Джетро. Расскажи мне все.
Он тяжело дышал, а его губы не покидали моего рта.
— Тебе недостаточно того, что ты запала мне в сердце? — Он внезапно схватил меня за руку, растопырив мои пальцы на своей груди. — Ты чувствуешь это?
Мои легкие сжались, когда сердце забилось быстрее в волнении.
Джетро выдохнул:
— Становится так плохо, что я едва могу дышать. Годами я боролся, всю свою гребаную жизнь.
Я пыталась отодвинуть свою руку. Я не могла переварить ощущение того, как его сердце неустойчиво билось под моими кончиками пальцев. Его ритм был напряженный, растерянный... потерянный.
Его выражение лица выражало тоску и смятение. Смотря на меня вот так, он давал мне слишком много власти. Слишком много авторитета над его душой.
Но также это успокаивало меня — доказывая, что контроль над моим будущим был прямо здесь — в моей хватке. Мне только нужно быть достаточно смелой, чтобы принять его.
Свернув пальцы на его груди, как будто я могла взять в них его сердце, я уставилась в его глаза.
— Расскажи мне.
— Я расскажу тебе, что могу... но позже.
— Нет, не расскажешь. Скажи сейчас.
— Что ты еще хочешь от меня, Нила? — он вдруг зарычал. — Разве ты не видишь? Тебе правда нужно это услышать?
Его страх ощущался в воздухе.
Да, я могла видеть, что-то не так. Я могла почти понять это.
Но мне было необходимо, чтобы он признал это.
— Ты не можешь прятаться. Не на этот раз. Не со мной.
Тишина повисла между нами.
Затем, наконец, он пораженно повесил голову, но в его взгляде было облегчение.
— Я расскажу тебе. Все. Кем я являюсь. Что это значит. Обещаю. Я расскажу.
