Ноздри Джетро расширились. Он увидел мое признание, мое разрешение продолжать.
«Ты сумасшедшая.
Возможно, ты ведьма.
Ты выглядишь так, будто веришь в свое бессмертие или невозможность быть убитой».
Это могло бы быть правдой. Сейчас я желала, чтобы это было правдой.
С прямой спиной и широко расставленными ногами Джетро, наконец, задал вопрос, которого я ждала:
— Раскаиваетесь ли вы, мисс Уивер? Берете ли вы на себя ответственность за грехи вашей семьи? И согласны ли оплатить долг?
Я почти рухнула от испуга. Это был тот самый вопрос, который Джетро задавал мне перед исполнением Первого Долга.
Прежде чем ответить, у меня был свой собственный вопрос. Смотря непосредственно на Бонни Хоук, я спросила:
— Когда я только появилась здесь, мне было сказано, что меня будут использовать бессердечно и без раздумий. Было сказано, что сын, родившийся первым, определяет, как мне жить, что нет никаких правил, касательно того, что он делает со мной. — Мой голос дрожал, но я заставила себя продолжать: — Тем не менее, все, что вы делаете, строго повторяется. Прошлое воссоздается снова и снова. Вы связаны с тем, что случилось так же, как и мы. Безусловно, вы достаточно сильны, чтобы оборвать эту тенденцию и найти силы в ваших сердцах, чтобы отпустить это.
Мои руки сжались в кулаки, когда я отпустила свой гнев и огонь:
— Пусть закончится это безумие!
Бонни приоткрыла рот, отчасти от удивления, отчасти от радости.
Ее карие глаза блеснули, когда она наклонилась вперед, указывая шишковатым пальцем в мою сторону.
— Давай кое-что проясним, юная леди. Мой внук связан, как ты говоришь, записями, которые хранятся в течение сотен лет. Он должен следовать каждой из них беспрекословно. Но все остальное то, что не касается выплаты долгов, исключительно на его усмотрение.
|
|
Она подняла свой подбородок, смотря на Джетро.
Он застыл.
— Именно он решает, делиться ли вам или нет. Именно он решает, заслуживаешь ли ты снисходительности за послушание, или же нуждаешься в наказании за неподчинение.
Ее сухие губы приподнялись над старыми и неухоженными зубами:
— Есть кое-что, чего ты не знаешь, Нила Уивер. И обычно я не рассказала бы отбросу, типа тебя, о чем разговаривают в нашей семье. Но для тебя я готова сделать исключение. Ты хочешь знать это, дитя?
Ветер подхватил мои волосы, развевая их вокруг меня, как черную молнию. Казалось бы, сам факт того, что я стою в центре пентаграммы, наделяет меня силой древней магии, которая должна остаться мертвой и похороненной. Волосы на затылке встали дыбом, я медленно продвинулась к краю рисунка, желая покинуть его.
— Да. Я хочу знать.
Я бросила взгляд на Джетро и попробовала представить беседы, которые он мог вести с людьми, которыми дорожил больше всего. Был ли здесь кто-то, с кем он чувствовал себя свободно? Только его сестра. Я знала это из-за того, как Жасмин говорила о нем. Он жил в большой семье, и все же оставался настолько одиноким.
Бонни Хоук сделала неглубокий вдох:
— Через несколько дней после твоего прибытия Джетро пришел ко мне с просьбой, оставить тебя при себе.
— Бабушка, — начал Джетро.
Бонни взглянула на него:
— Нет, я должна рассказать ей. Возможно, после этого она будет подчиняться тебе лучше. И мы сможем продолжить, прежде чем взойдет Луна.
Ноздри Джетро раздулись, когда он кивнул через плечо бабушке, удаляясь из беседы.
|
|
Бонни еще раз пошевелила своим пальцем, указывая на меня.
— Твой приезд надо было отпраздновать. Ты была подарком для моего сына и внуков. Тебя должны были разделить. — Ее губы широко расплылись. — Дитя, ты понимаешь, о чем я говорю, не так ли?
Мои внутренности скрутило от боли.
Я знала, что она имела в виду. Джетро говорил об этом, когда заставил меня ползать, как собаку, по псарне. Он сказал, что меня должны были пустить по кругу. Но этого не случалось.
Мой взгляд взлетел к нему.
Даже тогда... даже тогда, когда он был настолько ужасен, он защищал меня от худшего.
Слабость внутри исчезла, ее заменила невыносимая боль в моем сердце.
— Да, я поняла, о чем вы говорите.
Бонни Хоук откинулась на спинку стула, уронив костлявую руку.
— Хорошо. Разумно с твоей стороны помнить об этом. Помни, что у нас есть правила, но есть и свобода; есть руководящие принципы, но и исключения из них. Но важнее всего, это иммунитет против того, что мы просим сделать.
Кат откашлялся, двигаясь вперед и становясь центром внимания.
— Достаточно. — Он щелкнул пальцами в сторону своего сына, — Джетро. Спроси девушку еще раз.
Моя спина напряглась. Ветер утих, освободив мои волосы от своего захвата, и позволяя им упасть мне на плечи, и задрапировать их, как смертный саван.
О, боже.
Мои ноги дрожали и хотели освободиться из пентаграммы, но в то же время я не хотела двигаться. Возможно, я в безопасности внутри этой пятиконечной ловушки. Возможно, с чем бы этот знак ни ассоциировался, он сможет похитить меня и защитить от Второго Долга.
|
|
Ей было только четырнадцать.
Девочка Хоук умерла, чтобы защитить моего предка. Она была ошеломлена и столь предана. Чем я была лучше нее? Почему я заслуживаю свободы, когда она была убита из-за лжи?
Я сглотнула, когда Джетро полностью повернулся ко мне. Его руки по бокам были сжаты в кулаки, лицо было пустым и холодным.
— Вы готовы покаяться, мисс Уивер? Принимаете ли вы ответственность за грехи вашей семьи и согласны ли оплатить долг?
Его голос отдавал эхом в моих ушах. Мне бы хотелось, чтобы он спросил меня о чем-то другом, но не об этом. Я бы хотела, чтобы он спросил меня о другом. Я мечтала о другом вопросе. О многих разных вопросах.
«Хотела бы ты сбежать со мной?
Можешь ли ты простить мою семью за то, что они сделали?
Влюблена ли ты в меня так же, как я влюблен в тебя?»
Эти вопросы были бесконечно лучше. Но я никогда не услышу их.
Я откладывала ответ настолько, насколько это было возможным.
Мне ничего не оставалось, как покончить с этим.
Взяв себя в руки, я посмотрела сперва на Джетро, затем на каждого из членов его, введенной в заблуждение, семьи. Ему не нужно было спрашивать дважды, независимо от моих проволочек. Я знала свою роль — мое участие в этой театральной постановке.
Если в этом пентакле была хоть какая-нибудь сила, то я взывала к ней сейчас. Я взывала к старинному колдовству и просила об одной вещи:
«Позвольте мне вытерпеть, чтобы я могла заплатить за грехи моих предков. Но также позвольте мне выжить, чтобы я смогла отомстить тем, кто причинил мне боль».
Поднялся ветер, развевая подол моей сорочки... почти в ответ.
Сжимая руки в кулаки, я сказала:
— Да. — Мой голос звучал громко и чисто, с легким вызовом. — Да, я принимаю долг.
Кат нахмурил лоб, как будто был взбешен моей силой и совладением с чем-то ужасным. Он выглядел недовольным. Раздраженным.
С другой стороны Джетро выглядел пораженным. Его лицо побелело, и он кивнул.
— В таком случае, давайте начнем.
Я закрыла глаза, воспользовавшись последним моментом, чтобы укрепить свою душу.
«Ты можешь пройти через это, Нила.
Ты можешь.
Они не убьют тебя. Еще нет».
Еще один приступ дрожи накрыл меня. Возможно, после всего это мне захочется, чтобы они это сделали. Я могу захотеть смерти и избавления от страданий.
Джетро стиснул челюсти и двинулся к зловеще выглядящей штуковине, которая оставалась скрытой под черной тканью. Каждый раз, когда ветер поднимал края, я старалась увидеть, что там. Краткий проблеск дерева и кожи ни на что мне не намекнул.
Сжав ткань в кулаке, Джетро сорвал ее с размаху.
Мое сердце мгновенно остановилось.
Я отступила, задевая линию соли и разрушая грань пентаграммы. Гром гремел на горизонте, темные облака все сгущались.
Я видела это прежде — давно — в книге под названием «50 неординарных способов пыток». Вон взял ее в местной библиотеке. Я очень сильно ненавидела эту книгу. Он гонялся за мной по дому, растрясая страницы горя, крови и абсолютной боли.
Мне не нужна была вода, чтобы утонуть. Мой страх эффективно сделает всю работу.
Это были качели1.
Испуганное хихиканье поднималось в моей груди. Я любила качели. Мы с Ви часто вдвоем качались на них, когда были детьми.
Но это были не просто какие-то качели.
Эти разрушили все счастливые воспоминания, когда-либо связанные с качелями. Я никогда бы не села ни на одни снова.
Не после сегодня.
Не после этого.
Джетро не смотрел, он поглаживал ближайший к нему конец, который выглядел как простой ствол дерева. Он был вырезан в гладкий столб с кожаными поручнями, забитыми в древесину.
В общей сложности было четыре ремешка.
Я проследила глазами длину качели, сфокусировалась на центре, прежде чем стиснула зубы и вынудила себя уставиться на конец.
Вот где я буду находиться.
Конец не был гладким или классическим. Он был видоизмененным. Это было... кресло.
Простое деревянное кресло с манжетами для запястий и лодыжек. Не было никаких подушек или роскоши — тюремная камера, подвешенная над глубоким прудом. Оно было направлено лицом к воде, и я не смогу видеть, что произойдет на берегу.
Это было хуже, чем любой столб порки или подземелье.
Джетро наклонился над деревянной балкой, из-за чего кресло раскачивалось над сверкающей водой. Оно двигалось как неудержимое, паря без усилий, раскачиваясь в мою сторону, как будто знало, что мне суждено сидеть на нем.
Я отошла назад, споткнувшись в спешке.
И врезалась во что-то твердое и теплое. Подпрыгнув, сглотнула крик, когда сильные пальцы Кеса обхватили мое плечо, потирая меня большими пальцами.
— Доверься нам. Мы не позволим тебе утонуть. Мы знаем, что ты не виновна в колдовстве, и нам не нужно доказательство этого путем отнятия твоей жизни. — Его голос понизился, едва различимый моими ушами: — Задержи дыхание и отвлекись. Не борись. Не сопротивляйся.
От кружащих движений его пальцев меня тошнило. Его доброжелательность делала все только хуже. Дернувшись из его хватки, я выпрямилась, дрожа.
— Не прикасайся ко мне.
В его глазах появилась боль, и по какой-то необъяснимой причине я почувствовала, что задолжала ему объяснение.
«Мне так холодно».
Страх украл все.
Я никогда не дрожала так сильно — никогда не была так напугана. Мои зубы застучали сильнее, и я прикусила язык. Боль вспыхнула, и струйка крови потекла в мой рот.
Джетро встал рядом со мной и вытянул руку.
— Готовы, мисс Уивер?
«Нет.
Я никогда не буду готова для этого».
Я затихла, сглотнула кровь и каждое желание умолять.
Если бы мы были одни, я бы упала на колени и обняла его за талию. Я бы послала к черту все приличия и самоконтроль. Я бы пообещала что угодно, отдала ему все, если бы он остановил это.
Пожалуйста, не делай этого.
Он сощурил глаза, сверкающие от гнева. Его семья наблюдала за каждым движением.
И вот когда стало все понятно. Не было никакого выхода. Он смирился. То же самое следовало сделать и мне.
Опустив голову, позволяя черным, как смоль волосам закрыть меня от мира, я кивнула.
— Тебе нужно сказать это, — пробормотал Джетро. — Скажи это вслух. Признай, что заслужила это.
Закрыв глаза, я немного умерла изнутри. Заставив себя поднять голову, я представила себя ему.
Джетро схватил мое запястье, его холодное прикосновение ощущалось как вечная мерзлота для моего уже замерзшего тела.
Потянув, он вытащил меня из пентаграммы и повел к креслу.
— Вы все еще не сказали это, мисс Уивер.
Моя паника стала физической, как будто в моем рту был кляп. Я боролась со словами. С одним простым словом.
Подойдя к стулу, я прошептала:
— Да. Я признаю, что заслужила это.
Джетро издал искаженный шум в груди.
Я закрыла глаза.
Все было кончено.
Привязать ее было одним из самых трудных гребаных действий, которые я совершал.
Не потому что моя семья наблюдала, и у меня не было ни малейшей чертовой возможности испортить взыскание долга.
И не потому, что в моем сердце таял лед.
И даже не потому, что я был так чертовски близок к потере самообладания и вероятность показать всем, кем я был.
А потому, что я обещал себе, что в следующий раз, когда буду удерживать ее, она получит удовольствие, а не боль.
Я хотел, чтобы она извивалась под моим языком, пока была связана. Я хотел попробовать ее, когда она кончит для меня и время для нее остановится. И я хотел, чтобы звуки ее восхитительных стонов заполнили мой слух, в то время как она была бы связана и находилась в моей в ловушке.
Я хотел, чтобы она сдалась мне. Доверилась мне. Чтобы дарила мне каждое отдельное наслаждение, которое могла почувствовать.
Когда я трахал Нилу в ее покоях во второй раз, я дал обет, взять ее без остатка. Для того чтобы разделить с ней мой путь... весь путь.
Это означало, что я хочу забраться глубокой ей под кожу; заполучить ее сердце и разум. Мне уже было недостаточно владения лишь ее телом. Одно ее тело было не в состоянии дать мне то, чего я жаждал. Только ее полное подчинение и неизмеримая любовь способны сделать это.
Я нашел бы время. Дни, чтобы извлечь все, что она должна была дать мне. Слово «пытка» связано со словом «извращение». И я бы извратил эмоции Нилы так, что она несла бы меня в своем сердце вечность. Я обрел бы дом внутри нее так, что, наконец, смог бы быть свободным, черт побери.
Она может дать мне лекарство, которое я больше нигде не могу получить. Она может перенаправить всю мою боль во что-то... что-то большее.
Я хотел большего.
Я хотел все.
И сейчас я остался ни с чем.
Теперь, связывание для нее навсегда будет ассоциироваться с чем-то, чего стоит избегать, особенно от меня.
Я чувствовал ее быстрое дыхание на своем лице, когда наклонился над ней и прижал ее предплечья к подлокотнику.
Белая сорочка не могла скрыть очертания ее нижнего белья и торчащие соски. Ее кожа была холодной, а губы синели с каждой минутой.
Она даже еще не была в пруду, но уже выглядела переохлажденной.
Она так же холодна, как и я.
Кожаная застежка выскальзывала несколько раз из моих рук, когда я возился с ней. К счастью, моя спина скрывала мои движения от взора отца, иначе он увидел бы, как тает мой ледяной панцирь. Он бы увидел муки в моих глазах из-за того, что я был так близко к этой женщине, в то время как она ненавидела меня.
Нила была виновницей моей погибели.
Она заставляла меня таять.
Она была чертовым солнцем. И я собирался разорить ее тепло.
После того как ее запястья были привязаны, я опустился, чтобы пристегнуть ее лодыжки. Ее ноги толкались, когда дрожь усиливалась. Ее зубы стучали и не попадали один на один, волосы склеил холодный пот, выступивший на лбу.
Момент моего колебания тянулся слишком долго. Потянувшись, я обернул свои пальцы вокруг ее ноги, собираясь закрепить манжету.
Она ахнула, привлекая мой взор на себя.
Черт.
Это была ужасная ошибка — смотреть на нее.
Она выглядела слишком маленькой. Такой сломленной. Ее глаза были слишком широки для лица; кожа обтянула кости, которые могли легко сломаться, если бы ей стало еще немного холоднее.
Я пытался не смотреть в сторону.
Пытался.
Но не смог.
Наши взгляды встретились. Я застонал себе под нос, связь между нами стала только сильнее. Ее бриллиантовое ожерелье искрилось, даже когда над нами собрались темно-серые облака и заслонили солнце.
Нила перестала дрожать, как будто нашла убежище в моем взгляде.
Я прекратил бороться, будто она смогла приручить безумие во мне.
Что это были за... путы? Как она захватила меня настолько и как, черт побери, мне разорвать связь?
Чем сильнее я влюблялся в нее, тем хуже становилось.
Ее паника проникла в мою душу, скрутила мой желудок, пока меня не затошнило. Ее плоть побелела, как луна, и стала такой же нематериальной.
Несмотря на ужас того, что должно произойти, она никогда не была такой красивой, такой завораживающей и живой.
Мои ноги дрожали от желания преклониться перед ней и положить голову ей на колени. Просто отдохнуть... и притвориться, что ничего из этого не существует. Чтобы успокоить ее.
Кат зарычал себе под нос, прерывая наш момент, лишая нас его.
Нила шмыгала носом, слезы застилали ее взгляд.
Связь, которая была такой яркой между нами, теперь обратилась в темноту.
Твое время иссякает.
Стиснув челюсти, я вынудил себя работать быстрее. Мои пальцы проворно двигались, закрепляя пряжки вокруг ее левой лодыжки.
Я поднял голову в последний раз. Я сгорал от необходимости, чтобы она знала: я пришел к ней пустым, но сейчас она наполнила меня всем.
Она посмотрела мне в глаза, затем отвела взгляд.
Я хотел сказать ей, что сожалею. Хотел, чтобы она разглядела в моем взгляде то, что я никогда не произнесу вслух.
«Прости меня».
С мягким стоном она закрыла глаза, отрезая меня от себя.
Ее отказ лишил меня сердца, вырезал его грязным лезвием и кинул плескаться в пруду. Дыра, оставленная им, была заполнена водорослями, водой и папоротникам. Я был гребаным ублюдком. Я должен все прекратить.
Но я не сделал этого.
Я хотел получить свое наследство в тридцать лет. Я был эгоистичным, жадным и тщеславным. Также я хотел Нилу. И верил, что могу получить и то и другое.
Если бы только у меня было больше времени.
«У тебя нет больше времени. Не сегодня».
Проверив другую лодыжку, я встал.
Я ждал, что она посмотрит на меня — подаст мне сигнал, что понимает, что мы в этом вместе. Что, несмотря на мои поступки, татуировки отменили мою лояльность к моей семье и связали меня с ней.
Моя Уивер.
Ее Хоук.
Я ждал еще секунду и еще.
Но она так и не открыла глаза. Ее лоб еще сильнее наморщился, кулаки сжались вместе, и она ускользала от меня, пока не осталось никаких эмоций — только крохотная умирающая звезда, которая когда-то ярко сияла.
Бросив меня без сердца и истекающего кровью, она не оставила мне выбора.
Я вошел в свою роль мучителя и начал.
Пожалуйста, награди меня силой.
Пожалуйста, награди меня мощью.
Пожалуйста, не дай мне закричать.
Прикованная к креслу, я как можно сильнее зажмурилась, чтобы не проник и лучик света сквозь мои ресницы. Только кромешная тьма.
Когда Джетро посмотрел на меня с болью во взгляде, я пожалела его. Так много тайн скрывалось в его золотых глубинах. Так много правильного. Так много ошибочного.
Я могла прожить жизнь с ним и никогда не понять.
Но в тот момент, я действительно поняла, что я одновременно презираю его и готова истечь кровью за него. Джетро должен был дать мне силу, заставляя меня ненавидеть его. Я хотела проклинать его так сильно, как делала это в день, когда нашла могилы своих предков. Ненависть держала меня теплой и живой.
Но он украл ее, когда посмотрел на меня, я увидела его разрушенным, покалеченным и с противоречивыми привязанностями.
Это заставило меня влюбиться сильнее.
Заставило меня скатиться на дно моих чувств к нему.
Я хотела возвеличить его за то, что пустил меня в свое сердце. Я хотела бы сказать ему, что способна любить его в ответ.
Но, нет.
Я не могла.
Он не заслуживал этого.
И затем я снова нашла свою ненависть.
Я ненавидела его за то, что он слишком слаб и не готов идти против своей семьи.
Я прокляла его за то, что у него не хватило смелости выбрать.
Почему он должен выбрать меня?
Он едва меня знал.
Но души были мудрее. Они всегда знали раньше разума или сердца. Для них нет никакой дискриминации, если ты встретил свою идеальную пару... Ты поймешь это сразу.
Что-то существовало с самого начала.
Что-то было между нами.
И оно будет оставаться там, пока Джетро успешно разрывает и убивает это.
Потому что, хотя мы и были связаны этими хрупкими, порхающими сущностями, не займет много времени, чтобы их разрушить. Моя душа уже была на грани.
Он приговорил меня к оплате Второго долга.
Сколько их будет еще?
Доверяю ли я ему быть достаточно сильным, чтобы закончить это, прежде чем моя жизнь будет закончена?
Взглянув через плечо, я увидела, как его семья сердито смотрела на меня, будто я убила их близких, едва произнеся проклятие. Они смотрели в смятении, как если бы считали, что я срослась с ненавистной им ведьмой, и могу превратить их в жаб в любую секунду.
Душистый ветер суеверий. Расцветающая, как розы, ненависть. И нетерпение, приправленное кувшинками.
Я скучала по интимности Первого Долга. Скучала по пульсирующей химии между Джетро и мной, даже в то время, когда он делал кое-что столь неправильное. Это было только между нами двумя. Вместе.
Сейчас я была одна против них.
— Вы знаете, что это, мисс Уивер? — спросил Джетро, похищая мое внимание.
Я сжала губы. Моя шея болела от напряжения, из-за того, что смотреть приходилось через плечо.
Когда я не ответила, Джетро произнес холодным и отстраненным голосом:
— Вы сидите на кресле для ведьминого купания. Оно традиционно используется как метод пыток для женщин. Оно запускается маховыми движениями руками и используется, чтобы извлечь истину и признания, погружая в ледяную воду.
Он отвернулся от меня, шагая между камышей.
— Продолжительность погружения определяется исполнителем и преступлением, в котором женщина обвиняется. Это может длиться всего несколько секунд, но в некоторых случаях, этот процесс непрерывно повторяется в течение дня.
Он оказался передо мной.
— Вы знаете, для каких преступлений использовалось кресло для ведьминого купания?
Я не ответила. Я отказывалась.
Я дала клятву не кричать. Отказалась развлекать их своими криками.
Кес вышел вперед, отвечая от имени Джетро:
— Наиболее распространенными преступлениями были проституция и колдовство. Мегеры также наказывались подобным образом. — Его губы дернулись. — Знаешь, кто они такие, Нила?
Я не могла ничего поделать и качнула головой в отрицании.
Черт, я не хотела реагировать.
Глаза Джетро сузились, грудь резко поднялась.
— Мегеры были сплетницами, строптивыми или плохо воспитанными женщинами, — сказал Кес.
Джетро смотрел на своего брата.
— Несмотря на то, что я сталкивался с вашим нравом, мисс Уивер, я не могу сказать, что вы мегера. — Запустив руку в свои волосы, он закончил, — независимо от этого, происходящее покажет вам, как смерть от воды может быть одной из самых страшных вещей на свете. Так умер мой предок. И так заплатите вы.
Щелкая пальцами, Джетро приказал:
— Поверните голову. Опустите глаза.
Еще одна лавина страха прокатилась сквозь меня. Я не могу сделать это!
— Повернись, девушка! — отрезал Кат.
Не знаю, как я это сделала, но медленно повернулась на жестком деревянном сиденье, и оторвала глаза от Джетро. Пруд передо мной мерцал, как холодные драгоценные камни синего, зеленого и черного цвета.
Мое сердце в груди становилось все больше и больше, пока не заполнило каждый миллиметр. Я не могла дышать. Не могла думать. Не могла моргать.
Шум послышался за мной. Я должна была бороться с каждым инстинктом, чтобы не оглянуться.
Я верила Кесу. Он сказал, что они не утопят меня.
Вдруг кресло взлетело вверх. Из грязи взлетело высоко над землей. Я ахнула, закусив себе губу, чтобы сдержать крик.
Нет. Нет, нет, нет.
Моим пальцам не за что было ухватиться. Мои запястья были прижаты к дереву, связанные вместе тугой кожей. Мои ноги не могли двигаться. Я была хорошо связана и действительно поймана.
Кресло закачалось, когда, какая бы сила ни держала меня, пришла в действие из-за моего веса. Ветер здесь вверху был сильнее, он свистел над водой, как крошечные заунывные флейты.
Вид мог быть идиллическим с плакучими ивами и утками, чистящими перышки на берегу. Но я была поймана в моем худшем кошмаре.
Я не хотела больше ничего видеть.
Зажмурив глаза, я пожалела о том, что они не были завязаны. Я не хочу видеть то, что должно было случиться.
«Не открывай свои глаза. Не открывай их».
Чьи-то руки дотронулись до моих лодыжек. Механизм был заблокирован. Затем я поднималась все выше и выше. До тех пор, пока мой желудок не ушел в пятки.
Я была на аттракционах раньше, ездила на горках всего однажды. Этого мне было более чем достаточно, даже если Ви обожал петли. Я не понимала его радости от того, чтобы вызвать у себя головокружение, когда я жила с этим каждый день.
У меня не было восторга, когда я была пристегнута к неудобному сиденью, слушая треск колес о горки, когда мы карабкались вверх, на самую вершину. Каждый стук по рельсам добавлял в равной степени панику и ажиотаж... пока мы не достигали вершины... и просто зависали там.
Мы парили, как птицы, наслаждаясь ощущением находиться на вершине мира.
Там я сейчас и зависла.
Вопреки закону гравитации — девушка в белой сорочке парила над темно-зеленым прудом. Девушка, которая сделала бы все на свете лишь бы родиться в семье Смитов, Джонсов или Ким.
А потом со скоростью пули я начала опускаться в свободном падении. И это повергало меня в ужас.
Я дала себе обещание, что не буду кричать.
Было тяжело его сдержать.
Я падала вечность, прежде чем погрузиться в холодную влажность.
В тот момент, когда вода обхватила мои лодыжки, я бросила попытки быть храброй.
Вода заглатывала и засасывала, пожирая мои ноги в одно мгновение.
Человеческая часть меня, девушка внутри, — была вытолкнута в сторону инстинктами и ужасом.
Я корчилась, задыхаясь громче и громче, поскольку лед приветствовал меня все быстрее и быстрее. Деревянное кресло погружалось в воду, позволяя ледяной воде прокладывать свой путь почти соблазнительно вдоль моего тела: обхватывая мои ноги, талию, мою грудь, мое горло... мой....
...рот.
Я выгнула шею как могла. Боролась против объятий пруда.
Мне удалось сделать один последний глоток жизни.
Затем я исчезла.
Я стала узницей пруда.
Я обещала себе, что не буду кричать.
Я лгала.
В момент, когда вода разбилась над моей головой, я потеряла контроль.
По-настоящему потеряла.
Мои глаза распахнулись в мутном сумраке, и я закричала.
Я кричала, словно умирала. Кричала, как будто мое тело разрывали на две части и поедали заживо. Я закричала, как будто это был конец.
Пузыри, вылетающие каскадом из моего рта, подарили весь мой кислород проплывающей форели в буйстве сверкающей пены.
Я обещала себе сохранять спокойствие. А что, если мне прислушаться к советам Кеса и пройти через это с полным доверием, зная, что, в конце концов, меня достанут обратно.
Это была другая ложь.
Я не имела никакого понятия о времени.
Секунды были минутами, а минуты казались годами.
Я покачивалась в веществе, которое убьет меня, не освободив.
Этого было более чем достаточно, чтобы сделать меня безумной.
Меня не волновало, что я могла бы сломать руку или ногу, сражаясь против надежных ремешков. Меня не волновало, что ожерелье на шее могло задушить меня, когда я ерзала на стуле. И меня, определенно, не волновало, что я могла сойти с ума от того, что позволила бы ужасу быть утопленной поглотить меня.
Я не могла выдержать это.
«Я умирала.
Я не могла, мать вашу, выдержать это!»
А затем, так же, как на любых американских горках, изменился наклон, и меня снова вышвырнуло в небо.
Вес воды давил на меня, сдавливая череп и плечи. Мои глаза горели от падающей воды. Давление. Пруд безжалостно захватывал меня. Он боролось с тягой. Он не хотел меня отпускать.
Промокшая ткань сорочки облепила мое тело, присосавшись к коже, когда кресло поднималось и поднималось до...
Щелчка.
Вода смилостивилась, позволяя мне разорвать кожу пруда и оставить водянистую смерть позади.
Спасибо Господи, я могу дышать.
Я поднималась все выше и выше, сплевывая, пока с меня стекала вода. Я дышала и кашляла, задыхалась и плакала.
Я глотала воздух, как будто это было главной целью жизни: восстановить себя и возродить свое здравомыслие.
Мое сердцебиение было яростным
Длинные волосы прилипли к лицу. С каждым глотком кислорода, который я всасывала, пряди попадали мне в рот. Паника текла по моим венам. Меня накрыл приступ клаустрофобии, который я едва могла выдержать.
Через завесу своих волос я должна была посмотреть позади. Мне нужно было повернуться к Джетро, чтобы он увидел, как я сломлена. Я не выдержу еще один натиск воды.
Не смогу.
Дрожа, я посмотрела через плечо. Мои волосы натянулись, обмотанные вокруг моего мокрого горла, когда я сфокусировалась на берегу.
Через капли воды я смутно разглядела четверых мужчин Хоук. Все четверо толкали рычаг, жестко держались за кожаные поручни.