Моральные доказательства 5 глава




— Вам хочется иметь целый лес, мадемуазель Лина? — спросил Фрагозо, который считал, что нет ничего невозможного.

— Да, целый лес! — воскликнула Лина. — Лес с птицами, обезьянами…

— Змеями, ягуарами… — подхватил Бенито.

— Индейцами, кочевниками! — добавил Маноэль.

— И даже людоедами!

— Куда же вы, Фрагозо? — окликнула его Минья, видя, что прыткий цирюльник собирается выскочить на берег.

— За лесом! — ответил Фрагозо.

— Не надо, друг мой, — улыбнулась Минья. — Маноэль подарил мне букет, и с меня довольно! Правда, — добавила она, показывая на дом, утопающий в цветах, — он спрятал наше жилище в свадебном букете!


 

Вечер 5 июня

Пока строился хозяйский дом, Жоам Гарраль занимался также устройством служб — кухни и кладовых, где должны были храниться всевозможные запасы провизии.

Главное место занимал большой запас корней деревца вышиной от пяти до шести футов, которое дает маниок, основной продукт питания жителей тропической полосы. Корни его, напоминающие длинный черный редис, растут клубнями, как картофель. Они содержат в себе очень вредный сок, который следует выжимать под прессом. Только после этого корни сушатся и размалываются либо в муку, употребляемую для разных блюд, либо в крупу тапиоку, в зависимости от вкуса местных жителей.

Поэтому на жангаде был целый склад этого полезного продукта, который служил для всеобщего питания.

Что касается запасов мяса, то, помимо стада баранов, помещенных в специальном хлеву на носу жангады, было еще взято большое количество окороков местного изготовления, так называемых «пресунто», прекрасного качества; однако все рассчитывали также и на ружья молодых людей и индейцев — хороших охотников, которым на островах и в прибрежных лесах Амазонки попадется немало дичи, а уж они-то не промахнутся!

К тому же и сама река должна была обильно снабжать путешественников пищей: креветки — такие крупные, что их можно назвать раками; рыба «тамбагу», лучшая во всем бассейне Амазонки, вкус у нее еще тоньше, чем у лососины, с которой ее нередко сравнивают; красноперая пираруку величиной с осетра — в соленом виде ее продают по всей Бразилии; кандирус — ловить ее опасно, но она очень вкусна; пиранья, или рыба-черт, длиной в тридцать дюймов, с широкими красными полосами; большие и маленькие черепахи, которые там водятся тысячами и составляют значительную часть питания местных жителей, — все эти дары реки должны были разнообразить стол и хозяев и слуг.

Итак, каждый день при первой возможности путешественники будут заниматься охотой и рыбной ловлей.

Что касается питья, то был сделан добрый запас из всех лучших напитков, производимых в стране.

На плоту имелся особый погреб, он делал честь Бенито, который был главным распорядителем по этой части. Там стояло несколько сот бутылок хереса, сетюбаля и портвейна. И сверх того молодой виночерпий припас несколько громадных оплетенных бутылей, полных превосходной тафии, или сахарной водки.

Табак тоже не был забыт, но не грубые сорта, которыми довольствуются жители бассейна Амазонки. Он был получен прямо из Вилла-Белла да Императрис, стало быть, из той области, где собирают самый ценный табак во всей Центральной Америке.

Итак, на корме жангады установили главный дом со всеми службами: кухней, кладовыми, погребами — все это должно было служить членам семьи Гарраль и их слугам.

В центральной части плота построили жилища для индейцев и негров. Они могли жить там в таких же условиях, как и на фазенде в Икитосе, и работать под постоянным надзором лоцмана.

Но чтобы разместить весь этот народ, пришлось поставить немало жилищ, что придавало жангаде вид плавучей деревни. И в самом деле, плот был застроен и заселен гуще, чем многие поселки Верхней Амазонки.

Для индейцев Жоам Гарраль соорудил шалаши, или, вернее, навесы, у которых легкие подпорки поддерживали крыши из листьев. Воздух свободно гулял между этими подпорками и раскачивал висевшие под навесами гамаки. Здесь индейцы, среди которых имелось три-четыре семьи с женами и детьми, должны были жить не хуже, чем на суше.

Негры также получили на жангаде привычные для них «ажупы», которые отличались от индейских шалашей тем, что были плотно закрыты со всех сторон и только в одной стене оставалось отверстие для входа.

Индейцам, привыкшим жить на вольном воздухе и пользоваться полной свободой, жизнь в четырех стенах показалась бы заточением, а негры предпочитали свои хижины.

Наконец, на носу находились настоящие склады для товаров, которые Жоам Гарраль вез в Белен наряду с лесом. Там, под надзором Бенито, ценный груз был размещен в обширных кладовых так же тщательно, как в трюме корабля.

Самую важную часть этого груза составляли семь тысяч аробов[21] каучука, ибо фунт каучука стоил в ту пору три-четыре франка. На жангаду погрузили также пятьдесят центнеров сальсапареля — растения, которое представляет важную отрасль экспортной торговли во всем бассейне Амазонки и все реже встречается на берегах реки, так как местные жители во время сбора не заботятся о сохранении молодых побегов. Затем бобы, известные в Бразилии под названием «кумару», из которых жмут несколько сортов масла; сассафрас, из которого делают целебный бальзам для лечения ран; тюки красящих растений, ящики с разными смолами и, наконец, изрядное количество ценного дерева дополняло этот груз, продать который в провинции Пара можно было быстро и выгодно.

Быть может, читатель удивится, что число негров и индейцев ограничивалось лишь теми, кто был нужен для управления жангадой. Не лучше ли было бы взять с собой побольше людей на случай возможного нападения враждебных племен с берегов Амазонки?

Но это было излишне. Туземцев Центральной Америки опасаться нечего, давно прошло то время, когда приходилось принимать серьезные меры предосторожности против таких нападений. На берегах реки живут лишь мирные племена. Значит, нечего было ожидать какого-либо нападения. Подобная опасность не грозила нашим путешественникам.

Чтобы закончить описание жангады, остается только упомянуть две или три постройки совсем другого типа, которые придавали ей очень живописный вид.

На носу возвышалась будка лоцмана. Именно на носу, а не на корме, где обыкновенно помещается рулевой. Дело в том, что при таких условиях плавания руль не нужен. Плот был так велик, что даже длинные весла в сотне сильных рук не могли бы изменить его направление. Жангадой управляли с помощью длинных шестов или багров, которыми упирались в дно и таким образом удерживали ее в фарватере или выправляли ее курс, когда она от него отклонялась. Таким же способом ее подводили к пристани или к берегу, когда по каким-либо соображениям хотели остановиться. Три-четыре «убы» и две пироги со всей оснасткой, взятые на жангаду, позволяли без труда держать связь с берегом. Следовательно, роль лоцмана сводилась к тому, что он наблюдал за фарватером реки, за изменчивым течением, за водоворотами, которых надо было избегать, и высматривал удобные для стоянки бухты, для чего ему и надлежало быть на носу.

Если лоцман руководил всей материальной частью этой плавучей махины, то глава икитосской миссии.

Такая религиозная семья, как Гаррали, конечно, с радостью воспользовалась возможностью увезти с собой старого священника, которого все уважали.

Отец Пассанья, семидесятилетний старик, был человек почтенный, верный заветам евангелия, сострадательный и добрый; в этих странах, где далеко не все служители церкви подают пример добродетели, он был ярким образцом благородного миссионера, из тех, кто так много сделал для внедрения культуры в самых диких уголках земли.

Вот уже пятьдесят лет отец Пассанья жил в Икитосе и был главой тамошней миссии. Он пользовался всеобщей и заслуженной любовью. В семье Гарраля его очень уважали. Это он обвенчал когда-то дочь Магальянса с его молодым помощником, нашедшим приют на фазенде. При нем родились дети Гарралей, он их крестил, учил и теперь надеялся благословить их брак.

Почтенный возраст отца Пассаньи уже не позволял ему выполнять все его многочисленные обязанности. Пришло время уйти на покой. Недавно в Икитосе его заменил миссионер помоложе, и он решил вернуться в провинцию Пара, чтобы окончить свои дни в одном из монастырей, предназначенных для престарелых служителей божьих.

Мог ли он ожидать более счастливого случая спуститься вниз по реке, чем с семьей, которая стала для него почти родной? Ему предложили принять участие в этом путешествии, и он согласился, радуясь, что по прибытии в Белен сам обвенчает молодую пару: Минью и Маноэля.

Разумеется, во время путешествия отец Пассанья обедал за общим столом, и для его удобства Жоам Гарраль решил построить ему отдельное жилище, а Якита с дочерью приложили все старания, чтобы сделать это жилище как можно удобнее. Конечно, добрый старый священник никогда не был так хорошо устроен в своей скромной хижине при церкви.

Однако отцу Пассанье одной комнаты было недостаточно, ему хотелось иметь и часовню.

И вот на самой середине жангады воздвигли часовенку, а над ней возвышалась небольшая колокольня.

Правда, часовня была тесновата и не могла вместить всех пассажиров жангады, но зато ее богато украсили. И если Жоам Гарраль обрел на плоту свое прежнее жилище, то отцу Пассанье тоже не приходилось жалеть о своей бедной церковке в Икитосе.

Таково было чудесное сооружение, которому предстояло спуститься по течению Амазонки. Оно оставалось на берегу, ожидая, когда река сама поднимет его. А по подсчетам и наблюдениям за подъемом воды это должно было произойти очень скоро.

Все было готово к 5 июня.

Прибывший накануне лоцман, человек лет пятидесяти, прекрасно знал свое ремесло, но любил выпить. Однако, несмотря ни на что, Жоам Гарраль высоко ценил его и не раз посылал с плотами в Белен, в чем никогда не раскаивался.

К тому же следует добавить, что Араужо — так звали лоцмана — становился особенно зорким, пропустив стаканчик-другой крепкой тафии — водки из сахарного тростника, от которой у него «светлело в глазах». Поэтому он никогда не пускался в плавание, не захватив с собой бутылки с этим напитком, и не забывал к ней прикладываться.

Вот уже несколько дней вода в реке заметно прибывала. Каждую минуту уровень реки все повышался, и за двое суток до того, как он достиг высшей точки, река вздулась и залила берег перед фазендой; однако она была еще не в силах поднять плот.

Хотя всем было ясно, что вода неуклонно прибывает и вскоре достигнет нужного уровня, участники путешествия с некоторым волнением ждали решающего часа. И не мудрено: ведь если по какой-либо необъяснимой причине вода в Амазонке не поднимется достаточно высоко, чтобы сдвинуть с места жангаду, вся их громадная работа пропадет даром. После половодья вода обычно спадает очень быстро, значит, тогда им придется ждать подходящих условий еще несколько месяцев.

Итак, вечером 5 июня будущие пассажиры жангады собрались на площадке, возвышавшейся футов на сто над низким берегом, и с вполне понятной тревогой ждали, когда наступит знаменательный час.

Сюда пришли Якита, Минья, Маноэль Вальдес, отец Пассанья, Бенито, Лина, Фрагозо, Сибела и несколько индейцев и негров — работников фазенды.

Фрагозо не стоялось на месте — он ходил взад и вперед, спускался с откоса, снова взбирался на площадку, делал отметки на вехах и кричал «ура», когда поднимавшаяся вода покрывала их.

— Он поплывет, поплывет, наш плот! — кричал он. — И отвезет нас всех в Белен! Пусть даже разверзнутся хляби небесные, лишь бы Амазонка разлилась!

Жоам Гарраль остался на жангаде вместе с лоцманом и многочисленной командой. Он должен был всем распоряжаться в решительную минуту. Жангада была привязана к берегу крепкими канатами, и течение не могло унести ее, когда она всплывет на воду.

На берегу собралось человек двести индейцев из окрестностей Икитоса, не считая жителей деревни, — всем хотелось поглядеть на это интересное зрелище. Взволнованная толпа смотрела молча, почти не переговариваясь.

К пяти часам пополудни уровень воды поднялся больше чем на фут против вчерашнего, и низкий берег скрылся под водяным покровом.

Вдруг все громадное деревянное сооружение дрогнуло, но ему не хватало еще нескольких дюймов воды, чтобы оторваться от речного дна и всплыть.

В течение часа толчки становились все сильнее. Доски трещали со всех сторон. Вода делала свое дело, понемногу отрывая бревна от песчаной отмели.

В половине седьмого раздались восторженные крики. Жангада наконец всплыла, и течение повлекло ее на середину реки; но канаты крепко держали махину, она спокойно остановилась у берега, и отец Пассанья благословил ее, как благословил бы перед отплытием морское судно, судьба которого отныне в руках божьих.


 

От Икитоса до Певаса

Назавтра, 6 июня, Жоам Гарраль и его близкие простились с управляющим и со всеми рабочими, индейцами и неграми, остававшимися на фазенде. В шесть часов утра на жангаду поднялись все ее пассажиры, правильнее было бы сказать — ее жители, и каждый вошел в свою каюту, или, вернее, в свой дом.

Час отплытия наступил. Лоцман Араужо стал на носу, команда, вооружившись длинными баграми, заняла свои места.

Жоам Гарраль вместе с Бенито и Маноэлем следил за всеми маневрами, пока плот не отчалил.

По команде лоцмана канаты обрубили, багры уперлись в берег, отталкивая жангаду, и течение тотчас подхватило ее; она поплыла вдоль левого берега, оставив справа острова Икитос и Парианту.

Итак, путешествие началось. Где-то оно кончится? В провинции Пара, в Белене, за восемьсот лье от этой перуанской деревеньки, если ничто не изменит намеченного маршрута. И чем оно кончится? Пока это оставалось тайной.

Погода стояла чудесная. Легкий «памперо» смягчал солнечный жар. «Памперо» — летний ветер, дующий в июне и июле с Кордильер; он возникает за несколько сот лье и проносится над всей необъятной равниной Сакраменто. Если бы на жангаде подняли паруса, она сразу почувствовала бы его силу и движение ее заметно ускорилось бы; но, принимая во внимание извилистое русло реки и крутые повороты, опасные при большом разгоне, пришлось отказаться от этого двигателя.

В таком плоском бассейне, как бассейн Амазонки, который можно по праву назвать бескрайной равниной, русло реки имеет лишь едва заметный уклон. Расчеты показали, что от истока великой реки до Табатинги у бразильской границы уровень воды на каждое лье понижается лишь на один дециметр. Ни одна река в мире не имеет такого незначительного уклона.

Из этого следует, что скорость течения Амазонки при среднем уровне воды достигает не более двух лье в сутки, а порой, в периоды засухи, и того меньше. Однако в половодье скорость течения увеличивается до тридцати и даже до сорока километров.

К счастью, жангаде предстояло плыть именно в таких условиях, но она была слишком тяжела, чтобы двигаться с той же скоростью, что и течение, и отставала от него. Если учесть задержки из-за крутых поворотов реки, из-за необходимости огибать многочисленные острова, из-за мелей, которые следовало обходить, и добавить еще остановки в темные ночи, когда плыть небезопасно, то нечего было надеяться делать больше двадцати пяти километров в сутки.

К тому же поверхность реки в эту пору отнюдь нельзя назвать гладкой. Большие, еще зеленые деревья, обломки ветвей, глыбы земли, поросшие травой, постоянно отрывающейся от берегов, образуют целую флотилию, которая несется по течению и затрудняет быстрое движение по реке.

Вскоре жангада миновала устье Наней, и оно скрылось за выступом левого берега, покрытого ковром из опаленных солнцем, порыжевших злаков, которые как бы образовали теплый передний план в картине с уходящими за горизонт зелеными лесами.

Жангада скоро вышла на быстрину и понеслась по течению между живописными островами, которых от Икитоса до Пукальпы насчитывается не меньше дюжины.

Араужо, не забывавший просветлять себе зрение и память, прикладываясь к упомянутой бутылке, очень ловко маневрировал среди этого архипелага. По его команде с каждой стороны плота одновременно поднимались пятьдесят багров и размеренным движением опускались в воду. За ними было интересно наблюдать.

Тем временем Якита с помощью Лины и Сибелы наводила в доме порядок, а кухарка-индианка готовила завтрак. Минья и оба юноши прогуливались по плоту с отцом Пассаньей, и девушка порой останавливалась, чтобы полить из лейки цветы, посаженные перед домом.

— Скажите, отец Пассанья, — спросил Бенито, — знаете ли вы более приятный способ путешествия?

— Нет, милый сын мой. Право, можно сказать, что мы путешествуем, не выходя из дома.

— И ничуть не устаем! — добавил Маноэль. — Так можно проехать и сотни миль!

— Надеюсь, вы не пожалеете, что отправились в путешествие с нами! — сказала Минья. — Вам не кажется, что мы забрались на остров, а он оторвался от дна и со своими лужайками и деревьями спокойно поплыл по течению? Только…

— Только?.. — спросил отец Пассанья.

— Остров этот мы сделали сами, своими руками, он принадлежит нам, и нравится мне больше всех островов на Амазонке! И я имею право им гордиться!

— Да, дочь моя, — ответил отец Пассанья. — Я прощаю тебе твою гордость! К тому же я не позволил бы себе бранить тебя при Маноэле.

— Что вы, пожалуйста! — весело отозвалась девушка. — Надо научить Маноэля бранить меня, когда я того заслуживаю. Он слишком снисходителен к моей скромной особе, а у меня немало недостатков!

— Тогда, милая Минья, — проговорил Маноэль, — я воспользуюсь вашим позволением и напомню вам…

— О чем же?

— Что вы очень усердно занимались в библиотеке фазенды и обещали просветить меня и рассказать все, что знаете о Верхней Амазонке. Мы в Пара очень мало знаем о ваших краях, а теперь жангада миновала уже несколько островов, а вы и не подумали сказать мне, как они называются!

— А кто же их знает? — воскликнула Минья.

— Да, кто их знает? — повторил Бенито. — Кто может запомнить сотни названий, данных им на наречии тупи? В них слишком трудно разобраться! А вот американцы более практичны, острова на Миссисипи они просто перенумеровали…

— Как они нумеруют улицы в своих городах, — заметил Маноэль. — Откровенно говоря, мне не очень нравится эта цифровая система. Остров шестьдесят четвертый или остров шестьдесят пятый ничего не говорит нашему воображению, как и шестая улица, угол третьей авеню. Вы согласны со мной, Минья?

— Да, Маноэль, наперекор моему братцу, — ответила девушка. — Но хоть мы и не знаем, как называются острова на нашей великой реке, они все же очень красивы! Посмотрите, как они хороши под тенью громадных пальм с низко склонившейся листвой! Их окружает кольцом густой тростник, сквозь который едва проскользнет даже узкая пирога. А толстые корни высоких манглий, причудливо изгибаясь, выступают над берегом, словно лапы чудовищных крабов! Да, эти острова прекрасны, слов нет, но они неподвижны, не то что наш!

— Наша Минья сегодня в восторженном настроении, — заметил отец Пассанья.

— Ах, отец, я так счастлива, когда вижу, что все счастливы вокруг!

Тут послышался голос Якиты, звавшей Минью в дом, и девушка убежала, улыбаясь.

— У вас будет прелестная подруга, Маноэль! — сказал отец Пассанья. — С вами улетит самая большая радость этой семьи, друг мой!

— Милая моя сестренка! — воскликнул Бенито. — Отец Пассанья прав, нам будет очень недоставать ее. А может быть, ты раздумаешь жениться, Маноэль? Еще не поздно! И она останется с нами.

— Она и так останется с вами, Бенито, — ответил Маноэль. — Поверь мне, я предчувствую, что будущее нас всех соединит…

Первый день прошел отлично. Завтрак, обед, отдых, прогулки — все шло так, будто Жоам Гарраль с семьей по-прежнему жили в уютной икитосской фазенде.

За первые сутки жангада благополучно прошла мимо устья рек Бакали, Чочио, Пукальпа — на левом берегу Амазонки, Итиникари, Манити, Мойок и Туйука — на правом, а также мимо одноименных островов. Ночью ярко сияла луна, что позволило не делать остановки, и длинный плот спокойно скользил по глади великой реки.

Назавтра, 7 июня, жангада проплыла мимо деревни Пукальпа, которую называют также Новым Ораном. Старый Оран, расположенный на пятнадцать километров ниже по течению, на том же берегу, теперь заброшен, и его жители, индейцы племени майоруна и орехона, переселились в Новый Оран. Трудно найти более живописный уголок, чем это селение на высоком, словно разрисованном красным карандашом берегу, с недостроенной церковкой, с крытыми соломой хижинами под тенью высоких пальм и несколькими «убами», наполовину вытащенными из воды.

Весь день 7 июня жангада шла вдоль левого берега реки и проплыла мимо нескольких небольших и неизвестных притоков. Была минута, когда плот чуть не зацепился за далеко выступающий мыс острова Синикуро, но лоцману с его умелой командой удалось благополучно избежать опасности и выйти на середину реки.

Утром 8 июня путешественники проплыли мимо островка Манго, который разделяет приток Напо на два рукава, прежде чем он вольется в Амазонку.

Через несколько часов на невысоком берегу показались купы стройных деревьев, окружавших деревню Белла-Виста с крытыми соломой хижинами; невысокие бананы склоняли над ними свои широкие листья, похожие на струи воды, текущие из переполненной чаши.

Потом лоцман, следуя новому курсу, направил плот к правому берегу реки, к которому он раньше не приближался. Маневр этот был довольно труден, но лоцман успешно справился с ним, после того как несколько раз приложился к заветной бутылке.

Это позволило пассажирам поглядеть мимоходом на темные воды многочисленных лагун, которые тянутся вдоль всего течения Амазонки и часто даже не сообщаются с ней. В небольшую лагуну Оран, однако, вода вливалась через широкий пролив; посреди ее водной глади виднелась живописная группа островов побольше и два-три совсем маленьких островка, а на дальнем берегу Бенито указал место, где прежде находился Старый Оран, от которого остались лишь едва заметные следы.

Следующие два дня, в зависимости от причуд течения, жангада плыла то вдоль правого, то вдоль левого берега, ни разу ни за что не зацепившись своим деревянным каркасом.

Пассажиры ее уже вполне освоились с новой жизнью. Жоам Гарраль предоставил сыну вести все коммерческие дела, связанные с этим путешествием, а сам чаще всего проводил время в своей комнате, где размышлял и писал. Он никому не говорил, что он пишет, даже Яките, между тем труд его все разрастался, превращаясь в целое исследование.

Бенито зорко следил за всем, толковал с лоцманом и проверял правильность взятого курса. Якита с дочерью и Маноэлем почти всегда держались вместе и либо обсуждали планы на будущее, либо прогуливались, как бывало, в парке фазенды. Право, жизнь у них нисколько не изменилась. И даже Бенито не упускал случая поохотиться. Если порой ему не хватало лесов Икитоса с их хищниками, агути, пекари, зато у берегов целыми стаями летали птицы и, случалось, даже садились прямо на жангаду. Когда они годились в пищу, Бенито стрелял, и тут уж Минья не возражала, ибо эту дичь подавали к столу пассажирам; но когда появлялись серые и желтые цапли или розовые и белые ибисы, которых так много водится на берегах реки, он щадил их ради сестры. Только одной птице из породы поганок,[22] хотя она и несъедобна, молодой человек не давал пощады: птице «кайарара», которая одинаково ловко плавает, ныряет и летает; голос у нее пренеприятный, но зато она имеет очень ценный пух, которым торгуют на всех рынках в бассейне Амазонки.

Наконец, миновав деревню Омагуа и устье Амбиаку, жангада к вечеру 11 июня пришла в Певас и причалила к берегу.

До наступления темноты оставалось еще несколько часов, и Бенито, взяв с собой расторопного Фрагозо, вышел на берег и отправился поохотиться в чаще, неподалеку от селения. Один агути и один кабиэ,[23] не считая дюжины куропаток, пополнили запасы путешественников после этой удачной вылазки.

С восходом солнца жангада снова двинулась в путь и вошла в небольшой архипелаг, образуемый между островами Ятио и Кошикинас, оставив справа деревеньку того же названия. Проплывая между островами, путешественники разглядели на правом берегу несколько безымянных притоков.

Один раз там ненадолго показалась кучка туземцев с бритыми головами, татуировкой на щеках и на лбу, с круглыми металлическими пластинками в ноздрях и в нижней губе. Они были вооружены стрелами и сарбаканами,[24] но не пустили их в ход и даже не попытались войти в сношения с жангадой.


 

От Певаса до границы

Прошло несколько дней, плавание продолжалось без всяких происшествий. Ночи стояли такие ясные, что длинный плот скользит по течению, нигде не причаливая. Казалось, живописные речные берега по обе стороны сами двигаются назад, как уходящие за кулисы театральные декорации. Глаз не мог противиться этому обману зрения, и всем чудилось, будто жангада стоит неподвижно между двумя уплывающими берегами.

Пока плот шел без остановок, Бенито, конечно, не мог охотиться на берегу, но тогда охоту вполне успешно заменяла рыбная ловля.

В реке водилось множество превосходной рыбы: «пако», «суруби», «гамитана», очень нежные на вкус; большие скаты «дуридари», с розовым брюхом и черной спиной, покрытой ядовитыми шипами; ловили тут и уйму мелких «кандиру», из породы сомовых, — они бывают микроскопически малы и густо облепляют ноги неосторожного купальщика, заплывшего в их стаю.

Воды Амазонки богаты и многими водяными животными, которые порой часами следовали за плотом. Среди них встречались гигантские пираруку длиной в десять — двенадцать футов, покрытые панцирем из широких чешуек с алой каймой, мясо которых ценят только туземцы. Поэтому путешественники их не ловили, так же как и грациозных речных дельфинов, сотни которых резвились вокруг жангады и порой даже били хвостом по бревнам; выскакивая то спереди, то позади нее, взметая фонтаны воды, они оживляли водную гладь, переливаясь на солнце, а солнечные лучи, преломляясь в брызгах, сверкали всеми цветами радуги.

16 июня жангада, приближаясь то к одному, то к другому берегу, благополучно миновала ряд мелей и прошла мимо большого острова Сан-Пабло, а вечером следующего дня остановилась у деревни Мороморос, на левом берегу Амазонки.

Сутки спустя она проплыла мимо устьев Атакоари и Коча, затем мимо «фуро», то есть канала, соединяющего реку с озером Кабелло-Коча на правом берегу, и вошла в гавань у миссии Коча.

Во главе миссии Коча стоял в ту пору францисканский монах, который посетил отца Пассанью. Жоам Гарраль очень радушно встретил гостя и пригласил его отобедать на жангаде.

В этот день как раз был обед, делавший честь индианке-поварихе.

Традиционный бульон, приправленный душистыми травами; лепешки, которые в Бразилии часто заменяют хлеб и делаются из маниоковой муки, пропитанной мясным соком и протертыми томатами; дичь с рисом под острым соусом из уксуса и «малагета»; овощное блюдо с перцем; холодный пирог, посыпанный корицей, — вот обед, который мог соблазнить бедного монаха, вынужденного сидеть на скудной монастырской пище. Все уговаривали его остаться. Якита вместе с дочерью прилагала все усилия, чтобы его удержать. Но францисканец должен был вечером навестить больного индейца в Коча. Он поблагодарил гостеприимных хозяев и ушел, унося с собой подарки, которые должны были прийтись по вкусу новообращенным членам миссии.

Два дня у лоцмана Араужо было очень много хлопот. Русло реки мало-помалу расширялось, но островов появлялось все больше, и течение, стесненное этими препятствиями, становилось все быстрее. Пришлось принимать большие предосторожности, чтобы пройти между островами Кабелло-Коча, Тарапот, Какао, и делать много остановок, высвобождая жангаду, которая не раз чуть не садилась на мель. В таких случаях вся команда дружно бралась за дело. После довольно беспокойного плавания, к вечеру 20 июня, вдали показалась Нуэстра Синьора-де-Лорето.

Лорето был последним перуанским городом на левом берегу реки, перед бразильской границей. В настоящее время это просто небольшая деревня с двумя десятками домов, расположенных на холмистом берегу, глинистые склоны которого как будто окрашены охрой.

В Лорето живет несколько перуанских солдат и два-три португальских купца, торгующих хлопчатобумажными тканями, соленой рыбой и сальсапарелью.

Бенито высадился на берег, чтобы купить несколько тюков сальсапарели, имеющей всегда большой спрос на рынках Амазонки.

Жоам Гарраль, по-прежнему поглощенный работой, занимавшей все его время, не сошел с жангады. Якита и Минья тоже остались на борту, в обществе Маноэля. Дело в том, что Лорето славится москитами, которые отпугивают всех приезжих, не желающих пожертвовать толику своей крови для насыщения этих двукрылых кровососов.

Маноэль только что рассказал собравшимся кое-что об этих насекомых, и никому не захотелось подвергаться их укусам.

— Говорят, — добавил Маноэль, — все десять пород москитов, которые отравляют берега Амазонки, устраивают слеты в Лорето. И я готов этому поверить, не проверяя на своей шкуре. Здесь, милая Минья, у вас будет богатейший выбор: москит серый, мохнатый, белоногий, карликовый, трубач, флейтист, жгучий нос, арлекин, большой негр, рыжий лесовик. Впрочем, выбирать будете не вы: они сами изберут вас своей жертвой, и вы вернетесь сюда неузнаваемой! Поистине эти злобные двукрылые охраняют бразильскую границу лучше, чем бедняги солдаты — несчастные заморыши, которых мы видим на берегу.

— Но если в природе все имеет назначение, — спросила девушка, — то для чего нужны москиты?



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2022-10-12 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: