Ада из Ада
Карина Чепурная
СОДЕРЖАНИЕ
ГЛАВА 1. Шизичка………………………………………….
ГЛАВА 2. Взрослая умница………………………………….
ГЛАВА 3. Похороны господина Рыбы……………………..
ГЛАВА 4. Среда обитания…………………………………….
ГЛАВА 5. Куда подальше………………………………………..
ГЛАВА 6. Беглянка………………………………………………..
ГЛАВА 7. Алая пустошь…………………………………………..
ГЛАВА 8. Жалик……………………………………………………
ГЛАВА 9. Наперегонки со смертью………………………………
ГЛАВА 10. От одного до шести………………………………….
ГЛАВА 11. С молотка……………………………………………..
ГЛАВА 12. Хороший мальчик, плохая девочка…………………
ГЛАВА 12.5. Дама с собачкой……………………………..
ГЛАВА 13. Испытание Крови……………………………..
ГЛАВА 14. А д а и А з а…………………………………………
ГЛАВА 15. Испытание Веры………………………………..
ГЛАВА 16. Одна из нас……………………………………….
ГЛАВА 17. Испытание Духа…………………………………
ГЛАВА 18. Семья………………………………………………..
ГЛАВА 1. Шизичка
— Это Зайчик, — указательный палец ткнулся в пушистое облако, лениво плывущее по небу. — И он несёт… несёт полную корзинку вишен, чтобы угостить своего друга Ёжика.
Задумавшись, я привычно положила большой палец в рот. Вредная привычка, от которой меня, по словам Натальи Филипповны, давным-давно следовало отучить. Мама и отучивала как могла: мазала ногти противным на вкус лаком, который легко смывался водой, била по рукам, иногда – таскала за волосы. А ещё – кричала, что я её позорю.
«Тебе тринадцать лет, Ада!» захлёбываясь криком, повторяла она. «Тринадцать, а не пять, семь или десять! Почему?! Ну почему ты меня позоришь, ответь! Может, я наконец-то пойму!»
Я честно пыталась говорить, правда. Пыталась рассказать об облаках-зверях, о маленьких, но сильных цветочках, растущих рядом с домом и ведущих в даль белых полосках на асфальте. И каждый раз она отправляла меня к Наталье Филипповне, нашему школьному психологу.
Её я не любила. Она всегда вела себя так, словно и в самом деле тебя понимает, но стоит тебе отвернуться и…
«Проблемный ребёнок, сложная семейная ситуация, рождение младших брата и сестры, синдром дефицита внимания».
Одно и то же – каждый раз!..
Одноклассники тоже не понимали, но хотя бы не врали в лицо. Не притворялись, будто бы им есть дело до меня и моих небесных заек. Они просто подходили вплотную и орали «Шизичка», «Долбанутая», «Психованная», дёргали за волосы и с хохотом убегали. Но это мальчики.
Девочки просто сбивались в пёстрые стайки и шёпотом меня обсуждали. Я никогда не прислушивалась к тому, что они говорили. Ничего нового всё равно бы не узнала. Только старое, надоевшее: проблемный ребёнок, сложная ситуация. Погрубее – это да, но они ведь не психологи. Им незачем умничать.
— Ёжик был очень рад встрече с старым другом, — решительно продолжила нашёптывать себе сказку я. — Он давным-давно накрыл стол, замесил тесто… ему не хватало только вишен. Тех самых, что нёс в корзинке Заяц.
«Ты слишком много думаешь», презрительно говорила мне мама, однажды подслушавшая мою историю. «Причём всё не о том… Сказки ей подавай, видите ли! Тебе уже тринадцать лет, Ада. Вырасти! Стань как все и начни помогать матери! И вынь, наконец, изо рта палец! Смотреть тошно!»
Но что поделать, если маме становилось тошно не только от пальца во рту? Ей не нравилось то, как я смотрю, говорю, думаю… существую.
Да, существую – красивое слово, подходящее. Лучше, чем живу, во всяком случае.
Раньше… ну, когда у нас в семье был папа, мама смеялась, когда я говорила заумно. Теперь – беспокоится.
«Читать книги не зазорно, Аделаида, но употреблять книжные выражения – это чересчур», говорила мне наша библиотекарь, Елизавета Владимировна. «Ты же хочешь найти друзей, дорогая? Хочешь, я знаю. Просто постарайся быть как все и увидишь, одноклассники к тебе потянутся».
Бедная, бедная Елизавета Владимировна!..
Она старалась, честно старалась, как и я, когда рассказывала маме про облака. Только ничего не получилось и не могло получиться, потому что одноклассникам тоже не были интересны пробивавшиеся сквозь асфальт цветочки и стеснительные лучи солнышка, выглядывавшие из-за облаков.
Это не значит, что я не пыталась объяснить им что думаю и чувствую. Они не понимали или не хотели понимать, как мама, Наталья Филипповна… как и вы.
Я не могла всю перемену говорить о моде, айфонах и новой шляпке Ленки из параллельного. И я была недостаточно красива, чтобы покорять – ух, красиво звучит, да? – мальчишечьи сердца.
Мне… Как бы это сказать?.. Претило. Да, точно, претило.
Претило обычное, тянуло к таинственному и необычайному.
Не моя вина, что всё таинственное и необычайное происходило лишь в книгах.
«Девочку нужно спустить с небес на землю, она слишком много читает и думает», нашёптывала маме на ухо Наталья Филипповна. «Видите, как она отдалилась от одноклассников? Отберите, наконец, у неё книги, они дурно на неё влияют! В прошлую среду она избила Егора только за то, что тот взял её книгу в руки!»
Всё было… не так.
Однако взрослым, этим вечно занятым существам – Елизавета Владимировна бы не обрадовалась, что я опять говорю по-заумному, по-книжному – никогда нет настоящего дела до нас, детей.
Вот и сейчас им проще сказать «Ада избила», чем «Ада дала сдачи». Кому вообще нужны подробности? В конце концов, это у меня прозвище «шизичка», а не у Егора.
Дело было так: я сидела во дворе, на своём любимом месте, под Шепчущим Сказки Тополём. Наверняка он был просто Тополем, но мне хотелось верить в то, что он – Шепчущий и именно Сказки.
Вместе с ним мы готовились отправиться в Средние Века, про которые говорилось в учебнике истории. Нас ждали невинные девушки, осуждённые на сожжение как ведьмы, отважные крестоносцы в до блеска начищенных доспехах, прекрасные дамы и сэры, в шуршащих шёлком одеждах.
А вот кого мы точно не звали с собой, так это Егора, внезапно появившегося рядом с нами и выхватившего учебник по истории из моих рук.
— Стрём какой, — сказал он и внезапно ударил меня им по голове. — Дура ты, дура-а! Шизанутая… На уроке почитаешь!
Я пожала плечами, не желая встревать в эту… как её там… нежелательную конфронтацию. Егор считался «крутым мальчиком со связями» и лучше ему было не перечить. Я и не перечила. Никогда не разговаривала с ним, не подходила, но…
— Сидишь тут, одна, — продолжил он, перелистывая учебник. — Друзей – нет, рожи – нет, мозгов, похоже, тоже нет.
Егор выжидающе уставился на меня, но я отвернулась в сторону, демонстративно рассматривая школьный забор. Выкрашенный ядовито-зелёной краской и с шишечками наверху, он был самым настоящим вызовом, моему «не в меру развитому», по словам Натальи Филипповны, воображению.
И я каждый раз отважно с ним справлялась. Сейчас, например, этот забор был и не забором вовсе, а испытанием для будущих ниндзя. Каждый уважающий себя ниндзя перед окончанием «Школы Ниндзя» должен был преодолеть зловещие Тростниковые Заросли. Гладкие и склизкие стебли сложно ухватить, удержаться на них – ещё сложнее, если бы…
Если бы не шишечки.
— Эй, шизичка, ты меня вообще слушаешь? — Егор помахал учебником перед моим лицом. — Эй, я с тобой разговариваю!
Нет, я тебя не слышу, тебя здесь нет, нет, нет, есть только я – Наставница маленьких ниндзя и мои ниндзя-подопечные, ловко перескакивающие с шишечки на шишечку.
— Дебилка, — с выдохом сказал он, повторно опуская учебник на мою голову. — Самая настоящая.
Я не отреагировала.
Что мне, Великой Наставнице маленьких ниндзя, до какого-то учебника по истории?
Мой мир маленьких ниндзя сейчас был гораздо реальнее нашего пыльного школьного дворика, задиры Егоры и всей школы. Там были приключения, опасности, а чуть позже появятся и верные друзья, о заведении которых настаивала Наталья Филипповна.
— Дура-а! — очередной удар я снесла также терпеливо, как и предыдущие.
В конце концов, какая из меня Наставница, если я не в силах терпеть боль?..
И всё же даже у самой Великой из Наставниц имелись свои маленькие слабости. Для меня такой слабостью стал звук рвущейся бумаги. Моя милая «Школа Ниндзя» подёрнулась дымкой, и я вновь оказалась на нашем школьном дворе, под деревом. А рядом стоял Егор и яростно выдирал страницы из учебника по истории.
— Ты… — побледневшими губами прошептала я. – Ты… да как ты!.. Ей же больно!
— Что, очнулась? — довольно ухмыльнулся Егор, прекращая пытать книгу. — Ух ты! Что это на твоём лице? Неужели эмоции?
— Идиот, — я почувствовала, как за моей спиной молчаливыми рядами выстраиваются все вышколенные мной ниндзя и храбро повторилась: — Идиот. Ты за всё ответишь!
— Ой, напугала, — Егор поднял вверх обе руки и учебник шлёпнулся на землю. — Что ты мне сделаешь-то, шизичка?
— Зря ты отпустил заложника, — рявкнула я, набрасываясь на негодяя с кулаками. — Познай же мой гнев!
А также силу тысячи моих маленьких ниндзя, стоявших с сюрикенами наизготовку.
ГЛАВА 2. Взрослая умница
Егор сказал, что я первой на него набросилась. А он всего-то хотел посмотреть мою книгу.
И ему поверили.
Я сказала, что он вырвал книгу у меня из рук и ударил по голове. А я всего-навсего самооборонялась.
И мне не поверили.
Был скандал. Жуткий, дикий и с участием нашей директрисы Милы Пантелеевны. Она, наверное, единственная, кто мог бы мне поверить, если бы … если бы не все остальные.
«Невменяемая», приехавший в школу отец Егора говорил так, будто лаял, коротко и отрывисто. «Кошка дикая! Чуть глаза моему сыну выцарапала! Да я всю вашу семейку засужу! У меня куча знакомых юристов! Без крыши над головой оставлю!»
Заслышав слово «крыша», Мила Пантелеевна испуганно ойкнула и, засеменив к отцу Егора на толстых ножках, принялась что-то нашёптывать ему на ухо. До меня долетали только обрывки: «сложное положение», «отец ушёл из семьи», «проблемный ребёнок».
Ну почему только я должна носить этот противный ярлычок «проблемный ребёнок»? Почему не Егор, показывающий мне язык, пока никто не видит?
Это он затеял драку. Не я!
Наверное, они о чём-то договорились, потому что отец Егора залепил мне пощёчину и ушёл. Вторую пощёчину я получила уже дома, от мамы. Она долго кричала, тряся меня за плечи:
«Вечно от тебя одни неприятности! Ну почему ты не можешь быть как все? Вся в своего непутёвого папашу, вся!»
Сзади неё заходились криком Миша и Настя, мои маленькие брат с сестрой, но мама считала, что воспитательный процесс прерывать нельзя:
«Ещё раз… ещё только раз…» её пальцы больно впились мне в плечи, глаза расширились. «В класс коррекции отправлю! Тебе там самое место, среди этих даунов».
Мне хотелось поправить маму, но я понимала, что она опять разозлится. Класс коррекции – он для слабоуспевающих, а я успевала нормально. Кое-где даже с пятёрками. Но разве маме докажешь?
«Просто не доставляй мне неприятностей, Ада. Ты же видишь, как маме тяжело», выдохнув, она отпустила мои плечи и повернулась к Мише с Настей, чьи личики давно покраснели от натуги. «Будь хорошей девочкой».
А сейчас я что, плохая?
Зазвонивший мобильник прервал мои размышления. Пожалуй, это и к лучшему, как говорят взрослые. Всё равно ничего не изменить.
Они продолжат считать меня невменяемой, шизанутой и больной, что бы я ни делала и ни говорила.
Я продолжу жить как жила, считая правой себя, а не окружающих. Потому что…
Быть странной – не стыдно. Стыдно не понимать, что все – разные.
Я – такая. Они – такие.