Тайны епископа Гермогена 61

Заложники сепаратизма

Наступила весна 1918 года, и револю­ционные ветры достигли заснеженной, дре­мотной и сытой Сибири. После Октябрь­ского переворота и заключения Брестского мирного соглашения с немцами бывшая Российская империя развалилась на куски. Только часть территории Москва удержи­вала силой партийных решений и лихих красногвардейских отрядов. Возникли «красный Урал» с центром в Екатеринбур­ге и Западно-Сибирская область, в состав которой включили и Тобольскую губернию, не спрашивая согласия Тюмени, куда по решению местного совета 5 апреля 1918 года перенесли губернский центр.

В свою очередь, Тобольский совет, со­стоявший сплошь из меньшевиков и эсе­ров, не признал полномочий ни Тюмени, ни Омска, ни Екатеринбурга. Уверенность Тобольску придавал бескрайний Север и гвардейский отряд полковника Кобылин- ского, который, однако, после свержения Временного правительства уже полгода не получал денежного довольствия. От разло­жения и дезертирства гвардейцев сдержи­вали боевые традиции, воинская дисцип­лина и... надежда на погашение долгов. И не важно, кто их погасит: новая власть, быв­ший царь или Гермоген.

В Москву отправился делегат от отряда Матвеев, тот самый автор «записок». Его принял председатель ВНИК Яков Сверд­лов. Посочувствовал, приободрил, но де­нег не дал — их у него еще не было. В то же время в Москве находился и Гермоген, как позднее свидетельствовал Иринарх, «получить у патриарха Тихона согласие на переезд царской семьи из губернаторского дома в Ивановский монастырь и на приня­тие Николаем... монашеского сана». Умен был тобольский святой старец Гермоген. Умен и прозорлив. Только так, в молитвах и покаянии, можно очиститься от распу- тинщины и пережить смутное время. Та­кое бывало на Руси: далекий предок Нико­лая Романова Филарет стал патриархом. Русские люди, как известно, отходчивы и терпеливы: простят монарху все прегреше­ния и вновь сплотятся у трона — царского или церковного. Но как же охрана? Отдаст ли она бывшего царя в монахи? Гермоген готов взять гвардейцев на содержание, день­ги у него есть.

Но Тихон холодно отнесся к этой идее. Он сам уже предал анафеме большевиков. И ему чудилось: после прочтения во всех российских храмах его послания крестные ходы верующих опрокинут бесовскую власть. Его православные россияне назо-

Тайны епископа Гермогена 63 вут спасителем Отечества. Делиться побе­дой и славой с безвольным, отрекшимся от престола Николаем патриарх не желал. В утешение послал венценосным узникам в Тобольск через Гермогена просфору и свое благословение. А епископу приказал: деньги на охрану Романовых не тратить, а беречь их для церкви.

Потом Иринарх на допросе в ОГПУ по­казал: «...Гермоген возвратился из Москвы угрюмый, недовольный. Уехал в Абалакс- кий монастырь, там затворился, молился, думал... Послание патриарха Тихона про­тив самозваной власти большевиков он сам прочитал в Тобольском соборе и хотел для этой же цели поехать в Тюмень, но, оче­видно, получив какие-то тревожные вести, он вместо себя послал меня, в Тюмень я приехал с одним купцом под видом его спутника и там узнал, что по пути Гермо­гена должны были арестовать. Поэтому все удивились, как проскочил я. Гермогеном мне было дано задание, кроме прочтения послания патриарха Тихона, организовать по городу крестный ход. Я вместе с прото­иереем Алерским наметил план демонст­рации крестного хода. Но накануне рано утром Алерский пришел ко мне и заявил, не указывая источника, что тюменские вла­сти по поводу наших предстоящих действий
64 А. Петрушин. На задворках гражданской войны запрашивали Москву, от которой получи­ли известие, чтоб крестному ходу не пре­пятствовать, но переписать участников. Так как к крестному ходу было все приготовле­но и народ оповещен, то мы не нашли воз­можным отменить его. Крестный ход со­стоялся, хотя и был оцеплен красноармей­цами. Когда я собрался уезжать обратно в Тобольск, мне сказали, что в дороге меня арестуют. Тогда я официально известил все духовенство, что в пятницу я служу в Тю­мени последнюю службу и потом уезжаю в Тобольск. Вместо этого я накануне под ви­дом простого мирянина уехал в Тобольск...».

Чему молился Гермоген в Абалаке? О чем думал? О земных страстях праведни­ков? О церковной скупости? А может, о том, как выполнить волю патриарха: обмануть беспокойных кредиторов и сохранить для церкви полученные от них деньги и цен­ности.

Побег на Север

Установлено: от оставшегося в Петро­граде и Москве царского окружения в То­больск поступали большие средства — на жизнь и на освобождение. Об этом сам Николай записывал в своем дневнике: «12 (25) марта: из Москвы вторично приехал Влад. Ник. Штейн, привезший оттуда из-

Тайны епископа Гермогена 65 рядную сумму от знакомых нам добрых людей, книги и чай. Он был при мне в Могилеве вторым вице-губернатором. Се­годня видели его проходящим по улице».

Считается: все эти ценности под пред­логом организации побега из Тобольска царской семьи присвоил Борис Соловьев, зять Григория Распутина. Тогда почему после гражданской войны он полунищим работал во Франции на автомобильном за­воде и в 1926 году скончался от туберкуле­за. А его жена Матрена Соловьева-Распу­тина устроилась в Париже гувернанткой и с двумя крохотными дочерьми жила в не­большой квартирке. А потом уроженка си­бирского села Покровского окажется в Америке, где станет... укротительницей тиг­ров. Умерла она в 1977 году в Лос-Андже­лесе.

Историки не знали о показаниях Ири­нарха: «...Епископ Гермоген имел крутой нрав, был подозрителен. Работать с ним и быть в согласии задача была не из легких. Делами епархии Гермоген занимался мало и крайне урывчиво — нередко во время за­седаний Епархиального совета он оставлял дела, поручал мне продолжение заседания, а сам уединялся во внутренние покои, и видно было через открытую дверь сосед­ней комнаты, что к нему приходили какие- 5 Заказ 814

66 | А Петрушин. На задворках гражданской войны то неизвестные мне люди, светские, боль­шею частью в простой одежде. Принимал их Гермоген всегда секретно, имея дверь на запоре. Со мной этой стороной жизни Гермоген не делился... Но после его ареста я узнал, что к нему приезжал зять Распути­на и передал ему большую сумму денег, для какой цели, не знаю...».

Иринарх перед следователями О ГПУ ос­торожничал — жизнь заставила его не го­ворить лишнего. Но здесь очевидно: все деньги и ценности, поступавшие в Тобольск для царской семьи, попадали к Гермогену. Ни Н иколай, ни его близкие свиданий с волей не имели.

Если бы Гермоген рассчитался с охра­ной за полгода невыплат, 300 Георгиев­ских кавалеров, молодец к молодцу, любо­му черту любые рога обломали бы! Но пой­ти против воли патриарха епископ не смел. А чтобы полученные от Соловьева и дру­гих монархистов ценности для церкви сбе­речь и сокровища самой царской семьи добыть, он слух пустил: готовится, мол, их бегство. И все этим слухам поверили. И верят до сих пор.

Но задумаемся: куда бежать? На Север — он всегда равнялся на губернский и пра­вославный Тобольск. А дальше? «В устье Оби, — утверждают историки, — там шху-