Азеркин. Часть первая
(черновик с иллюстрациями)
Интерлюдия
Огромная капля воды упала на раскладушку с тихим упругим звуком и оставила большое сырое пятно. Другая попала по крыше и жирным росчерком отметила свой след по горячей жести. Третья поставила щелбан и здорово забрызгала лицо человека, заставляя вскочить и спасаться – начинался летний ливень.
Короткие мгновения суеты, пока первые дождинки подгоняют народ со двора, и люди прячутся кто в бане, кто на крытой террасе. И сквозь сознание пробивается мелодия из множества разных звуков: жестяной звон жёлоба и шуршание дождя по крыше пансиона, стук по деревянным стенам, бульки и пузыри в бочках с водой, шелест травы и кустов, и переливистый чавк щебёнки. Были ещё звонкие шлепки по плиткам дорожек и ступеням, и гораздо более яркие вскрики разношёрстного народа, пока мелодия не ускорилась и не превратилась в сплошной шум. Но даже в нём угадывалась некая гармония музыкальности: переливчатое журчание воды, падающей с водостока, аритмичный мотив срывающихся с крыши крупных капель и порывы ветра, что подхватывают, сминают, закручивают привычные мотивы в диком танце, чтобы сделать из них что-то новое и неповторимое.
На террасе, куда косой дождь заходил, как к себе домой, осталось всего два зрителя. Писатель вдыхал свежесть полной грудью, навалившись плечом на бревенчатую стену дома, а по его очкам-хамелеонам стекали капли. Рядом нерешительно переступал с ноги на ногу другой постоялец, на голову ниже и на много лет моложе. Наконец, он коснулся локтя Писателя, чтобы привлечь внимание.
- Да, Найтел, чего тебе? – добродушное лицо человека обратилось к подростку.
- Тель, ты же всё ещё хочешь услышать мою историю?
|
|
- И помочь тебе в обмен на неё с переездом на Ветреное побережье, - улыбнулся Писатель, глядя на мелкого ита. Тощая фигурка, чёрная шерсть, карие глаза, задорная морда и большие, острые треугольные уши. Мальчик, выглядящий как молодой Анубис с египетских фресок или пёс, ходящий на двух ногах, уже не удивлял Писателя своей внешностью – к народу итов он привык, как и к другим. Удивляло то, как появился здесь этот загадочный паренёк четыре года назад, и как побег из родного мира изменил и его, и окружающих, заставив поверить в чудо, подарив постояльцам радость крыльев.
- Ну, так я готов рассказать…
Вступление
Среди деревьев было странно. Не видно горизонта. Небо только над головой, а не во все стороны, и среди стволов как в тумане. А когда стали попадаться скалы, очень живо вспомнилось, как бродил среди плотно поставленных друг к другу юрт. От которых три дня как убежал.
Мальчик поежился и насторожил большие острые уши. Каждый раз теперь ему снилось, что за ним гонятся, что его находят и тащат обратно. Но вот он в лесу, и всадники здесь не пройдут, а следы он, должно быть, запутал хорошо, его до сих пор не выследили и не поймали в степи. Спрятанный или пойманный? Тут даже небо было несвободно, связано ветками и пахло смолой и прелыми листьями. Но стоит успокоиться, и солнце на коре деревьев выглядит довольно симпатичным, а журчание родника – это всего лишь журчание родника, а не стук копыт. Молодые побеги карагача немного утолили голод, и, напившись воды, Назар Жындыулы устроился подремать.
|
|
За прошедшие дни его поношенная и местами рваная одежда не стала лучше, а черная шерсть посерела от пыли. Почешешься, и на когтях остается серебристая пудра. Ещё несколько дней вдали от моря и очага с частыми купаниями, и на его просолённой шкуре поселятся блохи. Впрочем, у некоторых опустившихся они были дома…
При мысли о доме большие уши прижались, мальчик тихо заскулил. Нет у него больше дома. Но пока не поймают, у него есть свобода. На длинной узкой морде появился оскал загнанного зверя. Всё что он сделал – неправильно! Но и оставаться там тоже было неправильным. Ох… родители не смогут его искать – они давно не в той форме, чтобы идти пешком. И у них нет коней. Ни у кого нет, кроме тех…
Старая жизнь
Старшие братья и сёстры, пока были рядом, рассказывали, как было раньше. Отчасти, Назар помнил это сам. Они семьёй путешествовали по миру в поисках страны счастья, как и многие другие иты, пасли скот. Возвращались к морю, чтобы обменять одно добро на другое, и вновь уходили. Но что-то страшное случилось в мире, что даже Аруахи их не защитили, хотя во время последней войны к ним присоединились почти все родственники до седьмого колена. Случилось что-то такое, что вечное стало меняться. Первыми пострадали осёдлые жители на берегу, что встречали торговые караваны, ловили рыбу, выращивали овощи, делали огненное питьё вместо кумыса. А с ними пострадали и те, кто был тогда рядом и пришёл в город торговать. Еще несколько поколений назад море начало потихоньку сохнуть и отступать, обнажая зловонный ил, и город не спеша двигался вслед за морем, ставя новые дома там, где раньше была вода. Пусть на соленой земле ничего не росло, но рыба по-прежнему водилась под волнами, и у оседлых жителей была еда и удалившиеся от моря огороды. К ним стекалась вся степь, торговля не останавливалась, так что жилось не то что бы заметно хуже. Но вот несколько лет назад резко отступившее море вынесло на берег мор, и все проходящие рядом стада заболели. Начался падёж скота, становилось мало еды, а значит, мало шансов пережить зиму. Те, кто возвращался из города в степь, приносили заразу и обрекали свои и чужие стада на гибель. Уходить стало нельзя. Все пришедшие в город уже не могли более из него выйти. Страшные вести о море разлетелись по округе, и в город перестали приходить не только местные кочевники, но и караваны из дальних стран.
|
|
Обычно, если какая-то семья теряет свое стадо или недостаточно состоятельна, чтобы прокормить себя, то все родственники сообща, понемногу, помогают. Дают нужное число голов, помогают строить дом, дарят необходимые вещи. У семьи Назара не осталось таких родственников, а если бы и были – никто бы не пришёл в город, чтобы разделить их участь. Да и оставшимся было не сладко, мало кто из оседлых жителей умел по-настоящему добывать еду, многие жили продажей и перепродажей. Сохранившие уважение и авторитет знатные люди и торговцы срочно собирали верных людей и придумывали, что можно продавать теперь, а что – покупать, когда из всех привозимых богатств и товаров остались только люди и их услуги. На носу была зима, людей было слишком много, а еды на всех не было. От стад остались жалкие горстки, и вряд ли к весне кто-то из животных уцелеет, чтобы дать потомство.
Начались беспорядки, воровство и разбой, вспыхивающие то тут, то там, и пока подавляемые. Назару очень запомнились слова одного старика-торговца, чешуйчатого чужестранца, что были ухвачены краем уха по пути с рынка: «…А разницу понять очень просто. Вот идёшь ты по городу и расслаблен. Или напряжён, что из-за внешнего вида на тебя нападут. В одном городе отберут деньги, в другом – ценные вещи: часы, украшения. Где-то ценными вещами сочтут обувь и одежду. А где-то угонят в рабство или съедят. Только и всего… торговать можно во всех местах, если есть охрана, но боюсь, что для такого большого и опускающегося города моей охраны не хватит. Я уйду отсюда пешком, пока ещё могу, если не смогу раздобыть скакуна из последних. А иначе увижу, как мясо и одежда становятся дороже чужой жизни…»
Когда грязь стала льдом и моровые поветрия были скованы морозом, многие оставили ценности хозяевам города в обмен на скудную пищу. За кем-то пришли родственники, забрать своих из проклятого города. Их животные не погибли от мора, и в сердцах людей поселилась надежда. Но скоро она сменилась страхом - город был слишком слаб и слишком богат. Первый же караван, осмелившийся приблизиться, сможет собрать несметные сокровища в обмен на муку и сушеные овощи и фрукты, но и увезет весть о том, что люди слабы. Соседние народы не устоят перед соблазном. Лучше напасть первыми.
Старшие братья вступили в войско и ушли, намереваясь вернуться с сокровищами и вырваться из плена оседлости, что сводит с ума и разъедает волю. Остальные дети учились охотиться с пращой – лук и стрелы дороги, а кожаный пояс всегда при тебе, и камней хватает. Выкуп, полученный родителями за старшую сестру, не стал новым стадом – слишком дорого теперь стоили стада. Но хотя бы сестра смогла вырваться из города, пообещав заботиться о муже, чтобы тот преумножал поголовье и смог помочь родителям. А те, от отчаяния или безделья, потеряв надежду, превращали выкуп в выпивку. Через некоторое время из двух братьев вернулся один, на чужом красавце-коне, но так и не сумел навоевать достаточно, чтобы помочь обросшей долгами семье.
Много позже Назару приходила в голову кощунственная мысль, что не вернись брат к родителям и не отдай отцу всю добычу, то подальше от города смог бы купить стадо, да через пару лет умножить своё богатство и вытащить родителей и младших братьев и сестёр. Но уважение к старшим – закон. Отец главный, и ему виднее, решать за свою семью должен он. Так славный воин лишился всего в уплату долгов и ушёл в новый поход слугой-наёмником, пока родители коротали время за зельем и теряли здоровье. Он так и не вернулся. Жизнь становилась всё хуже, и не было в округе женихов, способных заплатить выкуп за вторую старшую сестру. Но были голодные рты младших, жажда зелья родителей, и новые порядки в городе.
Назару повезло больше всех. Он прислуживал за чужими стариками, слабыми телом, но достаточно здоровыми умом. Они беседовали с ним, учили разным вещам, и ценили заботу больше, чем родители, хоть и были такими же капризными. За это перепадало немного еды и каких-то вещей, и семья могла поесть. Летом старшую сестру забрали на тот берег моря, без выкупа и свадьбы. Но раз в луну от неё приходило немного денег.
А потом пришли зима, и следом за морозами появились они. Свирепый народ соседей, мстить и захватывать. В городе не было тех, кого можно было бы назвать воином, и сам город оказался более похож на перевалочный пункт, где можно пополнить припасы и развлечься, купить слуг или забрать кого-то силой. Так Назар лишился брата и сестры. Дети, уходящие с войском, не становились воинами. К своим десяти годам Назар это уже понимал. Стариков почти не осталось, как и работы, а старшим из детей теперь был он. Без защиты отца и старших братьев, среди похожих на шакалов существ, что чуяли его слабость и старались урвать себе хоть что-нибудь из его жалких крох. Не важно, шёл он с охоты с чем-то, или с пустыми руками. Если нечего взять, то можно хотя бы самоутвердиться за счёт другого.
К счастью, соседний народ купил мелкого брата на обратном пути, чтобы вырастить из него воина. Так сказал отцу покупатель, наливая мутной жидкости в стакан. Сам Назар уже не годился, потому что плохо ел и едва вырос, а еще, потому что на воина нужно учить с младенчества. Так он остался последним из детей и прекрасно понимал, что будет, когда через город пройдёт очередной отряд. Ему было одиннадцать лет, все, чем он владел, было на нём. Родители были в долгах и множили их быстрее, чем Назар мог отрабатывать. Крамольные мысли снова поселились в его голове, противоречие между обязанностью помогать родителям и пониманием, что они всё равно пропадут после того как продадут его, только подталкивало к решению.
В лесу были подходящие для пращи камни, и через некоторое время нашлась достаточно неосторожная птица. На вкус она была не хуже морских чаек, и наполненный живот согревал ночью не хуже костра, когда ребенок свернулся на сосновом лапнике в клубок и вздрагивал от страшных снов – ему снилось, что побега не было, и его продали в рабство. Хотя можно ли называть ребенком того, кто уже много лет жил сам по себе и заботился о семье?
Так прошло достаточно полных тревог, стыда и угрызений совести дней, чтобы понять: погони нет, и больше никто не идёт следом. Вот только куда идти самому? Назар шёл прочь.
Проход
Странное место в лесной чаще словно манило к себе – мальчик выходил к нему уже в который раз. Длинное пустое пространство, достаточно широкое, чтобы поставить юрту. Не заросшее высокой травой, свободное от деревьев и кустов. Уходящее к поляне с одной стороны, а с другой упирающееся в никуда. Словно бы кто-то прошёлся и оставил след, но внезапно исчез, дойдя до молодых, согнувшихся дугами берёзок и осин, что касались вершинами земли и формировали арку рядом со странными искореженными соснами. Птицы облетали это место стороной, белки избегали искаженных деревьев, и даже вспугнутый заяц резко свернул в сторону, вместо того, чтобы пробежать под аркой.
Был день, светило солнце, лес кричал ароматами и звенел тишиной. Контуры гнутых деревьев воспринимались так, словно за ними что-то прячется. Неразличимая, тонкая щелочка чего-то чужого между корой и окружающим лесом, тоньше острия ножа. Назар подошёл ближе и остановился. Странные мысли сами собой возникали в голове, задавали ему вопросы и ждали ответов.
«Ты не боишься шагнуть вперёд?» - была первая мысль, «Вдруг ты исчезнешь без следа? Вдруг не сумеешь вернуться? Попадёшь в другой мир, страшнее этого?».
Маленький ит стоял перед аркой, опустив хвост и глядя перед собой. Впервые за долгие годы его морду озарило что-то вроде тени улыбки, но лишь на миг. Совершенно спокойно он ответил вслух:
- В этом мире мне некуда идти.
«Но есть куда вернуться, есть те, кто тебя ждёт».
- Родившийся когда-нибудь возвращается в землю, но не спешит к ней. Вороны перед боем ждут пира, но мало кто желает радовать их собой. Такие мудрости говорили старики, и так я смотрю на возвращение.
«Чего же ты хочешь найти?»
Назар закрыл глаза и вспомнил прошлое, в котором мама любила его, отец и братья – учили и защищали. Время, когда прикасались чтобы обнять, погладить, помочь вычесать шерсть, а не бить. Ит заскулил пронзительно и долго – старые воспоминания были гораздо слабей последних лет жизни, и новые события обесценивали их, не давали относиться к родным так же, как давным-давно. Ветер прошелестел листьями над головой и вернул из путешествия по памяти в безлюдный спокойный мир.
«Хочешь вернуть семью?»
Три слова – и душа чуть не разорвалась на части. А разве есть выбор? Кто сможет переделать мир под него одного, решит вопросы с соседним народом, вернёт погибших, поднимет полегший от мора скот и наполнит море? Хотя… всё это не настолько важно, если будет маленькое изменение – семья снова будет его любить, и они вырвутся, уедут из жуткого города, бросят ужасную привычку. Изменить мир на двоих – чудо гораздо меньшее, но насколько оно вероятно? Что нужно пообещать взамен, чтобы это было сделано? И что он сможет сделать, чтобы расплатиться за родителей – если не перед волшебной силой, то перед другими людьми? Нет. Всё вернётся на круги своя, а маленькое просветление растревожит рану и сделает еще больнее.
«Может быть, можно изменить мир на самую малую малость – тебя?»
Шерсть от этого встала дыбом. Перед глазами пролетели счастливые моменты прошлого, пережитые несчастья, мечты, надежды. Мечты о том, как всё могло бы сложиться, чем бы он занимался, найдя место для побега, какие друзья бы у него появились. Странные фантазии о том, что семью можно выбрать самому, о жизни проще, где-то в дальнем краю без войны, где люди не похожи на тех, что он видел.
«Ты не хочешь к итам?»
Назар сморщил морду.
- Они дали мне слишком много, чтобы просить добавки.
«Но если в том краю среди прочих народов будут иты, ты не против?»
- Нет, если к нашей встрече я стану сильнее их. Хотя можешь превратить меня в другое существо, тоже будет неплохо. В сокола или коня, если такой будет цена мира и новой жизни, даже в девчонку, но пусть будет лучше, чем здесь.
В голове разлился легкий веселый смех, будто бы было с кем торговаться, а главное – за что. Подул ветер – везде, кроме места у странных деревьев. Сделав последний вдох и улыбнувшись неясному чувству, с горечью прощания Назар Жындыулы шагнул вперёд.
- Ну всё, ты предатель. Добро пожаловать в другой мир, постарайся не сделать из него старый, - сказал себе ит.
Новый мир был таким же, каким выглядел лес по ту сторону деревьев. Не оборачиваясь, Назар пошёл вперёд. Заботиться о направлениях теперь не имело смысла.
Удача
Жареная картошка пахла так, что желудок сжался в маленький комочек, а рот наполнился слюнями. Сильнее оказался только знакомый запах оладий, доносившийся из другого дома. Чёрный ит прижал уши и побрел дальше по вечернему поселению, оглядываясь по сторонам в сгущающихся сумерках. В этом городе деревянные и каменные дома были у всех, даже у похожих на Назара людей, и стояли довольно свободно, каждый на приличном участке земли.
Рядом с каждым росло много-много деревьев, в основном плодовых, хотя некоторые выглядели незнакомо, и оставалось гадать, для чего их посадили. Не было неприступных заборов, но всё равно Назар понимал, что всё растущее рядом с домом принадлежит хозяевам дома, и они не будут рады, если кто-то зайдёт без спросу на их землю, как это было у купцов на берегу моря. Судя по тому, что люди жили не в юртах в степи, законы гостеприимства могли быть им неведомы. Тем более, в некоторых домах жили вовсе не иты, а какие-то иные существа из настолько других народов, что и людьми назвать их было непросто. Некоторые не имели шерсти, другие были с частично выпавшей шерстью. Кто-то был похож на огромных прямоходящих кошек, а кто-то на ястребов и орлов. Никто не боялся друг друга, некоторые из увиденных людей болтали друг с другом на чужом языке, а между собой – на других, отличных от услышанного, но таких же непонятных. Назар не стал пугаться незнакомых созданий, он хотел волшебства, и, похоже, получил его. Вот только в этой волшебной стране никто не говорил на его языке, а по дороге он не встретил сородичей, с кем можно было бы без опаски заговорить, чтобы проверить, понимают ли они его. Был вечер, темнело, люди собирались на ужин, и только сводящие с ума ароматы теплого жилья и горячей еды витали в холодеющем воздухе. Недели в лесу кончились этим городом, окружённым высокими горами, и на самых вершинах был снег.
- Здравствуй. Ты потерялся?
Назар вздрогнул и развернулся – девушка-ит подошла против ветра и совсем бесшумно. Или женщина? Высокая, стройная, не юная, но молодая, судя по виду – незамужняя, такая же черная как Назар, только с белыми когтями. Одетая в свободные штаны, рубашку и камзол – длиннополую, расширяющуюся к низу жилетку, сшитую по фигуре. Без головного убора, но в этих краях могут быть иные традиции. По крайней мере, замеченные ранее иты одевались во что-то странное.
- Здравствуйте, я…
Назар замялся. Девушка была вдвое старше его, больше - ушами он едва доставал до её плеча. Спокойствие и дружелюбие в голосе и позе, хорошо понятная речь, внимательные уши, которым не хочется врать, но и стыдно сказать, что бросил родителей и сбежал. Что же ей ответить? Размышления прервала девушка:
- Меня зовут Оразай, я местный травник. А как зовут тебя и где ты остановился?
Она протянула руку, и Назар вынужден был исполнить ритуал знакомства. Взяв её кисть левой рукой, он слегка поклонился и поднёс ладонь к носу, позволяя сделать то же самое и со своей правой. Ноздри защекотал запах разных трав и жидкостей, и чего-то ещё незнакомого, резкого. Вместе с тем запах Оразай чувствовался ясно. Здоровая, сытая, и в то же время без запаха других итов. Одна? Без родни? Без мужа? Почему?
В то же время и девушка познавала своего нового знакомого, много дней не ночевавшего под крышей, недоедающего, питающегося чем попало, пришедшего в этот край без семьи и друзей. Теперь врать было бесполезно. В её карих глазах не мелькнула тень превосходства, не появилась жажда наживы, а поза всё так же выражала вежливое ожидание ответа. Мальчик поборол волнение, но остался в каменной стойке, готовый к неожиданностям:
- Назар. Назар Жындыулы. Я пришёл с берега умирающего моря.
- Ты проделал долгий путь, Обещанный, сын Сумасшедшего. Ты ведь пришёл один?
- Да, Удача-Луна, - мальчик принял более непринужденную позу, но всё ещё волновался, напряженный прямой хвост выдавал его осторожность, - Оразай кызы…?
- Просто Оразай, необязательно называть меня дочерью отца, я от этого уже отвыкла. Тебе есть, где остановиться на ночь?
Тот лишь развел ушами в стороны.
- Я умею работать и искал, не найдётся ли тут что-нибудь для меня. Я оторвался от своего народа, меня не ждёт теплый прием среди сородичей, чтущих все традиции, и врать о себе я бы тоже не хотел. Думал что смогу, но нет. Скажите, тут есть люди, которые могут накормить за работу или пустить переночевать? Я умею ухаживать за стариками и маленькими детьми, стирать, чинить упряжь, немного опыта в ремонте обуви, разные мелкие поручения. Разные грязные работы…
Оразай внимательно оглядела мальчика. Судя по всему, тот говорил, что имел в виду. Никто из новоприбывших парней не стал бы хвалиться женской работой, ровно, как и попрошайничать. На меркнущем небе зажигались звезды, холодное дыхание гор спускалось в город и забиралось под камзол, ускоряя мысли.
- Вот что, Назар. Уже поздно, занятий тебе поищем завтра, - уши мальчика встали торчком, - а сегодня ты мой гость, Наке, пойдём домой. Я приготовлю что-нибудь традиционного, если местная еда будет тебе не очень.
Назар отпрянул, пораженный. Нет, гостеприимство – это неотъемлемая традиция, на которую можно полагаться путнику, но быть гостем девушки… пусть и столь доброй и заботливой…
Поняв его смущение, Оразай улыбнулась:
- Всё в порядке. Я живу не одна, но семья не будет возражать. Моя комната – не их дело. Ну, помещение в большом доме, отдельное, с дверью. Погостишь у меня, отдохнешь с дороги, посмотрим, найдется ли здесь для тебя занятие. Если да – научу общему языку, на котором говорят все вокруг. Пока от тебя пахнет ребенком, а не мужчиной, ни один ит не скажет слова против, а другие народы и подавно.
- Спасибо, Оразай, ты очень добра и щедра! – хвост Назара закачался из стороны в сторону, уши прижались, лицо растянулось в шальной улыбке, и мальчик едва унял невежливое желание обнять девушку. Но тут же одернулся и сжался:
- Я… ты должна знать, кого приглашаешь, прежде чем навлечь беду на свой дом. В моих краях плохие времена, соседний народ расширяет ханство и я сбежал, чтобы не быть проданным… бросил своих. За мной могут прийти плохие люди, хотя я путал следы, или у города появится войско…
- Не бойся, Назар. Все прошлые заботы и тревоги позади. В этом мире нет умирающих морей. Ты покинул свою страну и очутился в другой, куда нет прямых дорог и не пройдут с мечом. И потому я хочу выслушать твой путь и историю жизни, чтобы лучше понимать тебя, понимать, как случилась наша встреча.
На какое-то время мальчик замер, удивление боролось с нервным смехом и счастливой улыбкой.
- Хорошо, я расскажу. Но скажи мне сперва, что это за место?
- У него много названий. Общий, Дачный, Дикий, Пробный, Другой… Иты, что могут принять здешние правила, называют его Жер Уюк. Страна счастья. Добро пожаловать.
Азеркин
- В этом дворце??? – Наке оглядел огромный, в два этажа с покатой крышей, деревянный дом на множество окон, возвышавшийся на пригорке на юго-западном краю города.
Оразай добродушно засмеялась, подталкивая приросшего к земле Назара в спину.
- В одной из комнат. В других живут другие люди, но есть и общие помещения. Едим вместе за большим столом, зимой собираемся по вечерам в гостиной, летом – сидим на террасе. Такие дома называют пансионами, у этого есть имя – Азеркин. Не бойся. Не у всех народов наше гостеприимство, но живущие в Азеркине не выгонят путника на ночь глядя. Ты ходил по городу и, наверное, видел людей, не похожих на нас с тобой, но они тоже люди. Познакомишься поближе, и уже не будешь обращать внимания на их внешность. Но это когда найдёте общий язык, а пока достаточно вежливо поздороваться по пути на кухню. Ужин уже закончился, но еда найдётся.
От одной мысли предательски потекли слюни. Назар подобрал их и постарался вести себя скромнее.
- А почему это место называется «Азеркин»? Что значит это слово?
Травница повернула острые уши к мальчику.
- Потому что тут живут азеркины. Иные. Не те, кем они кажутся внешне. Например, драконы, как я и Мастер снов. Волки, как Тэл и Нар. Другие сказочные существа, похожие внешне на обычных людей, но душой являющиеся кем-то иным. А ещё здесь полно ребят, которым нравится такой уклад, нравится жить бок обок со сказкой, по несколько иным правилам, чем за стенами этого дома.
Маленький ит замедлил шаг.
- Боишься? – обернулась девушка через плечо.
- Всё это необычно и странно. А как к вам относятся остальные?
- Так же как и друг к другу, для них мы простые люди. Не страннее, чем прочие жители Общего мира.
Ит замешкался. Было бы глупо убежать и попасть в условия хуже, чем дома. Тут не чтут некоторые традиции, но раз это даёт Оразай возможность приютить такого чужака, как Назар, то ему глупо жаловаться.
Оразай склонила голову набок.
- Всё в порядке?
- Да. Мне странно, но волшебное и должно быть необычным, разве нет?
Травница улыбнулась и взяла мальчика за руку.
- Тебе тут понравится, впишешься как родной.
Стоило перейти порог дома, как в нос ударило множество незнакомых запахов – деревянных стен, крашеного пола, ковров из шерсти неизвестных животных, запахи постояльцев, выглядящих как сказочные звери, ароматы бумаг, обувного крема, бани – всего-всего, что только мог учуять нежный нос, и над всем пока преобладал запах ужина. Удивительно, но вместо ожидаемого знакомства со всеми, кто был в гостиной, Назар встретил только несколько мирных любопытных взглядов и обменялся кивками.
- Мой руки, а я пока наберу перекусить. Не стесняйся спрашивать, если что-то не ясно. На нашем языке тут мало кто говорит, хотя отдельные слова знают, но всё равно, дураком себя не выставишь. Только если не будешь делать что-то, не понимая, что нужно. Приподними руками вот эту штучку, и из умывальника польётся вода. Мыло рядом. Вот так.
На кухню заглянула маленькая пожилая бесхвостая женщина в очках и о чем-то спросила Оразай на непонятном языке, поглядывая на Назара. Тот поздоровался и получил в ответ те же слова и улыбку. После обмена фразами с травницей, женщина достала большую тарелку пирожков и поставила на стол, жестом приглашая мальчика присаживаться. Даже не понимая слов, а лишь читая лица и интонации, видя действия, можно общаться.
- Ну, с тётей Лидой ты познакомился, и она не против того, что ты останешься. Кушай, из бани скоро вернется дядя Саша, её муж, познакомишься. Они хозяева этого дома, если и он не против, будешь гостить у меня.
- Хорошо, спасибо тебе и им. А на каком языке вы говорили? – спросил Назар, стараясь не сильно жадничать. Пирожки были восхитительны. Оразай налила в пиалу ароматный травяной чай и села за компанию рядом.
- На общем, он так и называется. Его тут все учат, чтобы говорить друг с другом, а внутри семьи обычно говорят на языке своего мира, даже если живут тут несколько поколений. Это довольно интересно, не даёт скучать: столько людей, столько традиций, как они переплетаются, как можешь найти в чужой культуре другой взгляд на мир и принять его, если твои традиции не дают счастья. Ты на удивление спокойно воспринимаешь остальных – бесхвостых, чешуйчатых, кошачьих…
Мальчик пожал плечами:
- Раз мои сородичи их не боятся и живут бок обок, и я взял пример.
Девушка улыбнулась и дала ему спокойно поесть, не мучая расспросами. Через какое-то время зашёл смуглый пожилой мужчина, пахнущий дымом, паром и вениками. Он знал фразы приветствия на многих языках, и с помощью Оразай выслушал благодарности за гостеприимство. Удостоверившись, что мальчика не потеряют, если он заночует в Азеркине, дядя Саша дал добро остаться под ответственность Оразай, пожелал спокойной ночи и ушёл к себе.
- Ну что ж, - девушка улыбнулась, убирая со стола, - настало время неудобных разговоров и неловких действий. Кто первый будет прижимать уши? Ты, рассказывая, как жил и как здесь очутился, или я, объясняя необходимые для жизни вещи про гигиену, туалет, местные обычаи?
Несколько часов спустя укрытый одеялом Назар лежал на полу в округлой угловой комнате и вслушивался в окружающие звуки. От вымытой шерсти пахло каким-то особым мылом, но блох теперь наверняка можно не бояться. Одежда, постиранная Оразай, сушилась возле печки на первом этаже. Завернутый только в чей-то видавший виды, но чистый банный халат, лёжа в похожем и не похожем на юрту помещении, где не было мужской и женской половины, полный новых правил и мыслей, Назар тихонько вздохнул. Стоит закрыть глаза, как проснёшься далеко-далеко отсюда, с родителями или с войском, не суть. Как просыпался там, засыпая в лесу, а засыпая в том мире, просыпался в этом. Что сон, а что явь? За годы оседлой жизни можно сказать, что явь это то, где ты засыпаешь и просыпаешься в одном и том же месте. Но если спишь в седле, а каждый новый сон продолжение предыдущего, то сон становится явью, разве нет?
В окно светила луна. Дом погрузился в дремоту, лишь где-то раздавались скрипы половиц и кроватей или тихое бормотание и негромкий храп. Вещи в комнате пахли Оразай. Не спалось. Всё вроде бы мирно, но чуждо и непривычно, а рассказанные травницей вещи о взрослении и местных обычаях вертелись в голове. Да и рассказанная им самим история растревожила рану, еще не начавшую заживать.
Хоть от чутких ушей ита не спрячешься, Назар всё равно натянул одеяло на голову и позволил впечатлениям вызвать сдерживаемые чувства, ненадолго потерять контроль над собой.
Оразай ничем не показала, что что-то заметила.
Где-то посреди дневного перехода в степи Назар вспомнил, что ложился спать не в юрте, но память подсказала, что это лишь сон, и текущему дню предшествовали многие другие, полные работы и унизительных обязанностей. Лишь вечером он освободился достаточно, чтобы постоять, посмотреть на звёзды, вдохнуть аромат степных трав, почувствовать, как холодный ветер кусает уши, разглядеть всё вокруг в мельчайших деталях. Все чувства работали, как и должны. Травинка в руках впилась колючкой в основание когтя и по руке прошла боль. Что ж, хороший был сон о побеге, но невероятный. Может, когда-нибудь приснится продолжение? Это лучше снов со скитаниями по лесу.
Зевнув, ит забрался в юрту рабов, пока купивший его любитель охоты не придумал, чем ещё занять свою новую игрушку.
Прикосновение к плечу. Мягкий голос: «Я скоро вернусь, не убегай», и удаляющиеся шаги. Сон или нет? Пограничное состояние, в котором не понимаешь, где ты. Прислушаться, принюхаться, открыть глаза, или просто поспать ещё, гадая, настраиваясь на такую редкую, приятную негу. Сознание быстро уступило сонливости и на этот раз приснилось что-то нейтральное.
Оразай разбудила его к обеду, чтобы не пришлось потом страдать бессонницей, однако сам Назар за дни в лесу впервые позволил себе расслабиться и заснуть крепко, и был готов восстанавливать силы хоть до следующего утра. За это время события последних дней охватывались разумом, откладывались в память и становились понятной историей, связанной с прошлой жизнью. Или это свойство самого сна – вспоминать прошлые сны, о которых иначе и не вспомнить, и связывать с текущим? Так или иначе, но чувства одинаково работают и там и там. Одеяло ощущалось на шерсти, развязавшийся халат сбился за спину. За окном ярко светило солнце, город был виден во всех деталях. Теплые лучи грели черную морду, пахло Оразай, свежим воздухом и едой с первого этажа. Хотелось есть.
Назар улыбнулся девушке, принесшей ему высохшую и уже зашитую одежду, и через минуту пошёл следом за ней вниз, обедать. Вряд ли травница может знать много о снах, но сейчас она единственная, с кем можно поговорить.
Городской совет
Назар и приютившая его травница вышли из пансиона и пошли к центру города. В утреннем свете он был ещё красивее, чем вчера, разные, не похожие один на другой дома, цветущие весенние деревья, интересно и странно одетые прохожие. А в высоком небе, между гор, парили огромные птицы и играли на солнце какие-то кусочки цветной ткани.
- Что это? – поинтересовался у Оразай Наке.
- Планеристы. Ах, да, откуда тебе знать, - улыбнулась девушка, - это люди, которые летают на рукотворных крыльях. Обычно их тут два типа – вот те треугольники на жестких каркасах, зовутся дельтапланами. А вот те стручки на верёвочках – парапланами. Люди забираются в горы, чтобы полетать, насладиться видом и ветром. Среди них много грифонов – тех птицеголовых существ, что ты уже видел, и для них полёт – это способ почувствовать себя взрослым, частью семьи.
Назар заворожено смотрел в небо, размышляя, что же это за волшебное место, где человек может летать как птица, и остальных это не удивляет. В городе ему нравилось всё больше и больше, пусть это был город, но он не походил на тот кошмар у умирающего моря – здесь жили радость и свобода, которой не достичь и в степи. Мальчик так и шёл, задрав голову, пока не споткнулся, но и тогда снова устремил взор ввысь.
- Оразай, а те странные птицы, что кружат будто бы рядом с ними – крылатые люди их не боятся?
Девушка широко улыбнулась.
- Это не птицы. Это тоже люди, пусть их форма тела немного отличается от нашей.
С этими словами она взяла Наке за руку и свернула на боковую улочку, за которой оказалась большая площадь и дом с широкими воротами. Пахло место довольно странно – бумагой, бечёвкой, соломой, кожей и был ещё какой-то странный запах. Наке вопросительно посмотрел на травницу, и та кивнула на ворота – из них выходил гигант.
Наке сперва испугался, и чуть было не спрятался за Оразай, но взял себя в руки и остался стоять рядом с ней, пока высокое, выше него в холке крылатое создание выходило на улицу. Вот что за запах был в этом месте – этого существа и других таких же. Клювастая голова с длинными собачьими ушами, как у других птицеголовых, но не на человеческом теле – существо шло на четырёх лапах, задние были покрыты шерстью, а передние напоминали птичьи. И существо было крылатым – огромные крылья с невообразимо большими маховыми перьями поразили Назара. Если такие летают там, в небесах, то рукотворные крылья должны быть размером сравнимы с этой площадью.
Вышедший грифон, каких бесхвостые называют классическими, а остальные – дикими или феральными, кивнул Оразай и расправил крылья, готовясь к взлёту. Ит разглядел небольшие кожаные сумки на груди и на бёдрах создания, когда то взяло разгон и взмыло в небесную синь.
- Куда он улетел? К остальным?
- Нет, доставить письма в другие города. У тех, что сейчас парят с планеристами – выходной. К тому же, некоторые из них ещё дети. Пойдём в больницу на осмотр, и в совет, познакомлю тебя с представителями других народов.
- Вы говорите на всех языках?
Толстый мужчина, похожий на кота, рассмеялся, перекладывая бумаги в поисках нужной папки. Короткая жилетка на нём чуть не затрещала по швам.
- Если бы я говорил на всех языках, то не знал бы, как работать – просто не хватило бы места в голове под остальные знания. Пять языков уже более чем достаточно, учитывая, что фелиньих, обезьяньих, панголиньих, грифоньих и других на самом деле тысячи. К счастью, чтобы жить здесь, тебе достаточно будет изучить один лишь общий. Ты ведь хочешь остаться?
Назар глянул на Оразай, но та только улыбнулась ему и погладила по спине, дескать, решай сам.
- Да.