— Ты оглох, он держит его в клетке! — сердито повторила Анжелика.
— Не вижу клетки, — огрызнулся Ферран.
Вперед выступила Виктория, возмущенно указавшая на Анжелику:
— Она не сказала, зачем нас собирает!
Анастасия судорожно кивая подтвердила:
— Мы ничего не знали!
Лайонел жестом указал сестрам подойти и встать рядом. Девушки беспрекословно подчинились и перешли на его сторону.
Бриан Джонсон, покусывая толстые губы, приподнялся на цыпочки и сказал что-то на ухо Анчику. Затем оба последовали примеру сестер Кондратьевых.
Когда Анжелика наградила Бриана презрительным взглядом, тот пожал плечами и объявил:
— Дорогуша, Лайонел волен спать с кем хочет. Мы-то тут при чем? Твоего Даймонда жаль, но не настолько, чтобы подставляться самим.
Друг за другом вампиры перешли на сторону своего повелителя, с Анжеликой остался лишь Георгий и Ферран.
— Все свободны, — обратился Лайонел к покаявшимся вампирам.
Прекрасное лицо бывшей любовницы точно окаменело. Кажется, она впервые была по-настоящему напугана. Птицы и звери безмолвно ждали ее приказа.
Ферран грустно посмотрел на девушку и отступил.
— Прости, это не моя война. — Он кивнул Лайонелу. — Мне не следовало приезжать, надеюсь, между нами останется все по-прежнему.
— Вряд ли, — не глядя на него, обронил Лайонел и перевел взгляд на Георгия. Друг глаз не отвел, даже не шелохнулся. Он, как и остальные, принял решение, только другое.
Вскоре посреди шоссе они остались вчетвером. Йоро вытянулся на асфальте, положив голову на лапы.
— Ну что, Лайонел! — прозвенел в тиши голос Анжелики, от которого все существа, вызванные ею, встрепенулись. — Убьешь и меня? — Она шагнула вперед и развела руки в стороны, точно приглашала его.
|
|
Молодой человек усмехнулся и, не сводя взгляда с Георгия, произнес:
— Дарю, друг! — И, развернувшись, зашагал к своей машине.
Оборотень побежал рядом, озабоченно заглядывая ему в глаза.
— Знаешь, как говорят у Волоф? — спросил мальчик, резво вскакивая с четверенек.
Лайонел невесело засмеялся.
— Не знаю, Йоро… но уверен — у любого народа есть название тому, кто за семь лет не понял, что лучший друг камнем на сердце носит любовь к его женщине. Анжелика-Анжелика-Анжелика — ее имя не сходило с его уст. А я так верил в его преданность!..
— Он тебя не предавал, — возразил мальчик.
— Нет, — согласился Лайонел, — просто выбрал не меня. Предпочел любовь нашей дружбе.
— А ты?
— Без раздумий выбрал бы его.
— Но ты не выбрал, — пробормотал Йоро.
— Глупости, — разозлился Лайонел, — встань у меня выбор — Анжелика или…
— Нет, не Анжелика, — упрямо мотнул головой оборотень. — Катя и Вильям. Любовь твоего брата, самого дорогого тебе существа во всей Вселенной.
— Вильям ее не любил!
Мальчик пожал худенькими плечами и, помолчав, спросил:
— Лайонел, а ты в этом точно уверен?
Молодой человек отвел глаза и ничего не ответил.
Глава 22
Идеальный снег
Она любовалась ангелами на потолке. Много лет назад, когда еще жила в Париже, у нее в спальне был точно такой же потолок. Даймонд любил на него смотреть. О чем он думал? Она не спрашивала, а он не обременял ее разговорами. Лишь однажды, лежа рядом и глядя на ангелов, сказал: «Наверно, рай существует».
Скольких мужчин в ее постели повидали эти ангелы — не счесть. И сейчас видели еще одного. Не самого худшего. Лайонел по определению не мог выбрать своим другом кого-то недостойного.
|
|
Анжелика мысленно улыбнулась. Она привыкла считать Георгия какой-то частью Лайонела, неотделимой и сильной. С ней приходилось считаться, к ней как к тени, следующей за своим хозяином, было бесполезно ревновать. А плата за предательство оказалась ничтожно низка. Верность, казавшаяся нерушимой, раскололась, точно стеклянный шарик, от одного прикосновения ноготка.
Страстные поцелуи мужчин, ласки, каждый миллиметр тела привык к ним как к чему-то обыденному. Всем хотелось обладать — и лишь одному-единственному, — отныне недоступному, любить.
Девушка боялась сомкнуть веки и увидеть его застенчивую улыбку, тоску в синих глазах и не выдержать. Когда-то и она избрала обладание прекрасным Лайонелом и позволила ему поместить себя в коллекцию красивых вещей. Осознание, что попала не в ту коллекцию, пришло мучительно. Брошенное под ноги любящее сердце и боль в ледяных голубых глазах, устремленных на потерянного друга, так доходчиво дали понять разницу между красивой вещью и дорогой. В коллекции дорогих вещей Лайонела места для красивой побрякушки не нашлось. Семь лет назад казалось, что одного обладания, статуса хозяйки желанного тела будет вполне достаточно, а потом проснулась глупая надежда, день за днем заставляющая ждать три заветных слова, особенного взгляда, перемен.
Горячие губы коснулись ее уха, Георгий произнес:
— Наверно, я должен перестать тебя мучить?
— Только в том случае, если твоя потеря восполнена, а принесенная жертва удовлетворена, — с горькой насмешкой промолвила Анжелика.
|
|
Молодой человек нежно провел ладонью по ее щеке.
— Моя потеря не будет восполнена никогда, впрочем, как и твоя.
Девушка опустила ресницы. Вычеркнуть из вечности двести лет… Может, когда-нибудь она и смогла бы это сделать, но только не сейчас, когда двести лет составляли всю ее жизнь. Каждый миг был наполнен присутствием заботливого деревенского мальчика с бархатистыми синими глазами, чье сердце она отдала за бесценок. Легко пообещала: «Ты не потеряешь меня», — солгала, не подумав, что потерять его будет равносильно потере себя.
Георгий оделся, но не ушел, присел на край постели и уставился на туалетный столик, где лежала стопка журналов. С обложки верхнего, точно в насмешку им, улыбался Лайонел.
Анжелика обернулась простыней из розового шелка и, положив руки на плечи Георгию, заметила:
— Если только захочешь, он тебя простит.
Молодой человек покачал головой:
— Женщинам простительна их ветреность, сомнения лучших друзей не забывают. Ты слышала, что он сказал Феррану? Он это сказал мне.
Девушка присела, облокотилась на его спину и подтянула ноги к животу.
— Жалеешь?
Георгий откинул голову ей на плечо и прижался губами к шее.
— Только о том, что для тебя это месть и я всего лишь оружие в твоих руках.
— Может быть, когда-нибудь…
Он хрипло засмеялся.
— Ты в это веришь? И кем же мне нужно стать для тебя — Лайонелом или Даймондом?
— Я не знаю…
— Зато я знаю, мне никогда не сыграть холодность и безразличие Лайонела, как и одержимую любовь Даймонда.
Анжелика чуть повернула лицо и заглянула ему в глаза.
— И не надо.
Некоторое время они сидели, глядя друг на друга, потом Георгий спросил:
— Ты злишься на него?
— Нет. Не на него. На себя.
Молодой человек вздохнул:
— Твое послание дойдет до старейшин, у Лайонела будут неприятности.
— Мне хочется этого. Я должна бы его ненавидеть, но…
— Ты его любишь, — подытожил Георгий.
Анжелика грустно улыбнулась:
— Даже сейчас.
— В послании ты обратилась…
— К своему создателю — одному из старейшин, Наркиссу[11]. Это не настоящее имя, настоящего не знаю, так его прозвали за любовь ко всему красивому и за то, что всюду, где бы ни появлялся, он сеет смерть.
— Кажется, я слышал о нем. — Георгий задумчиво наморщил лоб. — Не его ли кровью созданы красивейшие вампиры мира?
— Да, — согласилась Анжелика. — Его жертвы — миловидные девушки и юноши.
— Как это случилось с тобой?
— Унизительно. — Девушка провела рукой по волосам, откидывая их назад. — Я вышивала птиц на салфетке, сидя на скамейке в саду. Он появился из-за розового куста и сказал, что я очень красива. Его собственное уродство меня поразило, я смотрела на него, не скрывая отвращения. Он же, как будто наслаждаясь произведенным эффектом, присел рядом и взял меня за руку. Я пригрозила, что позову отца, но Наркисс не испугался, он спросил: «Наверно, гордишься своей красотой и тебе противно сидеть рядом со мной?» Я не могла вымолвить ни слова. А он положил сморщенную руку с желтыми ногтями мне на грудь и сказал: «Ты ведь и представить не можешь, что эти уродливые руки будут трогать тебя во всех самых потаенных местечках».
Анжелика звонко рассмеялась.
— Не поверишь, Гера, я действительно не могла себе такого даже представить. Моего внимания добивались самые блистательные мужчины, они боялись рядом со мной дышать…
— Ты позвала отца?
— Наркисс убил его на месте, и мать тоже. Девушка с минуту молчала. — Он порезал себе ножиком член и изнасиловал меня на той скамейке на глазах испуганных слуг. И все время твердил, что я стану очень сильной, потому что нравлюсь ему. А потом он задрал подол платья и пил нашу с ним кровь. А когда насытился, утерся моим вышиванием и попросил, если что, обращаться к нему. Больше я его не видела.
— Лайонел знает?
— Нет. Он никогда не спрашивал.
Георгий провел щекой по обнаженному плечу девушки и прошептал:
— Какой же гнев нужно испытывать, чтобы обратиться к такому создателю? Тебе не страшно?
— Когда я узнала о смерти Даймонда, ничего не боялась.
— А сейчас?
Анжелика закрыла глаза и, увидев любимое лицо с живыми синими глазами, застенчивую нежную улыбку, пробормотала:
— И сейчас. Чтобы стать сильной, мне не нужна кровь Лайонела.
— Он не столько сильный, сколько талантливый. — Георгий задумчиво улыбнулся. — Вещи, которые умеет Лайонел, некоторым старейшинам и не снились. Тогда, на поле, он перебил бы нас как крольчат, если бы захотел.
— Ты читал его мысли?
— Не все, он блокировал большую часть сознания.
Анжелика с любопытством взглянула на молодого человека.
— Думаешь, если придут старейшины?…
— Лучше бы им не приходить. Наш город захлебнется кровью, она заполнит каналы вместо воды, потому что Лайонел не умеет проигрывать.
Девушка взволнованно закусила губу:
— И на чьей стороне ты будешь в этой войне?
— Ты знаешь. — Георгий поднялся и, подойдя к двери, повторил: — Ты знаешь, Анжелика.
— Даже если я тебя полюблю? — в отчаянии выкрикнула она.
Он замер в проходе и, не поворачиваясь, сказал:
— Мое сердце у тебя, но, делая больно Лайонелу, ты мучаешь и меня.
— Зачем хранить верность тому, кого ты предал?
Георгий все-таки взглянул на нее, в голосе проскользнула горечь:
— Чтобы предать, хватило одной секунды, а чтобы забыть все, что нас связывает, понадобится чертова вечность…
* * *
Снова шел снег. Пушистые снежинки кружились в медленном танце, делая воздух свежим и легким. От тонкого аромата весны в груди возникало щемящее чувство утраты. Зима была повсюду, но ее снегопады походили лишь на ничтожную попытку задержаться подольше в городе.
Катя вышла за ворота колледжа и медленно пошла по расчищенной дорожке с длинными рыхлыми сугробами по обочинам.
Проходя мимо школы, девушка заметила на углу знакомую фигуру в сером пуховике. Из здания выбежала невысокая девочка с короткими рыжими волосами и рюкзачком за спиной. Парень раскрыл объятия, и та повисла у него на шее.
Катя остановилась. Малой заметил ее и помахал, а когда парочка проходила мимо, девушка услышала:
— Костя, а это кто?
— Никто. Просто учимся в одном колледже, — спокойно ответил он.
— Поможешь мне выучить биологию? — попросила девчонка.
Костя осторожно обнял ее за плечи, совсем не так он обращался со своими былыми подружками, и пообещал:
— Конечно!
Молодые люди скрылись из вида, а Катя все так стояла, глядя в ту сторону, куда они ушли.
Алиса последние две недели не появлялась в колледже. Теперь стало ясно почему. Катя догадывалась, что злорадствовать дурно, но в свете ее последних дел это казалось сущим пустяком. Во всех хороших фильмах главные героини после серьезных событий в жизни всегда осознавали что-то важное, становились лучше, всех прощали…
Девушка вздохнула. С ней в главных ролях никогда бы не получилось хорошего фильма.
Снежинки скользили по щекам, переносице, падали на ресницы, и сквозь сплетение белых пушинок мелькали фары проезжающих машин.
Катя перешла дорогу, но до входа в парк, видневшийся между берез, дойти не успела. Точно из-под земли перед ней вырос черный волк и, со всего маху прыгнув на нее, повалил навзничь. Девушка в страхе зажмурилась, а когда ощутила горячий мягкий язык, облизывающий ей лицо, засмеялась.
— Йоро, неужели ты?
Ореховые глаза задорно смотрели на нее, а большой черный нос тыкался в подбородок. Оборотень лизнул ее волосы, пожевал, затем наступил ей на живот и помчался в парк.
Катя поднялась и, отряхнувшись от снега, пошла за ним. За последние две недели она не испытывала волнения сильнее. Напряжение, в котором она жила, подобно стеклянному колпаку, отгородило ее от необыкновенной зимы. И сейчас стекло наконец треснуло, впустив в душную обитель порыв северного ветра. Как прежде, всколыхнувший воспоминания, чувства, которые она с такой тщательностью день за днем хоронила в себе.
Из-за широкого ствола дуба вышел мальчик — точно маленький уголек на белом рыхлом покрывале. Он нагнулся, слепил снежок и, смеясь, запустил в девушку.
— Мне холодно на тебя смотреть, — поежилась Катя.
— А мне жарко! — Йоро приблизился, встал перед ней, с гордостью объявив: — Я свободен!
Она улыбнулась и с опаской погладила его по горячему плечу.
Мальчик поднял руку и провел растопыренными пальцами по ее волосам.
— Они цвета волшебных семян тамаринда, — сказал он. — Когда я впервые тебя увидел, то подумал — сами боги прислали помощь. Теперь ты мой талисман. — Йоро шагнул к ней и крепко обнял. — Я никому не дам тебя в обиду.
Катя растроганно потрепала его по волосам.
— Разве ты не поедешь домой?
Они неспешно пошли по тропинке.
Мальчик взгрустнул и, с надеждой глядя на нее, произнес:
— Но ведь ты не сможешь поехать со мной, правда?
— Правда.
— Талисман всегда должен быть рядом. — Йоро протяжно вздохнул, а потом махнул рукой. — Ничего, я и тут могу. Лайонел позволил мне жить у него, пока я не привыкну.
Катя почувствовала, как по телу от звука любимого имени прошла дрожь. Мальчик внимательно наблюдал, как будто ждал вопроса.
— Как Лайонел? — выдавила из себя девушка.
— Плохо! — радостно доложил Йоро.
— Почему? — изумилась Катя.
Мальчик окинул ее восхищенным взглядом и поведал:
— Злой как черт. Ни с кем не хочет разговаривать, бродит целыми днями один вдоль каналов, а домой возвращается под самое утро, лишь бы не встречаться с Вильямом.
— Они в ссоре?
Йоро мотнул головой:
— Это даже не ссора, что-то другое… Неделю назад Вильям сказал ему: «Если ты думаешь, мне нравится смотреть, как ты себя мучаешь, то ошибаешься». После Лайонел не появлялся дома три дня. Кажется, он давно не спал, выглядит каким-то вялым.
Кате хотелось спросить про Анжелику, но она не решилась.
Оборотень оторвал от дерева кусок коры и, пожевав, добавил:
— А вчера Вильям назвал его трусом. Как же он там сказал?… — Йоро почесал голову. — «Что бы ты ни сделал — теперь хуже не будет!» Вроде бы так. Я думал, Лайонел его убьет — такие у него были глаза. Ты бы тоже испугалась!
— А Лайонел что?
— Сказал: «Это не трусость, жаль, что ты не понимаешь». — Мальчик поднял взгляд к серо-голубому небу.
Впереди показалась старая береза — на ней не сидело ни одной птицы.
— Он мучается, потому что разлучил меня с Вильямом? — спросила Катя.
Йоро вытаращил на нее глаза.
— Да нет же! Ты что, совсем глупышка?
— Наверно, — пристыженно кивнула девушка.
Мальчик посмеялся:
— Разлучил! Если бы все было так просто, но нет… Лайонел попал в свой собственный капкан.
— Не понимаю.
Мимо них прошли женщина с мужчиной. Они с ужасом уставились на маленького абсолютно голого чернокожего мальчика, но ничего не сказали и не остановились, а Катя нетерпеливо попросила:
— Объясни.
— Уже много лет не создавалось новых вампиров. Старейшины запретили.
— Я слышала.
— У тебя с Вильямом не было будущего. Это главный аргумент Лайонела против ваших отношений. Ну, если не брать в расчет мнение, будто ты не любишь его брата, а сам Вильям заблуждается в отношении тебя. — Мальчик улыбнулся. — Наш хладнокровный Лайонел так рьяно взялся вас разлучать, что не заметил, как сам влюбился в тебя.
Сердце дрогнуло, Катя застыла на месте.
— Ты шутишь? Это неправда!
— Уж поверь мне! — Йоро ловко взобрался на кривое дерево и на манер летучей мыши повис вниз головой. — Я долгое время наблюдал любовь Георгия к Анжелике, я знаю, каково сейчас Лайонелу. Он разрывается.
Катя прислонилась к стволу березы. Ей уже было известно о предательстве Георгия. В воскресенье утром ей позвонил Вильям, рассказал о заговоре и известил, что опасность для ее собственной жизни миновала.
— Переживает предательство лучшего друга, — промолвила девушка. — Это не ко мне любовь, ты ошибся.
Йоро не стал спорить, а ей так хотелось, чтобы он настаивал, убеждал. Мальчик принялся рассказывать о своих впечатлениях от шумного, суетного города, снега, людей, девушка же лишь рассеянно кивала. Мысли ее улетели туда, откуда не знали пути назад. Они, как монетка на гладкой поверхности, крутились-крутились-крутились, и все обо одном.
Когда впереди показался мост, мальчик сказал:
— Я дальше не могу идти человеком.
— Да, конечно, — спохватилась Катя. — У нас не принято ходить голышом.
Йоро подошел к ней и с благоговением тронул за волосы, а потом точно невзначай поинтересовался:
— А почему бы тебе не позвонить Лайонелу?
Девушка опустила голову.
— Знал бы ты, Йоро… Каждый день беру телефон и часами смотрю на него. Я не могу позвонить, Лайонел не хочет этого, а то бы нашел повод прийти. Он ведь всегда поступает как ему угодно!
— Не тот случай. Он запретил брату быть с тобой и запретил бы любому. По его собственным словам, союз человека и вампира обречен. Лайонел не может отказаться от всего, что говорил и делал последние месяцы, в противном случае это будет выглядеть, как будто у него любовь настоящая, а у Вильяма якобы нет. Так, словно Лайонел просто поддался прихоти.
— Это не прихоть, он во всем прав! Я была увлечена Вильямом. — Катя смущенно потупила глаза. — Если бы я не встретила Лайонела, наверно, никогда бы и не узнала, что ошиблась в своих чувствах.
Мальчик взял ее руку и похлопал по ладошке.
— Сама не сделаешь к нему шаг — Лайонел тоже не сделает. В истории его отношений с братом уже есть одна девушка, черной кошкой пробежавшая между ними. Еще раз Лайонел не рискнет, даже если будет очень страдать.
— Я не могу. — Катя отступила.
Йоро окинул ее оценивающим взглядом.
— Глупо останавливаться на полпути, когда ты почти у цели! Вильям позволил использовать себя не для того, чтобы ты вот так сдалась.
— Ты знаешь? — возмутилась девушка.
Мальчик проказливо улыбнулся и, наморщив нос,
пообещал:
— Я никогда тебя не выдам.
— Спасибо, — пробормотала она.
Он кивнул ей на прощание и, упав на четвереньки, обратился в волка. Как и прежде, все произошло в одно какое-то мгновение.
Уже дома, сидя за столом перед чашкой чая, девушка прокручивала в голове разговор с оборотнем, и глупое сердце колотилось так, словно она обежала вокруг Земли.
— Как с работой? — ворвалась в размышления мама, громко гремевшая посудой в раковине.
Отец даже сделал потише звук телевизора, чтоб наверняка услышать ответ. Жучка, лежавшая возле батареи, навострила уши.
— Нормально, пригласили в одну турфирму на собеседование, — ответила Катя.
— Ну и замечательно! — Мать в умилении сложила ладони вместе. — А насчет Влада своего ты не расстраивайся! Знаешь, сколько у тебя еще этих Владов будет — миллион!
Катя натянуто улыбнулась. Родители упорно считали, что дочь убита горем из-за разрыва с парнем. Ее попытки оправдать несуществующего Влада окончились ничем. В конце концов, ей надоело убеждать.
— Я пойду. — Девушка поднялась. — Хочу пораньше лечь спать.
— Иди-иди, дочка, отдыхай! — Валентина Васильевна всучила ей яблоко и со словами «Бледная — не могу» подтолкнула в спину.
Из коридора Катя успела услышать, как мать сказала:
— Вот видишь, Миша, я же говорила — все образумится. Парень на нее этот повлиял, дай бог, она поскорее встретит другого!
Девушка вошла в свою комнату и закрылась на замок. Родители, когда вернулись с дачи и увидели его, неделю возмущались, что бесстыжая дочь от них совсем отгородилась. Но потом смирились — не выламывать же, в самом деле.
За окном стемнело, детские голоса, доносившиеся с площадки, смолки, где-то вдалеке жалобно завыла сигнализация. Снег все падал и падал.
Катя сидела на кровати, крепко прижав к себе книгу по истории Санкт-Петербурга, и мысленно перечисляла мосты города. Вскоре она добралась до триста сорок второго — последнего, стрелка часов указала на серебристую восьмерку. Взгляд девушки нашел телефон, покоившийся справа от нее.
Казалось, еще совсем недавно она размышляла о своей зависимости от Вильяма, боялась, что постоянное ожидание перерастает в привычку. Сравнивала его со стаканом семечек. С Лайонелом все получилось по-другому, она даже не успела подумать о зависимости, как была уже одержима. Любовь, граничащая с безумием, точно вывернула сердце наизнанку, мясом наружу, чтобы показать настоящую боль безответных чувств.
Все время хотелось расплакаться, но слезы кончились, они как будто заледенели там — внутри. И всякий раз, когда обжигающее тепло должно было подступать к глазам, она чувствовала лишь сухое холодное покалывание, как будто под веками засели крохотные осколки.
Девушка протянула руку к телефону и после недолгих колебаний взяла его. Сколько раз она в смелом порыве уже хватала сотовый, дожидалась первого гудка, бывало — второго, и тут же отключалась.
В животе затрепетало, дыхание от волнения сбилось, стоило только представить, что с минуты на минуту может услышать Его голос, как голова начинала бешено кружиться, в глазах темнело, пальцы, сжимающие телефон, сводило.
Катя перевела дыхание, нашла в телефонной книге нужный номер, откинулась на постель и нажала «Соединить».
Гудок… за ним еще один и еще. Послышался тихий щелчок, и тут девушка поняла — она не придумала, что собирается сказать. От ужаса сердце подскочило, забившись где-то в горле, перекрыв, как кислород, так и дорогу словам, хоть каким-нибудь.
Секунды соединения бежали друг за другом, но в трубке молчали. Наконец равнодушный голос поинтересовался:
— У тебя неприятности?
Катя распахнула глаза и тут же их зажмурила.
«Какой же нужно быть дурой!..» — подумала она, и ее охватила злость, заставившая выпалить:
— Под моим окном кто-то ходит!
Лайонел долго молчал, потом задумчиво протянул:
— Ну хорошо, — и отключился.
Девушка вскочила и, глядя на телефон, выдохнула:
— Он меня убьет. — Другой рукой она все еще прижимала к себе книгу по истории. Пару секунд никак не могла сообразить, что нужно отложить. В итоге все бросила на кровать, а сама подскочила к окну и настежь распахнула его.
Снег вихрем ворвался в комнату, по-весеннему влажный воздух наполнил легкие, ласково окутал лицо, шею, добрался по волосам до затылка и холодком пробежал по спине.
Катя стояла, не двигаясь, всматривалась в летящие за окном снежинки, то считала их, то мысленно выстраивала предстоящий разговор. Все слова, какие она только знала, казались неубедительными, серыми и бессмысленными.
Медленно текли минуты, в комнате стало холодно. В дверь постучала мама.
— Это ты сквозняк устроила?
Девушка обернулась, но ручка уже перестала дергаться, а мать, бормоча: «Ладно, закрою форточку на кухне», ушла.
Когда Катя вновь повернулась к окну, то вздрогнула от неожиданности. На подоконнике в черном пальто, из-под которого торчала нежно-розовая рубашка, сидел Лайонел. Под ледяным взглядом девушка поежилась.
Молодой человек поднялся и встал перед ней. Какое-то время он смотрел ей в глаза, затем отчеканил:
— Лгунья.
Заготовленные речи позабылись, щеки обожгло, как горячим воском. Катя не сразу поняла, что произошло. Лайонел отшатнулся. Ее лицо, шея горели, а перед глазами все расплывалось от дрожащих на ресницах слез.
— Я умираю без тебя! — прошептала она.
Он же гневно прищурился. Лед в глазах заострился.
— А цвет лица ничего, живенький такой, — насмешливо улыбнулся молодой человек.
Не очень-то было похоже, что он испытывал хотя бы долю симпатии.
Устав от его молчания, Катя промолвила:
— Как-то ты сказал, что я не могу сделать тебе больно…
Он не ответил, и она с тихим вздохом продолжила:
— Тогда я попросила Вильяма стать у меня первым только для того, чтобы ты был вторым. Я думала, так ты запомнишь меня в веренице своих прекрасных любовниц.
— Я запомнил, — равнодушно произнес Лайонел. Его лицо ничего не выражало, а спокойствие пугало.
Они смотрели друг на друга и молчали.
Катя первой отвела взгляд.
— У меня не получилось, — она нервно усмехнулась, — глупо, и я глупая. Как ты сказал: «Не может же она быть абсолютной пробкой»? Хм…
— Я тебя недооценил, — холодно заметил молодой человек. — Интересно, как мой ангельский брат согласился участвовать в этом?… Но надо отдать ему должное — он прекрасно сыграл свою роль.
Девушка ощутила, как краснеет.
Лайонел зло улыбнулся:
— Роль дается лучше, если чувства истинные, не так ли?
— Да, — придушенно созналась Катя и поспешно добавила: — Вильям, конечно, меня презирает за то, что я сделала.
— Конечно, — издевательски закивал Лайонел.
— Он изначально был не в восторге, говорил — играть на чувствах мерзко. — Девушка скользнула взглядом по стопке музыкальных дисков. — Предупреждал, что тебе не будет больно, а я…
— Ты добилась своего. — Молодой человек приблизился к ней почти вплотную. — Души нет, но что-то болит. Забавно, да?
— Нет, совсем нет. — Катя моргнула, чтобы стряхнуть с ресниц слезы, и положила руки ему на грудь. Он не шелохнулся, не сделал попытки ее обнять, просто смотрел.
— А что дальше? — поинтересовался Лайонел. — Спасибо Вильяму, ты ворвалась в мою жизнь, ты добралась до моих мыслей, устроилась в моем сердце, предположим, отыскала тень моей души… — Золотистые ресницы дрогнули. — Сделав больно мне, ты не учла одного: я переживу, у меня нет выхода. А ты?
Девушка шагнул к окну, залезла на подоконник и, держась за раму, ответила:
— А я нет. Я не хочу без тебя жить!
— Капризная, глупая, эгоистичная лицемерка! Ты этого не сделаешь! — процедил сквозь зубы молодой человек, искоса наблюдая за ней.
На плечи, руки падали снежинки, Катя посмотрела вниз на бетонные плиты, освещенные желтым светом с окон первого этажа, и сердце замерло.
— Если ты уверен, что я тебе не нужна… — Собственные слова показались ужасно глупыми; если бы не стояла на краю подоконника, она нашла бы в себе силы посмеяться в последний раз.
Лайонел не сводил с нее горящих холодным огнем глаз.
— Тебе духу не хватит, — после томительной паузы изрек он.
— Хватит, — улыбнулась Катя и покачнулась на носках. Молодой человек чуть подался вперед, но остался на месте, уголки губ раздраженно опустились.
— Между тобой и мной всегда будет стоять Вильям, ты сама так решила!
— А не реши я так, не было бы между тобой и мной ничего, совсем.
— Замкнутый круг, — развел Лайонел руками.
— Ты можешь разомкнуть его! — Девушка отпустила оконную раму и протянула ему руку.
Молодой человек покачал головой.
— Путь упрямства — короток.
Катя безжизненно уронила руку и, пробормотав: «Говори себе это почаще!», сделала шаг назад. Мгновение свободного полета хватило, чтобы подумать о весне, которая уже не наступит, и увидеть тень, метнувшуюся из распахнутого окна комнаты.
Когда промелькнул первый этаж, девушка зажмурилась, готовая к удару о бетон, но удара не последовало. Она приземлилась в руки Лайонела, и он крикнул ей прямо в лицо:
— С ума сошла!
— Нет. — Катя разлепила ресницы и, обхватив его за шею, приникла к губам, шепча: — Это ты, ты свел меня с ума! И убиваешь своей холодностью!
Молодой человек в ярости швырнул ее в сугроб.
— Возвращайся домой, человек! — Последнее слово прозвучало из его уст как ругательство.
Девушка подставила лицо пушистым снежинкам и, прислонившись щекой к шершавой коре дерева, сказала:
— Уходи.
Он не сдвинулся с места, тогда Катя поднялась и, поправив тапок на ноге, побрела в сторону березовой аллеи. Сердце неистово колотилось, было совсем не холодно, а к глазам вновь подкатывали слезы.
— Куда ты идешь? — Лайонел поравнялся с ней и схватил за запястье.
— Отпусти, — она взглянула на него, — ты холодный.
Молодой человек выпустил ее руку и молча пошел рядом. Так они добрались до конца извилистой аллеи. Лайонел остановился на светофоре, а Катя пошла через дорогу. Сразу две машины засигналили ей, водители ударили по тормозам.