Пролог. Наугольный дом, Москва, 23 ноября 1918 года, поздний вечер




Дуглас Смит

Бывшие люди. Последние дни русской аристократии

 

Что такое Россия –

 

 

«Бывшие люди. Последние дни русской аристократии»: Новое литературное обозрение; Москва; 2018

ISBN 978‑5‑4448‑1017‑0

Аннотация

 

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

 

Дуглас Смит

Бывшие люди. Последние дни русской аристократии

 

FORMER PEOPLE: THE DESTRUCTION OF THE RUSSIAN ARISTOCRACY

by Douglas Smith

Copyright © 2012 by Douglas Smith

Публикуется по соглашению Farrar, Straus and Giroux, LLC, New York.

Иллюстрации в тексте и на обложке: Е. В. Демахина

© Н. П. Соколов, перевод с английского, 2018

© ООО «Новое литературное обозрение», 2018

 

* * *

Посвящается Эмме и Эндрю

 

Нет больше российского дворянства. Нет больше русской аристократии. …Будущий историк расскажет вам подробно и точно, как умирал этот класс. И вы будете читать этот рассказ, и вы будете ощущать безумие и ужас.

А. Меньшой. Сифилис (Красная газета (Петроград). № 10 от 14 января 1922 года)

 

О датах и транскрипции

 

До февраля 1918 года в России использовали юлианский календарь (старый стиль), который в XX веке на тринадцать дней отставал от григорианского календаря (новый стиль), принятого на Западе. В январе большевистское правительство издало декрет о переходе на григорианский календарь; таким образом, сразу за 31 января 1918 года наступило 14 февраля. Автор приводит даты по старому стилю для событий в России до 31 января 1918 года и по новому стилю – для позднейших событий; в некоторых случаях, когда возникает опасность путаницы, добавляются пояснения «ст. ст.» или «нов. ст.». Некоторые документы, использованные в этой книге, невозможно точно датировать, поскольку многие в России продолжали пользоваться юлианским календарем и после 1918 года, и не всегда имеется возможность установить, какой календарь имелся в виду.

 

Главные действующие лица

 

 

ШЕРЕМЕТЕВЫ

 

Граф Сергей Дмитриевич Шереметев – граф Сергей, граф.

Графиня Екатерина Павловна Шереметева (урожденная Вяземская), его жена – графиня Екатерина.

 

ИХ ДЕТИ

 

Граф Дмитрий Шереметев – Дмитрий.

Графиня Ирина Шереметева (урожденная Воронцова‑Дашкова), его жена – Ира.

Граф Павел Шереметев – Павел.

Графиня Прасковья Шереметева (урожденная Оболенская), его жена – Прасковья.

Граф Борис Шереметев – Борис.

Графиня Анна Шереметева (в замужестве Сабурова) – Анна.

Александр Сабуров, ее муж – Алик.

Граф Петр Шереметев – Петр.

Графиня Елена Шереметева (урожденная Мейендорф), его жена – Лиля.

Граф Сергей Шереметев – Сергей.

Графиня Мария Шереметева (в замужестве Гудович) – Мария.

Граф Александр Гудович, ее муж – Александр.

 

ИХ ВНУКИ

 

Дети Дмитрия и Ирины Шереметевых

Графиня Елизавета Шереметева (в замужестве Вяземская) – Лили.

Князь Борис Вяземский, ее муж.

Графиня Ирина – Ирина.

Граф Сергей Шереметев – Сергей.

Графиня Прасковья – Прасковья.

Граф Николай Шереметев – Николай.

Граф Василий Шереметев – Василий.

Дети Павла и Прасковьи Шереметевых

Граф Василий Шереметев – Василий.

Дети Анны и Александра Сабуровых

Борис Сабуров – Борис.

Ксения Сабурова – Ксения.

Георгий Сабуров – Юрий.

Дети Петра и Елены Шереметевых

Граф Борис Шереметев – Борис.

Граф Николай Шереметев – Николай.

Цецилия Мансурова, его жена – Цецилия.

Графиня Елена Шереметева (в замужестве Голицына) – Елена.

Князь Владимир Голицын, ее муж.

Графиня Наталья Шереметева – Наталья.

Граф Петр Шереметев – Петр.

Графиня Мария Шереметева – Мария.

Граф Павел Шереметев – Павел.

Дети Марии и Александра Гудовича

Графиня Варвара Гудович (в замужестве Оболенская) – Варвара, Варенька.

Князь Владимир Оболенский, ее муж.

Граф Дмитрий Гудович – Дмитрий.

Графиня Мария Гудович (в замужестве Истомина, Львова) – Мeринька.

Петр Истомин, ее первый муж – Петр.

Сергей Львов, ее второй муж – Сергей.

Граф Андрей Гудович – Андрей.

Граф Александр Дмитриевич Шереметев – граф Александр.

Графиня Мария Федоровна Шереметева (урожденная Гейден), его жена – графиня Мария.

Их дети

Графиня Елизавета Шереметева – Елизавета.

Граф Дмитрий Шереметев – Дмитрий.

Графиня Александра Шереметева – Александра.

Граф Георгий Шереметев – Георгий.

 

ГОЛИЦЫНЫ

 

Князь Владимир Михайлович Голицын – «мэр».

Княгиня Софья Николаевна Голицына (урожденная Делянова), его жена – Софья.

 

ИХ ДЕТИ

 

Князь Михаил Голицын – Михаил.

Княгиня Анна Голицына (урожденная Лопухина), его жена – Анна.

Князь Николай Голицын – Николай.

Княгиня Мария Голицына (урожденная Свербеева), его жена – Мария.

Княжна Софья Голицына (в замужестве Львова) – Соня.

Константин Львов, ее муж – Константин.

Князь Александр Голицын – Александр.

Княгиня Любовь Голицына (урожденная Глебова), его жена – Любовь.

Княжна Вера Голицына (в замужестве Бобринская) – Вера.

Граф Лев Бобринский, ее муж – Лев.

Князь Владимир Голицын – Владимир Владимирович.

Княгиня Татьяна Голицына (урожденная Говорова), его жена – Татьяна.

Княжна Елизавета Голицына (в замужестве Трубецкая) – Елизавета, Эли.

Князь Владимир Трубецкой, ее муж – Владимир.

Княжна Татьяна Голицына – Татьяна.

Петр Лопухин, ее муж – Петр.

 

ИХ ВНУКИ

 

Дети Михаила и Анны Голицыных

Княжна Александра Голицына (в замужестве Осоргина) – Лина.

Георгий Осоргин, ее муж – Георгий.

Князь Владимир Голицын – Владимир.

Графиня Елена Шереметева, его жена – Елена.

Княжна Софья Голицына (в замужестве Мейен) – Соня.

Виктор Мейен, ее муж – Виктор.

Князь Сергей Голицын – Сергей.

Клавдия Бовыкина, его жена – Клавдия.

Княжна Мария Голицына (в замужестве Веселовская) – Маша.

Всеволод Веселовский, ее муж – Всеволод.

Княжна Екатерина Голицына – Катя.

Дети Николая и Марии Голицыных

Князь Кирилл Голицын – Кирилл.

Наталья Волкова, его жена – Наталья.

Дети Александра и Любови Голицыных

Княжна Ольга Голицына – Ольга.

Княжна Марина Голицына – Марина.

Княжна Наталия Голицына – Наталия.

Князь Александр Голицын – Александр.

Князь Георгий Голицын – Георгий.

Дети Веры и Льва Бобринских

Графиня Александра Бобринская (в замужестве Болдуин (Baldwin)) – Алка.

Филипп Болдуин, ее муж.

Графиня Софья Бобринская (в замужестве Уиттер (Witter)) – Соня.

Реджинальд Уиттер, ее муж.

Граф Алексей Бобринский – Алексей.

Графиня Елена Бобринская.

Дети Владимира Владимировича и Татьяны Голицыных

Князь Александр Голицын – Александр.

Дарья Кротова, его жена – Дарья.

Княжна Елена Голицына – Елена.

Княжна Ольга Голицына (в замужестве Урусова) – Ольга.

Князь Петр Урусов, ее муж – Петр.

Дети Елизаветы (Эли) и Владимира Трубецкого

Князь Григорий Трубецкой – Гриша.

Княжна Варвара Трубецкая – Варя.

Княжна Александра Трубецкая – Татя.

Князь Андрей Трубецкой – Андрей.

Княжна Ирина Трубецкая – Ирина.

Князь Владимир Трубецкой – Володя.

Князь Сергей Трубецкой – Сергей.

Князь Георгий Трубецкой – Георгий.

 

ИХ ПРАПРАВНУКИ

 

Дети Владимира и Елены Голицыных (урожденной Шереметевой)

Елена Голицына (в замужестве Трубецкая) – Елена.

Андрей Трубецкой, ее муж.

Михаил Голицын – Мишка.

Илларион Голицын – Ларюшка.

 

Пролог. Наугольный дом, Москва, 23 ноября 1918 года, поздний вечер

 

Сиделка готовила свежую перевязку, когда в комнату ворвались чекисты. «Вы видите, что тут умирающий?» – спросила она и заступила дорогу вошедшим. Перед ними в полутьме лежал граф Сергей Дмитриевич Шереметев, старик семидесяти трех лет, бывший адъютант императора Александра III, член Государственного совета, обер‑егермейстер, отпрыск одного из самых знатных аристократических родов России. Граф Сергей был при смерти: гангрена поднималась все выше по ногам, для спасения его жизни оставалось единственное средство – ампутация. Я. Х. Петерс, заместитель председателя ВЧК и один из инициаторов красного террора, провозглашенного в сентябре 1918 года после убийства Моисея Урицкого и неудачного покушения на Ленина, остался наблюдать за операцией, чтобы посмотреть, выживет ли человек, которого он пришел арестовать.

В спальне графа Сергея в ту ночь лицом к лицу встретились две противостоявшие друг другу России: Россия будущего и Россия прошлого. На одной стороне был Петерс – молодой, сильный и вооруженный истовой верой в правоту своего дела, на другой – граф Шереметев, больной, слабый, поверженный и умирающий.

Историю пишут победители и о победителях; литература о русской революции служит наглядным тому доказательством. Биографий Ленина на несколько порядков больше, чем биографий Николая II, книг о большевиках в сотни раз больше, нежели о меньшевиках. Занимаясь историей семейства Шереметевых и работая в 2006 году в Российской государственной библиотеке, я просмотрел многочисленные ящики с каталожными карточками, относящимися к разделу «Великая Октябрьская социалистическая революция» (каталог бывшей Ленинки был тогда еще не полностью доступен в интернете), и не нашел в них ничего о дворянстве. Удивившись, я спросил библиотекаря, отчего в каталоге не представлена эта тема. «Революция и дворянство? – поразилась она моему наивному вопросу. – Разумеется, ничего нет: революция не имеет никакого отношения к дворянству, а дворянство не имеет отношения к революции». Работая над этой книгой, я неоднократно получал столь же обескураживающие отзывы от западных историков: многие из них разделяют убеждение, что дворянство получило по заслугам, и нечего удивляться его забвению и беспокоиться о его памяти. Обе точки зрения – что революция не имела отношения к дворянству или имела, но нас это не должно заботить – исторически и морально неверны и несправедливы.

Уничтожение дворянства было трагедией России. Почти за тысячу лет дворянство, которое здесь называли «белой костью», породило поколения доблестных воинов и государственных мужей, писателей, художников и мыслителей, исследователей и ученых, реформаторов и революционеров. Дворянство играло господствующую роль в политической, социальной и художественной жизни, несоизмеримую с его удельным весом. Конец дворянства в России отмечает конец долгой и славной традиции, в рамках которой создано многое из того, что мы считаем квинтэссенцией русской культуры: от величественных дворцов Петербурга до окружающих Москву усадеб, от поэзии Пушкина до романов Толстого и музыки Рахманинова.

Изгнанные из жилищ и лишенные имущества, подметавшие улицы ради публичного унижения, ссылаемые в концентрационные лагеря, убиваемые выстрелом в затылок за единственную вину – социальное происхождение, российские дворяне были одной из первых групп, подвергнувшихся тому типу политического насилия, которое стало отличительным знаком прошедшего XX века.

В этой книге повествуется о том, как была ограблена и уничтожена в период между революцией 1917 года и Второй мировой войной российская элита. Здесь рассказано о разгромленных дворцах и сожженных усадьбах, о ночных стычках с мародерами из красноармейцев и окрестных крестьян, арестах, ссылках и казнях. Но в то же время это повесть о выживании и приспособлении, о том, какое множество людей из правящего класса царской России – сосланных, репрессированных, лишенных всех прав – преодолели травмы, нанесенные утратой прежнего мира, и вступили в борьбу за место в рамках враждебного советского порядка. Она показывает, что даже в самые страшные годы террора повседневная жизнь продолжалась: люди влюблялись, заводили детей, встречались с друзьями, ценили простые радости жизни. Эта книга – свидетельство удивительной способности людей находить счастье даже в самых тяжелых обстоятельствах.

Проникновение в судьбы почти двух миллионов человек превосходит возможности воображения, мы, кажется, гораздо лучше приспособлены для сочувствия единицам. Мне посчастливилось познакомиться и пообщаться со множеством представителей семейств, чьи истории легли в основу этой книги. Они охотно делились со мной своим опытом и документами из семейных архивов. Прочитав множество воспоминаний в частных коллекциях, публичных архивах и библиотеках в России и на Западе и выслушав еще больше устных рассказов, я понял, что меня особенно притягивает опыт Шереметевых и Голицыных. Оба семейства принадлежали к аристократии; оба имели богатую и древнюю историю; оба страшно пострадали во время революции и позднее; оба были разобщены, так как некоторые члены семей оставили Россию навсегда; и от обоих сохранилось множество писем, дневников, воспоминаний и фотографий – источников, позволяющих написать их историю полно, точно и основательно.

Хотя каждый переживал собственный опыт революции и вхождения в советский порядок, то, что случилось с Шереметевыми и Голицыными, и то, как они реагировали на события, типично для большинства дворян. Их судьбы одновременно и исключительны, и обыкновенны. Единственное различие, пожалуй, заключается в том, что благодаря своей многочисленности княжеская линия Голицыных в России сохранилась, а Шереметевых в России не осталось.

Большевистская революция мыслилась ее инициаторами как «прометеевский скачок» человечества, навсегда порывавшего с прошлым, в новую эру, и историки преимущественно занимались исследованием первой половины этого процесса, «рождением нового общественного строя». Об «умирании старого» известно гораздо меньше, хотя эта сторона перехода не менее важна.

Стремление к разрушению было гораздо сильнее, нежели воля к созиданию, и оно было главной силой, направлявшей ход событий. Ленин и большевики опасались реставрации старого порядка; чтобы уничтожить все пережитки царского прошлого, надо было исключить малейшую возможность его возродить. Однако рабочие и крестьяне, от имени которых большевики взяли власть, не имели квалификации, чтобы управлять огромным государством. Так началось вынужденное сотрудничество между старыми и новыми хозяевами России, которое продолжалось более двух десятилетий.

Живучесть образованной элиты, значительную часть которой составляли дворяне, вызывала разочарование и недовольство классов, именем которых делалась революция, но одновременно давала новой власти удобный аргумент для оправдания того, почему реальность не соответствовала ее пафосным обещаниям. Социализм все еще не построен, рабочие живут не лучше, а жизнь представляет собой постоянную борьбу не в силу ошибок вождей или изъяна марксистской идеологии, а потому, что классовые враги – саботажники, вредители, белогвардейцы и монархисты – ведут тайную войну с целью разрушить Советский Союз изнутри. Нападки на старую элиту стали легким способом упрочить свою популярность и доказать приверженность власти интересам народа.

К 1940‑м годам дворянство было уничтожено. Жизнь немногих выживших ничем не напоминала их жизнь до 1917 года. Они потеряли свои дома и продали за гроши свои драгоценности на стихийных рынках и в Торгсине; семейные письма и фотографии были спрятаны или уничтожены. Семьи были выкошены, рассеяны по ссылкам и лагерям. Прошлое сделалось проклятием, история предков была забыта или пересказывалась шепотом. Некоторые поменяли фамилии, иные лгали или давали уклончивые ответы на вопросы о прошлом семьи. Выживание требовало добровольной амнезии. Те, кто отказывался это проделать, подвергались самым суровым наказаниям. Но своими непрестанными репрессиями государство никогда не давало «бывшим людям» забыть, кто они и откуда.

Только после Второй мировой, а особенно после смерти Сталина и хрущевской оттепели, зарок молчания был снят. Бывшие дворяне начали говорить и писать о своих предках и даже возвращаться в те места, где когда‑то стояли их усадьбы. В 1980‑е, в эпоху гласности, провозглашенной М. С. Горбачевым, местные историки, учителя и фольклористы принялись отыскивать детей и внуков провинциальных дворян в поисках сведений о жизни и культуре различных уголков России. В последние десятилетия интерес к восстановлению забытой истории России колоссально вырос и, естественно, распространился на судьбу дворянских фамилий. Потомки дворян публиковали семейные архивы, устраивали конференции, изучали собственные родословные, восстанавливали связь со своими разлученными семьями и их прошлым.

Ту ноябрьскую ночь Ольга Шереметева провела в своих комнатах во флигеле Наугольного дома без сна. Всю ночь и ранним утром к дому непрестанно подъезжали и от него отъезжали автомобили. Вооруженные люди сновали туда и обратно, что‑то грузили в машины. Петерс уехал в восьмом часу утра. Едва они уехали, муж Ольги Борис, сам недавно вышедший из тюрьмы, вернулся в дом через черный ход. Он нашел графа Сергея раздавленным: чекисты забрали его личную переписку, дневники, а также золотые и серебряные вещи почти на десять миллионов рублей. Мария Гудович, младшая дочь графа, наблюдала, как чекисты набивали карманы ее драгоценностями. Но хуже всего было то, что они арестовали находившихся в доме девятерых мужчин. Шестеро из них были членами шереметевской семьи: сыновья графа Павел, Борис и Сергей, его зятья Гудович и Сабуров и внук Борис Сабуров. Никто не имел ни малейшего представления, что станется с арестованными и куда их увезли. Через год оба Гудовича и Сабуров‑старший будут расстреляны.

Революция и ее эксцессы сломили графа Сергея. «У меня такое чувство, – писал он друзьям, – что я еду в поезде, сошедшем с рельсов». Тем не менее он по‑прежнему находил успокоение в мысли, что когда‑нибудь Россия восстанет из тьмы анархии к свету и лучшему будущему.

После ухода чекистов граф Сергей прожил еще несколько недель и 17 декабря скончался в своей постели.

 

Часть I

Перед потопом

 

Но неужели все мы, представители верхнего слоя российского общества, были столь ужасающе недальновидны, столь невосприимчивы и глухи, и не чувствовали, что безмятежная наша жизнь основана на несправедливости и потому не может длиться долго?

Николай Набоков. Багаж. Мемуары русского космополита

 

Россия. 1900

 

На заре ХХ столетия Россия стремительно модернизировалась. Два десятилетия перед началом Первой мировой страна показывала рекордные темпы экономического роста, опережая США, Германию и Великобританию. При министре финансов Витте огромные внутренние и иностранные инвестиции были привлечены в российскую промышленность, горное дело и железнодорожное строительство. С 1850 по 1905 год протяженность российских железных дорог выросла с 850 до 40 тысяч верст. Нефтяная промышленность сравнялась по объемам добычи с американской, Россия обогнала Францию в производстве стали. В начале 1880‑х Петербург и Москву соединила самая длинная в мире телефонная линия. Первые кинотеатры появились в России в 1903‑м, в том же году число электрических уличных фонарей в Петербурге выросло до трех тысяч. К 1914 году Россия занимала пятое место в списке крупнейших промышленных держав мира. Темпы и перспективы роста экономики и влияния России заставляли другие державы смотреть на нее со смешанным чувством удивления, зависти и страха.

При этом Россия оставалась феодальным обществом, представлявшим собой пирамиду с широким основанием и узкой вершиной. Крестьяне составляли ее основу и 80 % населения, которое в 1897 году насчитывало 130 миллионов человек. Наверху находился самодержавный правитель – император, посредине располагались духовенство, мещанство, почетные граждане, купцы и дворяне. В конце 1890‑х городское население составляло в России 13 %, в Англии 72 %, в Германской империи 47 % и в США 38 %. В городах проживало подавляющее большинство небольшой образованной элиты, тогда как в деревне грамотных было менее четверти населения.

В статье 47 Основных законов говорилось: «Империя Российская управляется на твердых основаниях положительных законов, уставов и учреждений, от самодержавной власти исходящих», при этом власть российского императора определялась как неограниченная; силу закона имели не только императорские указы, но устные приказы и распоряжения. Противоречия между модернизирующимся обществом и архаичной политической системой стали особенно очевидны в последние десятилетия XIX века. Правда, уже при Александре II, в эпоху Великих реформ, были предприняты серьезные усилия по модернизации системы госуправления. В 1861 году прекратило существование крепостное право; в 1864‑м была реформирована судебная система, созданы независимые судебные учреждения, а российские подданные, за исключением крестьян, объявлены равными перед законом. Были созданы земства, выборные органы местного самоуправления, не зависевшие от правительства, имевшие полномочия в решении локальных дел, прежде всего в области народного образования, здравоохранения и дорожного хозяйства.

Однако по восшествии на престол после убийства отца Александр III опубликовал манифест, в котором провозглашалась незыблемость самодержавной власти. Новый министр внутренних дел граф Д. А. Толстой обозначил правительственный курс словами «твердый порядок». Серия контрреформ отменила или ограничила действие реформ 1860‑х. Исполнительная власть получила исключительные полномочия по надзору за подданными, которых дозволялось отныне арестовывать и отправлять в ссылку без суда. Частные дома было разрешено обыскивать, предприятия и школы – закрывать, любые общественные собрания, публичные и даже частные, могли быть запрещены. Правительство наделялось правом воспрещать заседания городских дум и земских собраний и исключать из этих органов людей, признанных политически неблагонадежными.

Николай II, сменивший отца на троне, по всеобщему мнению, обладал слабым и нерешительным характером. Поклявшись следовать заветам отца, он сохранил суровую цензуру, продолжил политику ограничения прав земского самоуправления, ограничил автономию университетов. Очень скоро неопытный император, перегруженный делами, стал все более затрудняться при принятии решений. В такие минуты царь бледнел, закуривал папиросу и впадал в продолжительное молчание. Шутники язвительно замечали, что «России не нужна конституция для ограничения монархии, поскольку у нее уже есть ограниченный монарх».

Произвол властей был особенно очевиден в действиях охранки – охранных отделений департамента полиции Министерства внутренних дел, созданных для противодействия террористам и революционерам. Произвол заключался и во все расширявшихся полномочиях губернаторов, которые управляли обширными территориями как своекорыстные сатрапы. Более всего им оказывались недовольны образованные классы, особенно земства, где господствующее положение занимали дворяне.

В конце XIX века дворянство в России насчитывало почти 1,9 миллиона человек и составляло около 1,5 % населения империи. Оно было чрезвычайно разнородно по составу, разделяясь по национальностям, вероисповеданию, образованию и достатку; к тому же существовали потомственные и личные дворяне. Различия внутри сословия были столь велики, что историки продолжают спорить, можно ли считать его единым социальным классом.

Российское дворянство было служилым сословием, получившим привилегии и основывавшим свою идентичность на придворной, военной или гражданской службе московским князьям, а затем царям и императорам.

Верхушку сословия составляла немногочисленная аристократия, включавшая примерно сотню родов, которые имели обширные владения по меньшей мере с XVIII столетия. Роды эти были старинные, титулованные и богатые, их представители занимали высокие должности при дворе и в правительстве. Все они находились в родстве через брачные связи. Аристократы посещали одни и те же клубы и салоны, молодежь служила в элитных гвардейских полках. Часть аристократии (включая Голицыных, Гагариных, Долгоруких и Волконских) вела свой род от древних княжеских династий Рюрика и Гедимина; другие происходили из нетитулованных московских бояр, как Нарышкины и Шереметевы; от иных знатных фамилий, таких как Шуваловы, Воронцовы и Орловы.

И хотя члены этого небольшого элитарного круга имели разные интересы и склонности, все они ценили образование и владели несметными богатствами (говорить о которых считалось дурным тоном). Вот как описывала их роскошную жизнь княгиня Софья Долгорукая:

 

Простыни и наволочки менялись ежедневно. Все белье было тонкого льна с вышитыми инициалами и короной (означавшей наличие титула). Нижнее белье никогда не одевали дважды, а полотенца заменяли немедленно после использования. Скатерти, покрывавшие длинные столы, и замысловато сложенные салфетки были украшены вытканными фамильными гербами. Естественно, в служебных корпусах при каждом таком большом доме была собственная прачечная и множество слуг, которые жили, на феодальный манер, со своими семьями во флигелях, помещениях над конюшнями и гаражами, окружавшими главное здание. Вспоминая долгоруковский обиход, кажется невероятным, что требовалось такое множество людей, чтобы обеспечить физический комфорт одной семьи.

В огромной передней с мраморным полом постоянно сидел швейцар, единственная обязанность которого состояла в том, чтобы открывать дверь и расстилать красный коврик перед автомобилями и каретами, дабы башмаки входящих и выходящих не коснулись мостовой. Компанию ему составляла пара дежурных ливрейных лакеев – а когда мой дядя был дома – пара казаков в полной форме.

 

Ниже аристократии располагалась основная масса дворянства, заполнявшего ряды офицерского корпуса и гражданской администрации либо занятого так называемыми свободными профессиями: адвокатов, врачей, учителей и ученых. Около половины городского дворянства находилось на государственной службе или зарабатывало этими профессиями на рубеже веков. Дворянство традиционно было землевладельческим классом и оставалось им до 1917 года, и хотя многие помещики были постоянно на грани разорения, некоторым из них удалось нажить сказочные богатства благодаря подневольному труду крепостных крестьян.

Нижние страты поместного дворянства беднели. Между 1861 и 1905 годами дворянство теряло примерно 1 % земель ежегодно, продавая их или теряя право выкупа по закладным. Тем не менее даже в 1915 году у дворянства было больше земель, чем у какой‑либо другой социальной группы. Для дворян побогаче продажа земли была не необходимостью, но выгодной сделкой; дворянство по всей Европе извлекало выгоду из роста цен на землю; продав ее с выгодой, бывшие помещики вкладывали деньги в акции и облигации. К 1910 году почти половина дворян в Санкт‑Петербурге жила на доходы от таких инвестиций. Граф Сергей Шереметев и его сводный брат Александр владели более чем сорока шестью коммерческими предприятиями в Петербурге и Москве, от которых получали солидный доход. Граф Александр также продал землю и вложил деньги в банки и акционерные общества, которые оказались прибыльными. В 1914 году граф Сергей Шереметев выстроил в Петербурге на территории своей усадьбы первый торговый центр, Шереметевский пассаж. А в 1910‑м, в отличие от госпожи Раневской, он не увидел ничего пошлого в том, чтобы сдать в аренду большой участок земли в старинной родовой усадьбе Кусково москвичам для строительства летних дач.

Из‑за отсутствия в деревне государственной администрации царь возлагал на дворянство обязанности по поддержанию там порядка, и они фактически продолжали нести эту повинность вплоть до 1917 года. Около тридцати тысяч дворянских семей, живших в своих поместьях в начале XX века, представляли собой крошечные островки достатка в огромном море крестьянской бедности. Даже через сорок лет после освобождения крестьяне все еще были недовольны тем, что, получив свободу, не получили землю, которую традиционно считали своей, поскольку именно они ее обрабатывали. Крестьян обязали выплачивать выкупные платежи; им приходилось еще и арендовать дворянские земли, и после уборки урожая им мало что оставалось. Большинство крестьян в черноземных, самых урожайных губерниях питались главным образом хлебом, квашеной капустой и луком; из‑за частых неурожаев, сопровождавшихся жесточайшим голодом, вымирали целые деревни. Во время голода 1891 года более трех четвертей призывников были признаны негодными к военной службе по слабости здоровья.

Крестьяне не могли свободно продать свою землю; они платили более тяжелые налоги; до 1889 года, чтобы покинуть деревню, они должны были иметь паспорт, который получали только при полном погашении налогов, долгов и доли в общинных выкупных платежах. Дворяне и крестьяне были разделены не только экономическими барьерами, но и культурной стеной: в подавляющем большинстве дворяне были европеизированными детьми реформ Петра Великого. Крестьяне же, напротив, жили в мире традиционной культуры, обычаев и верований, которые мало изменились со времен возникновения Московского царства.

Неудивительно, что и после 1861 года у крестьян было принято по‑особому проявлять свое отношение к господам. В 1910 году, когда княгиня Варвара Долгорукова проезжала мимо крестьянок близ своего поместья, они падали перед ней на колени. Княгиня строго запретила им делать это, однако их поведение после ее запрета не изменилось. Дворяне‑землевладельцы принимали в отношении крестьян заносчивый и менторский тон, в то время как те изображали ложное невежество и добровольное самоуничижение, что не мешало им надувать хозяев.

Земельный голод и индустриализация заставили многих крестьян покинуть деревню и искать работу на фабриках. В 1900 году рабочий класс составлял около 1,7 миллиона человек, лишь на 200 тысяч уступая по численности дворянству. Условия труда на фабриках были очень тяжелые, а законов, защищавших права рабочих, не существовало, и им было запрещено даже собираться для обсуждения своих нужд. Мужчины, женщины и дети работали иногда по 18 часов в день, многие рабочие и их семьи вели полуголодное существование. Приток крестьян в города привел к острой нехватке жилья. Рабочие жили в бараках, казармах и сырых подвалах; некоторые ночевали на фабриках, прямо под станками. Скученность и антисанитарные условия порождали массовые заболевания, в городах свирепствовали тиф, холера и туберкулез. Но как ни тяжела была жизнь рабочего, она была много лучше участи городской голытьбы и безработных. Трущобы, возникшие в крупнейших городах, были рассадником бандитизма и проституции. Некоторые из них имели столь дурную славу, что полиция не решалась там показываться. Люди этого темного мира промышляли кражами и попрошайничеством и умирали в нищете.

Вспоминая юные годы жизни в России, Владимир Набоков писал: «В это необыкновенное десятилетие века фантастически перемешивалось новое со старым, либеральное с патриархальным, фатальная нищета с фантастическим богатством».

Набоков родился в последний год XIX века в богатой дворянской семье. Его дед был министром юстиции в царствование Александра II и Александра III, а отец Владимир Дмитриевич – видным либералом‑западником, одним из лидеров Конституционно‑демократической партии (кадетов). Огромное состояние Набоковых включало превосходный дом в Петербурге, поместье Выра и пятьдесят пять человек домашней прислуги. В Выре крестьяне приходили к отцу Набокова за помощью в разрешении споров, денежными ссудами и иной поддержкой и, как правило, ее получали.

У русского либерализма была своя предыстория. В 1790 году дворянин Александр Радищев опубликовал «Путешествие из Петербурга в Москву», книгу, содержавшую яростное обличение крепостничества и завуалированный призыв к свержению монархии. Книга была изъята из продажи и уничтожена (ее публикация оставалась под запретом до 1868 года), а автор приговорен к смертной казни, которую Екатерина II заменила ссылкой в Сибирь. С Радищева начинается длинная цепочка представителей дворянского сословия, выступавших за реформы, а позднее стремившихся сокрушить монархию. А. И. Герцен, М. А. Бакунин, П. А. Кропоткин, В. И. Ульянов‑Ленин и его старший брат Александр… Список этот можно продолжать бесконечно.

Когда ему это было выгодно, Ленин без малейших колебаний признавал свое дворянство. В 1897 году, сосланный за революционную деятельность в Сибирь, Ленин настаивал на своих дворянских правах, желая смягчить условия ссылки. Проживая много лет в Западной Европе, Ленин и его жена Н. К. Крупская нанимали слуг для приготовления еды и уборки. В 1904 году в Женеве он записался в частную библиотеку как «В. Ульянов, русский дворянин».

 

Шереметевы

 

С начала XVI столетия Шереметевы занимали высшие посты при дворе великих князей московских и были членами боярской думы. Многие Шереметевы проявили полководческий талант в войнах против татар и в Ливонскую войну, в правление Ивана Грозного. (По одной из версий, слово «шеремет» некогда означало человека, наделенного храбростью льва.) Влиятельный боярин Федор Иванович Шереметев сыграл ключевую роль в 1613 году при избрании Михаила Романова. Иностранцы даже утверждали, что жена царя была прежде служанкой у Шереметева.

Граф Борис Шереметев при Петре Великом был фельдмаршалом, его внук Николай Шереметев – одним из богатейших вельмож в царствование Екатерины Великой, создателем лучшего в России оперного театра, который он набрал из собственных крепостных. Николай Шереметев влюбился в свою бывшую крепостную, певицу Прасковью Ковалеву‑Жемчугову и обвенчался с ней. Впрочем, счастье их было недолгим: вскоре Прасковья умерла, родив сына Дмитрия и оставив мужа безутешным вдовцом. Дмитрий был также известен своей благотворительностью, при этом он скопил состояние, включавшее на момент его смерти в 1871 году около 300 тысяч крепостных и более 763 тысяч гектаров земель.

Сын Дмитрия Александр в 1902 году стал адъютантом Николая II. Как и дед, Александр страстно любил музыку. В 1880‑е он основал собственный симфонический оркестр, который давал бесплатные концерты в Петербурге. Он был превосходным пианистом и музыкантом, возглавлял придворную певческую капеллу. Другим его увлечением было пожарное дело. В своем поместье Ульянка под Петербургом он создал Пожарную дружину имени Петра Великого, и его пожарные расчеты были экипированы самой современной техникой.

В наследство от отца Александру досталось около двухсот тысяч десятин земли в тринадцати губерниях, дом в Петербурге и десять домов в Москве, в том числе дворец в Останкине. Со своей женой графиней Марией Гейден и четырьмя детьми (Елизаветой, Дмитрием, Александрой и



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-06-17 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: