-- Здесь сижу я и жду; все старые, разбитые скрижаливокруг меня, а также новые, наполовину исписанные. Когда женастанет мой час? -- час моего нисхождения, захождения: ибо еще один разхочу я пойти к людям. Его жду я теперь: ибо сперва должны мне предшествоватьзнамения, что
мой час настал, -- именно, смеющийся левсо стаей голубей. А пока говорю я сам с собою, как тот, у кого есть время.Никто не рассказывает мне ничего нового, -- поэтому ярассказываю себе о самом себе. --
-- Когда я пришел к людям, я нашел их застывшими в старомсамомнении: всем им мнилось, что они давно уже знают, что длячеловека добро и что для него зло. Старой утомительной вещью мнилась им всякая речь одобродетели, и, кто хотел спокойно спать, тот перед отходом косну говорил еще о "добре" и "зле". Эту сонливость встряхнул я, когда стал учить:
никто незнает еще, что добро и что зло, -- если сам он не естьсозидающий! -- Но созидающий -- это тот, кто создает цель для человекаи дает земле ее смысл и ее будущее: он впервые
создает добро и зло для всех вещей. И я велел им опрокинуть старые кафедры и все, на чемтолько восседало это старое самомнение; я велел им смеяться надих великими учителями добродетели, над их святыми и поэтами,над их избавителями мира. Над их мрачными мудрецами велел я смеяться им и над теми,кто когда-либо, как черное пугало, предостерегая, сидел надереве жизни. На краю их большой улицы гробниц сидел я вместе с падальюи ястребами -- и я смеялся над всем прошлым их и гнилым,развалившимся блеском его. Поистине, подобно проповедникам покаяния и безумцам, изрекя свой гнев на все их великое и малое -- что все лучшее их такничтожно, что все худшее их так ничтожно! -- так смеялся я. Мое стремление к мудрости так кричало и смеялось во мне,поистине, она рождена на горах, моя дикая мудрость! -- моявеликая, шумящая крыльями тоска. И часто уносило оно меня вдаль, в высоту, среди смеха;тогда летел я, содрогаясь, как стрела, чрез опьяненный солнцемвосторг: -- туда, в далекое будущее, которого не видала еще ни однамечта, на юг более жаркий, чем когда-либо мечтали художники:туда, где боги, танцуя, стыдятся всяких одежд, -- -- так говорю я в символах и, подобно поэтам, запинаюсь ибормочу: и поистине, я стыжусь, что еще должен быть поэтом! -- Туда, где всякое становление мнилось мне божественнойпляской и шалостью, а мир -- выпущенным на свободу,невзнузданным, убегающим обратно к самому себе, -- -- как вечное бегство многих богов от себя самих и опятьновое искание себя, как блаженное противоречие себе, новоевнимание к себе и возвращение к себе многих богов. -- Где всякое время мнилось мне блаженной насмешкой надмгновениями, где необходимостью была сама свобода, блаженноигравшая с жалом свободы. -- Где снова нашел я своего старого демона и заклятого врага,духа тяжести, и все, что создал он: насилие, устав,необходимость, следствие, цель, волю, добро и зло. -- Разве не должны существовать вещи,
над которымиможно было бы танцевать? Разве из-за того, что есть легкое исамое легкое, -- не должны существовать кроты и тяжелыекарлики?
-- Там же поднял я на дороге слово "сверхчеловек" и чточеловек есть нечто, что должно преодолеть, -- что человек есть мост, а не цель; что он радуетсясвоему полдню и вечеру как пути, ведущему к новым утреннимзорям: слово Заратустры о великом полдне, и что еще навесил я начеловека как на вторую пурпурную вечернюю зарю. Поистине, я дал им увидеть даже новые звезды и новые ночи;и над тучами и днем и ночью раскинул я смех, как пестрый шатер. Я научил их всем
моим думам и всем чаяниям
моим: собрать воедино и вместе нести все, что есть вчеловеке отрывочного, загадочного и ужасно случайного, -- -- как поэт, отгадчик и избавитель от случая, я научил ихбыть созидателями будущего и все, что
было, -- спасти,созидая. Спасти прошлое в человеке и преобразовать все, что "было",пока воля не скажет: "Но так хотела я! Так захочу я". -- Это назвал я им избавлением, одно лишь это учил я ихназывать избавлением. -- Теперь я жду
своего избавления, -- чтобы пойти кним в последний раз. Ибо еще
один раз пойду я к людям:
среди ниххочу я умереть, и, умирая, хочу я дать им свой богатейший дар! У солнца научился я этому, когда закатывается оно,богатейшее светило: золото сыплет оно в море из неистощимыхсокровищниц своих, -- -- так что даже беднейший рыбак гребет
золотым веслом! Ибо это видел я однажды, и, пока я смотрел, слезы, непереставая, текли из моих глаз. -- Подобно солнцу хочет закатиться и Заратустра: теперь сидитон здесь и ждет; вокруг него старые, разбитые скрижали, а такженовые, -- наполовину исписанные.
-- Смотри, вот новая скрижаль; но где братья мои, которыевместе со мной понесут ее в долину и в плотяные сердца? -- Так гласит моя великая любовь к самым дальним:
не щадисвоего ближнего. Человек есть нечто, что должно преодолеть. Существует много путей и способов преодоления -- ищи их
сам! Но только скоморох думает: "Через человека можно
перепрыгнуть ". Преодолей самого себя даже в своем ближнем: и право,которое ты можешь завоевать себе, ты не должен позволять датьтебе! Что делаешь ты, этого никто не может возместить тебе.Знай, не существует возмездия. Кто не может повелевать себе, должен повиноваться. Иные же
могут повелевать себе, но им недостает еще многого,чтобы уметь повиноваться себе!
-- Так хочет этого характер душ благородных: они ничего нежелают иметь
даром, всего менее жизнь. Кто из толпы, тот хочет жить даром; мы же другие, комудана жизнь, -- мы постоянно размышляем,
что могли бы мыдать лучшего
в обмен за нее! И поистине, благородна та речь, которая гласит: "чтообещает
нам жизнь,
мы хотим -- исполнить дляжизни!" Не надо искать наслаждений там, где нет места длянаслажденья. И -- не надо
желать наслаждаться! Ибо наслаждение и невинность -- самые стыдливые вещи: онине хотят, чтобы искали их. Их надо
иметь, -- но
искать надо скорее вины и страдания! --
-- О братья мои, кто первенец, тот приносится всегда вжертву. А мы теперь первенцы. Мы все истекаем кровью на тайных жертвенниках, мы всегорим и жаримся в честь старых идолов. Наше лучшее еще молодо; оно раздражает старое небо. Нашемясо нежно, наша шкура только шкура ягненка -- как нераздражать нам старых идольских жрецов!
В нас самих живет еще он, старый идольский жрец, онжарит наше лучшее себе на пир. Ах, братья мои, как первенцам небыть жертвою! Но так хочет этого наш род; и я люблю тех, кто не ищетсберечь себя. Погибающих люблю я всею своей любовью: ибопереходят они на ту сторону. --
-- Быть правдивыми --
могут немногие! И кто может,не хочет еще! Но меньше всего могут быть ими добрые. О, эти добрые! --
Добрые люди никогда не говорятправды; для духа быть таким добрым -- болезнь. Они уступают, эти добрые, они покоряются, их сердцевторит, их разум повинуется: но кто слушается,
тот неслушает самого себя! Все, что у добрых зовется злым, должно соединиться, чтобыродилась
единая истина, -- о братья мои, достаточно ливы злы для
этой истины? Отчаянное дерзновение, долгое недоверие, жестокоеотрицание, пресыщение, надрезывание жизни -- как редко бывает
это вместе. Но из такого семени -- рождается истина!
Рядом с нечистой совестью росло до сих пор все
знание! Разбейте, разбейте, вы, познающие, старыескрижали!
-- Когда бревна в воде, когда мосты и перила перекинутынад рекою, -- поистине, не поверят, если кто скажет тогда: "Всетечет". Даже увальни будут противоречить ему. "Как? -- скажутувальни, -- все течет? Ведь балки и перила перекинуты
над рекой!" "
Над рекою все крепко, все ценности вещей, мосты,понятия, все "добро" и "зло" -- все это
крепко!" -- А когда приходит суровая зима, укротительница рек, --тогда и насмешники начинают сомневаться; и поистине, не однитолько увальни говорят тогда: "Не все ли --
спокойно?" "В основе все спокойно" -- это истинное учение зимы,удобное для бесплодного времени, хорошее утешение для спячихзимою и печных лежебок. "В основе все спокойно" -- но
против этого говоритветер в оттепель! Ветер в оттепель -- это бык, но не пашущий, а бешеный бык,разрушитель, гневными рогами ломающий лед! Лед же --
ломаетмостки! О братья мои, не все ли
течет теперь? Не все липерила и мосты попадали в воду? Кто же станет
держаться еще за "добро" и "зло"? "Горе нам! Благо нам! Теплый ветер подул!" -- такпроповедуйте, братья мои, по всем улицам!
Есть старое безумие, оно называется добро и зло. Вокругпрорицателей и звездочетов вращалось до сих пор колесо этогобезумия. Некогда
верили в прорицателей и звездочетов; и
потому верили: "Все -- судьба: ты должен, ибо так надо!" Затем опять стали не доверять всем прорицателям извездочетам; и
потому верили: "Все -- свобода: тыможешь, ибо ты хочешь!" О братья мои, о звездах и о будущем до сих пор толькомечтали, но не знали их; и
потому о добре и зле до сихпор только мечтали, но не знали их!
"Ты не должен грабить! Ты не должен убивать!" -- такиеслова назывались некогда священными; перед ними преклоняликолена и головы, и к ним подходили, разувшись. Но я спрашиваю вас: когда на свете было больше разбойникови убийц, как не тогда, когда эти слова были особенно священны? Разве в самой жизни нет -- грабежа и убийства? И считатьэти слова священными, разве не значит -- убивать саму
истину? Или это не было проповедью смерти -- считать священным то,что противоречило и противоборствовало всякой жизни? -- Обратья мои, разбейте, разбейте старые скрижали!
Мне жаль всего прошлого, ибо я вижу, что оно отдано напроизвол, -- -- отдано на произвол милости, духа и безумия каждого изпоколений, которое приходит и все, что было, толкует как мостдля себя! Может прийти великий тиран, лукавый изверг, который своеймилостью и своей немилостью будет насиловать все прошлое --пока оно не станет для него мостом, знамением, герольдом икриком петуха. Но вот другая опасность и мое другое сожаление: памятьтех, кто из толпы, не идет дальше деда, -- и с дедом кончаетсявремя. И так все прошлое отдано на произвол: ибо можеткогда-нибудь случиться, что толпа станет господином, и всякоевремя утонет в мелкой воде. Поэтому, о братья мои, нужна
новая знать,противница всего, что есть всякая толпа и всякий деспотизм,знать, которая на новых скрижалях снова напишет слово:"благородный". Ибо нужно много благородных, и разнородных благородных,чтобы
составилась знать! Или, как говорил я однажды всимволе, "в том божественность, что существуют боги, а неБог!".
О братья мои, я жалую вас в новую знать: вы должны статьсозидателями и воспитателями -- сеятелями будущего, -- -- поистине, не в ту знать, что могли бы купить вы, какторгаши, золотом торгашей: ибо мало ценности во всем том, чтоимеет свою цену. Не то, откуда вы идете, пусть составит отныне вашу честь,а то, куда вы идете! Ваша воля и ваши шаги, идущие дальше вассамих, -- пусть будут отныне вашей новой честью! Поистине, не то, что служили вы князю -- что значат теперькнязья! -- или что были вы оплотом тому, что стоит, чтобыкрепче стояло оно! Не то, что ваш род при дворах сделался придворным и вынаучились, пестрые, как фламинго, часами стоять в мелководныхпрудах. -- Ибо
уменье стоять есть заслуга у придворных; ивсе придворные верят, что к блаженству после смерти принадлежит--
позволение сесть! -- Также и не то, что дух, которого они называют святым, велваших предков в земли обетованные, которых я не обещаю; ибо,где выросло худшее из всех дерев -- крест, -- в такой землехвалить нечего! -- И поистине, куда бы не вел этот "святой дух" своихрыцарей, всегда бежали
впереди таких шествий -- козлы игуси, безумцы и помешанные! -- О братья мои, не назад должна смотреть ваша знать, а
вперед! Изгнанниками должны вы быть из страны вашихотцов и праотцев!
Страну детей ваших должны вы любить: эта любовь дабудет вашей новой знатью, -- страну, еще не открытую, лежащую всамых далеких морях! И пусть ищут и ищут ее ваши паруса! Своими детьми должны вы
искупить то, что вы детисвоих отцов: все прошлое должны вы спасти
этим путем!Эту новую скрижаль ставлю я над вами!
"К чему жить? Все -- суета! Жить -- это молотить солому;жить -- это сжигать себя и все-таки не согреться". -- Эта старая болтовня все еще слывет за "мудрость";
зато, что стара она и пахнет затхлым, еще более уважают ее.Даже плесень облагораживает. -- Дети могли так говорить: они
боятся огня, ибо онобжег их! Много ребяческого в старых книгах мудрости. И кто всегда "молотит солому", какое право имеет он хулитьмолотьбу! Таким глупцам следовало бы завязывать рот! Они садятся за стол и ничего не приносят с собой, дажездорового голода; и вот хулят они: "все -- суета!" Но хорошо есть и хорошо пить, о братья мои, это, поистине,не суетное искусство! Разбейте, разбейте скрижали тех, ктоникогда не радуется!
"Для чистого все чисто" -- так говорит народ. Но я говорювам: для свиней все превращается в свинью! Поэтому исступленные и святоши, у которых даже сердцепоникло, проповедуют: "Сам мир есть грязное чудовище". Ибо все они не чисты духом; особенно те, кто не находят нипокоя, ни отдыха, разве что видя мир
сзади, -- ипотусторонники!
Им говорю я в лицо, хотя это и звучит не любезно:мир тем похож на человека, что и у него есть задняя часть, -- илишь
настолько это верно! Существует в мире много грязи -- и лишь настолько этоверно! Но оттого сам мир не есть еще грязное чудовище! Есть мудрость в том, что многое в мире дурно пахнет, -- носамо отвращение создает крылья и силы, угадывающие источники! Даже в лучшем есть и нечто отвратительное; и даже лучшийчеловек есть нечто, что должно преодолеть! О братья мои, много мудрости в том, что много грязи есть вмире!
Я слышал, как благочестивые потусторонники говорили ксвоей совести, и поистине, без злобы и лжи, -- хотя и нет вмире ничего более лживого и злобного. "Предоставь миру быть миром! Не поднимай против него дажемизинца!" "Пусть, кто хочет, душит и колет людей и сдирает с нихкожу -- не поднимай против него даже мизинца! Так научатся ониотрекаться от мира". "А свой собственный разум -- ты должен сам задушить его:ибо это разум мира сего, -- так научишься ты сам отрекаться отмира". -- Разбейте, разбейте, о братья мои, эти старые скрижалиблагочестивых! Развейте слова клеветников на мир!
"Кто много учится, разучивается всякому сильному желанию"-- так шепчут сегодня на всех темных улицах. "Мудрость утомляет, ничто -- не вознаграждается; ты недолжен желать!" -- эту новую скрижаль нашел я вывешенной дажена базарных площадях. Разбейте, о братья мои, разбейте и эту
новую скрижаль! Утомленные миром повесили ее и проповедники смерти итюремщики: ибо, смотрите, это также есть проповедь, призывающаяк рабству! Ибо они дурно учились, и далеко не лучшему, и всемуслишком рано и всему слишком скоро: ибо они плохо
ели, ипотому они получили этот испорченный желудок, -- ибо испорченный желудок есть их дух:
он советуетсмерть! Ибо, поистине, братья мои, дух
есть желудок! Жизнь есть родник радости; но в ком говорит испорченныйжелудок, отец скорби, для того все источники отравлены. Познавать -- это
радость для того, в ком воля льва!Но кто утомился, тот сам делается лишь "предметом воли", с нимиграют все волны. И так бывает всегда с людьми слабыми: они теряются насвоих путях. И наконец усталость их еще спрашивает: "К чемуходили мы когда-то по дорогам? Везде все равно!"
Им приятно слышать, когда проповедуют: "Ничто невознаграждается! Вы не должны желать!" Но ведь это проповедь,призывающая к рабству. О братья мои, как дуновение свежего ветра приходитЗаратустра ко всем уставшим от их пути; многие носы заставит онеще чихать! Даже сквозь стены проникает мое свободное дыхание, входитв тюрьмы и плененные умы! "Хотеть" освобождает: ибо хотеть значит созидать, --
так учу я. И
только для созидания должны выучиться! И даже учиться должны вы сперва у меня
научиться,хорошо научиться! -- Имеющий уши да слышит!
Челн готов -- на той стороне ты попадешь, быть может, ввеликое Ничто. -- Но кто хочет вступить в это "быть может"? Никто из вас не хочет вступить в челн смерти! Как жехотите вы тогда быть
утомленными миром! Утомленные миром! Вы даже еще не отрешились от земли!Похотливыми находил я вас всегда к земле, еще влюбленными всобственное утомление землею! Недаром отвисла у вас губа: маленькое земное желание ещесидит на ней! А в глазу -- разве не плавает облачко незабытойземной радости? На земле есть много хороших изобретений, из них одниполезны, другие приятны; ради них стоит любить землю. И многие изобретения настолько хороши, что являются, какгрудь женщины, -- одновременно полезными и приятными. А вы, уставшие от мира и ленивые! Вас надо высечь розгами!Ударами розги надо вернуть вам резвые ноги. Ибо -- если вы не больные и не отжившие твари, от которыхустала земля, то вы хитрые ленивцы или вороватые, притаившиеся,похотливые кошки. И если вы не хотите снова весело
бежать, должны вы -- исчезнуть! Не надо желать быть врачом неизлечимых -- так учитЗаратустра, -- поэтому вы должны исчезнуть! Но надо больше
мужества для того, чтобы положитьконец, чем чтобы высидеть новый стих, -- это знают все врачи ипоэты. --
О братья мои, есть скрижали, созданные утомлением, искрижали, созданные гнилой леностью, -- хотя говорят ониодинаково, но хотят, чтобы слушали их неодинаково. -- Посмотрите на этого томящегося жаждой! Только одна пядьеще отделяет его от его цели, но от усталости лег он здесьупрямо в пыли -- этот храбрец! От усталости зевает он на путь, на землю, на цель и насебя самого: ни одного шагу не хочет сделать он дальше -- этотхрабрец! И вот солнце палит его, и собаки лижут его пот; но онлежит здесь в своем упрямстве и предпочитает томиться жаждой -- -- на расстоянии пяди от своей цели томиться жаждой! И,поистине, вам придется еще тащить его за волосы на его небо --этого героя! Но еще лучше, оставьте его лежать там, где он лег, чтобыпришел к нему сон-утешитель с шумом освежающего дождя. Оставьте его лежать, пока он сам не проснется, -- пока онсам не откажется от всякой усталости и от всего, чему училаусталость в нем! Только, братья мои, отгоните от него собак, ленивых проныри весь шумящий сброд -- -- весь шумящий сброд людей "культурных", которыйлакомится -- потом героев! --
Я замыкаю круги вокруг себя и священные границы; всеменьше поднимающихся со мною на все более высокие горы; я строюхребет из все более священных гор. -- Но куда бы ни захотели вы подняться со мной, о братья мои,-- смотрите, чтобы не поднялся вместе с вами какой-нибудь
паразит! Паразит -- это червь, пресмыкающийся и гибкий, желающийразжиреть в больных, израненных уголках вашего сердца. И в
том его искусство, что в восходящих душах онугадывает, где они утомлены; в вашем горе и недовольстве, ввашей нежной стыдливости строит он свое отвратительное гнездо. Где сильный бывает слаб, а благородный слишком кроток, --там строит он свое отвратительное гнездо: паразит живет там,где у великого есть израненные уголки в сердце. Какой род всего сущего самый высший и какой самый низший?Паразит -- самый низший род; но кто высшего рода, тот кормитнаибольшее число паразитов. Ибо душа, имеющая очень длинную лестницу и могущаяопуститься очень низко, -- как не сидеть на ней наибольшемучислу паразитов? -- -- душа самая обширная, которая далеко может бегать,блуждать и метаться в себе самой; самая необходимая, котораяради удовольствия бросается в случайность, -- -- душа сущая, которая погружается в становление; имущая,которая
хочет войти в волю и в желание, -- -- убегающая от себя самой и широкими кругами себядогоняющая; душа самая мудрая, которую тихонько приглашает ксебе безумие, -- -- наиболее себя любящая, в которой все вещи находят своетечение и свое противотечение, свой прилив и отлив, -- о, какне быть в
самой высокой душе самым худшим из паразитов?
О братья мои, разве я жесток? Но я говорю: что падает, тонужно еще толкнуть! Все, что от сегодня, -- падает и распадается; кто захотелбы удержать его! Но я -- я
хочу еще толкнуть его! Знакомо ли вам наслаждение скатывать камни в отвеснуюглубину? -- Эти нынешние люди: смотрите же на них, как онискатываются в мои глубины! Я только прелюдия для лучших игроков, о братья мои!Пример!
Делайте по моему примеру! И кого вы не научите летать, того научите --
быстреепадать! --
Я люблю храбрых; но недостаточно быть рубакой -- надотакже знать,
кого рубить! И часто бывает больше храбрости в том, чтобы удержаться ипройти мимо --
и этим сохранить себя для болеедостойного врага! Враги у вас должны быть только такие, которых бы выненавидели, а не такие, чтобы их презирать. Надо, чтобы выгордились своим врагом, -- так учил я уже однажды. Для более достойного врага должны вы беречь себя, о друзьямои; поэтому должны вы проходить мимо многого, -- -- особенно мимо многочисленного отребья, кричащего вам вуши о народе и народах. Сохраняйте свои глаза чистыми от их "за" и "против"! Таммного справедливого, много несправедливого: кто заглянет туда,негодует. Заглянуть и рубить -- это дело одной минуты: поэтомууходите в леса и вложите свой меч в ножны! Идите
своими дорогами! И предоставьте народу инародам идти своими! -- поистине, темными дорогами, неосвещаемыми ни
единой надеждой! Пусть царствует торгаш там, где все, что еще блестит, --есть золото торгаша! Время королей прошло: что сегодняназывается народом, не заслуживает королей. Смотрите же, как эти народы теперь сами подражаютторгашам: они подбирают малейшие выгоды из всякого мусора! Они подстерегают друг друга, они высматривают что-нибудьдруг у друга, -- это называют они "добрым соседством". Облаженное далекое время, когда народ говорил себе: "Я хочу наднародами -- быть
господином!" Ибо, братья мои, лучшее должно господствовать, лучшее и
хочет господствовать! И где учение гласит иначе, там --
нет лучшего.
Если бы
эти -- имели хлеб даром, увы! о чем кричалибы
они! Их пропитание -- вот настоящая пища для ихразговоров; и пусть оно трудно достается им! Они хищные звери: в их слове "работать" -- слышится еще играбить, в их слове "заработать" -- слышится еще и перехитрить!Поэтому пусть оно трудно достается им! Так должны они стать лучшими хищными зверями, болеехитрыми, более умными, более
похожими на человека: ибочеловек есть самый лучший хищный зверь. У всех зверей человек уже ограбил добродетели их; поэтомуиз всех зверей человеку наиболее трудно достается пропитаниеего. Только еще птицы выше его. И если бы человек научился ещеи летать, увы! --
куда бы не залетала хищность его!
Я хочу видеть мужчину и женщину: одного способным к войне,другую способную к деторождению, но обоих способными к пляскеголовой и ногами. И пусть будет потерян для нас тот день, когда
ниразу не плясали мы! И пусть ложной назовется у нас всякаяистина, у которой не было смеха!
Заключение ваших браков: смотрите, чтобы не вышло оноплохим
заключением! Вы заключили слишком быстро: отсюда
следует -- осквернение брака! И лучше еще осквернить брак, чем изогнуть брак, изолгатьбрак! -- говорила мне одна женщина: "Да, я осквернила брак, носперва брак осквернил -- меня!" Плохих супругов находил я всегда самыми мстительными: онимстят целому миру за то, что уже не могут идти каждый отдельно. Поэтому я хочу, чтобы честные говорили друг другу: "мылюбим друг друга;
посмотрим, можем ли мы продолжатьлюбить друг друга! Или обещание наше будет недосмотром?" -- "Дайте нам срок и недолгий союз, чтобы видели мы,годимся ли мы для долгого союза! Великое дело -- всегда бытьвдвоем!" Так советую я всем честным; и чем была бы любовь моя ксверхчеловеку и ко всему, что должно наступить, если бы ясоветовал и говорил иначе! Расти не только вширь, но и
ввысь -- о братья мои,да поможет вам сад супружества!
Кто умудрен в старых источниках, смотри, тот будет в концеконцов искать родников будущего и новых источников. -- О братья мои, еще недолго, и возникнут
новыенароды, и новые родники зашумят, ниспадая в новые глубины. Ибо землетрясение -- засыпает много колодцев и создаетмного томящихся жаждою; но оно же вызывает на свет внутренниесилы и тайны. Землетрясение открывает новые родники. При сотрясениистарых народов вырываются новые родники. И кто тогда восклицает: "Смотри, здесь единый родник длямногих жаждущих,
единое сердце для многих томящихся,
единая воля для многих орудий", -- вокруг тогособирается
народ, т. е. много испытующих. Кто умеет повелевать, кто должен повиноваться --
этоиспытуется там! Ах, каким долгим исканием, удачей инеудачею, изучением и новыми попытками! Человеческое общество: это попытка, так учу я, -- долгоеискание; но оно ищет повелевающего! -- -- попытка, о братья мои! Но
не "договор"!Разбейте, разбейте это слово сердец мягких и нерешительных илюдей половинчатых!
О братья мои! В ком же лежит наибольшая опасность длявсего человеческого будущего? Не в добрых ли и праведных? -- -- не в тех ли, кто говорит и в сердце чувствует: "Мызнаем уже, что хорошо и что праведно, мы достигли этого; горетем, кто здесь еще ищет!" И какой бы вред ни нанесли злые, -- вред добрых -- самыйвредный вред! И какой был вред ни нанесли клеветники на мир, -- вреддобрых -- самый вредный вред. О братья мои, в сердце добрых и праведных воззрел некогдатот, кто тогда говорил: "Это -- фарисеи". Но его не поняли. Самые добрые и праведные не должны были понять его; их духв плену у их чистой совести. Глупость добрых неисповедимо умна. Но вот истина: добрые
должны быть фарисеями, -- имнет другого выбора! Добрые
должны распинать того, кто находит себе своюсобственную добродетель!
Это -- истина! Вторым же, кто открыл страну их, страну, сердце и землюдобрых и праведных, -- был тот, кто тогда вопрошал: "Когоненавидят они больше всего?"
Созидающего ненавидят они больше всего: того, кторазбивает скрижали и старые ценности, разрушителя, -- когоназывают они преступником. Ибо добрые --
не могут созидать: они всегда началоконца -- -- они распинают того, кто пишет новые ценности на новыхскрижалях, они приносят
себе в жертву будущее, -- онираспинают все человеческое будущее! Добрые -- были всегда началом конца.
О братья мои, поняли ли вы также и это слово? И что сказаля однажды о "последнем человеке"? -- В ком же лежит наибольшая опасность для всегочеловеческого будущего? Не в добрых ли и праведных?
Разбейте, разбейте добрых и праведных! -- О братьямои, поняли ли вы также и это слово?
Вы бежите от меня? Вы испуганы? Вы дрожите при этом слове? О братья мои, когда я велел вам разбить добрых и скрижалидобрых, -- тогда впервые пустил я человека плыть по егооткрытому морю. И теперь только наступает для него великий страх, великаяосмотрительность, великая болезнь, великое отвращение, великаяморская болезнь. Обманчивые берега и ложную безопасность указали вамдобрые; во лжи добрых были вы рождены и окутаны ею. Добрые всеизвратили и исказили до самого основания. Но кто открыл землю "человек", открыл также и землю"человеческое будущее". Теперь должны вы быть мореплавателями,отважными и терпеливыми! Ходите прямо вовремя, о братья мои, учитесь ходить прямо!Море бушует; многие нуждаются в вас, чтобы снова подняться. Море бушует: все в море. Ну что ж! вперед! вы, старыесердца моряков! Что вам до родины!
Туда стремится корабль наш, где
страна детей наших! Там, на просторе, более неистово,чем море, бушует наша великая тоска! --
"Зачем так тверд! -- сказал однажды древесный угольалмазу. -- Разве мы не близкие родственники?" -- Зачем так мягки? О братья мои, так спрашиваю я вас: развевы -- не мои братья? Зачем так мягки, так покорны и уступчивы? Зачем так многоотрицания, отречения в сердце вашем? Так мало рока во взоревашем? А если вы не хотите быть роковыми и непреклонными, -- какможете вы когда-нибудь вместе со мною -- победить? А если ваша твердость не хочет сверкать и резать ирассекать, -- как можете вы когда-нибудь вместе со мною --созидать? Все созидающие именно тверды. И блаженством должноказаться вам налагать вашу руку на тысячелетия, как на воск, -- -- блаженством писать на воле тысячелетий, как на бронзе,-- тверже, чем бронза, благороднее, чем бронза. Совершеннотвердо только благороднейшее. Эту новую скрижаль, о братья мои, даю я вам: станьте
тверды! --
О воля моя! Ты избеганье всех бед, ты неизбежность
моя! Предохрани меня от всяких маленьких побед! Ты жребий души моей, который называю я судьбою! Ты во мне!Надо мною! Предохрани и сохрани меня для
единой великойсудьбы! И последнее величие свое, о воля моя, сохрани для конца,-- чтобы была ты неумолима
в победе своей! Ах, кто непокорялся победе своей! Ах, чей глаз не темнел в этих опьяняющих сумерках! Ах, чьянога не спотыкалась и не разучалась в победе -- стоять! Да буду я готов и зрел в великий полдень: готов и зрел,как раскаленная добела медь, как туча, чреватая молниями, и каквымя, вздутое от молока, -- -- готов для себя самого и для самой сокровенной волисвоей: как лук, пламенеющий к стреле своей, как стрела,пламенеющая к звезде своей; -- как звезда, готовая и зрелая в полдне своем, пылающая,пронзенная, блаженная перед уничтожающими стрелами солнца; -- как само солнце и неумолимая воля его, готовая куничтожению в победе! О воля, избеганье всех бед, ты неизбежность
моя!Сохрани меня для
единой великой победы! Так говорил Заратустра.
Выздоравливающий
Однажды утром, вскоре после возвращения своего в пещеру,вскочил Заратустра с ложа своего, как сумасшедший, стал кричатьужасным голосом, махая руками, как будто кто-то лежал на ложе ине хотел вставать; и так гремел голос Заратустры, что звериего, испуганные, прибежали к нему и из всех нор и щелей,соседних с пещерой Заратустры, все животные разбежались,улетая, уползая и прыгая, -- какие кому даны были ноги икрылья. Заратустра же так говорил: Вставай, бездонная мысль, выходи из глубины моей! Я петухтвой и утренние сумерки твои, заспавшийся червь: вставай!вставай! голос мой разбудит тебя! Расторгни узы слуха твоего: слушай! Ибо я хочу слышатьтебя! Вставай! Вставай! Здесь достаточно грома, чтобы заставитьи могилы прислушиваться! Сотри сон, а также всякую близорукость, всякое ослеплениес глаз своих! Слушай меня даже глазами своими: голос мой --лекарство даже для слепорожденных. И когда ты проснешься, ты навеки останешься бодрствующей.Не
таков я, чтобы, разбудив прабабушек от сна, сказатьим -- чтобы продолжали они спать! Ты шевелишься, потягиваешься и хрипишь? Вставай! Вставай!Не хрипеть -- говорить должна ты! Заратустра зовет тебя,безбожник! Я, Заратустра, заступник жизни, заступник страдания,заступник круга, -- тебя зову я, самую глубокую из мыслей моих! Благо мне! Ты идешь -- я слышу тебя! Бездна моя
говорит, свою последнюю глубину извлек я на свет! Благо мне! Иди! Дай руку -- ха! пусти! Ха, ха --отвращение! отвращение! отвращение! -- горе мне!
Но едва Заратустра сказал слова эти, как упал замертво идолго оставался как мертвый. Придя же в себя, он был бледен,дрожал, продолжал лежать и долго не хотел ни есть, ни пить.Такое состояние длилось у него семь дней; звери его не покидалиего ни днем, ни ночью, и только орел улетал, чтобы принестипищи. И все, что он находил и что случалось ему отнять силою,складывал он на ложе Заратустры: так что Заратустра лежалнаконец среди желтых и красных ягод, среди винограда, розовыхяблок, благовонных трав и кедровых шишек. У ног же его былипростерты два ягненка, которых орел с трудом отнял у пастухових. Наконец, после семи дней, поднялся Заратустра на своемложе, взял в руку розовое яблоко, понюхал его и нашел запах егоприятным. Тогда подумали звери его, что настало времязаговорить с ним. "О Заратустра, -- сказали они, -- вот уже семь дней, каклежишь ты с закрытыми глазами; не хочешь ли ты наконец сновастать на ноги? Выйди из пещеры своей: мир ожидает тебя, как сад. Ветериграет тяжелым благоуханием, которое просится к тебе; и всеручьи хотели бы бежать вслед за тобой. Все вещи тоскуют по тебе, почему ты семь дней оставалсяодин, -- выйди из своей пещеры! Все вещи хотят быть твоимиврачами! Разве новое познание снизошло к тебе, горькое, тяжелое?Подобно закисшему тесту, лежал ты, твоя душа поднялась ираздулась за свои пределы". -- О звери мои, -- отвечал Заратустра, -- продолжайтеболтать и позвольте мне слушать вас! Меня освежает вашаболтовня: где болтают, там мир уже простирается предо мною, каксад. Как приятно, что есть слова и звуки: не есть ли слова извуки радуга и призрачные мосты, перекинутые через все, чторазъединено навеки? У каждой души особый мир; для каждой души всякая другаядуша -- потусторонний мир. Только между самым сходным призрак бывает всегообманчивее: ибо через наименьшую пропасть труднее всегоперекинуть мост. Для меня -- как существовало бы что-нибудь вне меня? Нетничего вне нас! Но это забываем мы при всяком звуке; и какотрадно, что мы забываем! Имена и звуки не затем ли даны вещам, чтобы человекосвежался вещами? Говорить -- это прекрасное безумие: говоря,танцует человек над всеми вещами. Как приятна всякая речь и всякая ложь звуков! Благодарязвукам танцует наша любовь на пестрых радугах. "О Заратустра, -- сказали на это звери, -- для тех, ктодумает, как мы, все вещи танцуют сами: все приходит, подаетдруг другу руку, смеется и убегает -- и опять возвращается. Все идет, все возвращается; вечно вращается колесо бытия.Все умирает, все вновь расцветает, вечно бежит год бытия. Все погибает, все вновь устрояется; вечно строится тот жедом бытия. Все разлучается, все снова друг друга приветствует;вечно остается верным себе кольцо бытия. В каждый миг начинается бытие; вокруг каждого "здесь"катится "там". Центр всюду. Кривая -- путь вечности". -- О вы, проказники и шарманки! -- отвечал Заратустра иснова улыбнулся. -- Как хорошо знаете вы, что должно былоисполниться в семь дней -- -- и как то чудовище заползло мне в глотку и душило меня!Но я откусил ему голову и отплюнул ее далеко от себя. А вы -- вы уже сделали из этого уличную песенку? А я лежуздесь, еще не оправившись от этого откусывания и отплевывания,еще больной от собственного избавления.
И вы смотрели на все это? О звери мои, разве и выжестоки? Неужели вы хотели смотреть на мое великое страдание,как делают люди? Ибо человек -- самое жестокое из всехживотных. Во время трагедий, боя быков и распятий он до сих порлучше всего чувствовал себя на земле; и когда он нашел себе ад,то ад сделался его небом на земле. Когда большой человек кричит: мигом подбегает к немумаленький; и язык висит у него изо рта от удовольствия. Но онназывает это своим "состраданием". Маленький человек, особенно поэт, -- с каким жаромобвиняет он жизнь на словах! Слушайте его, но не прослушайтерадости во всех жалобах его! Это обвинители жизни: их побеждает жизнь в одно мгновение."Ты любишь меня? -- говорит дерзновенная. -- Подожди женемного, у меня нет еще для тебя времени". Человек для себя самого самое жестокое животное; и вовсем, что зовется "грешник", "несущий крест" и "кающийся", непрослушайте радости, примешанной к этим жалобам и обвинениям! А я сам -- не хочу ли я быть обвинителем человека? Ах,звери мои, только одному научился я до сих пор, что человекунужно его самое злое для его же лучшего, -- что все самое злое есть его наилучшая
сила исамый твердый камень для наивысшего созидателя; и что человекдолжен становиться лучше
и злее: Не
за то был я пригвожден к древу мучений, что язнаю, что человек зол, -- но за то, что я кричал, как никто ещене кричал: "Ах, его самое злое так ничтожно! Ах, его самое лучшее такничтожно!" Великое отвращение к человеку --
оно душило меня изаползло мне в глотку; и то, что предсказывал прорицатель: "Всеравно, ничто не вознаграждается, знание душит". Долгие сумерки тянулись предо мною, смертельно усталая,пьяная до смерти печаль, которая говорила, зевая во весь рот: "Вечно возвращается человек, от которого устал ты,маленький человек" -- так зевала печаль моя, потягивалась и немогла заснуть. В пещеру превратилась для меня человеческая земля, еегрудь ввалилась, все живущее стало для меня человеческойгнилью, костями и развалинами прошлого. Мои вздохи сидели на всех человеческих могилах и не могливстать; мои вздохи и вопросы каркали, давились, грызлись ижаловались день и ночь: -- "Ах, человек вечно возвращается! Маленький человеквечно возвращается!" Нагими видел я некогда обоих, самого большого и самогомаленького человека: слишк