Итан шел рядом с Оливией, глядя на ее травмированную ногу.
— Джей Ди сказал, вы повредили колено.
— О, пустяки. Нужно побольше ходить, чтобы нормализовать кровообращение.
Они сделали еще несколько шагов, когда всполох синего цвета проскользнул в небе над Пантер-Ридж на высоте около четырехсот футов. Что-то перемещалось там — зримо, но почти беззвучно. Итан и Оливия молча наблюдали, как вспышка исчезает в облаках. Примерно через три секунды послышался слабый гул, который становился все громче и громче, пока не переродился в сплошной визг, скорее всего, лишивший сна всех в комплексе. Внезапно красный пульсирующий шар, обвитый огненным ореолом, появился из-за облаков и бросился в погоню за сияющим голубым объектом, вскоре тоже потерявшись из виду.
— Они сегодня активны, — сухо сказала Оливия. Она заметила, как в окнах квартир комплекса начинает загораться свет фонарей. Похоже, этой ночью уже никто не уснет. Много раз люди видели огни сражающихся инопланетян в небе и слышали отдаленные взрывы, потусторонние звуки внеземного оружия... казалось, люди должны были привыкнуть, но разве можно было привыкнуть к подобному?
— Не будем останавливаться, — Оливия постаралась натянуть миролюбивую улыбку и кивком предложила Итану идти дальше. — Ну, ладно, — вновь заговорила она несколько минут спустя. — О... белом особняке...
— Я должен туда добраться, — в голосе мальчика не слышалось и толики сомнения. — Как можно скорее.
— Ясно, — Оливия невольно задумалась, не является ли блеск в его глазах признаком лихорадки... или чего-то худшего. — И как ты рассчитываешь попасть туда? Пешком?
— Это займет слишком много времени, — то, что он сказал следом, пришло к нему, как воспоминание. Или, быть может, это чей-то чужой голос нашептал ему эти слова. — Я должен как можно скорее добраться туда, или шанс может быть потерян.
— Шанс? — она нахмурилась. Это слово невольно взбудоражило ее. — О каком шансе ты говоришь?
Он раскрыл было рот, чтобы ответить, но понял, что не знает, что сказать. У него не было выбора, кроме как верить в то, что направляло его. Даже если оно толкало его на безумие или отправляло в смертельное путешествие... разве было у Итана Гейнса что-то еще? Он раскрыл рот, собираясь сказать это, но прежде чем хоть слово сорвалось с его губ, раскаленный огненный объект пронзил небо над Пантер-Ридж. А затем еще один. Потом снова и снова. В небе появлялись десятки объектов, шипящих, как бекон на сковороде. Все небо было усеяно ими, и от их свечения жгло глаза. В облаках сверкнула молния, сопровождаемая громом, как во время обыкновенной грозы, с той лишь разницей, что сейчас молнии были красными и синими, а гром напоминал глубокий гул океанских волн, разбивающихся о зубчатый берег... и он становился все сильнее, громче...
— Господи, — прошептала Оливия, глядя в небо. Итан напрягся всем телом, сердце его бешено заколотилось. Он вздохнул, и это было больно. Мои легкие все-таки болят, подумал Итан. Нужно было сказать об этом доктору, но уже в следующую секунду он решил, что говорить об этом поздно... слишком поздно.
— Слишком поздно, — услышал он себя. Собственный голос показался ему чужим и далеким, словно звучал где-то вдалеке.
— Что? — переспросила Оливия, не сдержав перепуганных истерических интонаций. Он не ответил, и она нетерпеливо повторила, — что ты сказал?
С облаков спускался монстр.
Итану показалось, что это нечто было раза в два крупнее горгонского корабля, который при нем уничтожили ракеты Сайферов, когда он бежал через грязное поле. Этот объект имел такую же треугольную форму и был раскрашен в те же цвета доисторических хищников, как и прошлый корабль — в коричневый, желтый и черный. Но все же он отличался от уничтоженного корабля. Тонкий, как бритва, без дверей или иллюминаторов. Шесть из восьми электрических голубых шаров, окружавших его, были погашены. Десятки сфер атаковали этого гиганта со всех сторон, а гигант пытался открывать ответный огонь из оставшихся орудий, но красные огни лишь с б о льшим рвением набрасывались на своего огромного врага. Повсюду в воздухе витал электрический запах, перемешанный с вонью горелой плоти — словно кто-то пытался жарить на гриле стейк, который уже начал гнить. Надо думать, так пахнет на болоте. Такую вонь источают гремучие змеи или жабы, которые умирают под палящим августовским солнцем...
Пространство прорвал высокий писк, не менее отвратительный, чем скрежет гвоздя по стеклу. Корабль Горгонов опускался с визгом боли на Пантер-Ридж. Оливия поняла это на несколько секунд позже Итана, у нее ушло чуть больше времени на то, чтобы сбросить оцепенение. Мир вокруг для нее замер на мгновение, а затем время ускорилось, врываясь в смазанную реальность. Остальные тоже поняли, что должно было произойти: на всей территории жилого комплекса вспыхнули крики, и Пантер-Ридж превратился в Ад.
Огромная масса горгонского корабля задрожала. Вокруг него теперь кружила сотня (или даже больше) маленьких черных кораблей Сайферов, каждый из которых едва ли был достаточно большим, чтобы вместить пилота человеческих габаритов. Они больше напоминали насекомых с вибрирующими с огромной скоростью крыльями и острой носовой частью. Их покрытие блестело, как мокрая чешуя, и они метались вокруг корабля Горгонов, пытаясь лишить его последних уцелевших орудий. Из-под их крыльев вырывалось по шесть горящих снарядов за один раз. Они двигались быстро и бесшумно, останавливаясь, чтобы оценить ситуацию и снова начать атаку. Иногда кто-то из них попадал под огонь синих электрических установок противника, но они все еще брали числом.
Продолжая «вопить», корабль Горгонов терял высоту. Он накренился влево, и несколько кораблей Сайферов, развив невероятную скорость, проникли в тело монстра. Маленькие убийцы начали выпускать новые снаряды, от сияния которых жгло глаза, и те проделывали еще больше дыр в животе сотканного из плоти корабля Горгонов. Из ран прямо на стервятников, обгладывающих плоть убитых Серых людей, полилась кровь.
Один из дозорных в башне начал стрелять по опускавшемуся кораблю, однако эта атака напоминала метание клочков бумаги в бетонную стену. Мозг Итана лихорадочно пытался собрать в единую картину скорости и траектории, о которых у него не было никаких знаний, однако каким-то образом он понял, что корабль опрокинется на стену, а не на здания. Но, так или иначе, жилой комплекс был обречен. Пока он размышлял, а горгонский корабль продолжал свое смертельное снижение, сквозь стену проникли солдаты Сайферов. Их было несколько десятков — тонких, как скелеты, семи футов ростом. Их черные безликие шлемы повернулись вправо, затем влево. Черное мясистое оружие с двумя цилиндрами, соединенными с их телами с помощью каких-то полу органических вен, держалось наготове. Вероятнее всего, эти солдаты всегда были наготове. Некоторые из них бросились в сторону квартир, другие же вышли вперед, двигаясь чуть медленнее и сохраняя свои видимые очертания.
Снова начали раздаваться выстрелы из пистолетов и винтовок, однако, если пули и находили свою цель, то проку от них не было никакого.
Оливия съежилась и с трудом сдержала крик, когда корабль Горгонов с визгом полетел в землю, едва не задев первое здание жилого комплекса. Когда он продолжил движение по склону холма, пересекая теннисные корты и бассейн, то вскоре натолкнулся на центральный дом, и тот развалился, словно был сделан не из бетона, а из дешевого картона. Итан и Оливия поняли, что больница и квартира Джей Ди были только что полностью разрушены.
Умирающий корабль Горгонов полностью разнес в щепки центральное здание и врезался в третье. Итан знал, что его квартира — как и апартаменты Дейва и Оливии — была уничтожена. В воздух взлетел целый ураган пыли. Корабль Горгонов чуть сбавил в скорости, оставив относительно целыми лишь первое и четвертое здание Пантер-Ридж. Ущерб был непоправимым. Теперь солдаты Сайферов приближались, чтобы удостовериться, что никто из противников не выжил.
Что-то загорелось в раздробленном корпусе инопланетного корабля. Красное пламя вырвалось вверх. Из разрушенных зданий доносились крики, звучали выстрелы. Корабль Горгонов лежал неподвижно, и его жизненная жидкость лилась из многочисленных ран, вокруг которых поднимался пар.
Кто-то открыл металлическую дверь, и люди, которые все еще могли двигаться, помчались прочь, чтобы уйти с поля битвы как можно скорее.
— О... — Итан услышал, как застонала Оливия. Она чуть не задохнулась от рыданий. Ей пришлось ухватить мальчика за плечи и держаться за них так, будто они были единственной опорой в этом обезумевшем мире. — О, нет... о, нет...
— Идемте! — воскликнул Итан и взял ее за руку, увлекая за собой к открытой двери за пределы Пантер-Ридж. Солдаты Сайферов все прибывали, легко проходя сквозь толстую стену и принимая видимую форму. Они не обращали никакого внимания на перепуганных людей, пытавшихся выбраться наружу. Кто-то выстрелил из пистолета в упор, целясь в голову Сайферу, но солдат вновь расплылся в пространстве за секунду до того, как пуля нашла свою цель.
Оливия высвободила руку. Ее лицо было напряжено, выражение его было непроницаемым, как безликая маска. В глазах кипело безумие, а по щекам текли слезы.
— Нет, — произнесла она твердым, низким, напряженным голосом. — Я не... я не пойду.
— Нет, пойдете! — Итан снова схватил ее за руку, на этот раз она вырвалась быстрее.
— Я должна... найти кое-что, — ответила она и решительно зашагала в противоположном направлении от выхода — прямо к горящим разрушенным квартирам. В ее мыслях Винсент все еще жил в апартаментах номер 227, там осталось последнее воспоминание о нем, и лишь оно помогало ей не сойти с ума. Она собиралась забрать его с собой. Забрать шар «Волшебная Восьмерка» — шуточный подарок, который он когда-то сделал ей на пятидесятый день рождения. Подарок, в которым застыли смех и любовь, связанные с Винсентом. Без него — Оливия знала — она не сможет жить. Без этого воспоминания ее сердце будет разбито снова.
— Оливия! — закричал Итан. — Не ходите туда!
Но если она и слышала его, то предпочла не отвечать. Сейчас Оливия Куинтеро напоминала такого же решительно полупризрака, какими были солдаты Сайферов. Она не обращала никакого внимания на опасности, кружившие вокруг нее, и уверенно пробиралась сквозь поднятую в воздух желтую пыль. Она шла дальше и дальше, шаг за шагом, глаза ее опухли от отчаянной печали и ярости, которую она старалась загонять в самые глубокие уголки своей души. Оливия все отталкивала и отталкивала эти чувства, но сильнее всего ее угнетало бессилие. Она знала, что ничего не может противопоставить этим существам, у нее не было сил бороться. Все, что Оливия могла делать, это идти сквозь вонь дыма, мертвой земли и обгоревшей плоти корабля Горгонов. Она была так поглощена своей целью, что даже не заметила Итана Гейнса, идущего рядом с ней в молчаливом гневе. Его голубые глаза блестели, как заточенные лезвия на ярком свете.
Мимо них мчались перепуганные выжившие. Многие из них получили травмы разной степени тяжести — от синяков и ушибов до переломов и кровоточащих ран, — но сейчас люди не обращали внимания на физическую боль, потому что страх и желание выжить влекли их за стену. Несколько человек остановилось в попытке увести Оливию за собой, когда встретились с ее невидящими глазами, однако она не поддалась. Сквозь пыль и дым, она продолжала идти, а Итан держался рядом с ней. Вместе они миновали сбитый корабль Горгонов, усеянный смертельными ранами, внутри которых проглядывалось сырое красное мясо, а в этом мясе были образованы странные гексагональные коридоры, и из их «стен» сочилась какая-то неизвестная блестящая жидкость. Путь вперед был заблокирован обломками. Оливия решила двигаться в обход, и Итан упрямо последовал за ней. Перед ними раскинулся разрушенный балкон, охваченный огнем. Повсюду под ногами хрустело битое стекло. Впереди лежала масса бревен и кухонная раковина из нержавеющей стали. Здесь же находилась раскуроченная лестница, перила которой были перекручены и напоминали кусок расплавленной лакрицы. В дымном мраке призраки солдат Сайферов двигались вокруг, пока пламя прожорливо заглатывало остатки мебели — сломанные стулья, диваны, кресла, журнальные столики и кухонные столы.
— Мы не сможем пройти! — сказал Итан. — Пути нет!
Но путь был. Оливия знала, он должен быть. Винсент ждал ее, и он был в порядке, поэтому должен был найтись выход. Она прошла мимо обломков несущей стены, на которой все еще висела металлическая табличка «Рог Изобилия». Итан смотрел вокруг, но не видел ничего, кроме щебня, дыма, обломков и пыли. Рядом с ними вырисовывалась новая грань огромного мертвого горгонского корабля. Они прошли мимо еще одной дыры, из которой сочилась странная жидкость, уже образовавшая на земле целое инопланетное болото, затопившее остатки человеческой жизни.
Один из солдат Сайферов вдруг остановился напротив Оливии и Итана. Его оружие было готово стрелять в любой момент и сейчас оно смотрело на двух жалких человек, дерзнувших проникнуть в зону боевых действий.
— Пошел прочь, — сказал Итан. Голос его был слаб, и все же в нем было достаточно сил, чтобы его можно было услышать сквозь треск пламени. Солдат не двигался несколько секунд, а затем удалился в руины. Итан знал, что инопланетянин не понял его, но что-то, что находилось под его безликим шлемом, видимо, сочло, что на жалких обитателей этой планеты не стоит даже расходовать энергию.
— Нам нужно вернуться, — обратился Итан к своей спутнице, которая уже начала рыдать в голос и спотыкаться на каждом шагу. Решимость ее рушилась, рассыпаясь по кирпичикам, как здания Пантер-Ридж. Мальчик протянул руку, чтобы помочь ей сохранить равновесие, и ему удалось поддержать ее. — Оливия. Пожалуйста, мы должны вернуться... должны убираться отсюда.
— Еще нет... — ответила она, всхлипнув. — Еще нет... мне нужно... найти... Винсента. Винсент? — позвала она сквозь темную пелену отчаяния. И затем громче: — Винсент!
Последнее обращение прозвучало, когда Итан заметил какое-то движение прямо за Оливией.
Сквозь дым и пыль... сквозь кровавое болото, сквозь спутанный клубок бревен, обломков мебели и кусков бетона продвигался кто-то.
... и это был явно не Винсент.
Сначала он полз... скользил... а затем начал подниматься из обломков. В эту секунду стало ясно, что это не солдат Сайферов. Существо двигалось со змеиной грацией — со странной, пугающей и очаровательной красотой — но при его приближении в сердце рождался холодный ужас. Лицо Итана исказилось, и хотя он не мог подробно разглядеть то, что видел, он увидел достаточно, чтобы понять: это создание было настолько чуждым для человека, что от одного его вида страх сковывал внутренности, замораживал тело и вызывал лишь желание бежать без оглядки. Итан и сам хотел умчаться прочь, но он не мог оставить Оливию наедине с этим ужасом. Она еще не видела... она еще не заметила существо, но увидела страх на лице мальчика, и уже собиралась развернуться, чтобы лицезреть то, что может запросто ослепить ее, выжечь ей глаза...
— Нет! — закричал мальчик.
И его свободная рука потянулась раскрытой ладонью в том направлении, куда поворачивалась Оливия. Он хотел спасти последний оплот ее здравомыслия... хотел, чтобы пилот Горгонов исчез, был стерт с лица земли. В его лихорадочных мыслях стала яркой лишь одна идея: чтобы огонь прошел сквозь его руку и сорвался с нее. Его ладонь впрямь горела болью, как будто ее окатили из ведра с кипящим маслом. Воздух между ним и существом словно исказился. Или ему показалось? Показалось ли Итану, что воздух изменил свою структуру и стал твердым, как таранное орудие? Сверкнул ли он огнем, которым стреляли инопланетяне друг по другу, сравнимым с мощью множества пуль?
Может, так произошло.
Потому что в следующую секунду существо взорвалось и разлетелось на кусочки, а Итана отбросило назад, словно он только что выстрелил из ружья для охоты на слонов. Он догадался выпустить руку Оливии, чтобы не вывихнуть ей плечо. Итана отшвырнуло на обломки, он ощутил, как длинный гвоздь из какой-то доски прошил ему джинсы и воткнулся в заднюю часть правого бедра. Он услышал, как громко вырывается воздух из его легких, и ощущал в мозге горячую пульсацию, от которой, казалось, вот-вот мог взорваться он сам.
Руку Оливии чуть не вырвало из сустава. Так бы и случилось, если б Итан ее не выпустил. Потревоженный сустав пульсировал болью. Когда Оливия развернулась, она заметила лишь, как некое существо разлетается на кусочки, и теперь... его уже не было. Она моргнула, уставившись в темноту, и вышла из оцепенения, понимая, что слезы струятся у нее по щекам, а в уголках рта скапливается слюна.
— Что это? — спросила она, придерживая свое плечо. — Что это было? Что случилось?
Она не посмела сделать еще один шаг вперед, потому что знала: там было что-то страшное. Да, от него остались лишь ошметки, но Оливия знала, что не хочет их видеть.
Итан, скрипнув зубами от боли, выдернул гвоздь из своего бедра, заставил себя подняться и снова упал на колени. В голове его стучало, его тошнило, а во рту стоял горький вкус пепла. Огромным усилием воли он приказал себя встать и сделал это. Оливия уставилась на него с широко раскрытыми глазами. Ноги ее дрожали и могли вот-вот подломиться. Позади нее Итан заметил едва различимые скользящие фигуры. Он попытался заговорить, но голос не послушался. Пришлось приложить больше сил.
— Нужно уходить. Сейчас.
— Уходить, — тупо повторила Оливия. — Да. Нам нужно уходить.
Итан посмотрел на свою ладонь, которая болела и жглась. Он ожидал увидеть на коже множественные волдыри, либо один огромный. Появилась ли на ней пара красных пятен с небольшой припухлостью? Он не мог сказать наверняка. Жжение понемногу уходило из его ладони, предплечья и плеча. Итан устал, у него болела голова. Он не смотрел на то, что взорвал. Он просто хотел взять Оливию за руку и вывести ее отсюда. Итан понял, что на его одежде появились пятна инопланетной крови — крови корабля. От нее пахло мертвой змеей, и от этого запаха его начинало тошнить, но на слабости такого рода не было времени, потому что, скорее всего, запах учуяли и солдаты Сайферов, и они вот-вот придут сюда. Возможно, они решат, что и Итан — один из Горгонов, потому что пахнет как они.
Мальчик схватил Оливию за руку и повел ее тем же путем, которым они пришли. Теперь рядом с ними возникали другие фигуры, но то были не инопланетяне, а окровавленные выжившие, выбравшиеся из-под обломков. Итан никого не узнавал. Он видел мужчину с маленьким сыном на руках, а рядом с ними, шатаясь, шла женщина. На всех них были следы ушибов, одежда была изорвана в клочья. Старик, одетый в заляпанную кровью рубашку, внезапно остановился и просто сел посреди дороги в плетеное кресло, будто ожидал прихода автобуса.
Оливия смотрела прямо перед собой. Она больше не плакала, лицо ее было непроницаемым, как маска из воска.
— С нами все будет хорошо, — сказал ей Итан, но услышал в собственном голосе дрожь, а слова эти прозвучали, как самая глупая в мире шутка. Где Дейв? Что случилось с Джей Ди? А что насчет Роджера Пэлла, Кэти Мэттсон, Гэри Рузы, Джоэля Шустера и еще троих человек, с которыми Итану довелось хотя бы разговаривать? Он сомневался, что после такой катастрофы осталось много выживших, но... он был жив, как и Оливия Куинтеро.
Итан подумал, что если бы Серые люди пришли сейчас, привлеченные шумом и запахом крови, все было бы кончено. Впрочем, а не было ли все кончено уже сейчас? Пантер-Ридж был превращен в руины. Выжившие должны были уйти отсюда, хотели они того или нет.
Уайт Мэншн, подумал Итан.
Убежище или нет — сейчас это место тянуло его к себе сильнее, чем когда-либо. Он должен был туда добраться. Должен был... но как? Кто мог помочь ему в этом путешествии, которое заранее казалось невозможным? И ведь он даже не знал, что найдет там, но все же...
Я взорвал Горгона. Просто взорвал. Силой своей мысли. Потому что я хотел этого.
И он вспомнил, как Джон Дуглас, сидя на стуле в больнице, спросил его: что ты такое? Потому что я не думаю, что ты человек.
— Неправда, — прошептал мальчик, ни к кому не обращаясь. Оливия слышала только отдаленные крики и почти истерические просьбы о помощи, понимая, что она должна бы вернуться за выжившими как лидер крепости. — Я человек, — прошептал он. — Я человек...
Но в то же время он знал...
Ни один человек не может вызвать землетрясения одним лишь желанием. Ни один человек не мог уничтожить ужасающего монстра силой воли.
Итан начал плакать — тихо и неслышно. Он чувствовал себя потерянным, даже ведя Оливию вперед. Он потерялся... когда-то... где-то...
... и он должен был понять, кто или что он такое, или умереть, пытаясь.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. МУРАВЬИНАЯ ФЕРМА
Глава одиннадцатая
Несмотря на то, что они спали в разных кроватях, она знала, что он проснулся. И знала, почему, даже не глядя на часы. Она слышала, как он глубоко и прерывисто выдохнул, и в этом звуке крылось очень многое. Она продолжала лежать с закрытыми глазами, потому что не хотела смотреть на него, не хотела, чтобы он знал, что она тоже не спит. Она ненавидела его. Он был сам по себе.
Мужчина по имени Джефферсон Джерихо направился в ванную и запер дверь, прежде чем включить свет. Его жена Регина осталась на своем месте. Она даже зажмурила глаза немного крепче, вспоминая то апрельское утро двухгодичной давности, когда она решила, что с нее хватит, что нельзя терпеть ни минуты больше. Он тогда сидел в своем синем кресле «Адирондак» на лужайке под большим дубом с кружкой кофе, на которой был изображен Бог — вроде как, единственный и великий правитель мира. Джефферсон пил свой кофе с половинкой ложки сахара. Как всегда, он сидел все в том же месте — в прохладной тени на пастбище в Теннесси. Лошади скакали за забором прямо напротив него. Регина смотрела, как он с удовольствием вытягивает перед собой ноги и усмехается, глядя на солнце, и думала, что больше не выдержит этого ни минуты... ни секунды!
Поэтому она покинула крыльцо их дома, построенного в стиле английского особняка, направилась в кабинет Джефферсона и открыла ящик стола, где он держал свой «Смит-Вессон».38 калибра. Она не раз видела, как он практиковался в стрельбе, поэтому знала, как снять предохранитель и как загрузить барабан. Регина родилась на ферме и проделала долгий путь к тем богатствам, которыми обладала сейчас и которые теперь ее мучили. Но, слава Христу, она умела стрелять и могла спустить курок, если потребуется.
Сегодня Регина поняла, что потребуется.
С заряженным пистолетом в своей желтой шелковой ночной сорочке, кружащейся вокруг нее от дуновения приятного весеннего ветерка, она сошла с крыльца и пошла по дорожке из широких каменных плит, которые тянулись мимо декоративного колодца и беседки. Она смутно помнила, что это был третий день апреля, и у нее еще оставались дела по стирке и уборке, но... к черту все это!
Сегодня был день, когда она собиралась убить пастыря.
Лжеца. Ублюдка. Любителя вешать лапшу на уши людям, выдавая себя за искателя истины. Она ненавидела то, как он усмехался, ненавидела то, как он во всем одерживал победу, ненавидела его удачу, красоту его движений, которая сопровождала даже каждое его рукопожатие, ненавидела то, что он мог совратить даже примерную христианку и превратить ее в последнюю шлюху. А если эта новоиспеченная шлюха была довольно красива и достаточно податлива, он даже мог показать ей «проблеск Рая», но она должна была стать «рисковым игроком», как и он сам. Должна была стать Мечтателем, Искателем... и прочими высокопарными словами, которые он использовал, чтобы люди рядом с ним чувствовали себя более важными, и их было легче контролировать.
Пастырь, подумала Регина и поняла, что, возможно, она все еще была немного пьяна после бурбона, которым злоупотребила вчера вечером. Мой верный муж и любовник, спутник и демон ночи... пришло время стереть эту чертову ухмылку с твоего лица.
Она была разочарована и уничтожена, у нее не осталось сил так жить, точнее, позволить ему прожить еще один день. Возможно, было бы правильнее им уйти вместе? Самым худшим в ее жизни была та шестнадцатилетняя девочка, подсевшая на метамфетамин и покончившая с собой. О, это грустное, залитое слезами письмо на листе, вырванном из школьной тетради, которое Регина нашла, готовя костюм мужа для химчистки! Неужели он хотел, чтобы она его нашла? Он положил письмо во внутренний карман, чтобы Регина наткнулась на это послание и поняла, как мало значила для него. Это была своего рода рекомендация держать рот на замке, а иначе все эти «Рисковые Игроки» обратят ее в дым и пепел. Хотел ли он, чтобы она узнала, что он грабил тех битых жизнью девушек и женщин, которые приходили к нему, прося о помощи? Всех тех девушек из программы по борьбе с наркотиками, матерей-одиночек, девочек, подвергшихся домашнему насилию? Всех тех девушек, девочек и женщин с разбитыми сердцами, которые так жаждали любви?
Регина знала, что девочки, у которых были проблемы с отцами, всегда искали любви. Искали везде, где только могли найти. Они жаждали ее, желали быть заполненными. Она знала, потому что была одной из них. И вот... теперь она получила то, что хотела. Ухмыляясь и расслабляясь в своем любимом кресле «Адирондак» сидел такой-прекрасный-и-удивительный, такой-весь-из-себя-святой и непогрешимый-блядский-отец Джефферсон Джерихо, чьи стены вот-вот собирались рухнуть, потому что его фермерская-девочка-жена выросла — ей было уже за тридцать — и, пережив достаточно насилия, внезапно нашла свою веру.
Эти стены были больны. Они были испорчены и уродливы, пронизаны трещинами и заражены чем-то гнусным и ползущим. Как раковая опухоль, расползающаяся своими метастазами по телу...
Пуля сумеет все очистить. И тогда Регина вернется домой, сядет за стол и напишет записку о том, почему она это сделала. Она расскажет обо всех его грязных делишках — она разузнала о них в детективном агентстве, в которое обратилась за расследованием. И в конце она напишет настоящее имя Джефферсона, так что мир узнает, какие именно прегрешения привели Леона Кушмана в его личный ящик в морге.
Она шла босиком по изумрудной траве, неслышно подбираясь к мужу со спины. Ей открылся вид, которым он любовался: под холмом раскинулся дом семьи Джерихо, пастбище, загон для лошадей и город. Город, который он визуализировал и построил для себя. Этим утром его омывал солнечный свет, и его медного цвета крыши пылали, как небесное золото. Город был назван — вероятно, специально для женщины, которая собиралась выбросить человека из Рая — Новым Эдемом. По стилю постройки он напоминал обычный американский город 50-х... хотя сейчас уже трудно было вспомнить наверняка — теперь этот город остался лишь фантазией, не более. Дом а были выстроены в нескольких разных стилях и выкрашены в спокойные оттенки. Участки были небольшими и недорогими, и на их фоне сильно выделялось здание Церкви «Рисковых Игроков», к которой вели все основные улицы городка. Отсюда, с холма, Регине казалось, что церковь была возведена не из молочно-белого камня, а из воска... впрочем, вне зависимости от материала, эта сраная церковь стоила для нее не больше лужи соплей.
Новый Эдем расположился на холмах и лугах в тридцати шести милях к югу от Нэшвилля, Теннесси. Иногда артист, которому платили большие деньги, чтобы он принял доктрину «Рисковых Игроков», приезжал, чтобы выступить на действительно большой местной сцене. Обыкновенно, это стягивало сюда множество поклонников артиста, то есть, привлекало в церковь новых людей. Иногда настолько много, что в Новом Эдеме даже пришлось завести лист ожидания, быстро разросшийся до размеров небольшой проселочной дороги. Лист ожидания распространялся даже на то, чтобы занять в Новом Эдеме должность водителя автобуса или работника охраны. Похоже, все стремились пройти через золотые ворота.
Сегодня, подумала Регина, откроется вакансия на очень высоком посту.
Она хотела заговорить, собиралась бросить в спину мужу нечто, вроде «Ты — жадный ублюдок!»... или «Я знаю о тебе все, подонок!», или «Я не позволю тебе больше этого делать», но она решила, что пусть за нее говорит пистолет. Как только внизу услышат выстрел, охранники в своих золотых колесницах — Сегвеях — примчатся сюда тут же. Поэтому на прощальное письмо и самоубийство останется не так уж много времени.
Но это неважно. Важно то, что время главного события пришло.
Время, время, время... время ушло.
Она навела револьвер прямо на голову Леона Кушмана, покрытую густыми каштановыми волосами, и ее палец уже начал нажимать на курок. Сердце ее билось очень быстро. Регина задавалась вопросом, не прикрыть ли лицо второй рукой, потому что ей вовсе не хотелось, чтобы его мозги попали на нее. Нет, нет, решила она. Ей нужно держать револьвер обеими руками.
Сделай это, сказала она себе.
Да.
Сейчас.
Но как только Регина Джерихо, урожденная Регина Клэнтон, начала прилагать определенную силу, чтобы нажать на курок, небо взорвалось.
Этот шум не был торжественным голосом Бога, звучавшим во имя спасения Джефферсона Джерихо. Скорее, это был оглушительный взрыв тысячи демонических голосов, вопящих одновременно на грубых незнакомых языках. Этот звук был подобен взрыву Вавилонской башни в аду, переходящему в низкое темное бормотание сумасшедшего в подвале.