Шел пятый день моего больничного заточения. Фильмы, которые принесла мне Полина, я давно посмотрел, делать было совершенно нечего. Да и сама любимая навещала теперь меня не часто – в последнее время у нее были жутко изматывающие репетиции в театре перед новым спектаклем. Конечно, Полина порывалась любой ценой выкроить для меня минутку, но я строго-настрого запретил ей ко мне ездить. В ответ моя девочка чуть не закатила жуткую истерику, но я повел себя с ней очень по-мужски и строго: сказал, что хватит, мол, заниматься мной, как младенцем, пора бы и свои дела начать решать. Теперь Полина постоянно закидывала меня эсэмсэсками, предлагая приехать, но я в своих решениях был непреклонен. Хотя, на самом деле, мне очень хотелось ее видеть, чувствовать рядом, общаться и наслаждаться лаской.
Доедая принесенный мне медсестрой обед, я чувствовал себя как-то паршиво. Но только я хотел откинуть голову на подушку и предаться послеобеденному сну, как в дверь палаты неожиданно постучали. Какое же было мое удивление, когда после моего небрежного «Войдите» на пороге появился Станислав Фальковский с цветами и какими-то пакетами.
- Здорово, старик! – Воскликнул он, будто не веря своим глазам. – Ну как ты? Выздоравливаешь? Расскажи, чего вообще случилось вообще?
- Привет, Стасик. – Кривовато улыбнулся я. – Ну так, кряхчу потихонечку.
Сам про себя я думал об истинных целях его визита. Зачем он ко мне явился? Заботливый друг? Ой ли… Я прекрасно помнил, как мы воевали с ним из-за денег за Софью. А 2004 год, Юрмала – да мы чуть глотки друг другу тогда не порвали из-за судейства! Нет, памятуя всю историю наших взаимоотношений, косяков у нас к каждому скопилось предостаточно. Поэтому, если решил меня все-таки навестить, наверняка у него были веские причины. Я бы даже сказал, очень веские…
|
|
- Я поставлю цветы сюда. – Мой гость, тем временем, суетился с букетами. – Ну рассказывай давай. Все-таки, что случилось? А то вся тусовка сплетнями полнится, прямо не знаешь, кому верить…
- Сплетнями?! – Я на секунду оторвался от собственных размышлений. – И что же говорят? Небось опять перемывают мне кости?! На говно уже извели?!
- Да брось ты, Феликс. – Стас склонился над раковиной, наполняя вазу водой из под крана. – Все на твоей стороне будут. Люди прекрасно тебя понимают. Эти жены – такие неблагодарные и несносные. Порой совершенно не ценят, когда им благо делают…
Мне стало неловко от его уверенного и совершенно спокойного тона. Что он все-таки задумал? Ничего, щас я выведу его на чистую воду…
- Ладно. – Отмахнулся я, показывая на стул. – Ну что, садись, рассказывай. Чего там нового в шоу-бизнесе?
— Да как, — улыбнулся он, — ничего особенного. Концерты, проекты, выступления. Слышал по радио новую певицу Милу «Я от тебя без ума»?
— Да. — Вспомнил я тот пролетарский мотив. — Ммм, вообще неплохо, только мне, кажется, закос под негритянское R'n'B всех утомил. Надо бы что-нибудь новенькое.
— Ладно тебе. — Засмеялся Стас. — Пока папочка сидит на колбасе и мясе и может отваливать по пол-лимона за клипы и ротации, мы будем на коне. Да и народ пока хавает, рейтинги, судя по хит-параду НМК у песни достаточно высоки. Даже в 20-ку Шарманки уже попала. Мы, конечно, три места автоматом проплатили, но и так пиздюшки 15-16 лет неплохо голосуют…Слушай, - тут обратился ко мне он, - я вообще к тебе с хорошей новостью….
|
|
Я мигом насупился и замолчал. «С хорошей новостью» на нашем языке обычно означало «А вот и суть дела».
- Ну? – Суховато спросил я. – Рассказывай.
- Смотри, Феликс. – Начал он. – Твой «Последний артист» – проект невероятно перспективный. Все о нем сейчас только в тусовке и говорят. Полный пиздец, восхищаются тобой, Феликс. Как же ты красиво и ловко все продумал.
- Ну спасибо. – Если он не врал, мне было действительно приятно. Приятно, что эти ублюдки наконец оценили меня по достоинству и отсосали залпом. – В общем-то, правда, и я и сам это знаю… Но неужели, - с сомнением посмотрел я, - ты приехал просто меня похвалить?
- Ну брось, Феликс. – Засмеялся он. – Я же знаю, что ты человек разумный и с тобой не надо играть в дурацкие игры. Говорю тебе сразу по сути дела. Вчера к нам приезжал продюсер с VH1, француз Поль Лагрин, мой старый знакомый. Я с ним счаз Софочке снимаю в Париже видео. Так вот, мы сидели с ним, пили, что-то про твое шоу заговорили, и ты знаешь – он жутко заинтересовался.
- Да ладно? – Переспросил я. – И чего хочет?
- Хочет купить лицензию и начать продвигать похожий проект за рубежом. Более того, их очень привлекает российский рынок. Они готовы вложить в тебя несколько миллионов долларов лично, если ты пойдешь к ним навстречу. Ну и понятное дело, что во всех трансакциях западного «Последнего артиста» ты будешь иметь устойчивый процент… В перспективе он видит возможность запуска английской версии, французской, а также, что самое клевое, - Фальковский с ликующим видом сложил руки на животе, - американской! Нет, ты только представь, что вместо Кристины и Бори на твоем шоу будет петь Рики Мартин и Элтон Джон!
|
|
- Мда… - Только и сумел вымолвить я. Идея мне определенно нравилась. Феликс Сербянников мог потрясти не только отечественный шоу-бизнес, но и всю мировую эстраду. – Но погоди… - резко ответил я, отходя от восторга и начиная врубаться в происходящее. – А чего хочешь ТЫ?
- Всмысле? – Непонимающе посмотрел на меня Стас и тут же осекся.
- Да-да. - Кивнул головой я. – Ну ведь должен быть в этом какой-то твой интерес.
Фальковский несколько секунд смотрел на меня. Я почувствовал в его глазах небывалый наплыв грусти. Он смотрел еще некоторое время, а потом кивнул головой и сказал.
- Да, ты правильно понял меня, Феликс. Но прошу я вполне адекватную цену. Все это будет выгодно, как ты понимаешь, в первую очередь тебе.
- Ну так скажи, чего именно. – Не отставал я.
- Видишь ли.. Хм… - Он придвинулся ко мне ближе. – Я тебя прекрасно понимаю, Феликс. Я тоже человек довольно взрослый, уже утомился раскручивать все это село, весь этот бесперспективный молодняк. Хочется заняться чем-то более интересным, внести свою лепту в шоу-биз. Твой проект «Последний артист» – это же шедевр для нас обоих. Я когда услышал о нем, я сразу понял, чего ты добиваешься. Вот он шанс – взорвать шоу-бизнес, изменить весь этот мир! Мы сможем сделать новый формат, перестроить этих людей, заставить их играть по нашим правилам. Если ты один – это лишь Россия, если мы с тобой – это весь мир!!!
Я молчал, исподлобья глядя на него. Договаривая последние слова, Фальковский весь расчувствовался. Он смотрел на меня проникновенно и трогательно и в какой-то степени я видел в нем себя. Я не мог произнести ни слова, обдумывая его предложение. Конечно, оно казалось мне заманчивым, но…
- Ну что скажешь? – Отвлек меня Стас от моих размышлений. – Ты согласен? У меня есть хорошие инвесторы… Они дадут еще несколько миллионов. У меня выход на Рыбина, на МУЗ-1, на НМК. Это будет все круто, невероятно круто. Я уже все просчитал – настоящий золотой дождь…
В палате воцарилось молчание. Впрочем, думал я совсем недолго.
- Нет, Стас, - сказал я, - извини, нет.
- Феликс?!! – Опешил он, не веря моему ответу. – Я предлагаю тебе поистине фантастический масштаб. Ты откажешься от таких возможностей?!! По-моему, от моего участия в проекте выгадываешь в первую очередь ты, причем очень и очень сильно!
Несколько секунд я пристально всматриваюсь в его глаза. Этот старческий взгляд, эта прочерчивающаяся в капиллярах усталость. Я понимаю его, понимаю, чего он хочет. Однако на этой сцене может быть лишь один бог! И его имя – Феликс Абрамович Серебрянников!!!!
Надо было как-то красиво отмазаться…
- Знаешь, Стас. – Спросил я вдруг. – А как ты относишься к Софье?
- Всмысле?! – Он резко поднял голову. – Какое это имеет отношение к делу? Она моя жена и я очень ее люблю!
- В прямом. – Ответил я. – Именно важно то, что ты ее любишь.
- Ну… - Задумался он. – Она действительно для меня тот человек, ради которого я могу пойти на многое. Я хочу сделать ее самой яркой звездой на эстраде. Она для меня мое любимое детище, в каком-то смысле – ВСЕ…
- Так вот. – Перебил его я. – А скажи, отдал бы ты Софу какому-нибудь бы другому продюсеру.
- Конечно нет. – Его зрачки расширились.. – Стоп!! Погоди!!! Погоди-погоди! – Закричал он. – К чему ты это?!
- А к тому, - продолжал я, - что мой «Последний Артист» в каком-то роде для меня тоже самое, что для тебя – Софа. Я прекрасно понимаю, какие возможности можешь открыть ты, какие – Пол Лангрин, но это мое собственное детище. Я не хочу им ни с кем делиться. Оно создано для меня!
- Да что ты за глупости мелешь? – Вскочил он со стула. – Как можно сравнивать любимую жену, девушку с бездушным проектом, всего лишь с очередной бизнес-идеей?! У тебя же есть эта… - Он на секунду задумался. – Полина…
- Да… Да… Да даже Полина стоит для меня меньше, чем мой «Последний артист»!!!!!! – Во весь голос заорал я.
И тут-то я понял, что сказал глупость. Гнида, Фальковский, это ты меня довел! Немигающими от злобы зрачками я уставился ему в переносицу. Чертов мудак! Ты спровоцировал меня на ненужные откровения! Лицо моего собеседника тоже изменилось, его глаза и губы приобрели холодный оттенок.
- Ты просто ничего не понимаешь. – Со злобой сказал он. – Ты сумасшедший!
- Ага. – Отрезал я, не желая дальше развивать эту дурацкую дискуссию. – И тебе удачи. А теперь извини, - я поерзал на кровати, - я еще плохо себя чувствую. Если ты действительно такой мой «преданный друг», - последние два слова я произнес с особым сарказмом, - не мог бы ты позволить мне слегка отдохнуть? А то мне как-то прямо неловко.
- Да. – Опомнился он и посмотрел на часы, как зомби. – Время уже позднее. Не буду тебя отвлекать. Но учти, - бросил он, когда уже направлялся к двери, - теперь Феликс нам придется конкурировать. Ничего личного, но для меня это лишь бизнес.
- Ага. Счастливо. – Пренебрежительно бросил я. – Козлина! – Добавил я, когда он уже вышел из палаты. – Ты тоже теперь в моем списке!!!
Схватив цветы из вазы, я кинул их прямо в дверь. Красные розы Фальковского распластались на полу, как дешевый половник. Затем, плюхнувшись на подушку и сгорая от ужасного нетерпения поскорее заняться этим чертовым шоу-бизом, я взял телефон и неспешно набрал один номер.
— Алло, Марсель?
— О, Феликс? — раздался на том конце интеллигентный высокий голос. — Как вы? Вы нас так напугали… Как ваше здоровье?
— Не дождетесь, Марсель. — Усмехнулся я. — Помнишь, должок за тобой?
— Как же не помнить, Феликс, квартиру уже отремонтировал, с женой и Сонечкой въехали, ой если бы не вы, мы бы во….
— Хорошо, хорошо! — Перебил я его. — Просьба к тебе есть. У вас там в ротации стоит певица новенькая Мила ее зовут.
— Да, есть такая, в хит парад уже попала, заказывают вовсю…
— Так вот, Марсель. Выкинь ее из ротации, навсегда!
— Вввсмысле, как выкинуть? — Задохнулся от неожиданности собеседник
— Просто. Взять и выкинуть нахуй. Чтобы ни одной песни в эфире больше никогда. В конце концов ты программный директор или кто?
— Но это же практически невозможно!!! — Марсель чуть не плакал от досады.
— Марсель, почему когда ты пришел ко мне в слезах и на коленях просил помочь с квартирой, я не говорил тебе, что это невозможно, что мне нужно подумать, а сразу же помог тебе с этой проблемой?
— Да, эээ, точно, спасибо вам за это.. я понимаю…да…
— Так вот и ты сейчас помоги мне. Я надеюсь с завтрашнего дня песни в ротации не будет. Спасибо тебе заранее…Надеюсь ты умеешь ценить доброту, - я положил трубку.
33.
Через несколько дней меня выписали. Поля приехала за мной, собрала все мои вещи. Мы направились в мою квартиру на Сокольниках.
С ее заботой я быстро выздоравливал. Ох уж эти блинчики — вкусные, сытные, поджаристые. Прямо как те, что готовила мне в детстве мама. Уплетать такие с джемом — одно удовольствие.
— Странно. — Задумчиво произнес я, когда Полина однажды испекла мне целую гору. — Вроде Марина мне тоже готовила, но у нее получалось как-то совсем обычно. Ничего особенного, ничего вкусного, поел и забыл… Интересно, почему?
— Добавь еще варенья. — Посоветовала Полина, суетясь у плиты. — С черничным будет вкуснее…
— Нет, я лучше с брусничным. И все-таки? — облокотился на стол я, пронзительно смотря на нее. — Как ты считаешь?
— Ну.. Может, я просто лучше готовлю? — Игриво улыбнулась Полина, напрашиваясь на комплимент.
— Возможно… — Я скрутил блинчик в трубочку, обмакнул его варенье и отхватил зубами немаленький кусочек. — Ммм… как вкусно. Ну не думаю я, что это все лишь простое самовнушение.
— На самом деле, — помедлив, произнесла девушка, — ты никогда не думал, что жена тебя просто обманывала?
— Всмысле? — Не понял я.
— Ну сама ничего не готовила. Заказывала пищу в ресторане, а перед твоим приходом просто разогревала и ставила на стол. Вспомни, она когда-нибудь при тебе стояла за плитой?
— Хм. Вроде нет.
— Ну вот. Перед твоим приходом звонила в какой-нибудь ресторан, делала заказ, просила доставить еду курьером. А когда ты приходил, преподносила еду так, будто сама ее приготовила..
— Нда уж… — Только и смог произнести я.
— Не отвлекайся и кушай. Сейчас выжму тебе еще яблочного сока…
Жуя блин, я грустно смотрел на плиту. Вся жизнь — обман, все чувства — насмарку. Пятнадцать лет во лжи — это слишком много даже для самой сильной личности. Решение в моей голове созрело почти мгновенно…
***
Черный BMW X5 гулко затормозил у въезда на автостоянку. Охранник, увидев меня в окне, мигом поклонился и поднял шлагбаум. Загнав машину внутрь, я проверил ключи и документы, достал ключ зажигания, открыл дверь и вышел наружу, а затем помог выйти и Полине.
— Идем. — Улыбнувшись, сказал я. — Увидишь, как мы тут работаем.
Я все еще не понимал, зачем я взял ее с собой. Наверное после больницы я стал чересчур суеверен. Но мне не хотелось ни на секунду отпускать от себя мой маленький талисманчик. Пусть сходит со мной в мой офис, посмотрит, чем мы тут занимаемся.
Пока мы поднимались на лифте, я крепко сжимал руку Полина и думал о том, какие дела могли появиться в фирме за мое отсутствие. Первый визит после выписки — сейчас набегут сотрудники и будут трещать: «Феликс Абрамович, можно мне, наконец, взять отпуск?», «Феликс Абрамович, звонила Инга Симлянова, просила ей перезвонить». Нерешительность Вовы в отдельные моменты меня невероятно раздражала. Чуть что, так сразу блеять: «Феликс, Феликс… «, а сам ничего толком предпринять не может.
Наконец, кнопка подъемника щелкнула, мы очутились на нужном этаже. Сидящая на входе секретарша, как только увидела меня, моментом окаменела и едва сумела сказать «здравствуйте». Видно так была шокирована неожиданным визитом.
— Два чая и круасаны. — Сказал я ей, снисходительно посмотрев на ее испуганное лицо, взял Полину крепче и пошел по коридору. Со всех сторон выглядывали взволнованные сотрудники. Я слышал возбужденное шептание: «Феликс Абрамович вернулся… «.
— О, Феликс! — из-за угла деловитой походкой вышел генеральный директор Вова. Когда он заметил меня, и в частности — Полину, его буквально затрясло, он чуть ли не начал креститься. — Наконец-то ты снова с нами! И твоя очаровательная спутница! — Он обратился к Полине. — Прекрасно выглядите. Очень рад вас видеть!
Вова и глазом не повел, притворяясь, будто не узнал ее. Конечно он сразу определил девочку, из-за которой разгорелся такой скандал. Но эту тему он явно боялся со мной заводить — знал же, чем кончится — и правильно…
— Здравствуй, Вова. — Сухо сказал я. — Что у нас нового? Как продвигается «Последний артист»?
— Нового? — Настороженно посмотрел на меня Вова. — Ах, да-да. Ну как же, Феликс, как обычно, работаем. «Последний артист» движется, контракты уже подписаны почти все. Процентов восемьдесят уже проплачены. Осталось только с каналами переговоры провести, и можешь считать, что мы уже в эфире. По срокам тоже все сходится — вчера как раз инвестор приезжал, остался очень доволен. Еще хотел с тобой переговорить, но я сказал, что ты в больнице, тогда он очень сильно запереживал и желал скорейшего выздоровления. Ты получал от него цветы?
— Д, да,получал.— Поморщился я вспомнив отвратительно пахнувший букет белых лилий, который я выкинул через 5 минут.
— Да, еще звонил Хлыстин — хочет, чтобы ты с ним поучаствовал в съемках нового клипа. Еще неделю назад был звонок от Обоянцева — приглашает вас на конференцию участников российского музыкального бизнеса. В общем так. Есть еще кой-какие мелочи и письма, ну я скажу секретарше, чтобы она предоставила полный отчет.
— Отлично. — Сказал я, будучи очень удивленным, что дела шли на удивление гладко. — Скажи тогда Жорику тоже приготовить отчет — хочу видеть все наработки креативщиков. Мы пока пойдем с Полиной в мой кабинет; не отвлекай меня, я буду занят.
— Конечно, Феликс! — Раскланялся Вова. — Я могу идти?
Господи, да конечно иди. Я был так рад, особенно тому, что мне не заниматься всей этой мутью. Пусть Вова общается со всеми этими мудаками. Черт побери, как было хорошо.
Когда я кивнул головой, генеральный директор мигом испарился. Ощущая фибрами души некий витающий в воздухе запах гнильцы, я посмотрел на Полину. По-моему она меня поняла.
— Не знаю. — Сказала она. — Не нравится мне этот человек. Какой-то он слишком льстивый. И еще точно трус.
— Нда. — Задумчиво произнес я. — Это еще один из лучших моих экземпляров…
Пройдя по коридору дальше, мы подошли к дубовой двери моего кабинета. Открыв ее и пропустив Полину, я следом зашел внутрь. Ничего за мое отсутствие ровно не изменилось. Вся та же безжизненная чистота, ожидавшая своего владельца.
Полина же, мигом, не спрашивая моего разрешения, прыгнула в мое кресло, и устроившись на кожаном седалище, сделала противную гримасу, изобразив меня.
— Фи! — Гадко морщила она носик, осматривая глазами стены. — Что это за кабинет? Почему такая безвкусная мебель? Какой-то он слишком мрачный и старомодный для моего великого артиста…
—Полина — улыбнулся я, едва сдерживая смех от поистине талантливой сатиры, — это евро-стандарт…
— Ничего не знаю! — Перебила она меня. — Пустые белые стены и дурацкий потолок! Мне не нравится! Надо повесить картины! Сейчас я вызову секретаршу! — Потянулась она к кнопке, словно то сделал бы я.
— Ха-ха! — Присел на стул я. — Не шали только.
— Не, картины не подходят! — Продолжала гримасничать Полина. — Лучше украсить стены долларами! Я, Феликс Абрамович Серебрянников, хочу много долларов, очень много долларов! Так… — Обратилась она ко мне, словно я только вошел и ждал ее очереди. — А вы, Феликс, что тут делаете? Вы ко мне по какому-то вопросу.
— Эээ.. — гогоча, попытался подыграть ей я. — Да.
— Балда! — передразнила меня Полина. — Опять пришли за гонораром! Вон там — в мусорном бачке! Специально для вас, ваши копейки! Все что найдете — ваши!
Эта игра меня увлекала, и я, сделав покорное лицо, поперся как осел к мусорному бочку, и сделал вид, будто пытаюсь его вытряхнуть.
— Не запачкайте ковер. Его купила мне покойная бабушка на распродаже в Париже. — Полина тем временем рылась в моих бумагах. — Так, давайте посмотрим, что у нас в отчетностях. Деньги-деньги-деньги… Угу, как неинтересно. «Финансовая сводка за октябрь, финансовая сводка за февраль». О, список артистов для шоу — уже что-то поинтереснее. Так-с. — достала она из папки внушительный лист с фамилиями. — Посмотрим.
— Будете добавлять кого-то от себя, босс? — подыграл ей я.
— Посмотрим. — Полина просматривала список фамилий. — Вайтман, Киносян, Малетинов, Кожевников, Златокрылина,, ну, куда же без них, Садиров, «Экстаз», «Бременские музыканты», «Скрипка», «Город музыки», Веларди.… Эээ.. — Неожиданно ее голос стал серьезным, будто ее что-то смутило. — А что это за странные пометки около фамилии каждого артиста?
— Всмысле? — Смех в моем голосе тут же пропал. В голову закралась ужасающая мысль: неужели Полина наткнулась на то, о чем я подумал. — Дай сюда! — Заорал я. — Дай сюда! — Заорал я как не свой. — Быстро!!! Я вскочил со стула и бросился к бумагам.
— Веларди «пришить рубашку к телу намертво», Доброхотов — «засыпать нос стиральным порошком, чтобы он корчился в отвратительных судорогах», Обоянцев— «отрезать руки, ноги, и потом, когда он уже будет на последнем издыхании, убить перед ним жену», Симоянова — «сварить в кипятке заживо при полном наряде и в ее самых дорогих шмотках», — «повесить его на столбе прямо перед его домом, а потом сфоткать и, гогоча, направить эту фотку в газету «Наизнанку»», Фальковский— «Когда он будет больной, принести ему в палату сладкие пончики с ядом, а когда он уже будет задыхаться на твоих глазах, задушить— задушить, задушить, как самую мерзкую на этом свете крысу…».
Читая эти ужасные пометки, Полина начала задыхаться. Она не могла остановиться и лишь судорожно переводила взгляд то на меня, то на листок.
— Отдай мне его!! — Я набросился на нее и стал вырывать у нее листок силой. В голове помутнело, я будто стал животным, я принялся грубо отталкивать ее и отбирать бумажку…
— Феликс!! — Испуганно кричала Полина. — Феликс!!!! Ты что?!!! Что с тобой такое???
— Ничего здесь нет!!! Это заметки… — Кричал я, пытаясь забрать список… — Это просто мои записи… Ааа… Бляяяя…
Меня как будто ударило со всей силы в голову. Из носа хлынула кровь, ко рту подступил комок рвоты. Захват Полининой руки ослаб, я брякнулся назад, на пол, приземлившись прямо на спинку... Все тело колотило, меня били судороги. Полина, которую еще секунд я пытался ударить, бросилась ко мне с криком… Дверь кабинета распахнулась, в комнату вбежала напуганная секретарша, за ней директор...Сделав мне ускоренный массаж спирта и принеся из медицинского шкафчика нашатырь и вату, меня как-то привели в себя…
— Все нормально, Феликс? — Испуганно смотрел на меня Вова. — Давай, давай, садись…
Кое-как я погрузил себя на кресло и поднял глаза. Собравшие смотрели на меня настороженно и пугающе. Особенно Полина — она не сводила с меня глаз.
— Да, нормально, Вова. — Наконец вымолвил я. — Вызывай такси, я поеду домой…
Все время, пока я ждал машину и когда она уже приехала, Полина находилась рядом со мной, насуплено смотрела, не произнеся ни одного слова…
34.
Когда мы приехали домой, мне до сих пор было так плохо, что сразу с порога я плюхнулся в постель. Вокруг все плыло, мозг отключался, все окружающее пространство воспринималась как иллюзия, какая-то матрица, пшик. Через пару минут лежания на кресле я провалился в сон и вырубился, наверное, часов на пять.
Когда я проснулся, в комнате горел свет. На тумбочке стоял готовый обед и свежезаваренный кофе. Потянувшись рукой к напитку, я взял чашку и слегка отхлебнул. Ммм, вкусно. Полина потрясающе готовила.
Но только я хотел поесть, дверь комнаты внезапно отворилась. Это была Поля: она вошла, неся на руках огромный поднос с пирожками. Увидев, что я проснулся, она смерила меня презрительным до отвращения взглядом, поставила кушанья на стол и отвернулась. Я, силясь подняться на подушке выше, смотрел в ее спину самым оправдывающимся и никчемным взглядом, который только мог у меня быть.
— Полина… — Позвал я ее, когда она уже быстрым шагом направилась из комнаты. — Полина!!! — Она не откликалась. — Черт побери!
— Что тебе еще надо? — Показалось ее лицо в дверном проеме.
— Полина, сядь сюда. — Уступчиво сказал я, показывая на кресло. — Надо поговорить.
— Мне не о чем говорить с психами.
— Ну пожалуйста, дорогая. Иди сюда. Нам нужно обязательно поговорить. Я все тебе объясню, ты меня поймешь, обещаю …
Изничтожающе посмотрев на меня, Полина все-таки вошла в комнату и села. Глядя на нее, я потянулся к пачке сигарет на столе. Дрожащие руки еще плохо меня слушались. Когда я чуть не подпалил себе руку, я заметил, что Поля внимательно наблюдает за каждым моим действием. Несмотря на весь холод по отношению ко мне, в ее глазах читалась настоящая боль и невероятная обо мне забота.
— Прости… — Я втянул в легкие дым и положил руку на подлокотник. — Ты все-таки не такая талантливая актриса, чтобы скрыть свои эмоции…
— Всмысле?! — Удивленно посмотрела на меня она. Я заметил, как сжались ее губы, а на шее непроизвольно проступили ямочки.
— Я про то, что ты не можешь скрыть свои эмоции. – Сказал я. - Как бы ты не хотела показать, что я говно, у тебя не получается. Ты слишком любишь меня и ценишь. Да, ты знаешь, мне это очень приятно — ведь я тоже тебя невероятно ценю.
Произнеся это, я посмотрел на Полину трепетными глазами. Она сидела передо мной и молчала. Я видел, как в ней борются две ипостаси, две стороны ее природы. Она хотела быть сильной и независимой со мной, но вместе с этим она ведь так меня полюбила. Вскоре, неспособная совладать со своими чувствами, она опустила веки и горько зарыдала.
— Феликс, господи… — Плакала она. — Какой же ты кретин, какая же ты все-таки сволочь. Ты постоянно чего-то творишь, впутываешь меня в дурацкие истории, и сам не понимаешь, что портишь жизнь не только себе, но и мне. Неужели ты не понимаешь, что давно пора стать проще, пора откинуть все эти бредовые комплексы и мысли, научиться что ли любить? — Она смотрела на меня вызывающе трогательным взглядом. — Что это был за список? Что за ужасные пометки? Объясни мне! Скажи! Расскажи мне все немедленно!
— Просто пометки. — Я попытался соврать. — Ничего особенного.
— ДА?!!! — Сверкнула глазами Полине. — ПРОСТО ПОМЕТКИ?!!! Отрезать Пугачевой руки и отдать их на съедение собакам?!! Да ты просто псих, если такое для тебя – лишь «ничего особенного»!!! Это же пиздец, полный пиздец – как ты у нас любишь выражаться!
— Ну… - Я постарался улыбнулся и свести все к глупости. – В конце концов, у меня есть собственные слабости. Я ж должен как-то расслаблять мозг. Психолог посоветовал мне делать это именно таким способом.
— Психолог?!!! – Непонимающе вскрикнула моя девушка. – Какой еще психолог?!!!
— Ну мой психолог. – Гнул выбранную линию я. – Он рекомендует мне не копить напряжение в себе, а сливать его вот в такие безобидные шалости.
— Я не верю тебе! — Воскликнула Полина. — Да это же полный бред! Ты сам хоть понимаешь, что ты несешь! Признайся мне честно!! Или ты не можешь? Не можешь? Ты полный слабак!
Ее слова били меня прямо в душу. Господи, как мне хотелось заплакать в тот момент, как дитя, прильнуть к ее плечу и во всем сознаться. Но я не мог, не мог это сделать. Я же был сильным, Феликсом — настоящим победителем, который не сдается не перед чем. Стиснув зубы покрепче, я сделал спокойное, непроницаемое лицо и еще раз сказал:
— Все это всего лишь шалости. Забей. Не думай об этом.
— Феликс. — Смотрела на меня Полина. — Раз так, я не желаю об этом больше слышать. Чтобы я больше никогда не видела от тебя такого! Сожги этот список, сожги немедленно.. или выбрось… порви… — Слабеет ее голос.. — Иначе я не знаю, что я сделаю с тобой.. мы точно расстанемся… навсегда… да… расстанемся… — От обилия эмоций ее голова идет кругом и она изнеможенно закрывает лицо руками.
— Конечно, дорогая. Я обещаю. Я клянусь тебе.
Кое-как пристав с кресла, я подобрался к моей милой девочке и обнял ее. Почувствовав на своем теле мои руки, Полина судорожно затрепетала. Я гладил ее и обнимал, целовал губы, лобик, шею. В какой-то момент, когда я чувствовал уже, что вот-вот овладею ей, Полина резко насупилась и оттолкнула меня. Находясь в по-прежнему благостном расположении духа, я поцеловал ее напоследок в губы и попросил принести мне еще пирожков. Когда я остался в комнате один, я долго смотрел в потолок и думал о своей жизни. Господи, как все у меня может получиться красиво…
35.
Я сидел в маленьком кафе «Астрахань» и допивал уже третью чашку кофе, думая о том, что Палыч, как и все мои знакомые бандиты, никогда не отличались пунктуальностью. А еще и вкусом — такое ужасное место, как «Астрахань», а также такой ужасный кофе надо было еще в Москве поискать... Ощущение было такое, будто в чашку насыпали дешевого растворителя, разбавив водой из под крана.
Не успел я осмыслить то, что могли добавить вместо сливок, в зал ресторана грузной походкой вошел Палыч. Двухметровый браток неловко потоптался на месте, затем увидел меня, кривовато улыбнулся и подсел.
— Здравствуй, Феликс. — Взглянул он на меня своим вечным, бесстрастным спокойным взглядом. — Как ты? Выздоровел?
— Нормально, Палыч. — Сказал я. — Слышал историю-то?
— Какую?
— Как я в больницу попал.
— Ну ты мне тогда что-то рассказывал… А что случилось-то?
— Жена избила. — Едва сумел вымолвить я.
— Да ладно??! — Не поверил Палыч. — Полный пиздец!!! Как это так!
— Как-как… Посрались мы с этой сукой основательно, а у меня приступ случился… — Я осекся, совсем не желая рассказывать Палычу про болезнь. — Ну вот, я упал, и эта мразь стала добивать меня ногами. Ни скорую не вызвала, ни охрану не позвала, стала пиздить меня по голове. Тридцать лет прожили, а тут, пиздец. Такое…
— Мда… — Протянул Палыч, и даже в его суровом голосе послышались нотки содрогания. — Действительно жестко.
— Ну вот. — Помедлив, сказал я. — Вопрос надо как-то решать.
— И что же ты хочешь?
— Ммм… — Я смотрел ему прямо в глаза. — Для этого-то ты и здесь…
Взгляд собеседника упирался мне прямо в переносицу, такой холодный, серьезный, бесстрастный. Палыч мог решить любое дело — он был одним из тех, кто вышел в суровые девяностые и так не расстался со своей главной профессией. Кое-что по этой линии я и хотел ему предложить.
— Надо ее наказать. — Я нервно отпил коньяк. — Может брата ее на время похитить, она его очень любит… Или еще что-нибудь в таком духе.
— Погоди. — Сказал Палыч. — А ты собираешься подавать на развод?
— Конечно. — Ответил я. — Но сначала, сам понимаешь, надо этой суке отомстить.
— Слушай, Феликс. — Неожиданно сменил тон Палыч. — Как у тебя со знанием законов? — И поймав мой ошарашенный взгляд, засмеялся. — Нет-нет, со знанием законов сферы семьи и брака.
— Ну так… — Заморгал я. — Кое-что есть.
— А теперь слушай. — Сказал Палыч. — Сколько у тебя денег?
— Всмысле?! — Посмотрел на него я. — Думаю, тебе хватит.
— Да не, я не про это… Я про то, сколько у тебя в глобальном смысле.
— Ну есть сбережения…. — Осторожничал я.
— А конкретнее?
— Ну как…. — Начал вспоминать я. — Лимона три в акциях, еще два — лейблы, три — моя доля в компании… Дом, машина, кэш в банке… Хм, ну лимонов десять-двенадцать будет… Погоди? — Воскликнул я. — К чему это?
Над столиком нависло несколько секунд тишины. Палыч достал сигарету, прикурил ее и глубоко затянулся.
— Так вот. — Сказал он. — Готовься, что половина этих денег в случае развода уйдет к жене.
— Блять… — Я смотрел ему в глаза. — Да ладно?
— Даже не пятьдесят процентов, а семьдесят-семьдесят пять, еще на ребенка полагается. Ты, что, законов не знаешь? Вы же вместе работали, наживали имущество, а если будете разводиться, придется делить. Вспомни сколько Гафт при разводе отдал, голым остался из-за своей щалавы.
— Ебаный в рот…точно… — Я прямо осел над чашкой кофе. — Так она же ни копейки в дом не принесла. Ни работала никогда… Она же нищая была…
— Это ты суду объяснишь. — Усмехнулся Палыч.
— Нда…
Я даже не подозревал, что дело может принять такой оборот. Отдать этой мрази имущество? Отдать ей деньги? Отдать ей то, что я зарабатывал потом и кровью? Я спал по четыре часа в день, чтобы приумножить свое состояние хотя бы на доллар, а эта сука валялась у дивана и жирела, смотря телик, а теперь еще и хочет забрать… Нет, нет.. этого точно не будет!
— И что же ты предлагаешь? — спросил я, глядя в глаза Палыча, в которых играли дьявольские огни. — Что?
— Эх, Феликс. — Зловеще оскалился он. — Это уж ты сам решай.
— Неужели… — Задумался я. — Неужели валить ее?
— Говорю же — решай. — Улыбнулся он еще шире.
— Знаешь… — Сказал я. Время встречи подходило уже к концу. — Я подумаю…
— Ага. — Кивнул Палыч. — Особо только не затягивай. Сам понимаешь, почему…Вдруг она уже первая подала документы на развод…
Я суховато пожал ему руку, вышел из кафе, и в полном ауте сел в машину и поехал домой.
36.
Следующие дни и ночи я придумывал план казни Марины. Убрать, да, убрать — такое сладкое слово. Палыч в точности озвучил мою идею последних дней. Мне всегда хотелось избавить свою жизнь от этой суки, а теперь, когда иного выхода нет, особенно.
Я долго ворочался в кровати, выдумывая в голове наиболее изощренные способы убийства. Интересно, какой вариант взять? Просто вальнуть толстуху и сбросить холодный труп в Москву-реку? Нет, слишком просто, к тому же я не увижу ее мучений. Она должна была ответить мне за причиненное уничтожение. Отпилить ноги ножовкой и долго пытать? Фи, совершенно неэстетично. Закопать на окраине Москвы и залить могилу цементом, оставив лишь дыхательную трубку? Слишком в стиле плоских криминальных боевиков, да еще и рискованно.
Я прорабатывал самые парадоксальные варианты. Я смаковал кислоту, жидкий азот и денатураты, переваривая всю эту адскую смесь в моей голове. Я представлял, как Марину заливают при мне кислотой; она мечется и бегает, содрогаясь в агонии предсмертных судорог, а я смотрю и молчу, а циничный Палыч советует ей взять на следующий раз побольше косметики. Или другой вариант — при мне из нее начинают выкачивать жир. Живьем. А что, симпатичная фантазия.
Скальпели, надрезы, пытки… Как-то все было слишком непрактично. Я был уверен, что за любой такой сценарий Палыч и его ребята потребуют кругленькую сумму. Им все равно что делать, лишь бы человек хорошо платил. Впрочем, а разве деньги — ни для того ли они созданы, чтобы человек мог позволить себе маленькие удовольствия? Деньги мои, я их хозяин. Вообразите себе, что все вокруг ополчились, предали вас. И теперь ты, смакуя, убиваешь за всех агнца, принося в жертву одного человека, смерть которого словно искупает грехи других.
Сколько мне еще приходило в голову разных вариантов. На самом деле, я не был сторонником жестокого убийства. Мне не хотелось причинять ей боль, наоборот, я даже боялся картины уродства. Я хотел, чтобы она выла от унижения, злобы, чтобы весь процесс казни верила, что может спастись, но потом я все равно бы ее прихлопнул. Я хотел видеть ее искренние, неподдельные, обреченные эмоции: страх, ужас, гнев, отчаяние, ненависть и мольбу. Я хотел, чтобы она боролась, боролась до последнего — при мне — а потом, потом для нее все было бы кончено…
В редкие минуты я вдруг задумывался о том, что я прожил с ней 15 лет, что я когда то любил ее, что она мать моего ребенка. Но как только я вспоминал тупые удары ногами по голове и животу, как только видел картину меня, без сознания, которого целенаправленно добивает грузная, неопрятная тварь, я сразу же закипал и с новыми силами придумывал план моей мести.