Проблеме восприятия священнослужителей Русской Православной Церкви практически не уделяется внимания в социологической литературе. Большинство рассмотренных нами исследований, которые, как правило, используют опросные методики, сконцентрированы на вопросах отношения православных к Русской Православной Церкви как социальному институту, функционирующему в современном российском обществе. В частности эти исследования направлены на выявление мнения православных относительно вопросов взаимодействия Русской Православной Церкви с государством, институтами образования, социальной функции церкви в обществе. Однако, оставаясь на абстрактном уровне исследования отношения к церкви как социальному институту, социологи не конкретизируют свое внимание на структуре восприятия православными церкви и священнослужителей, формирующейся на основании опыта взаимодействия со священнослужителями, различных источников информации, воспитания в семье и т.д. Исключение составляют статьи И.Г. Каргиной, И. Забаева и К. Белоусова и Н. Зелянской, которые мы рассмотрим подробнее.
Статья И.Г. Каргиной[19] посвящена проблеме преобладания среди верующих людей, не участвующих в активной религиозной деятельности (посещение церкви, соблюдение обрядов, чтение религиозной литературы и т.д.). Интерес этой статьи заключается в том, что автор, обращаясь к проблеме невоцерковленных верующих и используя обычно применяемые в рамках данной проблематики методы опроса, стремится выявить и проанализировать опыт взаимодействия респондентов с прихожанами и священнослужителями как фактор, объясняющий причины их исключения из активной религиозной жизни. Отметим, что анализ опыта взаимодействия респондентов со священнослужителями и церковными общинами обычно ускользает из поля зрения исследований, использующих методы опроса.
|
|
Отталкиваясь от материалов эмпирического исследования, проведенного в 2000 году[20], И.Г. Каргина попыталась выявить факторы, лежащие в основе мотивации неучастия в активной религиозной жизни той части христианских верующих, которые не являются прихожанами какой-либо конкретной церковной общины, или церкви[21]. Для выполнения этой задачи респонденты были разделены на две группы: первая — верующие, которые никогда не были прихожанами церкви и никогда не посещали церковь регулярно. Вторая группа состояла из верующих, которые были прихожанами какой-либо христианской церкви некоторое время, но к моменту опроса перестали посещать церковь регулярно. Респондентам были заданы открытые вопросы[22], направленные на выявление причин их неучастия в церковной жизни. Для того чтобы понять, насколько обоснованными окажутся суждения верующих, с целью всестороннего (по возможности) изучения проблемы, дополнительно были опрошены священнослужители и неверующие. По первой подгруппе верующих было опрошено 430 респондентов, по второй - 460; из числа церковных служителей - 64 священника; группа неверующих респондентов составила - 230 человек. Всего в рамках данного исследования было опрошено 1184 человека.
Среди причин неучастия в церковной жизни, приведенных первой группой респондентов, были следующие: 1) отсутствие времени и убежденность в том, что можно оставаться верующим и без активного участия в жизни церкви; 2) отсутствие времени; 3) отсутствие доверия к церкви как организации. Последняя причина часто была обусловлена непосредственным опытом столкновения респондентов с церковными общинами и священнослужителями. Респондентам был также задан вопрос о том, что нужно изменить в современной церковной организации, чтобы они вновь стали посещать храмы. 43,7% ответили, что ни при каких условиях не будут посещать храм. Остальные 56,3% высказали следующие пожелания: "церковь должна быть более открытой, с меньшей легкостью осуждающей недостатки других"; "церковь не должна ограничивать свободу мышления, но помогать человеку познать себя, найти себя, а не заваливать сознание человека еще большими заблуждениями и хаосом"; "должна присутствовать искренность внутри церкви, правдивость"; «чтобы не было фанатизма и принуждения, чтобы церковь "не ломала" прихожан»; "церковь не должна вызывать у меня подозрений и отличаться от того, что сказано в Библии"; "чтобы батюшка был человеком, заслуживающим доверия, честным, искренним, интересующимся людьми и их потребностями"; "она должна быть милосердной, понимающей". 13 человек (5,4% давших ответ на вопрос) высказали мнение "дело во мне", 12 человек (4,9%) - "церковь должна иметь хорошее здание"; 7 (2,9%) человек - "церковь никогда не изменится, никакого желания постоянно посещать ее нет, только изредка"[23]. Вторая группа респондентов, основное отличие которой от первой группы заключалось в опыте длительного взаимодействия с церковной общиной (от 6 месяцев до 10 лет), назвала идентичные причины ухода из активной церковной жизни.
|
|
|
|
На основании полученных эмпирических данных автор делает вывод о том, что «по мнению большинства опрошенных верующих, ушедших из церкви и не являющихся членами какой-либо церкви, особенности внутрицерковной организации, характер межличностных и межконфессиональных отношений, сложившиеся в современных церквах, в целом, не являются привлекательными. Причем выделенные признаки оказывают существенное влияние на мотивацию верующих и выступают в качестве основной причины нежелания верующих регулярно посещать какую-либо церковь, принимать участие в ее жизни в качестве постоянных членов общины»[24].
Если статья И.Г. Каргиной демонстрирует значимость непосредственного социального опыта взаимодействия с церковной общиной в формировании отношения к священнослужителям, а также мотивации к вхождению в активную религиозную жизнь, то исследование И. Забаева[25] показывает, каким образом священнослужители и церковная община влияют на мировоззренческие установки и нравственные идеалы верующих. Взяв за основу анализ протестантской этики М. Вебера, И. Забаев стремится в своей работе проследить, каким образом православное мировоззрение влияет на хозяйственные практики верующих. В качестве эмпирического материала автор использует анализ православной литературы, посвященной вопросам поведения мирян и священнослужителей, а также неформальные интервью и записи полевых наблюдений за жизнью в монастырских общинах. Интересно отметить, что исследование И. Забаева — один из немногочисленных примеров анализа взаимодействия православных верующих со священнослужителями в рамках церковной общины, использующего качественные методы. Социологические работы, посвященные социальной организации внутри общин и взаимодействию духовных лидеров с прихожанами[26], в основном анализируют различные протестантские церкви и НРД[27]. Подобное положение дел, на наш взгляд, является существенным упущением, так как качественный анализ позволяет прояснить организационную структуру локальных церковных общин и способы их воздействия на нравственные и мировоззренческие установки. Примером эффективности исследования подобного рода как раз является, как мы попытаемся продемонстрировать дальше, работа И. Забаева.
Основным объектом его исследования выступили монашескопослушнически-труднические общины монастырей Русской Православной Церкви. Свой выбор объекта исследования автор обосновал стремлением «проанализировать православные общины, которые связаны с хозяйством и управляются “точно православными”. Наиболее распространенной формой подобной общины является община монастыря»[28]. Кроме того, в отличие от других религиозных конфессий, Русская Православная Церковь управляется монахами, занимающими ключевые позиции в организационной структуре, что обуславливает преобладание монашеского мировоззрения в поведенческих и нравственных установках православия: «монастырь в православии является не только нравственным ядром, а монахи – не только идеалом нравственности… Монахам в русском православии – в отличие, например, от католичества, принадлежит еще и управление церковью: епископом может быть только монах – в отличие, например, от католичества»[29]. Автором были обследованы сообщества 8 монастырей, а также проведено 41 неформализованное интервью.
Одним из ключевых вопросов исследования И. Забаева являлось реальное использование православной этики в вопросах хозяйствования. Поэтому автор начинает свой анализ с наблюдения монастырской жизни и способов разрешения хозяйственных вопросов членами монастырского сообщества. В ходе исследования И. Забаев выяснил, что вопросы хозяйствования решаются священнослужителями, занимающими высокие позиции в монастырской общине и обладающими опытом и непререкаемым авторитетом. Кроме того практики хозяйствования вписаны в религиозный образ жизни и связаны тесным образом с представлением о религиозной функции труда. Верующий, чтобы достигнуть спасения, должен заполнять свое свободное время трудом. Труд позволяет, во-первых, верующему дисциплинировать себя. Во-вторых — избавляет его от греховных мыслей. Таким образом, труд оказывается основным способом (наряду с молитвами и отправлением религиозных обрядов) организации жизни в монастырских общинах.
В этом смысле хозяйственные практики подчинены не столько критериям экономической эффективности или максимизации прибыли, сколько религиозным представлениям о труде. Хозяйственные практики могут быть убыточными или бесполезными с экономической точки зрения, но при этом иметь ценность с точки зрения религиозной самодисциплины. Автор также выяснил, что основная задача труда как средства самодисциплины заключается в формировании у верующего смирения. Благодаря этому верующий на практике усваивает представление о том, что «все находится в руках Божьих».
Ключевой категорией, при помощи которой православные верующие описывают свои хозяйственные практики, является категория послушания. Послушание включает в себя как виды работ, которые священнослужитель распределяет среди членов монастырской общины, так и внутреннее состояние духа верующего, усмиряющего свою волю и полагающегося в вопросах веры и поведения на советы более опытного и авторитетного наставника. Таким образом, хозяйственные вопросы жестко регулируются внутрицерковной организацией, где вышестоящие священнослужители обладают непререкаемым авторитетом.
Выявив основные категории, при помощи которых членами монастырских общин описываются хозяйственные практики, И. Забаев на следующем этапе своего исследования обратился к анализу православной литературы с целью выяснить, существуют ли авторитетные предписания, определяющие хозяйственную этику православных или же мировоззренческие и нравственные установки членов монастырских общин носят локальный характер и не соотносятся с мирянами. Исследователь выяснил, что категория послушания также применяется в православной литературе, рассчитанной не только на узкий круг «религиозных» специалистов, но и на широкий круг мирян. Более того, отталкиваясь от проведенных пилотажных исследований, автор также указывает, что модель подчинения верующего своему духовнику, в том числе в вопросах нравственной этики хозяйствования, сохраняется и в рамках взаимоотношений прихожан и священнослужителей в поместных церквях. Однако в рамках этих отношений ключевое значение приобретает не столько категория послушания, сколько категория благословления. Несмотря на то, что мирянин в большей степени зависит от внешнего мира, чем представитель монастырской общины, поведение и мировоззренческие установки мирян во многом определяются их религиозной связью со священнослужителем. Как отмечает автор, священнослужитель санкционирует любое действие мирянина: отсутствие благословления фактически ведет к приостановке действия. Тем самым связь между священнослужителем и членом монастырской общины воспроизводится в рамках церковной общины через связь мирянина и духовного наставника. Иерархическая модель внутрицерковной организации и комплекс религиозных и нравственных представлений, связанных с этой моделью (усмирение воли, признание роли Бога в жизни верующего, религиозная функция труда), сохраняется. Силу авторитета духовного наставника И. Забаев приводит на ряде конкретных примеров: так в одном из интервью прихожанин церкви рассказывает о том, что он по наставлению священника сменил успешную и приносящую солидный доход работу. Аргументы со стороны священника имели нравственный характер: успех в работе приводит к гордыне. Тот факт, что прихожанин вопреки логике «мирского здравого смысла» пошел на серьезные перемены в своей жизни, свидетельствует о большом влиянии религиозного мировоззрения на формирование повседневных установок верующих.
Исследование И. Забаева демонстрирует, каким образом религиозные представления транслируются через социальную организацию церковных и монастырских общин, через взаимодействие со священнослужителями. Анализ социальной организации общины и повседневных религиозных практик позволяет увидеть, каким образом нравственные и религиозные идеалы становятся частью повседневной жизни верующего и в конечном итоге определяют его поведенческие установки, управляющие его действиями и в мирской жизни. С одной стороны, религиозные практики реорганизуют мировоззрение индивида и делают религиозные и нравственные установки «реальными» критериями поведения в повседневной жизни. С другой стороны, социальные связи внутри церковной и монастырской общины регулируют религиозные практики и подкрепляют их на коллективном уровне. Тем самым религиозные практики и социальные связи подкрепляют друга друга, образуя единый мировоззренческий комплекс, который распространяется на весь окружающий индивида социальный мир. Исследование И. Забаева можно рассматривать как один из образцов методологии качественного исследования механизмов трансляции религиозных идеалов в рамках церковной общины, которое может дополнить и усовершенствовать опросные исследовательские стратегии.
Следует отметить еще одно исследование, посвященную восприятию священнослужителей Русской Православной Церкви — дискурсивный анализ образа священнослужителя в сети Internet, проведенный исследовательским центром E-generator.ru[30]. В качестве материала для анализа были использованы суждения пользователей Internet, оставлявших свои сообщения на крупных информационных порталах и новостных сайтах, а также сайтах, посвященных религиозной тематике. Используя метод дискурс-анализа[31], авторы статьи попытались тематически сгруппировать высказывания, используемые респондентами для описания священнослужителей.
Были выделены следующие темы, исходя из которых исследователи дифференцировали суждения респондентов:
1) внешний облик священнослужителей;
2) образы отдельных священнослужителей (в эту категорию попали священники, активно появляющиеся в медиа-пространстве);
3) церковь и власть;
4) коммерческая деятельность Русской Православной Церкви;
5) «грехи Русской Православной Церкви».
Как отмечают авторы статьи, большинство суждений, касавшихся деятельности Русской Православной Церкви и ее представителей, носило негативный характер. Внешний облик священнослужителей описывался с использованием образов «сальной бороды», «большого живота», «предметов роскоши» (дорогие машины). При этом образам архиереев противопоставлялись образы «простых священнослужителей»: рядовые священники описывались в категориях святости и аскетизма. В остальные тематические разделы вошли высказывания, осуждающие различные аспекты деятельности Русской Православной Церкви (например, коммерция) и описывающие «темное прошлое» священнослужителей (например, связи с криминальными структурами). В качестве основных характеристик описания образа священнослужителя посетители новостных и информационных порталов использовали такие категории, как «алчность», «жадность», «властолюбие», «жестокость».
Стоит отметить серьезные методологические промахи данного исследования, не позволяющие говорить о том, что результаты данного исследования можно воспринимать всерьез: собрав суждения пользователей Internet, авторы статьи рассматривают их как эмпирические данные, на основании которых можно делать выводы восприятии Русской Православной Церкви и священнослужителей в общественном сознании. Однако подобное обобщение неправомерно.
Ø Во-первых, исследователи не учитывают, что их выборка ограничена активными пользователями сети Internet, в то время как авторы распространяют свои обобщения на общественное сознание в целом.
Ø Во-вторых, они не учитывают того обстоятельства, что респонденты уже имеют определенное сформировавшиеся отношение к Русской Православной Церкви (поскольку они сделали усилие и оставили комментарий). Следовательно, исходя из эмпирических данных, собранных в этом исследовании, нельзя сделать выводов о том, что все пользователи Internet воспринимают Русскую Православную Церковь таким образом (как быть с теми пользователями, кто посещал сайты, но не оставил комментариев, как быть с православным сегментов Рунета, который растет день ото дня, где православные общаются друг с другом и который, судя по результата исследования, не был включен в генеральную совокупность).
Ø В-третьих, исследователи брали суждения с тематических сайтов, вокруг которых формируется сообщество пользователей, обладающих определенными социальными и политическими предпочтениями, что также сильно смещает выборку. Таким образом, обобщения, которые делают авторы, оказываются более чем необоснованными.
Заключение
В отличие от публикаций, посвященных проблеме категоризации и статистическому подсчету верующих, социологические исследования, анализирующие восприятие священнослужителей практически не представлены в рассмотренной нами социологической литературе. Кроме того, интересно отметить, что анализ локальных взаимодействий между священнослужителями и прихожанами также не представлен в социологических работах, посвященных Русской Православной Церкви. В то время, как отношение верующих к Русской Православной Церкви исследуется преимущественно в контексте актуальной политической и социальной проблематики (взаимоотношение Русской Православной Церкви и государства, взаимоотношение Русской Православной Церкви и светского образования, место Русской Православной Церкви в обществе и т.д.), социологические работы, посвященные социальной организации внутри общин и взаимодействию духовных лидеров с прихожанами, анализируют в основном различные протестантские церкви и НРД. Исключение составляют описанные нами выше исследования И. Забаева и И.Г. Каргиной.
Образовавшаяся лакуна приводит к парадоксальной ситуации: с одной стороны, православные верующие в социологической литературе рассматриваются как реальная социальная группа, формирующая собственный комплекс религиозных, социальных и нравственных установок. С другой стороны, исследователи практически не принимали попыток исследовать социальную структуру этой группы и выявить факторы, которые позволяют рассматривать верующих как отдельную социальную категорию. Однако, как показывает материал опросных исследований, эта социальная группа неоднородна: существуют различные типы формирования религиозной самоидентификации, варьирующиеся от абстрактного уровня религиозной принадлежности («я верующий, потому что верю в высшие силы» или «я православный, потому что я русский») до практического уровня участия в церковной жизни и отправлении религиозных обрядов. При этом варьируется и степень воздействия религиозного мировоззрения на социальные и нравственные установки верующих: отождествление себя как православного исходя из этнического или общекультурного критерия (я православный, потому что я русский), еще не означает, что респондент руководствуется в своих действиях нравственными установками православной морали. Его действия могут определять совершенно другие факторы: школьное образование, семейное воспитание, профессиональный опыт и т.д.
Отсюда собственно проистекает неопределенность опросных исследований в интерпретации структуры восприятия Русской Православной Церкви. Отношение к Русской Православной Церкви как социальному институту и священнослужителям как его представителям может формироваться из вторичных источников информации (СМИ, ближайшее окружение). Или может проистекать из личного опыта взаимодействия с локальными церковными общинами, который переносится индивидами на обобщенное восприятие Русской Православной Церкви в целом. Негативное или позитивное восприятие Русской Православной Церкви может проистекать из обоих источников формирования установок в отношении институтов церкви.
На фоне вышеизложенной ситуации особенно удивительным представляется тот факт, что из поля зрения социологической аналитики ускользает влияние общины как социальной организации и социальных сетей верующих на формирование предпочтений и самоидентификации индивидов, вовлеченных или стремящихся приобщиться к церковной жизни. Тем самым социологи не дают ответа на вопрос о том, каким образом религиозная вовлеченность, осуществляемая на локальном уровне, определяет восприятие институтов церкви и на более общем уровне определяет формирование социальных и нравственных установок. Однако исследования И. Забаева и И.Г. Каргиной демонстрируют значимость практического участия в жизни церковной общины в организации опыта индивида и его восприятия реальности. Церковная или монастырская община являются привилегированным объектом исследования, позволяющем выявить механизмы влияния религиозного мировоззрения на формирование социальных и нравственных установок, а также описать православных верующих как реальную социальную группу, руководствующуюся в своем повседневном поведении религиозными и нравственными установками.