После того как Юнг сформулировал теорию индивидуации, большая работа была проделана в Англии (под влиянием Фордхама, Редферна и др.) над неизбежными вопросами, поднимаемыми этой концепцией. Центр этой дискуссии вращался вокруг времени индивидуации, ее фаз, включенных в нее действительных конкретных психологических процессов. Прежде чем дать описание более свежих работ, было бы желательно перечислить некоторые дискретные элементы наблюдений и теории, использованные Юнгом при формулировании этой концепции.
(1) Существует взаимодействие и взаимосвязь между индивидуальным и коллективным.
(2) Психологические качества и потенциалы, обычно общие с другими людьми, тем не менее, могут стать личными уникальным для индивидуума способом.
(3) Можно наблюдать два состояния бытия в самости: множественность индивидуальных элементов и драйвов (влечений), видимые как хаос, и объединяющие, формирующие паттерны процессы, проявляющиеся в образах типа мандалы, цветка лотоса и т.п.
(4) Процесс индивидуации (по Юнгу) следует наблюдать как часть развития от первой половины жизни ко второй. В первой половине жизни задача индивидуума состоит в том, чтобы научиться адаптироваться к образовательным дисциплинам, социальным требованиям, к требованиям работы и профессии, к истеблишменту семьи и жизни в обществе. Вторая часть жизни требует интеграции всех элементов личности, упущенных в этих односторонних усилиях по адаптации. Включение в отношения с тенью, анимой, анимусом в интегративном процессе самости может вести к индивидуации и определенной мудрости и чувству смысла жизни, по мере того как индивидуум становится старше. Кстати, в соответствии с этим взглядом, самость видится в первой половине жизни как ложно адаптированная к внешнему влиянию, тогда как во второй половине реализация ее "истины" в индивидуации никогда окончательно не достигается.
(5) Существуют ссылки на обозначение Юнгом процесса реализации самости в индивидуации. Также существуют его труды о культурном развитии, написанные в последние годы жизни, в которых он исследовал процессы в европейском сознании, связанные с прогрессивной интеграцией ранее не реализованных хтонических и соматических элементов, которыми занималась, например, алхимия (Юнг, 1951; см. также Ламберт, 1977). Кстати, это совпадало с интересом Винникотта к "удовлетворительной персонализации" (1945): он, оказывается, интересовался "инкарнацией", примером чему служат последние параграфы "Ответов на работу". Слова типа "инкарнация" и "реализация" предполагают, что в течение индивидуальной жизни самость и ее составляющие могут подвергаться значительному изменению в процессе обучения из опыта и столкновения с реальной жизнью в терминах плоти и крови и пространства и времени, что приводит к условиям, совершенно отличным от первоначальных.
Не может быть сомнений в стимуле, приданном идеями Юнга, на этих пяти фронтах. Несомненно, на них откликнулись Фордхам и другие, обосновывая юнгианскую теорию раннего развития, которая в некоторых отношениях изменяла подход Юнга и расширяла его в других направлениях. Первое важное дополнение было сделано в отношении времени начала процесса индивидуации. Фордхам убедительно показал, что последние работы по развитию ребенка предполагают, что уже в два года младенец может приобретать навыки и психологические способности, в результате которых он в принципе соответствует фундаментальному критерию для индивидуации (Фордхам, 1968). Этот взгляд основывается на наблюдении за таким типом детского развития, которое можно оценивать как спонтанное и естественное внутри достаточно благоприятного окружения. Конечно, это не означает, что обсуждаемая индивидуация соответствует стадии развития, достигаемой младенцем. Далее, отсюда следует, что существует много других стадий в жизни человека, где может быть достигнут подходящий уровень индивидуации: раннее детство, латентный период, пуберантный период, различные стадии юношества, молодость, начало работы, брак, родительство и т.п. Главная разница заключается в диапазоне, сложности и интенсивности каждого уровня достигаемой индивидуации. Сравнительный статус каждого уровня не обсуждается.
На этой стадии обсуждения к вопросу о временных аспектах процесса индивидуации можно отнестись как к сугубо академическому вопросу. Ошибочность этих ранних взглядов заключается в том, что первая половина человеческой жизни должна подчиняться социальным и образовательным требованиям всегда ложным образом и без большого соответствия внутренним чувствам. Поздний взгляд, напротив, утверждает по меньшей мере возможность истинных переживаний самости с самых ранних лет, и что они могут быть стимулированы адекватными родителями, учителями и другими людьми. Первый подход подразумевает, что младенцы и дети вообще имеют свою собственную психологию, которую можно воспитывать. Так ли это для каждого отдельного ребенка или молодого человека – совершенно другой вопрос, т.к. обучение и предложение образцов с одной стороны или позволительность пренебрежения ими с другой являются совершенно общими темами. При этих обстоятельствах ребенок не столько развивается в отношениях со своими родителями, как адаптируется к тем обстоятельствам, на дне которых встречает раздражение или гнев и внеличностные силы.
Идея индивидуации как состояния, скорее достигаемого не к концу жизни, а полностью и соответствующим образом реализуемого на каждой стадии развития в жизни человека, основывается на динамическом взгляде на возрастные изменения, наблюдаемые в самости. Работа Фордхама позволила нам пересмотреть элементы 1,2,3 и 5 размышлений Юнга, упомянутые выше, и увидеть их по-новому. Гипотеза состоит в том, что на ранней стадии в утробе и далее, на другом уровне, при отделении от матери при рождении, об индивидуальной самости можно размышлять как о пребывающей в состоянии недифференцированной потенциальности. Фордхам назвал ее первоначальной (первичной) самостью. Ее компонентами являются архетипические предрасположенности и потенциальности, связанные с самореализацией. Самое важное в этих последних потенциальностях для наших целей – это способность деинтегрировать и реинтегрировать (рис.1). Под этим подразумевается способность самости достаточно ослабляться, чтобы некоторые архетипические элементы отделились и оказались предрасположенными соотноситься с частями реальности, которым они подходят в реальном мире и реальным и символическим образом. Это, по-видимому, происходит в моменты, важные для выживания индивидуума, когда нужно, чтобы соответствующий фрагмент внешней реальности был представлен и стал доступным для ребенка (рис.1). Простой пример – это когда находящаяся в первоначальной самости архетипическая предрасположенность найти грудь и сосок деинтегрируется из целого и должна действительно встретить грудь и сосок. Когда это столкновение происходит удовлетворительным образом и достаточно часто, самость может реинтегрировать. Однако самость тут, в результате, становится другой, т.к. теперь она содержит деинтеграт, который был подобран к реальности (рис.2). Он становится интернализированным объектом, основанным на хорошо установившихся воспоминаниях о реальном опыте и, следовательно, больше не является простой идеей и образом. Этот деинтегративно-реинтегративный процесс воспроизводится во времени снова и снова по мере того, как самость "распаковывает" свои архетипические потенциальностии и соотносит их с реальными объектами – грудью, соском, белой поверхностью груди, сияющими глазами матери и ее улыбкой, т.е. сперва с частичными объектами, затем с целыми объектами, такими, как мать, отец, сиблинги и т.п. Все это время в процессе, напоминающем дыхание, самость деинтегрирует и реинтегрирует в соответствующее время процесса развития, и реинтегрированная самость содержит все возрастающее число распознанных архетипических объектов, которые уже интернализовались – совершенно иная ситуация, отличная и от формальных потенциальностей и даже от потенциальностей, представленных в психике только как образы и избегающих реального переживания. Существует, например, большая разница между образом отца, происходящим от внутренних архетипичных ожиданий, и действительным, во плоти и крови, отцом-человеком. Таким образом, образ реального отца может придать ощутимую реальность архетипическому отцу и как внутренней реальности, и как, соответственно, ожиданию внешнего отца. По-видимому, также проверено, что ритуальные и символические события в культуре могут сделать эффективными для некоторых индивидуумов такие внутренние архетипические процессы, как второе рождение, инициация, внутренняя свадьба, смерть и т.п. (рис.3). Эта способность самости позволяет ей реализовывать все большую часть ее потенциальности через ассимилирование всегда более новым образом представленных или, несомненно, искомых в таком виде, аспектов реальности во внешнем и во внутреннем мире. Если бы мы должны были взглянуть на самость на различных фазах жизни человека в диаграммах, используя кружки с содержимым, мы обнаружили бы изменения содержания с каждой успешной фазой деинтеграции и реинтеграции. Кружок, представляющий первоначальную самость, содержал бы фигуры, представляющие лишь архетипические потенциальности. Поздние фазы в жизни человека содержали бы (1) нереализованную потенциальность; (2) нереализованное архетипическое воображение; (3) деинтеграты, вернувшиеся в самость, содержащую опыт внешнего и внутреннего мира, состыкованные теперь с согласованными элементами эго-сознания; (4) эго-комплекс или согласованность, частично автономную, но в то же время чувствительную к потребностям организма как целого. Пропорции между этими четырьмя элементами естественно меняются в течение жизни, и для здорового и жизнеспособного человека кружки самости к концу жизни будут содержать бoльшую долю интернализированных объектов архетипического происхождения, возможно, гораздо менее искаженных инфантильными защитными системами, и хорошо сформированную, но гибкую эго-организацию.
Я надеюсь, что теперь ясно, что чем больше первоначальных элементов самости деинтегрируется и приходит в соответствие с особенностями внешней и внутренней реальности, тем более персонализированными и индивидуализированными они становятся и, следовательно, более индивидуированной становится самость как целое.