Абзац пятый пункта 23 Положения о процессуальных издержках (а) не соответствует требованию правовой определённости и (б) нарушает конституционное право граждан на вознаграждение без какой бы то ни было дискриминации. Далее указанные доводы будут рассмотрены последовательно.
а. Нарушение принципа правовой определённости
Как ранее неоднократно указывал Конституционный Суд, общеправовой критерий формальной определённости, ясности, недвусмысленности правовой нормы (принцип формальной определённости закона) обусловлен природой нормативного регулирования в правовых системах, основанных на верховенстве права. Неопределённость содержания правовой нормы не может обеспечить её единообразное понимание, создаёт возможность злоупотребления исполнительной властью своими полномочиями, порождает противоречивую правоприменительную практику, ослабляет гарантии защиты конституционных прав и свобод, может привести к произволу и нарушению принципов равенства, а также верховенства закона. При этом самого по себе нарушения требования определённости правовой нормы, влекущего её произвольное толкование правоприменителем, достаточно для признания такой нормы не соответствующей Конституции (постановления от 25 апреля 1995 г. № 3-П, от 15 июля 1999 г. № 11-П, от 5 июля 2001 г. № 11-П, от 11 ноября 2003 г. № 16-П, от 6 апреля 2004 г. № 7-П, от 21 января 2010 г. № 1-П, от 19 июля 2017 г. № 22-П и др.).
Абзац пятый пункта 23 Положения о процессуальных издержках устанавливает, что при определении размера вознаграждения адвоката, участвующего в уголовном деле по назначению дознавателя, следователя и суда, подлежит учёту время, затраченное адвокатом на осуществление полномочий, предусмотренных частями первой и второй статьи 53 УПК РФ, включая время, затраченное на посещение подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, осужденного, лица, в отношении которого ведется производство о применении принудительных мер медицинского характера, находящегося соответственно в следственном изоляторе (изоляторе временного содержания) или в психиатрическом стационаре, на изучение материалов уголовного дела, а также на выполнение других действий адвоката по оказанию квалифицированной юридической помощи при условии их подтверждения документами.
Указанная норма содержит неопределённость в вопросе о том, подлежит ли при определении размера вознаграждения адвоката, участвующего в уголовном деле по назначению уполномоченных органов, учёту время, затраченное им на консультирование вне следственного изолятора подзащитного, в отношении которого не избрана мера пресечения в виде заключения под стражу. Так, фактически данная норма может быть истолкована двумя взаимоисключающими способами.
В рамках первого подхода она может быть интерпретирована как предполагающая учёт всего времени оказания квалифицированной юридической помощи вне зависимости от места содержания подзащитного по уголовному делу и, соответственно, оказания ему консультаций.
В пользу такого подхода говорит, в первую очередь, тот факт, что согласно пункту 1 части 1 статьи 53 УПК РФ, отсылка к которому имеется в оспариваемой норме, защитник вправе иметь с подозреваемым, обвиняемым свидания наедине и конфиденциально. Данная норма не ставит реализацию права на свидание с защитником в зависимость от меры пресечения, избранной в отношении подозреваемого, обвиняемого по уголовному делу, и не ограничивает такие свидания по времени. Тем самым указанное положение обязывает уполномоченные органы при расчёте возмещения, выплачиваемого адвокату, учитывать время, затраченное адвокатом на консультирование и совместную с подзащитным подготовку к судебному разбирательству в офисе своего адвокатского образования.
Ранее данную позицию разделял и Верховный Суд, отмечая, что законодательство «не содержит запрета на оплату юридической помощи, оказанной адвокатом вне судебного заседания»[1]. Кроме того, Верховный Суд указывал, что «консультации подзащитному входят в понятие выполнения адвокатом поручения, связанного с осуществлением защиты осуждённого по назначению», а потому подлежат учёту при определении размера вознаграждения[2]. Ряд нижестоящих судов также исходит из того, что консультирование подзащитного входит в выполнение адвокатом полномочий, предусмотренных частью 1 статьи 53 УПК РФ и подлежит оплате[3].
В рамках второго подхода абзац пятый пункта 23 Положения о процессуальных издержках в части регулирования «других действий по оказанию юридической помощи» может толковаться ограничительно, то есть предполагать оплату только тех действий, которые имеют отношение к работе адвоката с подозреваемым, обвиняемым, подсудимым, осужденным исключительно в следственном изоляторе (изоляторе временного содержания) или психиатрическом стационаре.
Так, к примеру, в деле заявителя суды согласились с тем, что согласно оспариваемой норме консультации, оказанные им своему подзащитному на этапе апелляционного обжалования приговора в помещении в исправительной колонии, функционирующем в режиме следственного изолятора, подлежат оплате. Однако консультирование того же самого подзащитного, не содержавшегося под стражей в период предварительного следствия и первоначального судебного разбирательства, по мнению судов, являлось «прямой обязанностью адвоката» и не предполагало выплаты вознаграждения.
Таким образом, абзац пятый пункта 23 Положения о процессуальных издержках не содержит исчерпывающего регулирования учёта времени консультаций при определении размера вознаграждения адвоката, осуществляющего по назначению уполномоченных органов защиту гражданина, не содержащегося под стражей, и не обеспечивает его предсказуемого применения. Тем самым оспариваемая норма нарушает требования определенности правовой нормы, что является достаточным для её признания не соответствующей Конституции Российской Федерации.
б. Нарушение конституционного права заявителя на оплату труда без какой бы то ни было дискриминации
Согласно статье 37 (часть 3) Конституции каждый имеет право на вознаграждение за труд без какой бы то ни было дискриминации. В отношении конституционного принципа равенства и запрета дискриминации при осуществлении прав и свобод Конституционный Суд неоднократно указывал, что данный принцип означает, помимо прочего, запрет вводить такие ограничения в правах лиц, принадлежащих к одной категории, которые не имеют объективного и разумного оправдания; различия в объеме прав граждан допустимы только в том случае, если они объективно оправданны, обоснованы и преследуют конституционно значимые цели, а используемые для достижения этих целей правовые средства соразмерны им (постановления от 24 мая 2001 г. № 8-П, от 3 июня 2004 г. № 11-П, от 15 июня 2006 г. № 6-П, от 5 апреля 2007 г. № 5-П, от 10 ноября 2009 г. № 17-П, от 24 октября 2012 г. № 23-П, от 16 ноября 2017 г. № 29-П и от 13 декабря 2017 г. № 40-П; определения от 4 декабря 2003 г. № 415-О, от 27 июня 2005 г. № 231-О и от 1 декабря 2005 г. № 428-О).
Как было отмечено, в деле заявителя суды истолковали абзац пятый пункта 23 Положения о процессуальных издержках как не допускающий выплату адвокату вознаграждения за консультации, оказанных им своему подзащитному в офисе адвокатского образования. Такой подход не соответствует выработанным Конституционным Судом подходам к обеспечению принципа равенства и запрета дискриминации.
Во-первых, отказ в выплате вознаграждения за консультации в офисе адвокатского образования, оказанные адвокатом, осуществляющим защиту по назначению уполномоченных органов, не имеет объективного и разумного оправдания и демонстрирует различное обращение с адвокатами, находящимися в одинаковых или сходных ситуациях.
Так, подобный подход ставит оплату труда в зависимость от таких факторов как мера пресечения, избранная в отношении подзащитного, и место выполнения адвокатом своих профессиональных обязанностей (место содержания под стражей или офис адвокатского образования). Однако при этом не учитывается, что существо обязательств, возникающих у адвоката перед подзащитным, в обоих случаях — при оказании последнему помощи в следственном изоляторе или вне него — не изменяются.
Кроме того, по своей сути объём консультационной работы, добросовестно осуществляемой адвокатом по назначению уполномоченных органов, и адвокатом, работающим с подзащитным на основании соглашения об оказании юридической помощи за вознаграждение, идентичен. Следует учитывать также, что указанная работа в любом случае согласовывается с подзащитным, с которого в соответствии с частью 2 статьи 132 УПК РФ судом могут быть взысканы процессуальные издержки в случае его осуждения.
Во-вторых, результат толкования оспариваемой нормы, при котором отдельный вид поручений, выполняемых адвокатом, осуществляющим защиту по уголовному делу по назначению уполномоченных лиц, не подлежит учёту при определении размера вознаграждения такого адвоката, не отвечает целям защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства — то есть ни одной из конституционно значимых целей, поименованных в статье 55 (часть 3) Конституции.
Напротив, избранный судами в деле заявителя подход к толкованию абзаца пятого пункта 23 Положения о процессуальных издержках не только не преследует конституционно значимых целей и лишает адвоката возможности реализовать право на вознаграждение, но и имеет ещё одно негативное конституционно-правовое последствие в виде ограничения права каждого на получение квалифицированной юридической помощи, гарантированного статьёй 48 (часть 1) Конституции.
Конституционный Суд отмечал, что, будучи независимым профессиональным советником по правовым вопросам, на которого законом возложена публичная обязанность обеспечивать защиту прав и свобод человека и гражданина (в том числе по назначению судов), адвокат осуществляет деятельность, имеющую публично-правовой характер, реализуя тем самым гарантии права каждого на получение квалифицированной юридической помощи (Постановление от 17 декабря 2015 г. № 33-П). В постановлениях от 23 декабря 1999 г. № 18-П и от 23 января 2007 г. № 1-П, а также в определении от 5 февраля 2009 г. № 289-О-П Конституционный Суд указывал, что конституционному праву граждан на квалифицированную юридическую помощь корреспондирует обязанность государства предоставить достаточные гарантии её оказания. Суд подчёркивал, что к числу таких гарантий относится и создание надлежащей экономической основы качественного оказания квалифицированной юридической помощи, в том числе предоставление финансирования деятельности адвокатов, осуществляющих защиту подозреваемых и обвиняемых по назначению уполномоченных органов, в достаточном объеме.
Отказ в оплате одного из видов работы адвоката, осуществляющего защиту по уголовному делу по назначению уполномоченных органов, означает неисполнение государством обязанности обеспечить гражданам, подвергающимся уголовному преследованию, необходимые гарантии получения квалифицированной юридической помощи в случае, когда у них отсутствует возможность привлечь защитника по соглашению, и которые в связи с этим находятся в особенно уязвимом положении.
Таким образом, оспариваемая норма абзаца пятого пункта 23 Положения о процессуальных издержках по смыслу, придаваемому ей правоприменительной практикой, допускает различное обращение с адвокатами, находящимися в одинаковых или сходных ситуациях. Указанная дифференциация не имеет разумного и объективного оправдания и влечёт нарушение конституционного принципа равенства и запрета дискриминации при реализации права на вознаграждение за труд в соответствии со статьёй 37 (часть 3) Конституции во взаимосвязи с её статьёй 19 (части 1 и 2).
Норма абзаца пятого пункта 23 Положения о процессуальных издержках позволяет истребовать у адвоката документы, получение которых сопряжено с раскрытием адвокатской тайны
Абзац пятый пункта 23 Положения о процессуальных издержках предусматривает, что при определении размера вознаграждения адвоката, участвующего в уголовном деле по назначению уполномоченных органов, подлежит учёту время, затраченное им на выполнение действий по оказанию квалифицированной юридической помощи при условии их подтверждения документами. Установленный им стандарт подтверждения действий адвоката не соответствует требованию правовой определённости и на практике приводит к несоразмерному ограничению права адвоката на вознаграждение.
Так, ни оспариваемая норма, ни иные нормы Положения не конкретизируют, какие именно документы должны быть предоставлены адвокатом для подтверждения действий, осуществлённых им в рамках оказания квалифицированной юридической помощи.
Абзац шестой пункта 23 Положения в развитие абзаца пятого устанавливает, в частности, что перечень документов, необходимых для подтверждения действий адвоката по осуществлению полномочий, предусмотренных УПК РФ, утверждается Министерством юстиции Российской Федерации совместно с Министерством финансов Российской Федерации по согласованию с государственными органами, наделенными полномочиями по производству дознания и предварительного следствия, и Судебным департаментом при Верховном Суде Российской Федерации. Однако Приказ Минюста России и Минфина России от 5 сентября 2012 г. № 174/122н «Об утверждении порядка расчёта вознаграждения адвоката, участвующего в качестве защитника в уголовном судопроизводстве по назначению органов дознания, органов предварительного следствия или суда, в зависимости от сложности уголовного дела» данный вопрос не регулирует. Перечень таких документов не утверждён и каким-либо иным подзаконным нормативным правовым актом.
Данное обстоятельство предоставляет правоприменителю ничем не ограниченные дискреционные полномочия по определению документов, подлежащих предоставлению адвокатом в качестве подтверждения оказанной им доверителю квалифицированной юридической помощи.
В частности, в деле заявителя указанная неурегулированность позволила Верховному Суду Чувашской Республики в Определении от 28 апреля 2017 г. (вопреки позиции нижестоящих судов) сделать вывод о том, что документ в виде «учёта работы адвоката», подписанный адвокатом и его подзащитным, «явно недостаточен для подтверждения факта оказания юридической помощи»[4]. Личные пояснения доверителя в судебном заседании, свидетельствующие о необходимости консультаций и действительном их оказании адвокатом, судом при этом не были приняты во внимание.
Избранный Верховным Судом Чувашской Республики подход к толкованию абзаца пятого пункта 23 Положения о процессуальных издержках не учитывает конституционного требования защиты адвокатской тайны.
Так, обеспечение конфиденциальности взаимодействия адвоката и его доверителя является основополагающим принципом оказания квалифицированной юридической помощи. В связи с этим часть 1 статьи 8 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» и пункт 5 статьи 6 Кодекса профессиональной этики адвоката относят к адвокатской тайне любые сведения, связанные с оказанием адвокатом юридической помощи, включая факт обращения доверителя к адвокату.
Конституционный Суд в Постановлении от 17 декабря 2015 г. № 33-П указал, что конфиденциальность взаимодействия между адвокатом и его доверителем является не привилегией адвоката, а гарантией законных интересов его доверителя, подлежащих защите в силу Конституции Российской Федерации, предусматривающей право каждого на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну (статья 23, часть 1), запрещающей сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия (статья 24, часть 1). Суд в своей практике также неоднократно отмечал недопустимость возложения на адвокатов и адвокатские образования обязанности предоставлять уполномоченным государственным органам по их требованию любые документы, содержащие сведения о клиентах, без ограничения (определения от 17 июня 2008 г. № 451-О-П, от 6 июля 2000 г. № 128-О).
В силу указанных правовых позиций никто кроме адвоката и его доверителя, включая адвокатское образование, не вправе в какой бы то ни было форме подтверждать факт обращения за предоставлением устной консультации, а любое несанкционированное распространение документов, относящихся к оказанию адвокатом квалифицированной юридической помощи, следует рассматривать как посягательство на права личности в сфере неприкосновенности частной жизни и на профессиональные права и обязанности адвоката, обусловленные спецификой возложенных на него публичных функций по оказанию квалифицированной юридической помощи.
Тем не менее, Верховный Суд Чувашской Республики в отсутствие возражений Верховного Суда пришёл к выводу о недостаточности представленного заявителем документа в подтверждение оказанной юридической помощи. Очевидно, что в случае отказа адвоката от предоставления каких-либо дополнительных документов он лишается возможности защитить свои права в судебном порядке.
Таким образом, оспариваемая норма по смыслу, придаваемому ей правоприменительной практикой, допускает в целях подтверждения оказания квалифицированной юридической помощи истребовать у адвоката документы, получение которых приведёт к нарушению адвокатской тайны. Такое регулирование влечёт нарушение конституционного права заявителя на оплату труда, поскольку вынуждает его отказываться от вознаграждения по соображениям сохранения адвокатской тайны, и тем самым не соответствует Конституции, её статье 37 (часть 3) во взаимосвязи со статьями 23 (часть 1), 24 (часть 1), 48 (часть 1), 55 (часть 3).