103 В горе стоит великий старец некий;
Он к Дамиате обращен спиной
И к Риму, как к зерцалу, поднял веки.
Он золотой сияет головой,
А грудь и руки - серебро литое,
И дальше - медь, дотуда, где раздвои;
Затем - железо донизу простое,
Но глиняная правая плюсна,
И он на ней почил, как на устое.
Вся плоть, от шеи вниз, рассечена,
И капли слез сквозь трещины струятся,
И дно пещеры гложет их волна.
В подземной глубине из них родятся
И Ахерон, и Стикс, и Флегетон;
Потом они сквозь этот сток стремятся,
Чтоб там, внизу, последний минув склон,
Создать Коцит; но умолчу про это;
Ты вскоре сам увидишь тот затон".
121 Я молвил: "Если из земного света
Досюда эта речка дотекла,
Зачем она от нас таилась где-то?"
124 И он: "Вся эта впадина кругла;
Хотя и шел ты многими тропами
Все влево, опускаясь в глубь жерла,
127 Но полный круг еще не пройден нами;
И если случай новое принес,
То не дивись смущенными очами".
130 "А Лета где? - вновь задал я вопрос. -
Где Флегетон? Ее ты не отметил,
А тот, ты говоришь, возник из слез".
133 "Ты правильно спросил, - мой вождь ответил.
Но в клокотаньи этих алых вод
Одну разгадку ты воочью встретил.
Придешь и к Лете, но она течет
Там, где душа восходит к омовенью,
Когда вина избытая спадет".
139 Потом сказал: "Теперь мы с этой сенью
Простимся; следуй мне и след храни:
Тропа идет вдоль русла, по теченью,
142 Где влажный воздух гасит все огни".
ПЕСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ
1 Вот мы идем вдоль каменного края;
А над ручьем обильный пар встает,
От пламени плотину избавляя.
Как у фламандцев выстроен оплот
Меж Бруджей и Гвидзантом, чтоб заране
Предотвратить напор могучих вод,
И как вдоль Бренты строят падуане,
Чтоб замок и посад был защищен,
Пока не дышит зной на Кьярентане,
Так сделаны и эти, с двух сторон,
Хоть и не столь высоко и широко
Их создал мастер, кто бы ни был он.
Уже от рощи были мы далеко,
И сколько б я ни обращался раз,
Я к ней напрасно устремлял бы око.
Навстречу нам шли тени и на нас
Смотрели снизу, глаз сощуря в щелку,
Как в новолунье люди, в поздний час,
19 Друг друга озирают втихомолку;
И каждый бровью пристально повел,
Как старый швец, вдевая нить в иголку.
Одним из тех, кто, так взирая, шел,
Я был опознан. Вскрикнув: "Что за диво!"
Он ухватил меня за мой подол.
Я в опаленный лик взглянул пытливо,
Когда рукой он взялся за кайму,
И темный образ явственно и живо
28 Себя открыл рассудку моему;
Склонясь к лицу, где пламень выжег пятна:
"Вы, сэр Брунетто?" - молвил я ему.
31 И он: "Мой сын, тебе не неприятно,
Чтобы, покинув остальных, с тобой
Латино чуточку прошел обратно?"
34 Я отвечал: "Прошу вас всей душой;
А то, хотите, я присяду с вами,
Когда на то согласен спутник мой".
37 И он: "Мой сын, кто из казнимых с нами
Помедлит миг, потом лежит сто лет,
Не шевелясь, бичуемый огнями.
40 Ступай вперед; я - низом, вам вослед;
Потом вернусь к дружине, вопиющей
О вечности своих великих бед".
Я не посмел идти равниной жгущей
Бок о бок с ним; но головой поник,
Как человек, почтительно идущий.
46 Он начал: "Что за рок тебя подвиг
Спуститься раньше смерти в царство это?
И кто, скажи мне, этот проводник?"
49 "Там, наверху, - я молвил, - в мире света,
В долине заблудился я одной,
Не завершив мои земные лета.
Вчера лишь утром к ней я стал спиной,
Но отступил; тогда его я встретил,
И вот он здесь ведет меня домой".
55 "Звезде твоей доверься, - он ответил, -
И в пристань славы вступит твой челнок,
Коль в милой жизни верно я приметил.
И если б я не умер в ранний срок,
То, видя путь твой, небесам угодный,
В твоих делах тебе бы я помог.
Но этот злой народ неблагородный,
Пришедший древле с Фьезольских высот
И до сих пор горе и камню сродный,
64 За все добро врагом тебя сочтет:
Среди худой рябины не пристало
Смоковнице растить свой нежный плод.
67 Слепыми их прозвали изначала;
Завистливый, надменный, жадный люд;
Общенье с ним тебя бы запятнало.
В обоих станах, увидав твой труд,
Тебя взалкают; только по-пустому,
И клювы их травы не защипнут.
Пусть фьезольские твари, как солому,
Пожрут себя, не трогая росток,
Коль в их навозе место есть такому,
Который семя чистое сберег
Тех римлян, что когда-то основались
В гнездилище неправды и тревог".
79 "Когда бы все мои мольбы свершались, -
Ответил я, - ваш день бы не угас,
И вы с людьми еще бы не расстались.
Во мне живет, и горек мне сейчас,
Ваш отчий образ, милый и сердечный,
Того, кто наставлял меня не раз,
85 Как человек восходит к жизни вечной;
И долг пред вами я, в свою чреду,
Отмечу словом в жизни быстротечной.
Я вашу речь запечатлел и жду,
Чтоб с ней другие записи сличила
Та, кто умеет, если к ней взойду.
Но только знайте: лишь бы не корила
Мне душу совесть, я в сужденный миг