О сущем грезя, как о небылом,
139 Таков был я: мольба к устам теснилась;
Я ждал, что, вняв ей, он меня простит,
И я не знал, что мне уже простилось.
142 "Крупней вину смывает меньший стыд, -
Сказал мой вождь, - и то, о чем мы судим,
Тебя уныньем пусть не тяготит.
Но знай, что я с тобой, когда мы будем
Идти, быть может, так же взор склонив
К таким вот препирающимся людям:
148 Позыв их слушать - низменный позыв".
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Язык, который так меня ужалил,
Что даже изменился цвет лица,
Мне сам же и лекарством язву залил;
Копье Ахилла и его отца
Бывало так же, слышал я, причиной
Начальных мук и доброго конца.
Спиной к больному рву, мы шли равниной,
Которую он поясом облег,
И слова не промолвил ни единый.
Ни ночь была, ни день, и я не мог
Проникнуть взором в дали окоема,
Но вскоре я услышал зычный рог,
Который громче был любого грома,
И я глаза навел на этот рев,
Как будто зренье было им влекомо.
В плачевной сече, где святых бойцов
Великий Карл утратил в оны лета,
Не так ужасен был Орландов зов.
И вот возник из сумрачного света
Каких-то башен вознесенный строй;
И я "Учитель, что за город это?"
22 "Ты мечешь взгляд, - сказал вожатый мой, -
Сквозь этот сумрак слишком издалека,
А это может обмануть порой.
Ты убедишься, приближая око,
Как, издали судя, ты был неправ;
Так подбодрись же и шагай широко".
28 И, ласково меня за руку взяв:
"Чтобы тебе их облик не был страшен,
Узнай сейчас, еще не увидав,
31 Что это - строй гигантов, а не башен;
Они стоят в колодце, вкруг жерла,
|
|
И низ их, от пупа, оградой скрашен".
Как, если тает облачная мгла,
Взгляд начинает различать немного
Все то, что муть туманная крала,
Так, с каждым шагом, ведшим нас полого
Сквозь этот плотный воздух под уклон,
Обман мой таял, и росла тревога:
Как башнями по кругу обнесен
Монтереджоне на своей вершине,
Так здесь, венчая круговой заслон,
Маячили, подобные твердыне,
Ужасные гиганты, те, кого
Дий, в небе грохоча, страшит поныне.
Уже я различал у одного
Лицо и грудь, живот до бедер тучных
И руки книзу вдоль боков его.
Спасла Природа многих злополучных,
Подобные пресекши племена,
Чтоб Марс не мог иметь таких подручных;
И если нераскаянна она
В слонах или китах, тут есть раскрытый
Для взора смысл, и мера здесь видна;
Затем что там, где властен разум, слитый
Со злобной волей и громадой сил,
Там для людей нет никакой защиты.
Лицом он так широк и длинен был,
Как шишка в Риме близ Петрова храма;
И весь костяк размером подходил;
От кромки - ноги прикрывала яма -
До лба не дотянулись бы вовек
Три фриза, стоя друг на друге прямо;
От места, где обычно человек
Скрепляет плащ, до бедер - тридцать клалось
Больших пядей. "Rafel mai amech
67 Izabi almi", - яростно раздалось
Из диких уст, которым искони
Нежнее петь псалмы не полагалось.
70 И вождь ему: "Ты лучше в рог звени,
Безумный дух! В него - избыток злобы
И всякой страсти из себя гони!
О смутный дух, ощупай шею, чтобы
|
|
Найти ремень; тогда бы ты постиг,
Что рог подвешен у твоей утробы".
76 И мне: "Он сам явил свой истый лик;
То царь Немврод, чей замысел ужасный
Виной, что в мире не один язык.
79 Довольно с нас; беседы с ним напрасны:
Как он ничьих не понял бы речей,
Так никому слова его не ясны".
Мы продолжали путь, свернув левей,
И, отойдя на выстрел самострела,
Нашли другого, больше и дичей.
Чья сила великана одолела,
Не знаю; сзади - правая рука,
А левая вдоль переда висела
Прикрученной, и, оплетя бока,
Цепь завивалась, по открытой части,
От шеи вниз, до пятого витка.
91 "Гордец, насильем домогаясь власти,
С верховным Дием в бой вступил, и вот, -
Сказал мой вождь, - возмездье буйной страсти.
То Эфиальт; он был их верховод,
Когда богов гиганты устрашали;
Теперь он рук вовек не шевельнет".
97 И я сказал учителю: "Нельзя ли,
Чтобы, каков безмерный Бриарей,
Мои глаза на опыте узнали?"
100 И он ответил: "Здесь вблизи Антей;
Он говорит, он в пропасти порока
Опустит нас, свободный от цепей.
103 А тот, тобою названный, - далеко;
Как этот - скован, и такой, как он;
Лицо лишь разве более жестоко".
Так мощно башня искони времен
Не содрогалась от землетрясенья,
Как Эфиальт сотрясся, разъярен.
Я ждал, в испуге, смертного мгновенья,
И впрямь меня убил бы страх один,
Когда бы я не видел эти звенья.
Мы вновь пошли, и новый исполин,
Антей, возник из темной котловины,
|
|
От чресл до шеи ростом в пять аршин.
115 "О ты, что в дебрях роковой долины, -
Где Сципион был вознесен судьбой,
Рассеяв Ганнибаловы дружины, -
Не счел бы львов, растерзанных тобой,
Ты, о котором говорят: таков он,
Что, если б он вел братьев в горний бой,
Сынам Земли венец был уготован,
Спусти нас - и не хмурь надменный взгляд -