Под московским платочком цветным".
"Новый лик" связан с появлением на российских просторах фабричных труб, корпусов заводов, "городов из рабочих лачуг". В последних строфах Блок звучит своеобразный "панегирик" углю и руде, кажущийся неожиданным в его устах. Поэт много размышлял о роли национальной промышленности в "великом возрождении" России. И это не противоречило его отрицательному отношению к "цивилизации", потому что его "Новая Америка" не "старая Америка", то есть не Соединенные Штаты, а поэтический образ будущей России, "нового света", "Великой Демократии".
Цикл "Родина" заканчивает стихотворение "Коршун" (1916), вобравшее в себя и приметы пейзажа, и напоминание о подневольной судьбе русского человека, и черты отечественной истории, и обобщенный образ родины. Коршун выступает в нем как символ зловещих сил, нависших над страной. Завершающие стихотворение вопросы, усиленные анафорой "доколе", не являются обычными риторическими вопросами. Автор обращает их и к себе, и к читателям, и, быть может, к самой Истории как призыв к действию.
После Февральской революции 1917 года он возвращается в Петроград, где редактирует стенографические отчеты "Чрезвычайной следственной комиссии", проводившей допросы деятелей свергнутого царского правительства. Блок не приветствовал падение самодержавия, однако вскоре он осознал, что революция еще не окончена и главный всплеск разбушевавшейся народной стихии еще впереди. До окончания первой Мировой войны оставался еще год. Россия бурлила в котле все более и более нараставших противоречий, выплеснувшихся наружу в Октябре 1917 года.
В течение всего 1917 года Блок не создал ни одного поэтического произведения. После Октябрьского переворота Блок словно поверил в "очистительную силу революции". Он призывал слушать "музыку революции" - шум от падения старого мира. В это время поэт переживает необычайный творческий подъем. В течение января 1918 года он написал свои самые знаменитые произведения - статью "Интеллигенция и революция", поэму "Двенадцать" и стихотворение "Скифы". Блок романтично верил, что революцией "задумано" "переделать все, изменить облик мира, очистить его от ветоши старого бытия. Статью "Интеллигенция и революция" завершает знаковый призыв: "Всем телом, всем сердцем, всем сознанием - слушайте Революцию".
Блок с интересом включился в практическую деятельность по культурному строительству: сотрудничал в горьковском издательстве "Всемирная литература", был председателем управления Большого драматического театра, являлся членом коллегии Литературного отдела Наркомпроса, возглавлял Петроградское отделение Всероссийского союза поэтов. Однако со временем поэт неожиданно убеждается в том, что бюрократизм, пошлость не только не исчезли из окружающей жизни, но, напротив, торжествуют, возник даже новый вариант мещанства - комчванство. " Жизнь изменилась (она изменилась, но не новая, не nuova), - вошь победила весь свет, это уже свершившееся дело, и все теперь будет меняться только в другую сторону, а не в ту, которой жили мы, которую любили мы ", - с горечью пишет в своем дневнике Блок.
"Музыкальное" восприятие революции как разрушительной стихии отразилось в знаменитой поэме "Двенадцать". Финальный образ ее, Иисус Христос, возглавляющий шествие двенадцати красноармейцев, вызвал "бурю страстей" в литературном стане. Поэма была резко негативно встречена 3. Н. Гиппиус, Д. С. Мережковским, Г. И. Чулковым, Ф. Сологубом, но в то же время ее высоко оценили Андрей Белый и М. А. Волошин.
Есть версия, что в конце жизни Блок раскаивался в написании поэмы "Двенадцать" и даже отрекался от нее. Неопровержимых доказательств тому нет. Однако известен ответ Блока, доказывающий обратное: " Я сейчас думаю так же, как думал, когда писал "Двенадцать", - ответил он однажды на провокационный вопрос. В другом разговоре он повторил: "Двенадцать" - какие бы они ни были - это лучшее, что я написал. Потому что тогда я жил современностью".
«Двенадцать» — эпическая поэма, в которой мы находим живые, движущиеся, озвученные картины реальности, поданные в ключе картинок с натуры. В «Двенадцати» калейдоскопически сменяющиеся картины-главки, каждая из которых выглядит как моментальный снимок, складываются в масштабную панораму. На первый взгляд поэма «Двенадцать» может показаться очень пестрой, составленной из разнородных по тональности и ритму зарисовок.
Цельность и единство создаются на принципиально иной, новаторской основе. В поэме воплощена стихия революции, передано новое мировосприятие человека улицы, ощутившего безграничную свободу, — свободу от всего, что связано с прежней жизнью. Стилистически это реализовано поэтом путем введения разговорно-песенной интонации, частушечных ритмов, просторечно-огрубленной лексики.
Главный герой. Кто он в поэме? Двенадцать красногвардейцев? Или кто-то еще? Это важный вопрос, потому что в личности главного героя и отношении к нему автора просматривается сумма авторских оценок всех ситуаций и характеров, авторская концепция жизни. В лирическом произведении оценки выражаются непосредственно, а в эпическом они растворены в самих картинах и отношениях героев и автора к ним. В эпическом произведении (прозаическом или стихотворном) всегда наличествует повествователь-рассказчик. Все изображенное увидено его глазами, отобрано его взглядом.
В литературоведении нет единого мнения о том, кто же главный герой поэмы. Одни считают, что это стихия революции, другие называют двенадцать красногвардейцев, третьи указывают на повествователя4. Вероятно, все правы, но вернее, на наш взгляд, эти точки зрения совместить, особо выделив повествователя. В этом случае все в этом сложном произведении становится понятнее. Собственно говоря, личностным воплощением стихии революции и выступают двенадцать и рассказчик-повествователь, присоединяющийся к ним. При этом стихии все время пытается противостоять организованное начало.
В эпической поэме «Двенадцать», кроме двенадцати красногвардейцев, Петьки с Катькой, есть еще повествователь-рассказчик. Это сквозной образ. Это он видит ночной заснеженный город, по которому идут 12 человек (патруль). Это он увидел и плакат об Учредительном собрании, и старушку, и буржуя, и всех остальных героев первой главы. Это он услышал крики, выстрелы, погоню за Ванькой, потом разговор Петрухи со своими товарищами, его исповедь. Так кто же этот герой? Это тот, кого революция освободила. От чего? Ему кажется, как и двенадцати красногвардейцам, от всего, что угнетало и стесняло, в том числе и от креста (поговорка «Креста на тебе нет» означала упрек в отсутствии совести). Отменены все старые заповеди («свобода, свобода, Эх, эх, без креста!»), в том числе и «не убий», «не укради». Убийство Катьки не очень печалит красногвардейцев, а Петька переживает, потому что любил Катьку. Когда он «повеселел», то вместе со всеми говорит:
Эх, эх!
Позабавиться не грех!
Запирайте етажи,
Нынче будут грабежи!
Отмыкайте погреба –
Гуляет нынче голытьба!
Продолжение этого настроения находим в 8 главе, где в один ряд поставлены «скука скучная, смертная» и желание провести «времячко», а затем —
Ужь я семячки полущу, полущу…
Ужь я ножичком полосну, полосну!..
Ты лети, буржуй, воробышком!
Выпью кровушку
За зазнобушку,
Чернобровушку…
Вот так воспринимает революционные события человек улицы, ощутивший безграничность свободы, когда все позволено, и в то же время чувствующий враждебность окружающего, но уже побежденного мира. Потому нет ненависти в зарисовках первой главы, а только ирония, насмешка, часто уничтожающая («писатель — Вития», «Товарищ поп»), звучит в них по адресу Учредительного собрания, и барыни, и буржуя, и писателя, и попа. От ощущения свершившегося справедливого переворота идет и настроение бесшабашности, упоение свободой, характерное для городской голытьбы:
Начиная со второй главы, звучит мотив бдительности:
Революцьонный держите шаг!
Нейгомонный не дремлет враг!
Интересно, вслед за каким текстом поставлены эти строки и что идет за ними. Во 2 главе за ними — процитированные выше строки о деревне, в 6 главе они — после убийства Катьки, в 10 — как упрек Петьке за его несознательность, в 11 — «Вот — проснется Лютый враг…». Получается, что первыми жертвами бдительности уже оказались или окажутся свои, совсем не буржуи.
Символика поэмы. Символические образы ветра, вьюги (гл. 1, 10—12) на фоне черного вечера (гл. 1), черного неба — тоже символы — придают разыгравшейся буре-революции едва ли не всемирный характер. «Кругом огни, огни, огни…» Это огни революции. Но в 10 гл. читаем о том, что за вьюгой «Не видать совсем друг друга за четыре за шага!». Не только потому, что вьюга слепит. Дело в том, что идущие двенадцать не видят вперед дальше четырех шагов. Это ли не символ! Он многое объясняет в последующих событиях революции.
Один из сквозных символов в поэме — «старый мир, как пес безродный», «пес паршивый», «пес голодный», «скалит зубы», «не отстает» от красногвардейцев. Ясно, что это символ огромной обобщающей силы. Психология и нравы старого мира потом будут названы «родимыми пятнами капитализма».
Символические детали, уточняющие общую картину и отношение автора к изображаемым героям и ситуациям, в той или иной мере являются и организующим композиционным началом. Так, глава первая — как бы пролог, начальные аккорды произведения, где пафосно заявлен масштаб событий, их фон:
Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, ветер -
На всем божьем свете!
Так воспринимает события рассказчик. Все герои этой главы, как уже говорилось, вызывают у него презрительную усмешку. Лишь к бродяге у него теплое чувство: «Эй, бедняга! Подходи — Поцелуемся…» Это в честь праздника революции, как в первый день Пасхи. И дальше клич голодных: «Хлеба!» И вопрос: «Что впереди?» — о перспективах революции. Но ответа нет: «Проходи!» Никто ответа не знает, во всяком случае, улица. Лишь потом (гл. 3) возникает как частушка напев:
Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем…
Но
Мировой пожар в крови…
В гл. 2 строку «На спину б надо бубновый туз» тоже необходимо пояснить. Это тоже восприятие и оценка рассказчика. Бубновый туз — цветная заплатка на спине, которой отмечали уголовников. Последняя глава начинается торжественным маршевым ритмом:
Но по-прежнему за ними — «нищий пес голодный», как «старый мир»; не потому ли в их душах и в поведении такая сумятица и страх перед тем, что где-то, невидимый, чудится враг:
Появление впереди двенадцати Христа «в белом венчике из роз» было воспринято одними читателями как попытка освятить дело революции, другими — как кощунство. Общепринятого истолкования этого образа в поэме, его места в общей концепции произведения пока нет в науке о литературе.
Таким образом, в революции А. Блок увидел стихию, согласился с ее закономерным характером, но при этом разглядел ее жестокое лицо, во многом предугадал ее гибельные последствия. Приветствуя революцию как радикальный способ изменения жизни к лучшему, поэт романтически представлял ее силы более разумными и гуманными, чем они оказались на самом деле.