[2) КАПИТАЛ КАК ГОСПОДСТВУЮЩЕЕ ОТНОШЕНИЕ БУРЖУАЗНОГО ОБЩЕСТВА]
Деньги как капитал — это такое определение денег, которое выходит за пределы их простого определения как денег. Деньги как капитал можно рассматривать как более высокую реализацию денег, подобно тому как можно сказать, что обезьяна развивается в человека. Однако в таком случае более низкая форма выступает в качестве носителя более высокой формы, доминирующего над ней. Как бы то ни было, деньги как капитал отличаются от денег как денег. Это новое определение нужно разобрать. С другой стороны, капитал как деньги кажется возвращением капитала к более низкой форме. Но это есть лишь полагание капитала в такой особенности, которая, как некапитал, существует уже до него и составляет одну из его предпосылок. При всех позднейших отношениях снова встречаются деньги, но тогда они функционируют уже не как простые деньги. Если, как в данном случае, дело прежде всего идет о том, чтобы проследить развитие денег вплоть до их совокупного целого в виде денежного рынка, то развитие других отношений при этом предполагается и время от времени должно включаться в исследование. Так, в данном случае, прежде чем нерейти к особенности капитала как денег, нужно рассмотреть общее определение капитала.
Если я скажу, подобно, например, Сэю[114], что капитал есть сумма стоимостей, то этим я скажу только, что капитал равен меновой стоимости. Всякая сумма стоимостей есть определенная меновая стоимость, и всякая меновая стоимость есть некоторая сумма стоимостей. Путем простого сложения я не могу от меновой стоимости прийти к капиталу. В простом накоплении денег, как мы видели, еще нет отношения капитализации.
Только в так называемой розничной торговле, в повседневном обороте буржуазной жизни, как он протекает непосредственно между производителями и потребителями, в мелочной торговле, при которой целью одной из сторон является обмен товара на деньги, а целью другой стороны обмен денег на товар для удовлетворения индивидуальных потребностей, — только в этом движении, происходящем на поверхности буржуазного мира, движение меновых стоимостей, их обращение протекает в чистом виде. И рабочий, покупающий каравай хлеба, и миллионер, покупающий такой же каравай, выступают в этом акте лишь как простые покупатели, точно так же как лавочник по отношению к ним выступает лишь как продавец. Все другие определения здесь погашены. Как содержание их покупок, так и объем их представляются для этого определения формы [III—13] совершенно безразличными.
Если в теории понятие стоимости предшествует понятию капитала, но, с другой стороны, в свою очередь предполагает в качестве условия своего чистого развития способ производства, основанный на капитале, то это имеет место и в практике. Поэтому экономисты неизбежно рассматривают в одних случаях капитал в качестве творца стоимости, в качестве источника последней, а в других — предполагают стоимость для объяснения образования капитала, а сам капитал изображают всего лишь как сумму стоимостей в некоторой определенной функции. Существование стоимости в ее чистоте и всеобщности предполагает такой способ производства, при котором отдельный продукт уже перестал быть отдельным продуктом для производителя вообще и, тем более, для отдельного рабочего и без реализации в обращении является ничем. Для того, кто создает некоторую бесконечно малую составную часть аршина ситца, отнюдь не является формальным определением то обстоятельство, что этот аршин представляет собой стоимость, меновую стоимость. Если бы он не создал меновой стоимости, денег, то он вообще ничего бы не создал. Таким образом, само это определение стоимости имеет своей предпосылкой данную историческую ступень общественного способа производства и в свою очередь является отношением, данным вместе с этой ступенью, т. е. историческим отношением.
С другой стороны, отдельные моменты определения стоимости развиваются на более ранних ступенях исторического производственного процесса общества и выступают как результат этого процесса.
Итак, в системе буржуазного общества за стоимостью непосредственно следует капитал. В истории этой системе предшествуют другие системы, образующие материальную основу для менее совершенного развития стоимости. Так как меновая стоимость здесь играет лишь побочную роль по сравнению с потребительной стоимостью, то в качестве реального базиса такого общества выступает не капитал, а отношение земельной собственности. Напротив, современная земельная собственность совершенно не может быть понята, — ибо она не может и существовать, — без капитала как ее предпосылки, и исторически она действительно выступает как обусловленная капиталом, приспособленная им к себе форма предшествующего исторического уклада земельной собственности. Поэтому как раз на развитии земельной собственности и можно проследить постепенную победу и упрочение капитала; вот почему Рикардо, экономист новейшего времени, поставив перед собою цель фиксировать отношения капитала, наемного труда и земельной ренты в их специфической форме, с большим историческим чутьем рассматривал их в границах земельной собственности. Отношение промышленного капиталиста к земельному собственнику выступает как отношение, лежащее вне земельной собственности. Но в качестве отношения современного фермера к получателю земельной ренты оно выступает как отношение, имманентное самой земельной собственности, а земельная собственность выступает уже только как существующая в рамках своего отношения к капиталу. История земельной собственности, которая показала бы постепенное превращение феодального лендлорда в получателя земельной ренты, наследственного полуоброчного и часто несвободного крепостного арендатора в современного фермера, а прикрепленных к земле крепостных и барщинных крестьян в земледельческих батраков, — была бы по существу историей образования современного капитала. Она включала бы в себя отношение к городскому капиталу, к торговле и т. д. Но мы в нашем исследовании имеем дело с уже сложившимся, движущимся на своей собственной основе буржуазным обществом.
Сперва капитал происходит из обращения, а именно из денег как своего исходного пункта. Мы видели [lxix], что деньги, вступающие в обращение и одновременно возвращающиеся из него в самих себя, являются той последней формой, в которой деньги себя отрицают. Вместе с тем это — первое понятие капитала и первая форма его проявления. Деньги подвергли себя отрицанию как деньги, всего лишь растворяющиеся в обращении; но они подвергли себя отрицанию также и как деньги, самостоятельно противостоящие обращению. Это отрицание, будучи взято в целом, в своих положительных определениях, содержит в себе первые элементы капитала. Деньги — первая форма, в которой капитал выступает как таковой. Форма Д — Т — Т — Д означает, что деньги обмениваются на товар, а товар на деньги; это движение, выражающее куплю с целью продажи и образующее определение формы торговли, характеризующее капитал
как торговый капитал, встречается в самых ранних укладах экономического развития; это — первое движение, при котором меновая стоимость как таковая образует содержание, представляет собой не только форму, но и свое собственное содержание. Движение это может протекать внутри таких народов и между такими народами, у которых меновая стоимость отнюдь еще не стала предпосылкой для осуществляемого ими производства. Движение это охватывает только излишки продукта их производства, направленного на удовлетворение непосредственных нужд, и протекает лишь на границах между такого рода общинами и народами. Как евреи внутри старопольского или вообще средневекового общества, так и целые торговые народы, — например, в древности, а позже ломбардцы, — могут занимать это положение между такими народами, способ производства которых еще не имеет в качестве основной предпосылки меновую стоимость.
Торговый капитал есть всего лишь обращающийся капитал, а обращающийся капитал есть самая первая форма капитала, в которой капитал еще ни в какой мере не стал основой производства. Дальнейшая, более развитая форма — это денежный капитал и денежный процент, ростовщичество, самостоятельное выступление которого тоже относится к ранней ступени развития. Наконец, что касается формы Т — Д — Д—Т, где деньги и вообще обращение являются всего лишь средством для обращающегося товара, который, в свою очередь, выходит теперь из обращения и непосредственно удовлетворяет определенную потребность, то эта форма сама является предпосылкой указанного выше первоначального появления торгового капитала. Либо эти предпосылки распределены между различными народами, либо внутри общества торговый капитал как таковой обусловлен только этим обращением, направленным исключительно на потребление. С другой стороны, обращающийся товар, который реализуется только таким путем, что принимает форму другого товара, выходящего из обращения и обслуживающего непосредственные [II—14] потребности, тоже образует первичную форму капитала, существенным образом являющегося товарным капиталом.
Вместе с тем столь же ясно и то, что простое движение меновых стоимостей, как оно имеет место в чистом обращении, никогда не может реализовать капитал. Оно может приводить к извлечению и накоплению денег, но как только деньги снова вступают в обращение, они растворяются в ряде процессов обмена на товары, которые потребляются, а потому деньги улетучиваются, как только исчерпывается их покупательная сила. Точно таким же образом товар, обмененный при посредстве денег на другой товар, выходит из обращения, для того чтобы быть потребленным, уничтоженным. Если же товар в форме денег приобретает самостоятельность по отношению к обращению, то он уже представляет собой только лишенную субстанции всеобщую форму богатства. Так как друг на друга обмениваются эквиваленты, то форма богатства, фиксированная в виде денег, исчезает, когда деньги обмениваются на товар, а содержащаяся в товаре потребительная стоимость исчезает, когда она обменивается на деньги. Посредством простого акта обмена каждый из обоих предметов обмена — товар и деньги — может потерять свое определение в пользу другого только тогда, когда он реализует себя в этом другом. Ни один из них, переходя в другой, не может сохранить свое прежнее определение. Поэтому против софистики буржуазных экономистов, которые приукрашивают капитал, пытаясь свести его к чистому обмену, было выдвинуто противоположное, столь же софистическое, но по отношению к этим экономистам правомерное требование: действительно свести капитал к чистому обмену, в результате чего капитал — будь он в форме товара или в форме денег — исчез бы как [общественная] сила, был бы уничтожен [lxx]. Повторение процесса как со стороны денег, так и со стороны товара не заложено в условиях самого обмена. Акт может повторяться только до тех пор, пока он не завершен, т. е. пока обмен не произведен на всю сумму имеющейся меновой стоимости. Он не может разгореться вновь сам от себя. Таким образом, обращение в себе самом не несет принципа своего самовозобновления. Моменты обращения предпосланы обращению, а не создаются им самим. Необходимо, чтобы товары постоянно всё снова бросались в обращение извне, как топливо подбрасывается в огонь. Иначе обращение индифферентно угасает. Обращение угасло бы в деньгах как индифферентном результате процесса; деньги, — поскольку они уже не находились бы в связи с товарами, ценами, обращением, — перестали бы быть деньгами и выражать производственное. отношение; от них осталось бы только их металлическое существование, а их экономическое существование было бы уничтожено. Таким образом, обращение, которое на поверхности буржуазного общества выступает как нечто непосредственно данное, существует лишь постольку, поскольку оно всегда опосредствовано.
Если рассматривать обращение в себе самом, оно представляет собой опосредствование заранее данных противоположных друг другу моментов. Но само оно не создает этих моментов. Следовательно, обращение должно все-таки быть опосредствовано не только в каждом из своих моментов, но также и в своем целом, как совокупный процесс опосредствования. Непосредственное бытие обращения оказывается поэтому чистой видимостью. Обращение есть внешнее проявление процесса, протекающего позади обращения.
Теперь обращение подвергнуто отрицанию в каждом из своих моментов: как товар, как деньги и как отношение обоих друг к другу, как простой обмен и простое обращение обоих. Если первоначально акт общественного производства выступал как процесс создания меновых стоимостей, а этот последний в своем дальнейшем развитии выступал как обращение, — как полностью развитое движение меновых стоимостей по отношению друг к другу, — то теперь само обращение возвращается назад к такой деятельности, которая создает или производит меновые стоимости. Обращение возвращается к ней как к своей основе. Предпосылку обращения образуют товары (будь то в их особенной форме, будь то во всеобщей форме денег), представляющие собой воплощение определенного количества рабочего времени и в качестве такого воплощения являющиеся стоимостями; следовательно, предпосылкой обращения является как производство товаров трудом, так и производство их в качестве меновых стоимостей. Это есть исходный пункт обращения, и через посредство своего собственного движения обращение возвращается к производству, создающему меновые стоимости, как к своему результату.
Таким образом, мы опять добрались до исходного пункта, до полагающего, создающего меновые стоимости производства, но на этот раз так, что оно предполагает обращение как развитый момент и выступает как непрерывный процесс, который полагает обращение и из обращения непрерывно возвращается в себя с тем, чтобы снова полагать обращение. Следовательно, движение, полагающее меновую стоимость, теперь выступает здесь в значительно более сложной форме, поскольку оно уже не является только движением заранее предпосланных меновых стоимостей или движением, формально полагающим их как цены, а представляет собой вместе с тем и движение, создающее, производящее меновые стоимости как предпосылки. Само производство здесь уже не наличествует до своих результатов, т. е. оно не предположено заранее, а выступает как такое производство, которое в то же время само порождает свои результаты; но производство порождает свои результаты уже не так, как это было на первой ступени, не как производство, всего лишь ведущее к обращению, а как такое производство, которое вместе с тем предполагает обращение, предполагает развитое обращение уже в ходе своего собственного процесса. (Обращение аu fond [lxxi] представляет собой лишь формальный процесс полагания меновой стоимости один раз в определении товара, другой раз в определении денег.)
Это движение в различных формах выступает и в ходе исторического развития, как такое движение, которое приводит к труду, производящему стоимости, и, с другой стороны, внутри самой системы буржуазного, т. е. создающего меновые стоимости, производства. Сначала в полуварварские или полностью варварские народы вклиниваются народы, ведущие торговлю, или же вступают между собой в контакт и обмениваются своими излишками такие племена, производство которых носит различный характер вследствие природных условий. Ограничимся рассмотрением первого случая, представляющего собой более классическую форму. Обменивание излишков есть общение, создающее обмен и меновую стоимость. Однако это общение распространяется только на обмен излишками и протекает всего лишь наряду с [II—15] самим производством. А вот если появления торговцев, добивающихся обмена (ломбардцы, норманны и т. д. играют эту роль по отношению почти ко всем европейским народам), повторяются и развивается регулярная торговля, при которой производящий народ ведет только так называемую пассивную торговлю, поскольку толчок к деятельности, создающей меновые стоимости, дается извне, а не порождается внутренним строем производства, — то излишек производства должен уже быть не просто случайным излишком, появляющимся время от времени, а постоянно повторяющимся излишком, и таким образом производство данной страны само приобретает тенденцию ориентироваться на обращение, на создание меновых стоимостей.
Вначале оказываемое на производство влияние касается, скорее, вещественной стороны. Круг потребностей расширяется; целью является удовлетворение новых потребностей, а отсюда — большая регулярность и увеличение производства. Сама организация внутреннего производства уже модифицирована обращением и меновой стоимостью; но они еще не охватили производства ни по всей его поверхности, ни во всей его глубине. Это и есть то, что называют цивилизирующим воздействием внешней торговли. В какой мере движение, порождающее меновую стоимость, затрагивает всю совокупность производства — это зависит тогда частично от интенсивности указанного воздействия извне, частично от степени развития элементов внутреннего производства страны — разделения труда и т. д. Например, в Англии в XVI и в начале XVII столетия ввоз нидерландских товаров привел к тому, что те излишки шерсти, которыми Англия располагала для обмена, приобрели решающее значение. Для того чтобы увеличить производство шерсти, пахотные земли были превращены в пастбища для овец, была разрушена система мелкой аренды и т. д., проведена clearing of estates [lxxii] и т. д.
Таким образом, сельское хозяйство утратило характер труда, осуществляемого ради потребительной стоимости, а обмен его излишков утратил характер чего-то безразличного по отношению к сельскому хозяйству, рассматриваемому в его внутренней структуре. В некоторых местностях само сельское хозяйство стало всецело определяться обращением и превратилось в производство, создающее меновые стоимости. При этом не только изменился способ производства, но и подверглись разложению все соответствовавшие ему старые отношения народонаселения и производства, все старые экономические отношения. Таким образом, здесь предпосылкой обращения было производство, создававшее меновые стоимости лишь в виде излишка; но оно уступило место такому производству, которое может существовать только в связи с обращением, производству, содержанием которого является исключительно создание меновых стоимостей.
Вместе с тем в современном производстве, предпосылкой которого являются меновая стоимость и развитое обращение, с одной стороны, цены определяют производство, а с другой стороны, производство определяет цены.
Когда говорят, что капитал «есть накопленный (реализованный) труд» (собственно говоря, овеществленный труд), «служащий средством для нового труда (производства)»[115], то имеют в виду просто материю капитала, отвлекаясь от того определения формы, без которого капитал не является капиталом. Эта формулировка означает не что иное, как то, что капитал есть орудие производства, ибо в самом широком смысле слова всякий предмет, даже дарованный природой, как например камень, должен сперва быть присвоен посредством какой-либо деятельности, прежде чем он сможет служить орудием, средством производства. Выходит, что капитал существовал при всех формах общества, что он является чем-то совершенно неисторическим. Выходит, что каждый орган человеческого тела представляет собой капитал, так как каждый такой орган, для того чтобы иметь возможность функционировать в качестве органа, должен не только получить определенное развитие благодаря деятельности, труду, но и должен питаться, воспроизводиться. В этом смысле рука, в особенности кисть руки, представляет собой капитал. Капитал был бы в этом случае лишь новым названием для вещи, столь же древней, как человеческий род, так как всякий вид труда, даже самый неразвитый, как охота, рыбная ловля и т. д., предполагает, что продукт прошлого труда употребляется в качестве средства для непосредственного, живого труда.
Дальнейшее определение, содержащееся в вышеприведенной дефиниции, состоит в том, что здесь полностью абстрагируются от материального вещества продуктов труда, а сам прошлый труд рассматривают как единственное содержание (вещество) продуктов; точно так же абстрагируются от определенной, особой цели, для осуществления которой этот продукт должен теперь послужить средством, и в качестве цели принимают, наоборот, только некое производство вообще. Все это представлялось лишь продуктом абстракции, которая, якобы, одинаково верна для всех общественных укладов и лишь развивает анализ дальше и дает более абстрактную (более общую) формулировку, чем это обычно делалось раньше.
Если подобным образом абстрагироваться от определенной формы капитала и подчеркивать только содержание, в качестве которого капитал представляет собой необходимый момент всякого труда, то, разумеется, нет ничего легче, как доказать, что капитал есть необходимое условие всякого человеческого производства. Доказательство ведется здесь как раз путем абстрагирования от тех специфических определений, которые делают капитал моментом некоторой особо развитой исторической ступени человеческого производства. Вся соль в том, что если всякий капитал есть овеществленный труд, служащий средством для нового производства, то не всякий овеществленный труд, служащий средством для нового производства, есть капитал. Капитал понимается здесь как вещь, а не как отношение. Когда, с другой стороны, говорят, что капитал есть сумма стоимостей, употребляемая для производства стоимостей, то это означает, что капитал есть сама себя воспроизводящая меновая стоимость. Однако формально меновая стоимость воспроизводится также и в простом обращении. Хотя в этой дефиниции и сохранена та форма, благодаря которой меновая стоимость является исходной точкой капитала, но упущена связь с содержанием (эта связь для капитала, в отличие от простой меновой стоимости, не безразлична).
Когда говорят, что капитал есть такая меновая стоимость, которая производит прибыль, или, по меньшей мере, применяется с целью произвести прибыль, то здесь капитал уже предположен для своего собственного объяснения, ибо прибыль есть определенное отношение капитала к самому себе. Капитал — это вовсе не простое отношение, а процесс, в различных моментах которого он всегда остается капиталом. Этот процесс поэтому и подлежит анализу.
В понятии накопленного труда тоже есть нечто неправомерно привнесенное, так как [II—16] капитал по определению понятия должен быть здесь только овеществленным трудом, в котором, конечно, накоплено определенное количество труда. Но понятие накопленного труда уже охватывает некоторое определенное количество таких предметов, в которых овеществлен труд.
«Первоначально каждый обеспечивал себя сам, и в обмен поступали только предметы, не имевшие ценности для каждого из участников обмена; такому обмену не придавали большого значения, и каждый был доволен тем, что получал полезную вещь взамен вещи бесполезной. Но когда разделение труда превратило... каждого человека в купца, а общество в торговое общество, то никто не хотел отдавать свои продукты иначе, как за их эквивалент; и поэтому для того, чтобы определять этот эквивалент, нужно было знать стоимость того, что давали, и того, что получали» (Ganilh. Des Systèmes d'économie politique. Tome second. Paris, 1809, стр. 11—12).
Иными словами, это означает, что обмен не ограничился формальным полаганием меновых стоимостей, а с необходимостью привел к тому, что само производство было подчинено меновой стоимости.
[3) ПЕРЕХОД ОТ ПРОСТОГО ОБРАЩЕНИЯ ТОВАРОВ К КАПИТАЛИСТИЧЕСКОМУ ПРОИЗВОДСТВУ]
а)] Обращение и проистекающая из обращения меновая стоимость как предпосылка капитала
Для того чтобы развить понятие капитала, нужно исходить не из труда, а из стоимости, и притом из меновой стоимости, уже развитой в движении обращения. Перейти от труда прямо к капиталу столь же невозможно, сколь невозможно от различия человеческих рас перейти прямо к банкиру или от природы — к паровой машине. Мы видели, что в деньгах как таковых меновая стоимость уже приобретает форму, самостоятельную по отношению к обращению, но только форму негативную, исчезающую — или иллюзорную, если она закрепляется. Деньги существуют только в связи с обращением и как возможность вступить в него; но как только деньги реализуются, они теряют это определение и снова возвращаются к своим прежним двум определениям: меры меновых стоимостей и средства обмена. Когда деньги выступают как такая меновая стоимость, которая не только приобретает самостоятельность по отношению к обращению, но и сохраняет себя в нем, то это уже не деньги — ибо деньги как таковые не выходят за пределы отрицательного определения, — а капитал.
То обстоятельство, что деньги являются первой формой, в которой меновая стоимость доходит до определения капитала, и чю поэтому первая форма проявления капитала смешивается с самим капиталом или рассматривается как единственно адекватная форма капитала, — это обстоятельство есть исторический факт, который таким образом отнюдь не противоречит нашему анализу, а, напротив, подтверждает его. Стало быть, первое определение капитала состоит в том, что проистекающая из обращения, а потому и предполагающая его меновая стоимость сохраняет себя в обращении и посредством обращения; вступая в обращение, меновая стоимость не утрачивается; обращение представляет собой здесь не движение исчезновения меновой стоимости, а, напротив, движение ее действительного самополагания как меновой стоимости, ее реализацию в качестве меновой стоимости.
Нельзя сказать, что в простом обращении меновая стоимость реализуется как таковая. Она реализуется всегда лишь в момент своего исчезновения. Если товар посредством денег обменивается на другой товар, то его стоимостное определение исчезает в тот самый момент, когда он реализуется; товар выходит из стоимо'стного отношения, становится безразличным по отношению к нему и оказывается только прямым объектом потребности. Если деньги обмениваются на товар, то исчезновение формы обмена, как чисто формального опосредствования, служащего лишь для овладения природным материалом товара, даже заранее дано. Если товар обменивается на деньги, то форма меновой стоимости, меновая стоимость, положенная как меновая стоимость, деньги, сохраняются лишь в течение того времени, пока они находятся вне обмена, изъяты из него; следовательно, в той форме, в которой осязательно существует самостоятельность меновой стоимости, деньги представляют собой чисто иллюзорное осуществление, являются чисто идеальными. Если, наконец, деньги [посредством товара] обмениваются на деньги — четвертая форма, в которой может анализироваться обращение, аи fond представляющая собой, однако, ту же третью форму, только выраженную в форме обмена, — то между различаемыми моментами нет уже и формального различия; это distinction without a difference [lxxiii]; здесь исчезает не только меновая стоимость, но и формальное движение ее исчезновения. Аи fond эти четыре определения форм простого обращения можно свести к двум, которые, впрочем, an sich [lxxiv] совпадают друг с другом; различие заключается в том, на каком из двух моментов ставится ударение, делается акцент, какой из двух моментов — товар или деньги — образует исходный пункт. А именно, обмениваются ли деньги на товар, т. е. меновая стоимость товара исчезает в его материальном содержании (субстанции), или же товар обменивается на деньги, т. е. его содержание (субстанция) исчезает в его форме как меновой стоимости. В первом случае погашается форма меновой стоимости, во втором — ее субстанция; следовательно, в обоих случаях реализация меновой стоимости мимолетна.
Только в капитале меновая стоимость положена как меновая стоимость, так как она сохраняется в обращении, т. е. она, таким образом, с одной стороны, не оказывается лишенной субстанции, а осуществляется все в новых субстанциях, в совокупности таковых; с другой стороны, меновая стоимость не теряет здесь своего определения формы, а сохраняет в каждой из различных субстанций свою тождественность с самой собой. Она, стало быть, все время остается деньгами и все время товаром. Она заключена в каждом из обоих моментов, исчезающих в обращении друг в друге. Но меновая стоимость является такой лишь потому, что сама представляет собой непрерывно возобновляющийся кругооборот актов обмена. Также и в этом отношении ее обращение отличается от обращения простых меновых стоимостей как таковых. В действительности простое обращение является обращением лишь с точки зрения наблюдателя, или an sich, но не положено как таковое. Не одна и та же меновая стоимость — именно потому, что ее субстанцией является тот или иной определенный товар — сначала становится деньгами, а потом опять товаром, но всё новые меновые стоимости, всё новые товары противопоставляются деньгам. Обращение, кругооборот состоит там лишь в простом повторении или чередовании [II—17] определения товара и определения денег, а не в том, что действительный исходный пункт является также и пунктом возвращения. Поэтому, когда рассматривалось простое обращение как такозое, где сохраняющимся моментом являются только деньги, оно было охарактеризовано как всего лишь денежное обращение, как всего лишь оборот денег.
«Капиталистические стоимости увековечиваются» (/. В. Say. Traité d'Econornie politique. Troisième edition. Tome second, Paris, 1817, стр. 185).
«Капитал представляет собой постоянно сохраняющуюся» («умножающую себя» сюда еще не относится) «стоимость, которая больше не пропадает; эта стоимость обособляется от товара, который создал ее; она как некое метафизическое, невещественное качество всегда остается в руках одного и того же земледельца »(это здесь безразлично: скажем владельца), «для которого она принимает различные формы» (Sismondi. Nouveaux Principes d'Economic politique. Seconde edition. Tome I, Paris, 1827, стр. 89) [Русский перевод, том I, стр. 185].