Рабочие, говорит Сисмонди, обменивают свой труд на хлеб, который съедают, между тем как их труд «сделался капиталом для их хозяина» (/. С. L. Simonde de Sismondi. Nouveaux Principes d'Economie politique. Seconde edition. Tome I, Paris, 1827, стр. 90) [Русский перевод, том I, стр. 186].
«Обменивая свой труд, рабочие превращают его в капитал» (там же, стр. 105) [Русский перевод, том I, стр. 193].
«Продавая свой труд капиталисту, рабочий получает право только на цену труда, но у него нет права ни на продукт этого труда, ни на ту стоимость, которую он к нему присоединил » (A. Cherbuliez. Richesse ou pauvreté. Paris, 1841, стр. 55—56).
«Продажа труда равносильна отречению от всех плодов труда» (там же, стр. 64).
Поэтому все успехи цивилизации, или, другими словами, всякое увеличение общественных производительных сил, если угодно, производительных сил самого труда — в том виде, в каком они являются плодом науки, изобретений, разделения и комбинирования труда, улучшения средств сообщения, создания мирового рынка, машин и т. д. — обогащают не рабочего, а капитал; следовательно, только еще более увеличивают ту силу, которая господствует над трудом; лишь умножают производительную силу капитала. Так как капитал является противоположностью рабочего, то успехи цивилизации лишь увеличивают объективную власть капитала над трудом.
Превращение труда (как живой целесообразной деятельности) в капитал есть an sich [lxxxix]результат обмена между капиталом и трудом, поскольку этот обмен дает капиталисту право собственности на продукт труда (и право командования трудом). Осуществляется же это превращение лишь в самом процессе производства. Следовательно, вопрос о том, является капитал производительным или нет, — нелеп. Там, где капитал образует основу производства и капиталист является, таким образом, командиром производства, сам труд является производительным только тогда, когда он включен в капитал. Производительность труда так же становится производительной силой капитала, как всеобщая меновая стоимость товаров фиксируется в деньгах. Труд в том виде, как он в противоположность капиталу существует в рабочем сам по себе, т. е. труд в своем непосредственном бытии, труд, отделенный от капитала, является непроизводительным. Как деятельность рабочего труд не становится производительным также и оттого только, что он входит в простой процесс обращения, вызывающий всего лишь формальные изменения. Поэтому те, кто доказывает, что вся производительная сила, приписываемая [III—16] капиталу, представляет собой перемещение, перестановку производительной силы труда, забывают как раз о том, что сам капитал по существу своему есть это перемещение, эта перестановка и что наемный труд как таковой предполагает капитал и, следовательно, если рассматривать дело со стороны труда, тоже представляет собой это пресуществление [xc]; представляет собой необходимый процесс превращения собственных сил труда в силы, чуждые рабочему. Поэтому требование [мелкобуржуазных социалистов] сохранить наемный труд и вместе с тем упразднить капитал есть противоречащее самому себе и само себя уничтожающее требование.
|
|
Другие авторы, сами являющиеся экономистами, например Рикардо, Сисмонди и т. д., говорят, что производителен только труд, но не капитал[138]. Однако в этом случае они берут капитал не в его специфической определенности формы, не как реф-лектированное в себя производственное отношение, а имеют в виду лишь его вещественную субстанцию, сырье и пр. Но эти вещественные элементы еще не делают капитал капиталом. С другой стороны, им затем снова приходит на ум, что капитал в то же время представляет собой стоимость, т. е. нечто нематериальное, нечто безразличное по отношению к своему вещественному составу. Так, Сэй говорит следующее:
|
|
«Капитал всегда есть нематериальная сущность, ибо не материя составляет капитал, а стоимость этой материя, стоимость, в которой нет ничего телесного» (/. В. Say. Traité d'économie politique. Troisième edition. Tome second, Paris, 1817, стр. 429).
Или же Сисмонди:
«Капитал есть коммерческое понятие » (J. С. L. Simonde de Sismondi. Etudes sur l'économie politique. Tome II, Bruxelles, 1838, стр. 273).
Но затем им приходит на ум, что капитал все же представляет собой и некое иное экономическое определение, нежели стоимость, ибо иначе вообще нельзя было бы говорить о капитале в отличие от стоимости, и если все капиталы суть стоимости, то стоимости как таковые еще не являются капиталом. Тогда они снова перебегают к тому вещественному облику капитала, который он имеет внутри процесса производства. Это мы видим, например, у Рикардо, когда он определяет капитал как накопленный труд, применяемый для производства нового труда, т. е. определяет капитал как всего лишь орудие труда или материал труда [139]. В этом смысле Сэй говорит даже о «производительной услуге капитала» [140], на которой должно основываться вознаграждение капитала, как будто орудие труда как таковое может претендовать на благодарность рабочего и как будто не именно он, рабочий, впервые превращает его в действительное орудие труда, в нечто производительное. Самостоятельность орудия труда, т. е. его общественное определение, т. е. его определение как капитала предполагается здесь для того, чтобы обосновать притязания капитала. Прудо-новское положение: «капитал стоит, труд производит»[141] не означает абсолютно ничего, кроме следующего: капитал есть стоимость, а так как здесь о капитале ничего больше не говорится помимо того, что он есть стоимость, это означает, что стоимость есть стоимость (субъект в этом суждении является всего лишь другим обозначением предиката); слова же о том, что труд производит, является производительной деятельностью, означают: труд есть труд, ибо вне этого «производства» труд есть просто ничто.
|
|
Не может не быть очевидным, что эти тавтологические суждения не содержат никаких особенных глубин мудрости и, в частности, что они не в состоянии выразить то отношение, в которое вступают между собой стоимость и труд и в котором они сами друг с другом соотносятся и друг от друга отличаются, а не находятся один возле другого как безразличные и индифферентные друг к другу. Уже то, что труд выступает по отношению к капиталу в качестве субъекта, т. е. что рабочий выступает только в определении труда, а труд это не сам рабочий, — уже это должно было бы открыть глаза. Здесь, уже не говоря о капитале, заложена такая связь, такое отношение рабочего к своей собственной деятельности, которое отнюдь не является «естественным», а само уже содержит некое специфическое экономическое определение.
Капитал, поскольку мы рассматриваем его здесь как такое отношение, которое надлежит отличать от стоимости и денег, есть капитал вообще, т. е. совокупность тех определений, которые отличают стоимость как капитал от нее же как простой стоимости или денег. Стоимость, деньги, обращение и т. д., цены и т. д. предполагаются данными, равно как и труд и т. д. Но мы не имеем еще здесь дела ни с какой-нибудь особой формой капитала, ни с отдельным капиталом, отличающимся от других отдельных капиталов, и т. д. Мы присутствуем при процессе его возникновения. Этот диалектический процесс возникновения капитала есть лишь идеальное выражение того действительного движения, в котором возникает капитал. Позднейшие отношения надлежит рассматривать как развитие этого зародыша. Необходимо, однако, фиксировать ту определенную форму, в которой капитал выступает в том или ином конкретном пункте. Иначе получится путаница.
[2) САМОВОЗРАСТАНИЕ СТОИМОСТИ КАК НЕОБХОДИМОЕ УСЛОВИЕ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ПРОИЗВОДСТВА]
[III—17] До сих пор капитал рассматривался с его вещественной стороны как простой процесс производства. Однако со стороны определенности формы этот процесс есть процесс самовозрастания стоимости. Самовозрастание стоимости включает в себя как сохранение существовавшей ранее стоимости, так и умножение ее.
Стоимость выступает в качестве субъекта. Труд есть целесообразная деятельность, и таким образом с вещественной стороны заранее предполагается, что в процессе производства орудие труда действительно использовано в качестве средства для достижения некоторой цели и что сырой материал, превратившись в продукт, приобрел потребительную стоимость более высокого порядка, чем он имел прежде, — либо в результате химического обмена веществ, либо в результате механического изменения. Однако сама эта сторона, поскольку она касается только потребительной стоимости, относится еще к простому процессу производства. Здесь дело не в том, — это скорее предполагается, подразумевается, — что создана потребительная стоимость более высокого порядка (само это весьма относительно; когда зерно превращается в водку, то уже сама потребительная стоимость более высокого порядка устанавливается по отношению к обращению); для индивида, для производителя тут и не создано потребительной стоимости более высокого порядка (по меньшей мере, это является делом случая и не затрагивает отношения как такового), а потребительная стоимость более высокого порядка создана для других. Суть дела заключается в том, что [в капиталистическом процессе производства] порождается более высокая меновая стоимость.
При простом обращении процесс для отдельного товара заканчивался тем, что товар в качестве потребительной стоимости поступал к своему покупателю и потреблялся. Тем самым товар выходил из обращения, утрачивал свою меновую стоимость, вообще свое экономическое определение формы. Капитал же потребил свой материал посредством труда и потребил труд посредством своего материала; капитал потребил себя как потребительную стоимость, но только как потребительную стоимость для него самого, потребил себя как капитал. Следовательно, само потребление капитала в качестве потребительной стоимости входит здесь в обращение, или, вернее, сам капитал кладет здесь начало обращению либо знаменует собой его конец, как угодно. Само потребление потребительной стоимости входит здесь в экономический процесс, так как сама потребительная стоимость определена здесь меновой стоимостью. В процессе производства капитал ни на один момент не перестает быть капиталом или стоимость — стоимостью и в качестве таковой — меновой стоимостью. Ничего нет глупее, как говорить, подобно г-ну Прудону[142], что капитал превращается из продукта в меновую стоимость благодаря акту обмена, т. е. благодаря тому, что он снова вступает в простое обращение. Тем самым мы были бы снова отброшены назад к самому началу, даже к непосредственной меновой торговле, где можно наблюдать возникновение меновой стоимости из. продукта.
То обстоятельство, что капитал по окончании процесса производства, после того как он потреблен в качестве потребительной стоимости, снова вступает и может вступить в обращение в качестве товара, заложено уже в том, что капитал заранее был предположен как самосохраняющаяся меновая стоимость. Но поскольку капитал теперь снова становится товаром лишь в качестве продукта, а меновой стоимостью — лишь в качестве товара, поскольку капитал получает цену и в качестве таковой подлежит реализации в деньгах, — он представляет собой простой товар, меновую стоимость вообще; а потому в обращении судьба его может сложиться и так, что он будет реализован в деньгах, и так, что он не будет в них реализован; это означает, что его меновая стоимость может превратиться в деньги, но может и не превратиться. Поэтому меновая стоимость капитала — которая до этого была установлена идеально — скорее стала проблематичной, чем возникла. Что же касается того, что капитал реально полагается в обращении как более высокая меновая стоимость, то это и подавно не может проистекать из самого обращения, в котором, согласно его простому определению, обмениваются только эквиваленты. Если капитал выходит из обращения в виде более высокой меновой стоимости, то и вступать в обращение он должен в качестве таковой.
По своей форме капитал состоит не из предметов труда и труда, а из стоимостей или, еще определеннее, из цен. То обстоятельство, что стоимостные элементы капитала во время процесса производства существуют как различные субстанции, отнюдь не касается их определения как стоимостей; они от этого не изменяются. Если они из формы беспокойного движения, процесса в конце последнего снова соединяются в продукте в покоящейся объективной форме, то по отношению к стоимости это опять-таки есть всего лишь обмен веществ, который ее не изменяет. Правда, субстанции как таковые разрушены, но они превратились не в ничто, а в другую, иначе сформированную субстанцию. Прежде они выступали в качестве элементарных, безразличных условий продукта. Теперь они стали продуктом. Следовательно, стоимость продукта может быть равна только сумме тех стоимостей, которые были материализованы в определенных вещественных элементах процесса производства, в сырье, в орудии труда (сюда относятся также и такие товары, которые служат всего лишь вспомогательными материалами) и в самом труде. Сырье потреблено целиком, труд потреблен целиком, орудие потреблено лишь отчасти и, следовательно, продолжает еще обладать некоторой частью стоимости капитала в той его определенной форме существования, которая была ему присуща еще до процесса производства. Следовательно, эта часть стоимости капитала здесь вовсе не принимается во внимание, так как она не претерпела никаких изменений. Различные способы существования стоимостей были чистой видимостью, сама же стоимость составляла ту сущность, которая оставалась равной себе в процессе исчезновения этих различных способов ее существования. С этой точки зрения продукт, рассматриваемый в качестве стоимости, является не продуктом, а, скорее, остающейся идентичной, неизменной стоимостью и лишь обладает некоторой иной формой существования, формой, которая, однако, для стоимости тоже безразлична и может быть обменена на деньги.
Стоимость продукта равна стоимости сырья плюс стоимость уничтоженной части орудий труда (т. е. той части орудий труда, которая перешла в продукт, была уничтожена в своей первоначальной форме) плюс стоимость труда. Другими словами, цена продукта равняется этим издержкам производства, т. е. равняется сумме цен тех товаров, которые были потреблены в процессе производства. Это означает, иначе говоря, только то, что процесс производства со своей вещественной стороны [III—18] был безразличен для стоимости; что поэтому стоимость осталась тождественной самой себе и лишь приняла иной вещественный способ существования, материализовалась в другой субстанции и другой форме. (Форма субстанции не имеет ничего общего с экономической формой, со стоимостью как таковой.)
Если капитал первоначально был равен 100 талерам, то он по-прежнему продолжает оставаться равным 100 талерам, несмотря на то, что эти 100 талеров в процессе производства существовали в виде 50 талеров хлопка, 40 талеров заработной платы и 10 талеров прядильной машины, а теперь существуют в виде хлопчатобумажной пряжи ценой в 100 талеров. Это воспроизводство 100 талеров есть всего лишь сохранение ими равенства с самими собой, с той только разницей, что сохранение это опосредствовано здесь материальным процессом производства. Этот процесс должен поэтому завершиться продуктом, иначе хлопок потеряет свою стоимость, зря будет изнашиваться орудие труда, зря будет выплачена заработная плата. Единственное условие самосохранения стоимости заключается в том, чтобы процесс производства был действительно полным процессом, т. е. завершался продуктом. Полнота процесса производства, т. е. то, что он завершается продуктом, здесь действительно представляет собой условие самосохранения стоимости, сохранения ею равенства с самою собой; но это уже заложено в том первоначальном условии, что капитал действительно становится потребительной стоимостью, становится действительным процессом производства; следовательно, это в данном пункте предположено.
С другой стороны, процесс производства является для капитала процессом производства лишь постольку, поскольку в этом процессе, а стало быть, и в продукте, капитал сохраняет себя как стоимость. Поэтому утверждение, что необходимая цена равна сумме цен издержек производства, является чисто аналитическим [143]. Это — предпосылка производства самого капитала. Сначала капитал дан как 100 талеров, как простая стоимость; затем в этом процессе производства он выступает как сумма цен определенных — определенных самим процессом производства — стоимостных элементов самого капитала. Цена капитала, его стоимость, выраженная в деньгах, равна цене его продукта. Это означает, что стоимость капитала как результат процесса производства является такой же, какой она была в качестве предпосылки этого процесса.
Однако во время процесса производства стоимость капитала не сохраняет ни той простоты, которой она обладает в начале его, ни той, которую она снова приобретает в конце процесса производства, как его результат; напротив, она распадается на такие, на первый взгляд совершенно безразличные, количественные составные части, как стоимость труда (заработная плата), стоимость орудия труда и стоимость сырья. Здесь еще не дано никакого иного отношения, кроме того, что в процессе производства простая стоимость численно распадается на некоторое количество стоимостей, которые в продукте вновь соединяются в своей однородной простоте, но теперь являются суммой. Однако сумма эта равна первоначальному единому целому. Если рассматривать только стоимость, то, кроме ее количественного деления, здесь еще не содержится никакой другой разницы в соотношении между различными количествами стоимости. 100 талеров были первоначальным капиталом; 100 талеров являются продуктом, но теперь эти 100 талеров выступают как сумма: 50 + 40 + 10 талеров. Я мог бы также и с самого начала рассматривать эти 100 талеров как сумму 50 + 40 + 10 талеров, но с таким же основанием мог бы рассматривать их и как сумму 60 + 30 + 10 талеров и т. д. То обстоятельство, что 100 талеров выступают теперь как сумма определенных количеств единиц, обусловлено тем, что каждый из тех различных вещественных элементов, на которые распадался капитал в процессе производства, представлял собой одну из частей стоимости капитала, но часть вполне определенную.
Позже обнаружится, что между самими этими количествами, на которые распадается первоначальное единое целое, существуют определенные соотношения, но здесь это нас еще совершенно не касается. В той мере, в какой во время процесса производства имеет место движение самой стоимости, оно является чисто формальным и состоит в следующем простом акте. [Во-первых], стоимость существует сначала как единое целое, т. е. как определенное количество единиц, которое само рассматривается как единство, как целое: капитал в 100 талеров; во-вторых, во время процесса производства это единое целое делится на 50 талеров, 40 талеров и 10 талеров, — деление, имеющее существенное значение, поскольку материал труда, орудие труда и труд употребляются в определенных количествах, но здесь, по отношению к самим 100 талерам, являющееся лишь безразличным разложением их на различные количества одной и той же единицы; наконец, [в-третьих], в продукте эти 100 талеров появляются вновь уже как сумма. По отношению к стоимости единственным процессом является то, что она сначала выступает как целое, как единство, затем — как деление этого единства на определенное количество частей и, наконец, — как сумма. Те 100 талеров, которые выступают как сумма в конце, в такой же точно мере представляют собой как раз ту же самую сумму, которая выступала как единое целое вначале. Определение суммы, определение сложения получилось только благодаря тому делению, которое произошло в акте производства; но это определение не существует в самом продукте как таковом. Следовательно, положение о том, что цена продукта равна цене издержек производства, или что стоимость капитала равна стоимости продукта, означает только то, что стоимость капитала сохранилась в акте производства и выступает теперь как сумма.
Рассматривая одну лишь эту тождественность капитала, или воспроизводство его стоимости на протяжении всего процесса производства, мы не продвинулись бы ни на шаг вперед. То, что вначале было налицо как предпосылка, теперь налицо [III—19] как результат, и притом в неизменившейся форме. Что экономисты на самом деле имеют в виду не это, когда говорят об определении цены издержками производства, это ясно. Иначе никогда нельзя было бы создать большую стоимость, чем та, которая была налицо вначале; нельзя было бы создать большую меновую стоимость, хотя можно было бы создать потребительную стоимость более высокого порядка, о чем здесь вовсе нет речи. Дело идет о потребительной стоимости капитала как такового, а не о потребительной стоимости товара.
Когда говорят, что издержки производства, или необходимая цена товара, равны 110, то расчет ведется так: первоначальный капитал равен 100 (стало быть, например, сырье равно 50, труд равен 40, орудие труда равно 10) + 5% (процент) + 5% (прибыль). Значит, издержки производства равны 110, а не 100; стало быть, издержки производства [Produktionskosten][144] выше себестоимости производства [Kosten der Produktion].
Если мы перебежим, как это любят делать некоторые экономисты, от меновой стоимости товара к его потребительной стоимости, то это нисколько не поможет делу. Будет ли эта последняя как потребительная стоимость потребительной стоимостью более высокого или более низкого порядка, она как таковая не определяет меновой стоимости. Цены товаров часто падают ниже их цен производства[145], хотя товары эти бесспорно получили потребительную стоимость более высокого порядка, чем они имели в период до начала производства.
Столь же бесполезно было бы искать спасения в обращении. Я произвожу на 100, но продаю на 110.
«Прибыль не создается обменом. Если бы она не существовала раньше, она не могла бы существовать и после этой сделки» (G. Ramsay. An Essay on the Distribution of Wealth. Edinburgh, 1836, стр. 184).
Это означало бы попытку вывести увеличение стоимости из простого обращения, между тем как в простом обращении стоимость, напротив, самым определенным образом выступает только как эквивалент. Да и эмпирически ясно, что если все продают на 10% дороже издержек производства, то это то же самое, как если бы все продавали по издержкам производства. Прибавочная стоимость[146] была бы тогда чисто номинальной, фиктивной, условной, была бы просто фразой. А так как деньги сами являются товаром, продуктом, то и они продавались бы на 10% дороже, т. е. продавец, получивший 110 талеров, фактически получил бы только 100.
(Смотри у Рикардо о внешней торговле, которую он рассматривает как простое обращение и поэтому говорит:
«Внешняя торговля никогда не может увеличить меновые стоимости какой-нибудь страны»[147].
Доводы, которые Рикардо приводит для обоснования этого положения, абсолютно те же, которые «доказывают», что обмен как таковой, простое обращение, следовательно торговля вообще, поскольку она рассматривается как простое обращение, — никогда не могут увеличить меновые стоимости, никогда не могут создать меновую стоимость.)
В противном случае и тезис о том, что цена равна издержкам производства, должен был бы гласить: цена товара всегда больше его издержек производства.
Помимо простого числового деления и сложения, к стоимости в процессе производства присоединяется еще и формальный элемент, заключающийся в том, что элементы стоимости выступают теперь как издержки производства, т. е. что элементы самого процесса производства сохраняются не в их вещественной определенности, а как стоимости, которые в том виде, в каком они существуют до процесса производства, в этом процессе потребляются.
С другой стороны ясно, что если бы акт производства сводился только к воспроизводству стоимости капитала, то капитал подвергался бы только вещественным, а не экономическим изменениям, и что подобное простое сохранение его стоимости противоречит понятию капитала. Правда, капитал не оставался бы, подобно самостоятельно существующим деньгам, вне обращения, а принимал бы вид различных товаров, но это он делал бы ни за что ни про что; это был бы бесцельный процесс, так как в конце его капитал представлял бы лишь ту же самую сумму денег и только подвергался бы риску потерпеть ущерб в акте производства, который может и не удасться и в котором деньга утрачивают свою непреходящую форму.
Ну ладно, вот процесс производства окончен, продукт реализовался в деньгах и снова принял первоначальную форму 100 талеров. Но ведь капиталисту тоже надо есть и пить; он не может жить за счет этой смены формы денег. Значит, часть этих 100 талеров пришлось бы обменять не как капитал, а как монету на товары как потребительные стоимости и в этой форме их потребить. 100 талеров превратились бы в 90, а так как капиталист всегда воспроизводит капитал в конечном счете в форме денег, и притом в форме того же количества денег, с которым он начал производство, то в конце концов эти 100 талеров были бы съедены, и капитал исчез бы. Но, могут сказать, капиталист должен получить плату за труд, выражающийся в том, что он бросает 100 талеров в качестве капитала в процесс производства, а не проедает их. Но из каких же источников прикажете его оплачивать? И не оказывается ли его труд совершенно бесполезным, так как капитал включает в себя заработную плату и, следовательно, рабочие могли бы жить за счет простого воспроизводства издержек производства, что для капиталиста невозможно? Следовательно, капиталист выступал бы под рубрикой faux frais de production [xci]. И каковы бы ни были заслуги капиталиста, воспроизводство было бы возможно и без него, так как рабочие в процессе производства вкладывают лишь ту стоимость, которую они оттуда извлекают, т. е. они вовсе не нуждаются в капиталистическом отношении для того, чтобы постоянно вновь возобновлять процесс производства; да и, кроме того, не было бы фонда, из которого можно было бы оплатить заслуги капиталиста, так как цена товара была бы равна издержкам производства. Если же рассматривать труд капиталиста как особый труд наряду с трудом рабочих и сверх их труда, например как труд по надзору и т. д., то капиталист получал бы, как и рабочие, определенную заработную плату, принадлежал бы к той же категории, что и они, и относился бы к труду отнюдь не как капиталист; он и не обогащался бы, а получал бы только такую меновую стоимость, которую должен был бы потреблять через посредство обращения.
Наличие капитала, противостоящего труду, требует, чтобы для-себя-сущий капитал — капиталист — мог быть налицо, мог жить как не-рабочий. С другой стороны, столь же ясно, — это следует также и из [III—20] обычных экономических определений, — что такой капитал, который мог бы только сохранять свою стоимость, не сохранил бы ее. Производственный риск должен быть компенсирован. Капитал должен сохраняться при колебаниях цен. Должно быть компенсировано обесценение капитала, непрерывно совершающееся в результате повышения производительной силы, и т. д. Поэтому-то экономисты плоско говорят, что если бы не получалось барыша, прибыли, то всякий проедал бы свои деньги, вместо того чтобы вкладывать их в производство, применять их в качестве капитала. Словом, предположить такое не-возрастание стоимости, т. е. не-ум-ножение стоимости капитала, — значит предположить, что капитал не является действительным звеном производства, не является особым производственным отношением; это значит предположить такое состояние, при котором издержки производства не имеют формы капитала, а капитал не выступает как условие производства.
Нетрудно понять, каким образом труд может умножать потребительную стоимость; трудность заключается в понимании того, каким образом труд может создавать больше меновых стоимостей, чем их было предпослано производству.
Предположим, что меновая стоимость, которую капитал выплачивает рабочему, представляет собой точный эквивалент той стоимости, которую труд создает в процессе производства. В этом случае увеличение меновой стоимости продукта было бы невозможно. То, что труд как таковой привнес бы в процесс производства сверх предпосланной этому процессу стоимости сырья и орудия труда, было бы выплачено рабочему. Стоимость самого продукта, поскольку она представляет собой. избыток над стоимостью сырья и орудия, доставалась бы рабочему, с той лишь разницей, что капиталист выплачивает рабочему эту стоимость в виде заработной платы, а рабочий возвращает ее капиталисту в виде продукта.
{Что под издержками производства подразумевается не сумма стоимостей, вступающих в производство, — притом подразумевается даже и теми экономистами, которые на словах сводят дело к этой сумме, — ясно видно в отношении процента на данный взаймы капитал. Для промышленного капиталиста процент прямо принадлежит к числу расходов этого капиталиста, к числу его действительных издержек производства. Но сам процент уже предполагает, что капитал выходит из производства в виде прибавочной стоимости, так как процент сам является лишь одной из форм этой прибавочной стоимости. Так как процент, стало быть, с точки зрения ссудополучателя уже входит в его непосредственные издержки производства, то обнаруживается, что в издержки производства входит капитал как таковой, а капитал как таковой не является просто суммой своих стоимостных составных частей.