Концентрация в городе, территория которого включает в себя окружающую сельскую местность; мелкое сельское хозяйство, производящее для непосредственного потребления; промышленность как домашнее побочное занятие жен и дочерей (прядение и ткачество) ила как получившая самостоятельное развитие только в отдельных отраслях производства (fabri [clix] и т. д.).
Предпосылкой дальнейшего существования такой общины является сохранение равенства между образующими его свободными и самостоятельно обеспечивающими свое существование крестьянами, а также собственный труд как условие дальнейшего существования их собственности. К природным условиям труда они относятся как собственники; но эти условия должны еще все время действительно утверждаться личным трудом индивида в качестве условий и объективных элементов его личности, его личного труда.
С другой же стороны, направление этого небольшого воин-ственного коллектива толкает его за эти пределы и т. д. (Рим, Греция, евреи и т. д.).
«Когда предсказания авгуров», — говорит Нибур, — «дали Нуме уверенность, что боги одобряют его избрание, благочестивый царь позаботился в первую очередь не о богослужении в храмах, а о людях. Он разделил земли, приобретенные Ромулом в результате войны и предоставленные им для заселения, и учредил культ Термина [clx]. Все древние законодатели, и прежде всего Моисей, уснех своих предписаний для поддержания добродетели, справедливости и добрых нравов основывали на земельной собственности для возможно большего числа граждан, или, по крайней мере, на обеспечении возможно большего числа граждан наследственным землевладением» (Niebuhr. Römische Geschiente. Erster Theil, 2-te Ausgabe, 1827, стр. 245).
|
|
Для добывания жизненных средств индивид ставился в такие условия, чтобы целью его было не приобретение богатства, а самостоятельное обеспечение своего существования, воспроизводство себя как члена общины, воспроизводство себя как собственника земельного участка и, в качестве такового, как члена общины.
Дальнейшее существование общины есть воспроизводство всех ее членов как самостоятельно обеспечивающих свое существование крестьян, прибавочное время которых принадлежит именно общине, военному делу и т. д. Собственность на свой труд опосредствована собственностью на условия труда — на участок земли, а эта собственность со своей стороны гарантирована существованием общины, которая в свою очередь гарантирована прибавочным трудом членов общины в форме военной службы и т. д. Член общины воспроизводит себя как члена общины не кооперацией в труде, создающем богатство, а кооперацией в труде для общих интересов (воображаемых и действительных), обеспечивающем сохранность союза вовне и внутри. Собственность — это собственность квиритская[208], римская; частный земельный собственник является таковым только как римлянин, но как римлянин он обязательно — частный земельный собственник.
[г) Германская форма собственности, ее отличие от азиатской и от античной форм собственности]
[IV—53] [Иной] формой собственности работающих индивидов (самостоятельно обеспечивающих свое существование членов общины) на природные условия их труда является германская собственность. При этой форме собственности член общины как таковой не является совладельцем общей собственности [clxi], как это имеет место при форме специфически восточной. Нет тут и того, что характерно для римской (а также греческой, короче говоря: классически-античной) формы, где земля, занятая общиной, является римской землей. Одна часть ее сохраняется в распоряжении общины как таковой, а не отдельных членов общины: ager publicus в его различных формах. Другую часть земли делят, и каждая парцелла земли является римской землей в силу того, что она есть частная собственность, достояние римлянина, принадлежащая ему доля в общей лаборатории земли; но и он является римлянином лишь постольку, поскольку он обладает этим суверенным правом на часть римской земли.
|
|
{«В древности городское ремесло и торговля считались зазорными занятиями, земледелие же было в большом почете; в средние века наоборот» [ Нибур, там же, стр. 418].}
{«Право пользования общинной землей путем владения ею принадлежало первоначально патрициям, которые затем передавали ее в лен своим клиентам; наделение собственностью из ager publicus было исключительной привилегией плебеев; все ассигнования шли в пользу плебеев, будучи возмещением за ту или другую долю общинной земли. Земельная собственность в собственном значении слова, за исключением местности внутри стен города, первоначально находилась только в руках плебеев» (позднее принятые в римское гражданство сельские общины) [там же, стр. 435—436].}
{«Основной характер римского плебса состоит в том, что он представляет собой совокупность крестьян, как это и выражено в их квиритской собственности. Древние единодушно почитали земледелие единственным делом, подобающим для свободного человека, школой солдата. Занятие земледелием сохраняет старую племенную основу нации; она меняется в городах, где селятся чужеземные купцы и ремесленники, так же как и коренное население тянется туда, где есть приманка наживы. Повсюду, где существует рабство, вольноотпущенники стремятся обеспечить свое существование такими занятиями, в результате которых они затем часто накопляют большие богатства: таким образом, эти промыслы были в древнем мире чаще всего в их руках и потому считались не подобающими для граждан; отсюда взгляд, что допущение ремесленников к полноправному гражданству — дело рискованное (у греков более раннего периода они, как правило, не входили в состав полноправных граждан). «Никому из римлян не дозволялось вести образ жизни торговца или ремесленника»[209]. Древние и понятия не имели о таком почтенном учреждении, как цеховой строй средневековых городов; и даже здесь военная доблесть приходила в упадок по мере того, как цехи одерживали верх над патрицианскими родами, а в конце концов и вовсе исчезла; вместе же с ней погиб почет, которым города пользовались вовне, и их свобода» [там же, стр. 614—615].}
|
|
{«Племена древних государств устанавливались двояким путем: либо по родам, либо по территории... Племена, организованные по родовому признаку, древнее племен, созданных по территориальному признаку, и почти повсеместно вытесняются последними. Их самой крайней, самой строгой формой является кастовое устройство, когда одна каста отделена от другой; между ними пе допускается смешения путем браков; касты совершенно различны по своему значению; у каждой касты своя исключительная, неизменная профессия...
Племена, организованные по территориальному признаку, соответствовали первоначально делению территории на области и села, так что всякого, кто ко времени установления этого деления (в Аттике при Клис-фене) был коренным жителем села, приписывали в качестве демота такого-то села к той филе[210], к территории которой принадлежало село. Потомки же его, как правило, оставались в той же филе и в том же самом деме, независимо от их места жительства, в силу чего и это деление полу-яало видимость деления по происхождению...
Римские роды состояли не из кровных родственников. В качестве отличительного признака, наряду с общим именем, Цицерон называет, кроме того, еще происхождение от свободных предков. У членов римских родов были общие sacra [clxii], что впоследствии исчезло» (уже ко времени Цицерона). «Дольше всего сохранялось наследование имущества умерших членов рода, не оставивших родных и не сделавших завещания. В древнейшие времена обязанностью членов рода было помогать нуждающимся членам рода, попавшим в какое-нибудь чрезвычайное положение. (У германцев первоначально это практиковалось повсеместно, дольше всех сохранилось у дитмаршенцев[211].) Роды представляют собой сословные корпорации. Более общего деления, чем на роды, в древнем мире не существовало... Так, у гэлов[212] родовитые Кэмпбеллы образуют со своими вассалами один клан» [там же, стр. 317—335].}
Так как патриций в более высокой степени является представителем общины, то он является владельцем ager publicus и пользуется им через своих клиентов и т. д. (а затем постепенно и присваивает его себе).
Германская община не сосредоточена в городе; путем же просто такого сосредоточения (в городе, как в центре сельской жизни, месте поселения крестьян, равно как центре военного руководства) община как таковая обретает в этом случае внешнее существование, отличное от существования каждого отдельного лица. История классической древности — это история городов, но городов, основанных на земельной собственности и на земледелии; история Азии — это своего рода нерасчленен-ное единство города и деревни (подлинно крупные города могут рассматриваться здесь просто как государевы станы, как нарост на экономическом строе в собственном смысле). В средние века (германская эпоха) деревня как таковая является отправной точкой истории, дальнейшее развитие которой протекает затем в форме противоположности города и деревни. Новейшая история есть проникновение городских отношений в деревню, тогда как в древнем мире, наоборот, имело место проникновение деревенских отношений в город.
[V—1] [clxiii] При объединении в город община как таковая обладает экономическим существованием; само существование города как такового отличается от простой множественности независимых домов. Здесь целое не просто сумма своих частей. Это своего рода самостоятельный организм. У германцев, отдельные главы семей которых селились в лесах и были разобщены один от другого большими расстояниями, община, рассматриваемая чисто внешне, существует в каждом отдельном случае лишь в форме сходок членов общины, хотя их внутреннее единство дано в их происхождении, языке, общем прошлом и общей истории и т. д.
Община выступает, следовательно, как объединение, а не как союз, как единение, самостоятельные субъекты которого являются собственниками земли, а не как единое начало. Община существует поэтому на деле не как государство, не как государственность, как это было у античных народов, потому что она существует не как город. Чтобы община обрела действительное существование, свободные собственники земли должны сходиться на собрания, тогда как в Риме, например, община существует, помимо этих собраний, в наличии самого города и должностных лиц, поставленных над ним, и т. д.
Правда, и у германцев встречается ager publicus, общинная земля, или народная земля, в отличие от собственности отдельного индивида. Этот ager publicus представляет собой район охоты, пастбища, лес для рубки и т. п., т. е. ту часть земли, которая не может быть делима, если она должна служить в качестве средства производства в этой именно определенной форме. Но в то же время этот ager publicus не выступает, как это было, например, у римлян, в качестве особого экономического бытия государства наряду с частными собственниками, так чтобы последние постольку были подлинно частными собственниками [ Privat eigentümerJ как таковыми, поскольку они были исключены, отрешены [priviert], подобно плебеям, от пользования ager publicus.
Напротив, у германцев ager publicus является только дополнением индивидуальной собственности и фигурирует как собственность лишь постольку, поскольку его как общее достояние одного племени надо защищать от враждебных племен. Не собственность отдельного индивида выступает как опосредствованная общиной, а, наоборот, в качестве опосредствованного выступает существование общины и общинной собственности, т. е. их существование выступает как связь самостоятельных субъектов друг с другом. Au fond [clxiv] экономическим целым является каждый отдельный дом, который сам по себе, взятый отдельно, образует самостоятельный центр производства (промышленность только как побочная домашняя работа женщин и т. д.).
В античном мире город с принадлежащими ему землями является экономическим целым; у германцев экономическим целым является отдельное жилище, которое само занимает лишь один пункт на принадлежащей ему земле; это не концентрация множества собственников, а семья как самостоятельная единица. В азиатской (по крайней мере преобладающей) форме не существует собственности отдельного лица, а существует лишь его владение; действительный, настоящий собственник — это община; следовательно, собственность существует только как общая собственность на землю.
У античных народов (римляне как самый классический пример, ибо у них это проявляется в самой чистой, самой выпуклой форме) имеет место форма собственности, заключающая в себе противоположность государственной земельной собственности и частной земельной собственности, так что последняя опосредствуется первой или сама государственная земельная собственность существует в этой двоякой форме. Вот почему частный земельный собственник является в то же время городским жителем. То, что индивид является гражданином государства, находит свое экономическое выражение в той простой форме, что крестьянин является жителем города.
В германской форме крестьянин не является гражданином государства, т. е. не является жителем города. Напротив, изолированное, самостоятельное жилище семьи составляет основу, гарантированную союзом с другими подобными же семьями того же самого племени и их сходками в целях взаимной помощи друг другу по случаю войны, для отправления религиозного культа, разрешения тяжб и т.д. Индивидуальная земельная собственность не выступает здесь ни как форма, противоположная земельной собственности общины, ни как ею опосредствованная, а, наоборот, община существует только во взаимных отношениях друг к другу этих индивидуальных земельных собственников как таковых. Общинная собственность как таковая выступает только как общее для всех добавление к индивидуальным поселениям соплеменников и к индивидуальным земельным участкам.
[Германская] община — это не субстанция, по отношению к которой отдельный человек выступает только как акциденция [как в восточной общине]. Точно так же она и не такое единое начало [как в античной общине, где] общее как таковое в виде города с его городскими потребностями и в представлении отдельного человека и в действительности отличается от существования и потребностей отдельного человека; или где община в виде своих городских земель отличается от особого экономического существования отдельного члена общины. Напротив, германская община сама по себе, с одной стороны, как общность по языку, по крови и т. д. является предпосылкой существования индивидуальных собственников; но, с другой стороны, она фактически существует только в их действительном собрании ради общих целей, и в той мере, в какой она имеет особое экономическое существование в виде совместно используемых районов охоты, пастбищ и т. п., она используется каждым индивидуальным собственником как таковым, а не как представителем государства (как это было в Риме). Это действительно общая собственность индивидуальных собственников, а не собственность союза этих собственников, в самом городе имеющих существование, обособленное от них как отдельных индивидов.
[д) Ограниченный характер производственных отношений общинного строя. Богатство в древнем мире, в буржуазном обществе и при коммунизме]
Суть дела здесь собственно в следующем. Во всех этих формах, в которых земельная собственность и земледелие образуют базис экономического строя, в силу чего экономической целью является производство потребительных стоимостей, воспроизводство индивида в тех определенных отношениях его к общине, в которых он образует ее базис — во всех этих формах налицо имеются следующие моменты:
1) Присвоение природного условия труда (земли как самого первоначального орудия труда, лаборатории и хранилища сырья) происходит не при посредстве труда, а предшествует труду качестве его предпосылки. Индивид просто относится к объективным условиям труда как к своим собственным, относится к ним как к неорганической природе своей субъективности, в которой эта субъективность сама себя реализует. Главным объективным условием труда является не продукт труда, а находимая трудом природа. [V—2] С одной стороны, имеется налицо живой индивид, с другой — земля как объективное условие его воспроизводства.
2) Однако это отношение к земле как к собственности трудящегося индивида (который поэтому с самого начала выступает не просто как трудящийся индивид в этой абстрактности, а имеет в собственности на землю объективный способ существования, являющийся заранее данной предпосылкой его деятельности, а не всего лишь ее результатом, т. е. являющийся такой же предпосылкой его деятельности, как его кожа, его органы чувств, которые он, правда, тоже воспроизводит и развивает и т. д. в процессе жизни, но которые как предпосылка предшествуют самому этому процессу воспроизводства) сразу же опосредствовано естественно сложившимся, в той или иной мере исторически развитым и видоизмененным существованием индивида как члена какой-либо общины, его естественно сложившимся существованием как члена племени и т.д.
Изолированный индивид совершенно так же не мог бы иметь собственность на землю, как он не мог бы и говорить. Конечно, он мог бы пользоваться землей как субстанцией, подобно тому как это делают животные. Отношение к земле как к собственности всегда опосредствовано захватом (мирным или насильственным) земель племенем, общиной, имеющей более или менее естественно сложившуюся или уже исторически развитую форму. Тут индивид никогда не может выступать так резко обособленным, как он выступает в качестве просто свободного рабочего. Если объективные условия как принадлежащие индивиду являются предпосылкой его труда, то субъективной предпосылкой является сам индивид как член той или иной общины, которая опосредствует его отношение к земле. Его отношение к объективным условиям труда опосредствовано его существованием как члена общины; с другой же стороны, действительное существование общины определяется определенной формой его собственности на объективные условия труда. Выступает ли эта опосредствованная принадлежностью к общине собственность как общая собственность, при которой отдельное лицо является только владельцем и частной собственности на землю вовсе не существует; или же она выступает в двоякой форме — как государственная собственность и наряду с ней частная собственность, но так, что последняя обусловлена первою, в силу чего только гражданин государства является и должен быть частным собственником, между тем как его собственность как гражданина государства имеет в то же время особое существование; или же, наконец, эта общинная собственность выступает только как дополнение к индивидуальной собственности, тогда как последняя фигурирует как ее базис, а община сама по себе вообще не существует вне собрания членов общины и вне их соединения для общих целей, — эти различные формы отношения членов общины или племени к земле племени (к земле, на которой оно обосновалось) зависят частью от природных задатков племени, частью же от тех экономических условий, при которых племя уже действительно относится к земле как к своей собственности, т. е. при которых оно присваивает плоды земли трудом; последнее, в свою очередь, само будет зависеть от климата, физического состава почвы, физически обусловленного способа ее эксплуатации, от отношения к враждебным или соседним племенам и от изменений, которые влекут за собой переселения, исторические события и т. д.
Чтобы община как таковая продолжала существовать на прежний лад, необходимо, чтобы воспроизводство ее членов происходило при заранее данных объективных условиях. Само производство, рост населения (а население тоже относится к производству) неизбежно расшатывает мало-помалу эти условия, разрушает их вместо того, чтобы воспроизводить и т. д., и от этого общинный строй гибнет вместе с теми отношениями собственности, на которых он был основан.
Всего упорнее и всего дольше неизбежно держится азиатская форма. Это заложено в ее предпосылке, т. е. в том, что отдельный человек не становится самостоятельным по отношению к общине, что объем производства рассчитан только на обеспечение собственного существования, что земледелие и ремесло слиты воедино и т. д.
Изменяя свое отношение к общине, отдельный человек изменяет тем самьгм общину и действует на нее разрушающе; точно так же он действует и на ее экономическую предпосылку; с другой стороны, происходит изменение этой экономической предпосылки, вызванное ее собственной диалектикой: обнищание и т. д. В особенности влияние военного дела и завоеваний (что в Риме, например, по существу, относилось к экономическим условиям самой общины) подрывает реальную связь, на которой она покоится.
Во всех этих формах основой развития является воспроизводство заранее данных (в той или иной степени естественно сложившихся или же исторически возникших, но ставших традиционными) отношений отдельного человека к его общине и определенное, для него предопределенное, объективное существование как в его отношении к условиям труда, так и в его отношении к своим товарищам по труду, соплеменникам и т. д., — в силу чего эта основа с самого начала имеет ограниченный характер, но с устранением этого ограничения она вызывает упадок и гибель. Именно такое влияние оказывает у римлян развитие рабства, концентрация землевладения, обмен, денежные отношения, завоевания и т. д., несмотря на то, что все эти элементы до известного момента казались совместимыми с основой их общества и отчасти как будто лишь расширяли ее невинным образом, отчасти казались простыми злоупотреблениями, развившимися из этой основы. Здесь, в пределах определенного круга, может иметь место значительное развитие. Возможно появление крупных личностей. Но здесь немыслимо свободное и полное развитие ни индивида, ни общества, так как такое развитие находится в противоречии с первоначальным отношением [между индивидом и обществом].
[V—3] У древних мы не встречаем ни одного исследования о том, какая форма земельной собственности и т. д. является самой продуктивной, создает наибольшее богатство. Богатство не выступает у них как цель производства, хотя Катон прекрасно мог заниматься исследованием того, какой способ обработки полей является наиболее выгодным; или Брут мог даже ссужать свои деньги за самую высокую ставку процента. Исследуется всегда вопрос: какая форма собственности обеспечивает государству наилучших граждан? Богатство выступает как самоцель лишь у немногих торговых народов — монополистов посреднической торговли, — живших в норах древнего мира, как евреи в средневековом обществе. Дело в том, что, с одной стороны, богатство есть вещь, оно воплощено в вещах, материальных продуктах, которым человек противостоит как субъект; с другой же стороны, богатство как стоимость — это просто власть распоряжаться чужим трудом не в целях господства, а для частного потребления и т. д. Во всех формах богатство принимает вещную форму, будь это вещь или отношение, опосредствованное вещью, находящейся вне индивида и являющейся случайной для него.
Поэтому древнее воззрение, согласно которому человек, как бы он ни был ограничен в национальном, религиозном, политическом отношении, все же всегда выступает как цель производства, кажется куда возвышеннее по сравнению с современным миром, где производство выступает как цель человека, а богатство как цель производства. На самом же деле, если отбросить ограниченную буржуазную форму, чем же иным является богатство, как не универсальностью потребностей, способностей, средств потребления, производительных сил и т. д. индивидов, созданной универсальным обменом? Чем иным является богатство, как не полным развитием господства человека над силами природы, т. е. как над силами так называемой «природы», так и над силами его собственной природы? Чем иным является богатство, как не абсолютным выявлением творческих дарований человека, без каких-либо других предпосылок, кроме предшествовавшего исторического развития, делающего самоцелью эту целостность развития, т. е. развития всех человеческих сил как таковых, безотносительно к какому бы то ни было заранее установленному масштабу. Человек здесь не воспроизводит себя в какой-либо одной только определенности, а производит себя во всей своей целостности, он не стремится оставаться чем-то окончательно установившимся, а находится в абсолютном движении становления.
В буржуазной экономике — и в ту эпоху производства, которой она соответствует — это полное выявление внутренней сущности человека выступает как полнейшее опустошение, этот универсальный процесс овеществления [Vergegenständlichung] — как полное отчуждение, а ниспровержение всех определенных односторонних целей — как принесение самоцели в жертву некоторой совершенно внешней цели. Поэтому младенческий древний мир представляется, с одной стороны, чем-то более возвышенным, нежели современный. С другой же стороны, древний мир, действительно, возвышеннее современного во всем том, в чем стремятся найти законченный образ, законченную форму и заранее установленное ограничение. Он дает удовлетворение с ограниченной точки зрения, тогда как современное состояние мира не дает удовлетворения; там же, где оно выступает самоудовлетворенным, оно — пòшло.
[е) Путаница у Прудона по вопросу о происхождении собственности. Действительные предпосылки возникновения собственности. Рабство и крепостничество]
То, что г-н Прудон именует внеэкономическим, происхождением собственности, подразумевая под собственностью именно земельную собственность[213], это — добуржуазное отношение индивида к объективным условиям труда и прежде всего к природным объективным условиям труда; ибо, подобно тому как трудящийся субъект есть индивид, данный природой, природное бытие, так первым объективным условием его труда является природа, земля, как его неорганическое тело; сам индивид, данный природой, представляет собой не только органическое тело, но он есть эта неорганическая природа как субъект. Это условие не является его продуктом, а заранее имеется налицо; в качестве природного бытия, находящегося вне его, оно является его заранее данной предпосылкой.
Прежде чем мы продолжим анализ этого вопроса, — еще следующее замечание: бравый Прудон не только мог бы, но и должен был бы с таким же правом обвинить во внеэкономическом происхождении капитал и наемный труд как формы собственности. Ибо нахождение рабочим условий труда как отдельно от него существующих, как капитала и нахождение капиталистом рабочего как лишенного собственности, как абстрактного рабочего (обмен, как он происходит менаду стоимостью и живым трудом, предполагает исторический процесс, хотя капитал и наемный труд сами воспроизводят это отношение и развивают его как вширь — во всем его объективном объеме, — так и вглубь) — все это предполагает, как мы видели, исторический процесс, представляющий собой историю возникновения капитала и наемного труда.
Иными словами: внеэкономическое происхождение собственности означает не что иное, как историческое происхождение буржуазной экономики, т. е. тех форм производства, которые получают теоретическое или идеальное выражение в категориях политической экономии. Но та истина, что добуржуазная история и каждая ее фаза тоже имеют свою экономику и экономическую основу своего движения, эта истина, в конце концов, сводится к той тавтологии, что жизнь людей искони покоилась на производстве, на того или иного рода общественном производстве, отношения которого мы как раз и называем экономическими отношениями.
Первоначальные условия производства (или, что то же самое: первоначальные условия воспроизводства людей, число которых увеличивается путем естественного процесса между обоими полами; ибо это воспроизводство, если оно, с одной стороны, и является присвоением объектов субъектами, то, с другой — оно в такой же мере есть формирование объектов, подчинение объектов субъективной цели, превращение объектов в результаты и воплощения субъективной деятельности) первоначально не могут сами быть произведены, не могут сами быть результатами производства. В объяснении нуждается (или результатом некоторого [V—4] исторического процесса является) не единство живых и деятельных людей с природными, неорганическими условиями их обмена веществ с природой и в силу этого присвоение ими природы, а разрыв между этими неорганическими условиями человеческого существования и самим этим деятельным существованием, разрыв, впервые полностью развившийся лишь в форме отношения наемного труда и капитала.
В отношениях рабства и крепостной зависимости этого разрыва нет; но здесь одна часть общества обращается с другой его частью просто как с неорганическим и природным условием своего собственного воспроизводства. Раб не находится в каком-либо отношении к объективным условиям своего труда; напротив, сам работник, и в форме раба и в форме крепостного, ставится в качестве неорганического условия производства в один ряд с прочими существами природы, рядом со скотом, или является придатком к земле.
Иными словами: первоначальные условия производства выступают как природные предпосылки, как природные условия существования производителя; точно так же как его живое тело, воспроизводимое и развиваемое им, первоначально создано не им самим, а является предпосылкой его самого; существование (телесное) его самого есть такая природная предпосылка, которая не им создана. Эти природные условия существования, к которым он относится как к принадлежащему ему неорганическому телу, сами выступают в двоякой форме: 1) субъективной и 2) объективной. Производитель существует как член семьи, племени, рода и т. д., которые затем, смешиваясь с другими семьями и т. д. и противопоставляя себя им, принимают исторически различную форму, и в качестве такового члена он относится к определенным природным условиям (здесь можно пока сказать: к земле) как к своему собственному неорганическому существованию, как к условию своего производства и воспроизводства. Как естественный член общины он имеет свою часть в общей собственности и имеет в своем владении особую долю; точно так же, как он, будучи по своему происхождению римским гражданином, имеет идеальное (по меньшей мере) притязание на ager publicus и реальное — на такое-то количество югеров земли и т. д.