Этот процесс претворения труда в действительность есть вместе с тем процесс, лишающий труд всякой подлинной действительности. Труд полагает себя объективно, но эту свою объективность он полагает как свое собственное небытие или как бытие своего небытия — капитала. Труд возвращается к себе как всего лишь возможность полагания стоимости или увеличения стоимости, так как ему противопоставлены в качестве самостоятельных сущностей: все действительное богатство, мир действительной стоимости, а также реальные условия его собственного [IV—44] претворения в действительность. В лоне самого живого труда покоятся возможности, которые в результате процесса производства существуют вне труда как действительности, но как чуждые труду действительности, образующие богатство в противоположность труду.
Поскольку прибавочный продукт снова используется в качестве добавочного капитала, снова вступает в процесс производства и в процесс увеличения стоимости, он распадается на 1) жизненные средства для рабочих, предназначенные для обмена на живую рабочую силу; эта часть капитала может быть названа рабочим фондом. Этот рабочий фонд, представляющий собой часть капитала, предназначенную для сохранения рабочей силы, притом для прогрессирующего сохранения ее, так как добавочный капитал постоянно возрастает, — точно так же выступает теперь в качестве продукта чужого труда, чуждого капиталу труда, как и 2) остальные составные части капитала: вещные условия, требующиеся для воспроизводства стоимости, равной стоимости этих жизненных средств, и для получения прибавочной стоимости.
Далее, если рассматривать этот добавочный капитал, то деление капитала на постоянную часть, обладающую допотопным — до труда — существованием: сырье и орудия труда, и на переменную часть, а именно: жизненные средства, которые могут быть обменены на живую рабочую силу, — представляется чисто формальным, поскольку как та, так и другая часть капитала в равной мере полагаются трудом и в равной мере полагаются им в качестве его собственных предпосылок. Это внутреннее деление самого капитала выступает теперь скорее таким образом, что собственный продукт труда — объективированный прибавочный труд — распадается на две составные части: 1) на объективные условия для нового использования труда и 2) на рабочий фонд, предназначенный для сохранения возможности этого живого труда, т. е. для сохранения живой рабочей силы как чего-то живого, — но распадается таким образом, что рабочая сила только в том случае снова может присвоить себе предназначенную для рабочего фонда часть своего собственного результата, своего собственного наличного бытия в объективной форме, только в том случае может извлечь эту часть из формы противостоящего рабочей силе чужого богатства, если рабочая сила не только воспроизводит свою стоимость, но также увеличивает стоимость той части нового капитала, которая представляет собой объективные условия для осуществления нового прибавочного труда и добавочного производства, т. е. производства прибавочных стоимостей. Сам труд создал новый фонд для применения нового необходимого труда, или, что то же самое, фонд для содержания новой живой рабочей силы, новых рабочих, но вместе с тем он создал и то условие, что этот фонд может быть присвоен рабочими только в том случае, когда избыточная часть добавочного капитала поглощает новый прибавочный труд. Следовательно, в произведенном трудом добавочном капитале — в прибавочной стоимости — вместе с тем создана реальная необходимость нового прибавочного труда, и таким образом добавочный капитал сам есть реальная возможность как нового прибавочного труда, так и нового добавочного капитала.
Из всего сказанного видно, как в результате самого труда все более и более расширяется объективный мир богатства, противопоставляя себя труду как чуждая ему сила и приобретая все более обширное и все более полное существование, так что относительно, по сравнению с созданными стоимостями или реальными условиями созидания стоимости, нищая субъективность живой рабочей силы образует все более разительный контраст. Чем больше объективирует себя труд, тем обширнее становится объективный мир стоимостей, противостоящий труду как чужой мир, как чужая собственность. Путем создания добавочного капитала труд сам все снова и снова принуждает себя к созданию нового добавочного капитала и т. д., и т. д.
По сравнению с первоначальным — не добавочным капиталом, — условия для рабочей силы изменились теперь в том смысле, что 1) та часть капитала, которая обменивается на необходимый труд, воспроизведена самим этим трудом, т. е. уже не приходит к нему из обращения, а является его собственным продуктом; и 2) та часть стоимости, которая в виде сырья и орудия представляет реальные условия использования живого труда, была сохранена им самим в процессе производства, и так как всякая потребительная стоимость по своей природе состоит из преходящего материала, а меновая стоимость имеется налицо, существует только в виде потребительной стоимости, — то это сохранение равносильно спасению от гибели, или отрицанию преходящей природы принадлежащих капиталистам стоимостей, а потому полаганию их как для-себя-сущей стоимости, как непреходящего богатства. Поэтому эта первоначальная сумма стоимостей была положена в качестве капитала лишь в процессе производства живым трудом.
* * *
Теперь с точки зрения капитала: когда предметом рассмотрения является добавочный капитал, то капиталист представляет для-себя-сущую стоимость, деньги в их третьем моменте, богатство, просто в результате присвоения чужого труда, ибо каждый из моментов добавочного капитала: материал, орудие, жизненные средства, — сводится к чужому труду, который не присваивается капиталистом посредством обмена на имеющиеся в наличии стоимости, но который он присвоил себе без обмена. Правда, первоначальным условием для этого добавочного капитала является обмен части принадлежащих ему стоимостей, или принадлежащего ему овеществленного труда, на чужую живую рабочую силу.
Условием образования добавочного капитала I — если мы так назовем тот добавочный капитал, который появляется в результате первоначального процесса производства, — т. е. условием присвоения чужого труда, овеществленного чужого труда является на стороне капиталиста обладание стоимостями, часть которых он формально обменивает на живую рабочую силу. Мы говорим «формально», потому что живой труд должен возвратить, возместить капиталисту также и обмененные им стоимости. Но как бы то ни было, во всяком случае условием для формирования добавочного капитала!, т. е. условием для присвоения чужого труда или тех стоимостей, в которых этот труд овеществился, является производимый капиталистом обмен принадлежащих ему стоимостей, брошенных им в обращение и предложенных им живой рабочей силе, — стоимостей, которые возникли не из его [IV—45] обмена с живым трудом, т. е. не из его отношения как капитала к труду.
Но представим себе теперь, что добавочный капитал снова брошен в процесс производства, снова реализует в обмене свою прибавочную стоимость и снова появляется в начале третьего процесса производства в качестве нового добавочного капитала. Предпосылки этого добавочного капитала II иные, чем у добавочного капитала I, Предпосылкой добавочного капитала I были стоимости, принадлежавшие капиталисту и брошенные им в обращение, точнее — в обмен с живой рабочей силой. Предпосылкой добавочного капитала II является не что иное, как существование добавочного капитала I, т. е., иными словами, та предпосылка, что капиталист уже присвоил чужой труд без обмена. Это-то и дает капиталисту возможность беспрестанно возобновлять процесс. Правда, для того чтобы создать добавочный капитал II, капиталист должен был обменять некоторую часть стоимости добавочного капитала I в форме жизненных средств на живую рабочую силу, но то, что он таким образом обменял, с самого начала было такими стоимостями, которые не были пущены им в обращение из собственного фонда; эти стоимости представляли собой чужой овеществленный труд, который он присвоил без всякого эквивалента и который он теперь снова обменивает на чужой живой труд; точно так же и материал и т. д., в котором осуществляется и создает прибавочную стоимость этот новый труд, попал в руки капиталиста без обмена, путем простого присвоения.
Прошлое присвоение чужого труда теперь выступает просто как условие нового присвоения чужого труда; иными словами, то обстоятельство, что чужой труд в объективной (вещной) форме, в форме существующих стоимостей, находится в собственности капиталиста, — это обстоятельство является условием для того, чтобы капиталист снова мог присвоить себе чужую живую рабочую силу и, следовательно, прибавочный труд, труд без эквивалента. То, что капиталист уже противостоял живому труду в качестве капитала, является единственным условием того, что он не только сохраняет себя как капитал, но как возрастающий капитал в возрастающем количестве присваивает чужой труд без эквивалента, т. е. расширяет свою мощь, свое существование в качестве капитала в противовес живой рабочей силе, а с другой стороны, все снова и снова полагает живую рабочую силу в ее субъективной, лишенной субстанции нищете как живую рабочую силу.
Собственность на прошлый, или объективированный, чужой труд выступает как единственное условие дальнейшего присвоения теперешнего, или живого, чужого труда. Поскольку добавочный капитал I был создан путем простого обмена между овеществленным трудом и живой рабочей силой, обмена, целиком основанного на законе обмена эквивалентами в соответствии с содержащимся в них количеством труда или рабочего времени, и поскольку этот обмен в юридическом смысле не предполагает ничего иного помимо права собственности любого человека на его собственные продукты и свободного распоряжения ими, — но поскольку отношение добавочного капитала II к добавочному капиталу I поэтому является следствием этого первого отношения [между капиталом и трудом], — мы наблюдаем поразительный результат: на стороне капиталиста право собственности диалектически превращается в право на чужой продукт или в право собственности на чужой труд, в право присвоения чужого труда без эквивалента, а на стороне рабочей силы — в обязанность относиться к собственному труду или к своему собственному продукту как к чужой собственности. На одной стороне право собственности превращается в право присвоения чужого труда, а на другой стороне — в обязанность относиться к продукту своего собственного труда и к самому собственному труду как к стоимостям, принадлежащим другим.
Однако обмен эквивалентов, выступавший как та первоначальная операция, в которой юридически было выражено право собственности, обернулся таким образом, что для одной из сторон он является лишь видимостью обмена, так как часть капитала, обмененная на живую рабочую силу, во-первых, сама является чужим трудом, присвоенным без эквивалента, и, во-вторых, она должна быть с избытком возмещена живой рабочей силой, т. е. в действительности эта часть капитала не отдается, а только превращается из одной формы в другую. Итак, отношение обмена целиком отпало, или является всего лишь видимостью.
Далее, первоначально право собственности было основано на собственном труде. Теперь собственность выступает как право на чужой труд и как невозможность для труда присваивать себе свой собственный продукт. Полное разделение между собственностью и трудом и еще более — между богатством и трудом выступает теперь как следствие того закона, который исходил из их тождества.
Наконец, результатом процесса производства и процесса увеличения стоимости прежде всего является воспроизводство и новое производство самого отношения между капиталом и трудом, между капиталистом и рабочим. Это социальное отношение, производственное отношение фактически является еще более важным результатом процесса, чем его материальные результаты. А именно, в рамках этого процесса рабочий производит самого себя как рабочую силу, а также — противостоящий ему капитал, подобно тому как, с другой стороны, капиталист производит себя как капитал, а также —· противостоящую ему живую рабочую силу. Каждый воспроизводит самого себя тем, что он воспроизводит другого, воспроизводит свое отрицание. Капиталист производит труд как чужой труд; труд производит продукт как чужой продукт. Капиталист производит рабочего, а рабочий — капиталиста и т. д.
[5)] ПЕРВОНАЧАЛЬНОЕ НАКОПЛЕНИЕ КАПИТАЛА
[а) Исторические предпосылки капитала и их отношение к уже существующему капиталистическому производству]
Если уж предположено производство, основанное на капитале, — {собственно говоря, деньги превратились в капитал лишь в конце первого процесса производства, результатом которого были воспроизводство капитала и новое производство добавочного капитала I; однако сам добавочный капитал I только в том случае полагается, реализуется как добавочный капитал, когда он произвел добавочный капитал II, т. е. когда исчезли находящиеся еще вне движения действительного капитала предпосылки денег, превращающихся в капитал, и поэтому капитал сам, соответственно своей имманентной сущности, фактически полагает те условия, из которых он исходит в процессе производства}, — то в этом случае условие, что капиталист, для того чтобы стать капиталом, должен привнести в обращение [IV — 46] стоимости, созданные его личным трудом или каким-нибудь другим способом (но только не уже наличным, прошлым наемным трудом), это условие относится к допотопным условиям капитала, к его историческим предпосылкам, которые в качестве такого рода исторических предпосылок уже изжиты и поэтому принадлежат к истории образования капитала, но отнюдь не к его современной истории, т. е. они не относятся к действительной системе подчиненного ему способа производства.
Если, например, бегство крепостных в города является одним из исторических условий и предпосылок городского строя, то оно вовсе не является условием, реальным моментом развитого городского строя, а принадлежит к его минувшим предпосылкам, к тем предпосылкам становления городского строя, которые в его бытии уже сняты. Условия и предпосылки становления, возникновения капитала предполагают как раз то, что капитал еще не существует, а только лишь становится; следовательно, они исчезают при действительном капитале, при том капитале, который, исходя из собственной действительности, сам полагает условия своего собственного осуществления. Так, например, если при первоначальном становлении денег, или для-себя-сущей стоимости, капиталом предпосылкой является определенное накопление со стороны капиталиста (пусть даже путем экономии продуктов и стоимостей и т. д., созданных его собственным трудом), которое он осуществил, будучи не-капиталистом, если, таким образом, предпосылки становления денег капиталом являются данными внешними предпосылками возникновения капитала, — то капитал, ставший таковым, создает свои собственные предпосылки, а именно: обладание реальными условиями для создания новых стоимостей без обмена, посредством своего собственного процесса производства.
Эти предпосылки, которые первоначально выступали в качестве условий становления капитала и поэтому еще не могли вытекать из его деятельности как капитала, теперь являются результатами его собственного осуществления, полагаемой им действительности, являются не условиями возникновения капитала, а результатами его бытия. Для своего становления капитал больше не исходит из предпосылок, но он сам предпослан и, исходя из самого себя, сам создает предпосылки своего сохранения и роста. Поэтому условия, предшествовавшие созданию добавочного капитала I, или условия, выражающие становление капитала, не относятся к сфере того способа производства, предпосылкой которого является капитал, а пройдены капиталом как предварительные исторические этапы его становления, подобно тому как те процессы, посредством которых Земля из состояния огненного и парообразного моря перешла в свою теперешнюю форму, находятся за пределами жизни сформировавшейся Земли. Это означает, что отдельные капиталы все еще могут возникать, например, посредством накопления запасов. Однако накопленный запас может быть превращен в капитал только посредством эксплуатации труда.
Буржуазные экономисты, рассматривающие капитал как вечную и естественную (а не историческую) форму производства, затем снова стараются оправдать капитал, выдавая условия его становления за условия его теперешнего осуществления; иными словами, те моменты, при которых капиталист еще присваивает себе что-нибудь в качестве не-капиталиста — так как он еще только становится капиталистом, — буржуазные экономисты выдают за те условия, при которых он присваивает себе нечто уже в качестве капиталиста. Эти попытки апологетики говорят только о нечистой совести и о бессилии привести в соответствие с общими законами собственности, провозглашенными самим капиталистическим обществом, способ присвоения, применяемый капиталом как таковым.
С другой стороны, что для нас гораздо важнее, наш метод показывает те пункты, где должно быть включено историческое рассмотрение предмета, т. е. те пункты, где буржуазная экономика, являющаяся всего лишь исторической формой процесса производства, содержит выходящие за ее пределы указания на более ранние исторические способы производства. Поэтому, для того чтобы раскрыть законы буржуазной экономики, нет необходимости писать действительную историю производственных отношений. Однако правильное рассмотрение и выведение этих производственных отношений как исторически сложившихся отношений всегда приводят к таким первым уравнениям, которые — подобно эмпирическим числам, например, в естествознании — указывают на прошлое, существовавшее до этой системы. Эти указания наряду с правильным пониманием современности дают в таком случае также и ключ к пониманию прошлого: это самостоятельная работа, к которой тоже мы надеемся еще приступить. С другой стороны, это правильное рассмотрение приводит к пунктам, где намечается уничтожение современной формы производственных отношений и в результате этого вырисовываются первые шаги преобразующего движения по направлению к будущему. Если, с одной стороны, добуржуазные фазы являются только лишь историческими, т. е. уже устраненными предпосылками, то современные условия производства выступают как устраняющие самих себя, а потому — как такие условия производства, которые полагают исторические предпосылки для нового общественного строя.
Теперь рассмотрим прежде всего уже установившееся отношение: ставшую капиталом стоимость и живой труд как всего лишь противостоящую капиталу потребительную стоимость, так что живой труд является всего лишь средством для того, чтобы увеличить стоимость овеществленного, мертвого труда, вдохнуть в него живую душу, но утратить при этом свою собственную душу и в качестве результата произвести создаваемое им богатство как чужое богатство, а как свою собственность — только нищету живой рабочей силы; в этом случае дело сводится просто к тому, что в самом процессе и посредством него реальные вещные условия живого труда (а именно, материал, в котором происходит увеличение стоимости, орудие, посредством которого увеличивается стоимость, [IV—47] и жизненные средства, которые должны раздуть пламя живой рабочей силы и побудить ее к труду, не давать ей погаснуть, доставляя необходимые для ее жизненного процесса вещества) полагаются как чужие самостоятельные сущности или как способы существования чужой личности, как нечто противостоящее живой рабочей силе, которая также изолирована от них и субъективна, — полагаются как прочно обособившиеся, для-себя-сущие стоимости, а потому как стоимости, образующие богатство, чуждое живой рабочей силе, богатство капиталиста.
Объективные условия живого труда выступают как отделившиеся, самостоятельные стоимости по отношению к живой рабочей силе как субъективному наличному бытию, которая поэтому по отношению к объективным условиям также является только стоимостью другого рода (она отличается от них не как стоимость, а как потребительная стоимость). Если это разделение однажды выступает как предпосылка, то процесс производства может только производить вновь, воспроизводить это разделение, причем воспроизводить его в большем масштабе. Каким образом процесс производства осуществляет это, мы уже видели. Объективные условия живой рабочей силы предпосланы как самостоятельное по отношению к ней существование, как объективность отличного от живой рабочей силы и противостоящего ей субъекта; поэтому воспроизводство и увеличение стоимости, т. е. расширение этих объективных условий является вместе с тем воспроизводством и новым производством их в качестве богатства чужого субъекта, безразлично и самостоятельно противостоящего рабочей силе. Воспроизводится и производится вновь не только наличное бытие этих объективных условий живого труда, но и их наличное бытие как самостоятельных, т. е. принадлежащих чужому субъекту стоимостей, в противовес этой живой рабочей силе.
Объективные условия труда приобретают по отношению к живой рабочей силе субъективное существование: из капитала возникает капиталист; с другой стороны, всего лишь субъективное существование рабочей силы по отношению к ее собственным условиям придает ей всего лишь безразличную объективную по отношению к этим условиям форму: рабочая сила является всего лишь стоимостью, обладающей особенной потребительной стоимостью, наряду с собственными условиями ее использования как стоимостями, обладающими другой потребительной стоимостью. Вместо того чтобы эти условия реализовались в процессе производства в качестве условий осуществления рабочей силы, рабочая сила, наоборот, выходит из процесса производства как всего лишь условие увеличения и сохранения их стоимости в качестве для-себя-сущей стоимости, противостоящей рабочей силе[202].
Материал, обрабатываемый рабочей силой, есть чужой материал, точно так же орудие есть чужое орудие; труд рабочего является только придатком к материалу и орудию как к субстанции, и поэтому он овеществляется в том, что ему не принадлежит. Даже сам живой труд является чужим по отношению к живой рабочей силе, будучи вместе с тем ее трудом, проявлением ее собственной жизни, так как труд передан капиталу взамен овеществленного труда, взамен продукта самого труда. Рабочая сила относится к труду как к чему-то чужому, и если бы капитал готов был ее оплачивать, не заставляя работать, она с удовольствием пошла бы на такую сделку. Таким образом, ее собственный труд ей столь же чужд, — а он чужд ей также и в отношении управления трудом и т. д., — как материал и орудие. Поэтому и продукт тоже является для рабочей силы комбинацией чужого материала, чужого орудия и чужого труда, т. е. чужой собственностью, и после процесса производства рабочая сила стала лишь беднее в размере израсходованной жизненной энергии; затем она снова принимается за свою тягостную работу в качестве чисто субъективной способности к труду, отделенной от своих жизненных условий.
Признание продуктов труда своими собственными продуктами и оценка отделения труда от условий его существования как несправедливого, насильственного, свидетельствует об огромной сознательности, являющейся продуктом способа производства, основанного на капитале, и точно так же служит похоронным звоном, предвещающим гибель этого способа производства, как с появлением у раба сознания того, что он не может быть собственностью третьего лица, с появлением у него осознания себя личностью, рабство влачит уже только искусственное существование и не может дальше служить основой производства.
Если мы, напротив, рассмотрим то первоначальное отношение, которое предшествует вступлению денег в процесс самовозрастания стоимости, то перед нами выступят различные условия, которые должны были возникнуть исторически, или должны были быть даны для того, чтобы деньги стали капиталом, а труд — полагающим капитал, создающим капитал наемным трудом. (Наемный труд, который берется здесь в том строго экономическом смысле, в каком мы только и употребляем этот термин, — а нам надо будет впоследствии различать наемный труд в строго экономическом смысле и другие формы труда [свободных] поденщиков и т. д., — есть труд, полагающий капитал, производящий капитал, т. е. такой живой труд, который и предметные условия своего осуществления в качестве деятельности, и объективные моменты своего существования в качестве способности к труду производит в виде чуждых сил, противостоящих ему самому, в виде для-себя-сущих, независимых от него стоимостей.)
Существенные условия даны в самом отношении, даны так, как это отношение выступает первоначально: 1) на одной стороне наличие живой рабочей силы как всего лишь субъективного существования, отделенного от моментов его объективной действительности, т. е. отделенного как от условий живого труда, так и от средств существования, жизненных средств, средств самосохранения живой рабочей силы; живая возможность труда в этой полной абстрактности — на одной стороне; 2) находящаяся на другой стороне стоимость, или овеществленный труд, должна представлять собой накопление потребительных стоимостей, достаточно большое для того, чтобы доставить предметные условия не только для производства продуктов или стоимостей, необходимых для воспроизводства живой рабочей силы, или сохранения ее, но и для поглощения прибавочного труда, доставить [IV — 48] объективный материал для прибавочного труда; 3) свободное отношение обмена — обращение денег — между обеими сторонами; основанное на меновых стоимостях, а не на отношениях господства и кабалы, отношение между двумя полюсами, т. е., стало быть, такое производство, которое доставляет производителю жизненные средства не непосредственно, а через посредство обмена, и, кроме того, не может непосредственно овладеть чужим трудом, а вынуждено покупать его у самого рабочего, выменивать его; наконец, 4) одна из сторон, — та, которая представляет предметные условия труда в форме самостоятельных, для-себя-сущих стоимостей, — должна выступать как стоимость и считать конечной целью не непосредствен ное потребление или созидание потребительной стоимости, а полагание стоимости, самовозрастание стоимости, деланье денег.
Пока обе стороны обменивают между собой свой труд только в форме овеществленного труда, подобное отношение невозможно; оно невозможно также и в том случае, если живая рабочая сила сама является собственностью другой стороны, т. е. не является обменивающейся стороной. (Этому не противоречит то, что в рамках буржуазной системы производства возможно в отдельных пунктах рабство. Но оно возможно в этих условиях лишь потому, что оно не существует в других пунктах, а в самой буржуазной системе является аномалией.)
Те условия, при которых первоначально выступает это отношение, которые, стало быть, представляют собой исторические предпосылки его становления, обнаруживают с первого же взгляда свой двойственный характер: на одной стороне — разложение более низких форм живого труда, на другой — разложение отношений более благоприятных [для непосредственных производителей] [cli].
Прежде всего выступает первая предпосылка об устранении отношения рабства или крепостничества. Живая способность к труду принадлежит себе самой и располагает посредством обмена своим собственным проявлением силы. Обе стороны противостоят друг другу как личности. Формально отношение между ними есть отношение равных и свободных участников обмена.
То обстоятельство, что эта форма есть видимость и обманчивая видимость, выступает при рассмотрении юридического отношения как нечто такое, что лежит за рамками этого отношения. То, что продает свободный рабочий, всегда является только определенной, особой мерой проявления силы; рабочая сила рабочего как нечто целостное стоит над всяким особым ее проявлением. Рабочий продает особое проявление силы отдельному капиталисту, которому он независимо противостоит как единичной личности. Ясно, что не в этом состоит его отношение к существованию, капитала как такового, т. е. к классу капиталистов. Однако именно так обстоит дело с отдельной, действительной личностью [с отдельным капиталистом]: рабочему в этом случае предоставлен широкий простор для выбора, произвола, а следовательно, предоставлена формальная свобода. В условиях рабства работник принадлежит отдельному особому собственнику, являясь его рабочей машиной. Как совокупность проявлений силы, как рабочая сила, он является вещью, принадлежащей другому, и поэтому он относится к особому проявлению своей силы, т. е. к своей живой трудовой деятельности, не как субъект. В условиях крепостной зависимости работник является моментом самой земельной собственности, наравне с рабочим скотом является придатком к земле. В условиях рабства работник есть не что иное, как живая рабочая машина, которая поэтому обладает стоимостью для других или, вернее, есть стоимость. Для свободного рабочего вся его рабочая сила сама выступает как его собственность, как один из его моментов, который он охватывает в качестве субъекта и который он сохраняет, отчуждая его. Это следует более подробно рассмотреть впоследствии в связи с наемным трудом.
[б) Личные услуги как противоположность производительного наемного труда]