Великая скудость живностей»

Казачья война против Стамбула велась даже в то время, ког­да ни запорожцы, ни донцы не совершали набеги на Босфор или к Босфору, и продолжалась по окончании собственно Бос­форской войны. Дело в том, что, действуя и на большом удале­нии от османской столицы, казаки наносили ей хотя и не пря­мой, но громадный экономический вред.

Стамбул чрезвычайно зависел от подвоза продовольствия и иных грузов с Черного моря, о чем сохранились многочис­ленные свидетельства современных наблюдателей. П. делла Балле в 1618г. отмечал, что «это море снабжает его (город. — В.К.) зерном, хлебом, маслом, кожами, всем лесом, который необходим им (туркам. — В.К.) для отопления, для постройки их домов, их судов, и тысячей других подобных продуктов». В 1634 г. Э. Дортелли, перечисляя предметы черноморского ввоза в Стамбул, упоминал пшеницу из придунайской Руме-лии, масло из Тамани, рыбу из Азова, Керчи и Кафы, икру из Темрюка и Азова, соль и кожи из Крыма, рабов из Крыма и с кавказского побережья.

Главными предметами вывоза из Кафы были рабы, рыба, икра, соль, пшеница, ячмень, просо, масло и вино; кроме того, вывозилось много шерсти, шкур ягнят, бараньих кож, говяжьего мяса, сала, нефти, меда, воска и др. Соляные озера у Керчи и Гёзлева снабжали Стамбул и все черноморское побережье сто­ловой и поваренной солью. Азов вывозил главным образом рыбу, икру, кожи и рабов. Ведущие потоки черноморских товаров на­правлялись в сторону Стамбула, но часть их следовала затем в османские провинции и за границу: рыба — в Венецию, икра — на острова Архипелага, кожи — в Италию, Фландрию, Англию и Францию и т.д.

Значение Черноморского региона для жизнеобеспечения османской столицы и всей империи не упало и к концу XVII— началу XVIII в. Посол Е. Украинцев писал Петру I в 1699 г., что в Стамбул «многий хлеб и масло коровье, и хороменный лес, и дрова привозят с Черного моря из-под дунайских городов — из Браилова и Измаила, из Галации и из Килии, из Белогородчи-ны (района Аккермана. — В. К.) и из Очакова, и из Крыму — из Балаклавы и из Кафы, и из анатолийских городов, а масло коро­вье из Кубанской орды...» По сообщению другого посла в Тур­ции, П. Толстого, в столицу с Черного моря завозили пшеницу, ячмень, овес, коровье масло, сало, коноплю, мед, сыр, соленое мясо, кожу, воск и шерсть.

Стамбульский морской арсенал Касымпашав XVII в. снаб­жался лесом из Причерноморья, железом из придунайских районов, медью из Анатолии, пенькой из Синопа и Трабзо­на, салом из Кафы и Варны. Лучшим корабельным лесом счи­тался синопский. Османский автор XVII в. Хюсейн Хезарфен справедливо замечал, что в империи «добывают с черномор­ских гор такое большое количество леса для строительства домов и кораблей, что турки могут легче любого другого наро­да в очень короткое время снарядить могучий флот». Важное для стамбульского кораблестроения и османского флота су­довое снаряжение и парусное пеньковое полотно поступали из Самсуна, славившегося местной коноплей. Знаменитый мелкий белый песок для корабельных и прочих часов добы­вался у Азова.

Канадский историк К.М. Кортепетер на основании турец­ких и западноевропейских материалов составил таблицу пред­метов экспорта черноморского побережья в XVII в. Приводим далее ее данные, видоизменив рубрики и порядок их располо­жения⁴⁰.

Значительная масса названных товаров перевозилась на судах через Босфорский пролив, который представлял собой очень важную, мощную и весьма загруженную транспортную артерию. Достаточно сказать, что генуэзский резидент в Стамбуле граф Синибальди Фиэски в начале ] 670-х гг. «однажды вздумал со­считать суда, проходившие перед его домом (на Босфоре. — В. К.) от полудня до захода солнца, и насчитал около 1300».

Многие современники полагали, что подвоз продовольствия с Черного моря был для Стамбула важнее средиземноморского привоза. К. Збараский, ездивший послом в Турцию, в отчете сейму 1624 г. сообщал: «Из-за опустошения (разорения страны от безвластия, разбоев солдат и т.п. — В.К.)... земля почти не обрабатывается, мало сеют в окрестностях Константинополя. Все продовольствие для него доставляется по Черному морю и совсем немного (только рис и овощи из Египта) по Белому, но на всех этого не хватает».

Е. Украинцев писал царю, что если «запереть» Черное море, то «в Царьграде будет голод», ибо «с Белого моря только при­ходит пшено сарацинское (рис. — В.К.), сахар, кофе, бобы, го­рох, конопляное семя и сочевица, а иных хлебных запасов не приходит. Да и около... Царьграда и далее в иных местах хлебау них родится мало...» Иерусалимский патриарх Досифей, в свою очередь, в письме Е. Украинцеву замечал, что турки опа­саются, как бы не вышло много русских кораблей и «не пошли бы в разные места Черного моря восточныя и западныя в заго­ны, и будет оттого причина, что не будут приходить в Царьград хлебные запасы и будут препону иметь службы их восточныя и западныя великия и многая, и неначаянныя зла могут случить­ся от сего туркам, а наипаче смущения и мятежи, и трудности во всячине».

Е. Украинцеву и Досифею позже вторил и П. Толстой. Пе­речислив ввозившиеся в столицу черноморские товары, он за­мечал, что «ежели того с Черного моря не будет хотя един год, оголодает Константинополь».

Положение имперского центра усугублялось во время войн с Венецией, когда, как выражались современники-доминикан­цы Мариоди Сан-Джованни и Антониоди Сан-Назаро, подвоз съестных припасов в Стамбул становился «возможен только с этого (Черного. — В. К.) моря и ни с какой другой стороны». В 1646 г. венецианцы «одолели» несколько судов, шедших в сто­лицу с запасами из Архипелага, вследствие чего «в Царегороде великая смута востала». Венецианская блокада летом 1656 г. вызвала дороговизну в Стамбуле и резкое недовольство его жи­телей.

Именно последнего, подчеркивает один из тюркологов, «сул­таны всегда боялись и поэтому заботились о том, чтобы населе­ние Стамбула не знало недостатка в продовольствии». С XVI в. строго регламентировались качество хлеба, который мог прода­ваться только свежим, цены на хлеб и мясо, сама торговля про­довольствием и т.п.

После сказанного можно в общем понять, какую роль игра­ли военно-морские действия казаков в подрыве снабжения ту­рецкой столицы. Но, к сожалению, нет возможности восполь­зоваться какими-либо цифровыми данными, которые характе­ризовали бы ущерб, понесенный Стамбулом от запорожских и донских набегов. Приходится прибегать только к свидетельствам сведущих и авторитетных современников. Они же единодушно оценивают этот урон как чрезвычайно большой.

К. Збараский указывал, что когда во время Хотинской вой­ны 1621 г. и активных морских операций казаков Черное море и Дунай оказались закрыты для торговли, а на Средиземном море хозяйничали флорентийские и испанские галеры и «не было никакого подвоза продовольствия по морю», то крайне осложнилось продовольственное положение Стамбула: «Хлеб был столь дорог, что люди погибали от голода...» Папа римский Урбан VIII в инструкции своему нунцию в Польше в 1622 г. отмечал, что казаки уже не однажды умели «морить голодом» столицу Ос­манского государства.

Об особом недовольстве турок тем, что казаки мешают под­возу провизии в Стамбул, писал Т. Роу. 3 мая 1623 г. он доносил в Лондон о многих убытках, понесенных в результате закрытия из-за казаков столичного порта, и о том, что «на защиту торгов­ли» имперский флот вынужден отправить часть галер, а 30 мая извещал Д. Карлтона, что из-за тех же казаков продовольствен­ное снабжение Стамбула «очень расстроено». Когда упомяну­тые выше М. ди Сан-Джованни и А. ди Сан-Назаро, говоря о времени Кандинской войны или более раннем периоде, кон­статировали, что казачьи чайки легко запирали вход судам в Босфор, «к великому страху турок», то имелся в виду прежде всего страх перед возможным голодом.

В 1680 г. русский священник Тимофей в письме из Стамбу­ла в Москву излагал мнение иерусалимского и константино­польского патриархов, что царю Алексею Михайловичу следо­вало бы не воевать на Украине, а овладеть Крымом и Азовом и пустить по морю донских казаков для разорения турецких зе­мель и непропуска запасов в Стамбул. В письме указывалось, что османы сильно боятся русских, поскольку не имеют ни каз­ны, ни войска, и что «крепко дивятся все», почему царское вели­чество не бьется с ослабевшими турками. А представитель Ве­неции в Стамбуле, вернувшийся в июле 1684 г. на родину, рас­сказывал «о великом тамошнем смятении великой ради скудости живностей, и зоне (потому что. — В.К.) от стороны Черного моря, от казаков множество осажены; а когда б к ним из Белого моря 60 чайки (шаик. — В. К.) не пришли с запасом, то б голод вели­кой терпети».

В 1680— 1690-х гг. в Западной Европе не раз отмечали урон, который казачьи действия на Черном море наносили подвозу продовольствия в столицу Турции.

В связи с изложенным довольно странно видеть явную не­дооценку воздействия набегов казаков на положение Стамбула и империи у такого блестящего знатока истории османской сто­лицы второй половины XVII в., как Р. Мантран. Мы уже говори­ли во введении, что, по мнению этого историка, казаки больше угрожали Крыму, чем Турции, и что их первое появление на Босфоре, датируемое к тому же неверно, вызвало только «неко-торое волнение». Р. Мантран считает, что при этом и причини­ли они лишь «известные убытки» (впрочем, «многим селени­ям»). Причину такой недооценки приходится видеть в том, что наиболее значительные казачьи набеги на Босфор и Анатолию осуществлялись за пределами любимого времени историка, а само это излюбленное время являлось периодом «угасания» и затем полного прекращения казачьих походов на Босфор и Ана­толию⁴¹.

Ущерб, причинявшийся казаками Стамбулу, не следует по­нимать только в узком смысле. Речь должна идти не об одних казачьих набегах на Босфор, вследствие которых происходило его прямое блокирование, или о вызывавшем такой же резуль­тат присутствии запорожских и донских судов перед Босфором, поблизости от его устья. Мы должны иметь в виду и нападения казаков на турецкие суда вообще в Азово-Черноморском бас­сейне, даже в отдаленных от Стамбула районах.

Можно привести несколько примеров подобных нападений, в том числе и перехватов грузов, предназначавшихся для столи­цы, хотя далеко не все такие случаи отложились в источниках. Уже излагалисьжштоба крымцев, сообщенная Т. Роу 1 мая 1624 г., о взятии казаками многих судов с провизией для Стамбула и известие 1651 г. о захвате донцами в одном из районов Черного моря трех торговых судов, которые везли в столицу пшеницу и орехи. Атаман донской станицы Федор Прокофьев 26 сентября 1662 г. рассказывал в Посольском приказе в Москве, что казаки «взяли на море карабль, а шол тот карабль ис Кафы в Царьгород со пшеницею и с ясырем... а тою... пшеницею (донцы. — В.К.)... кормились, варили и ели»⁴².

Дело доходило до того, что из-за активных действий казаков крымский хан иногда не мог переправить в Стамбул регулярные подношения султану, великому везиру и другим высшим санов­никам государства. Бахадыр-Гирей I в письме второму адмиралу империи Узуну Пияле-паше в Очаков, датируемом, по-видимо­му, летом 1639 г., приносил извинения за то, что не смог по­слать подарки падишаху в связи с присутствием казачьих судов на море, и просил прислать два или три корабля османского флота, чтобы «поохотиться за казачьими чайками». Адмирал отвечал, что такое решение может быть принято только с позво­ления султана и капудан-паши.

Тем временем хан писал и великому везиру: «В соответствии с обычаями Чингизидов мы приготовили вам наши подарки и подношения, но между тем чайки казаков из Озю появились и проникли в гавани вплоть до пристаней. Мы сообщили вам че­рез вашего слугу, нашего кетхуду Осман-агу, что нас охватили страх и растерянность и что мы ждали прибытия имперского флота, несущего победу. [За отсутствием такового] мы попроси­ли прислать, по крайней мере, одну или две галеры, которых хватило бы, чтобы обеспечить перевозку подарков».

Перехват казаками судов, шедших с солдатами, боеприпа­сами и продовольствием в обратном направлении, из Стамбула и других портов Малой Азии в города и крепости Северного Причерноморья, косвенно в конечном счете также оказывал вли­яние на положение столицы и всего государства, так как ослаб­лял боеспособность османских сил и их возможности остано­вить выход казаков в море⁴³.

Еще большее воздействие на Стамбул производили непрес­танные налеты казаков на черноморские порты, из которых в турецкую столицу доставлялись различные товары. Впечатляю­щую картину разрушений и страха в этих портах рисовал Эвлия Челеби в описании всех своих путешествий по побережью. Что касается Румелии, то он писал о сожжении казаками Балчика, о размещении «всех зданий» Каварны «близ горы» из-за страха перед казаками, о проживании торговцев Мангалии с ее боль­шой пристанью, через которую «отправляют зерно в Царьград», в прочных домах, «поскольку... боятся казаков», о Кюстенджи, которая из-за того, что «находится на морском побережье», «не слишком богата и хороша, так как много раз подвергалась напа­дению, разорению и сожжению со стороны казаков», и т.д.

Припомним заявление П. делла Балле о том, что на Черном море уже нет мест, которые не попадали бы в руки казаков. Эта констатация относится к 1618 г., и еще предстояли казачьи дей­ствия 1620-х гг., сопровождавшиеся особенно большими убыт­ками Турции.

Военно-морские операции Запорожской Сечи и Войска Донского разрушали внутреннюю торговлю Османской импе­рии с крайне негативными последствиями для Стамбула. Ту­рецкие требования к странам, поощрявшим, по мнению сул­танского правительства, казачьи действия, о прекращении уро­на черноморской торговле становятся постоянными с середины XVI в. Еще в 1585 г. турецкий сановник Осман-паша, беседуя с русским послом Борисом Благово в Кастамону (южнее Инебо-лу), требовал, чтобы московский царь, если он хочет дружбы султана, «с Дону от Азова казаков велел свести, чтоб... от донс­ких бы казаков... Азову и на море торговым людем шкоты и тес-ноты никоторые не было». Результат этих «шкод» был самым разнообразным и подчас важным не только в экономическом, но и в политическом отношении, о чем скажем в главе XII.

На продовольственном и вообще экономическом положе­нии Стамбула сказывались и дезорганизация, сокращение и даже прекращение турецкого торгового судоходства во время актив­ных казачьих действий на море. Временами черноморское судо­ходство совершалось «только тайком, украдкой»: капитаны су­дов старались прижиматься к берегу, совершать лишь быстрые короткие переходы или просто не выходить в море. П. делла Балле в 1618 г. свидетельствовал, что «турецкие карамюрсели и другие их торговые суда почти не осмеливались этим летом пла­вать по морю».

Из-за казачьих набегов страдало и сельское хозяйство при­морских областей, что, естественно, ухудшало снабжение про­довольствием городов. К примеру, Эвлия Челеби, путешествуя в 1640 г. от Синопа к Самсуну и прибыв к устью реки Кызыл -Ирмака, отметил, что там «нет поблизости села, которое было бы возделано, из-за страха перед казаками».

Если верить этому автору, то четверть века спустя, в 1666 г., он слышал от волжских татар просьбы об усилении борьбы Тур­ции против Москвы, казаков и калмыков с таким обоснованием последующих выгод: «Избавьте Азов и Крым от мучений, [пре­терпеваемых ими] от казаков и калмыков. И тогда мы заставим поток сала течь через Черное море [прямо] в ваш Стамбул. И каж­дый год мы станем отправлять несколько сотен тысяч баранов, а также сало на кухню цезаря-падишаха».

Надо заметить, что особый урон столице и всей Османской империи наносила борьба казаков с Азовом. По словам Ш. Ле-мерсье-Келькеже, в XVI в. «любая угроза, направленная против Азова, немедленно отражалась на продовольственном положе­нии Стамбула, особенно в период крайнего недостатка в продо­вольствии, а также во время голода... поскольку Азов был пор­том довольно значительного сельскохозяйственного района, снабжавшего Стамбул продовольствием. Эта территория в зна­чительной степени была поставщиком зерновых культур (зер­новой хлеб, ячмень), сухих овощей, растительного масла...»

В следующем веке в связи с казачьим натиском экономи­ческое значение Азова для Османского государства резко умень­шилось, хотя он по-прежнему оставался «любимой вотчиной»⁴⁴ и «рыбнымдвором» султана. Азовское море, чрезвычайно обиль­ное ценной рыбой, первое в мире по рыбным запасам (на единицу площади и объема воды), у турок так и называлось — Ба-лук-Денгизи (Рыбное море). Азов оказался единственным горо­дом в Кафинском эйялете, имевшим специальное правитель­ственное постановление о рыбе и рыбопродуктах: государство установило свою монополию на осетровых. Казачьи удары по Азову, нарушавшие снабжение красной рыбой и икрой Стамбу­ла и империи, воспринимались турецкими властями крайне болезненно, а первые известные на сегодня выходы донских ка­заков в Азовское море связаны как раз с нападениями на азов­ских рыбаков.

«Хюсейн, эмин (управляющий. — В.К.) по снабжению им­перии продовольствием в богохранимой Кефе (Кафе. — В.К.), — говорилось в имперском приказе Сулеймана I крымскому хану Девлет-Гирею I от 2 июля 1552 г., — только что прислал письмо к моим стопам, убежищу блаженства, в котором он сообщает, что русы из края войны приходят во время лова рыбы имперски­ми сетями, находящимися в Азаке (Азове. — В.К.), уводят в плен рыбаков и захватывают сети и пойманную рыбу. Таким образом, своими действиями они наносят большой ущерб доходам фис­ка». Султан далее повелевал ввести в действие целую систему мер борьбы с казаками в районе Азова и на Азовском море.

В 1637—1642 гг., как известно, донцы не только владели Азовом, но и держали под полным контролем Азовское море. Экономический урон, понесенный вследствие этого Стамбулом и в целом империей, был колоссальным. «Поэтическая» азов­ская повесть приписывает турецкому «янычарскому голове» сле­дующую оценку событий того времени: «Затворили вы тем Азо-вом-городом все море Синее: не дадите проходу по морю ни кораблем, ни катаргам царевым (султанским. — В.К.) ни в кото­рые поморския городы».

Затронутые выше сюжеты «непрямого» воздействия казачь­ей морской войны на Стамбул вообще требуют подробного рас­смотрения, но находятся за непосредственными рамками на­шей темы. Однако не сказать о них хотя бы вкратце было бы неверно: эта война оказывала весьма значительное негативное влияние на экономическое положение османской столицы и многих других городов и районов, которые не раз прямо или косвенно попадали в казачье «затворение».

Сделаем выводы:

1. В 1650-х гг. Войско Донское осуществило последние опе­рации Босфорской войны. В 1651 г. был совершен набег на ази-атскую часть Прибосфорского района, в 1652 г. — на европей­скую часть того же района с возможным заходом казачьей фло­тилии в Босфор. В 1654 г. состоялось последнее известное на­падение казаков на поселения самого пролива, а в 1659 г. — последний известный казачий поход в Прибосфорский район. Все эти операции завершились успехом донцов.

2. Босфорская война, нанесшая громадный урон Османско­му государству и державшая в страхе его столицу, прошла не­сколько этапов, оказалась весьма продолжительной и захватила около полу века, с 1613 по 1659 г. Но, кроме того, до 1676 г. еще обсуждалась возможность нанесения казаками новых ударов по Босфору и Стамбулу, а Турция ожидала возобновления этих на­падений.

3. Босфорская война, постепенно «затухая», закончилась словно сама собой, без какого-либо переломного события. Вой­ну завершили, как и начинали, казаки, и произошло это по мно­гим причинам. Отношения с Речью Посполитой вывели из вой­ны Запорожскую Сечь, а Войско Донское, продолжавшее войну, с трудом, понеся огромные потери, вышло из критического по­ложения, в которое его поставило наступление Турции на Дону. Негативно сказалось и сокращение донского судостроения. С 1656 г. у власти в Турции оказались сильные правители Кёп-рюлю, которые смогли укрепить османский режим. В 1660 г., построив три дополнительные крепости, турки сумели закрыть главные судоходные рукава Дона, вследствие чего казакам стало крайне трудно выводить в море большие струги, способные осу­ществлять черноморские походы.

4. Войну против Стамбула и до и после 1659 г. казаки вели и не действуя на Босфоре и у Босфора. Османская столица чрез­вычайно зависела от поставок черноморских товаров, в первую очередь продовольствия, и военно-морские операции, прово­дившиеся казаками даже вдали от нее и дезорганизовавшие су­доходство, торговлю и хозяйство империи, резко ухудшали по­ложение Стамбула.

Примечания

¹ У Н.А. Мининкова — 30 марта.

² А.Н. Скрипов превращает его в несуществующий Таврический залив.

³ У Ю.П. Тушина переставлены события, и казаки захватывают суда с пшеницей и орехами после «торга» с черкесами.

⁴ Это. похоже, не совсем верно. Молдавский боярин Исар Еустатие в письме царю Алексею Михайловичу от 18 декабря 1652г. из Молдавии указывал, что 20 донских стругов «ударили около Крыму на села и деревни и розорили их зело, и животов их много побрали, и полону Молдавские земли освободили, и тот полон про то нам россказывали».

⁵ Интересно, что в XIX в. на Дону уже не помнили многое из черно­морской географической номенклатуры, с которой казаки XVII в. были пре­красно знакомы. При составлении описи документов 1625 — 1670 и 1685— 1686 гг. рюмельская сторона была понята как «окрестности города Рю-мельска». Навсегда в памяти донцов остались само море и Царьград, который упоминается даже в лирических песнях, например, в песне о «ягодке-смо­родинке», «пораскиданной... до дворца... да до Царяграда».

⁶ Старых воинов и инвалидов, получавших пенсию.

⁷ В болгарском переводе: Запира, Грето, Ченто и Хюсейна.

⁸ Здесь разновидности местных иррегулярных войск, как и упоминае­мые ниже читаки.

⁹ В болгарском переводе: «... наши воины подожгли амбары и после семичасового боя все захватили».

¹⁰ В болгарском переводе Мустафа-ага получает награду от султана за добрую весть.

¹¹ Можно перевести с польского и как «уничтоженного». В болгарском переводе фигурирует «сгоревший Балчик».

¹² В болгарском переводе: «Сто пленников были отправлены в Царь-град с румелийскими шайками, а остальные в Килию и Александрию для поправки там крепостей».

¹³ Более чем удвоил: 36 судов вместо 16 у Мустафы Наймы или 15 у М. Прибыткова.

¹⁴ «Донская история и доселе столь мало разработана, что на Ивана Богатого, на эту выдающуюся личность и на преследуемые им, по-видимо­му, цели до сих пор обратили мало внимания сами потомки древних лыца-рей, и лишь в перечне походов приводится, что в конце царствования Алек­сея Михайловича отряд... Ивана Богатого выжег царьградское селение...»

¹⁵ Любопытно, что П.Н. Краснов излагает события похода 1652 г. не по сочинениям своего отца, а по В.Д. Сухорукову. С.И. Тхоржевский и взявшие у него информацию Б.В. Лунин и И.В. Степанов неверно относят набег к 1650 г., причем второй автор в одной из своих работ утверждает, что поход был до Царьграда, а последний, что на Константинополь. Н.Л. Янчевский также говорит, что в 1650г. донские казаки «ходили под Царьград», но не ссылается на источник. Полагаем, что и этот историк позаимствовал сведе­ния у С.И. Тхоржевского. Во всяком случае, мы не имеем никаких сообще­ний о каком-либо босфорском набеге 1650 г.

¹⁶ По И.П. Крипьякевичу, в первых числах сентября (что и получается но новому стилю). Капитан именуется Иваном Юрьевичем.

¹⁷ У Г.А. Санина фигурируют 39 судов. Цифра взята из показаний каза­ков, попавших в плен при штурме ими «земляного города» в Кафе («а во всяком стругу по семидесят человек, а в иных и больши»). Потом один из пленников уменьшил флотилию до 29 стругов. Кафинский правитель Мус-тафа-паша сообщал крымскому хану, что «объявились на море межи Кафы и Керчи... донских казаков тритцать воем стругов, а за ними... гребут иные струги, а сколко за ними стругов, того не усматрели».

¹⁸ Новым ханом султан определил младшего брата покойного правителя, Мухаммед-Гирея, который уже царствовал под именем Мухаммед-Гирея IV, был низложен и находился в заточении на острове Родосе. 25 августа заклю­ченного доставили в Стамбул, где и провозгласили ханом, а 30 августа посади­ли на галеру, чтобы отвезти в Крым. Далее последовал любопытный эпизод, связанный с военно-морскими действиями казаков. Как пишет В.Д. Смирнов, «пред отъездом таможенный управляющий задал хану пирушку в новом зда­нии, которое он только что соорудил себе в Терапии (Тарабье. — В.К.). Вдруг получено было известие... что несколько русских шаек (чаек. — В.К.) и каиков вышло в Черное море затем, чтобы захватить нового хана на пути его в Крым. Мухаммед Герай (в таком написании передает его имя автор. — В.К.) испугался этой вести, вылез из галеры и, посоветовавшись, нашел, что лучше ему отпра­виться сухим путем, что он и исполнил немедленно...»

Трудно сказать, в самом ли деле донцы намеревались перехватить хана или «у страха были глаза велики», но персональную ненависть к этому правителю казаки могли испытывать, поскольку Мухаммед-Гирей первый раз царствовал в 1641—1644 гг., в тяжелейшее для Войска Донского время турецко-тагарского наступления. Во всяком случае, прибыв длинным и кружным путем в Крым, хан, несомненно, от всей души выразил свое отно­шение к казакам, поручив одному из своих придворных заявить русским послам следующее:

«Как его, хана, из Царягорода турской салтан на крымской юрт отпус­кал, и он ему приказал... вам, посланникам... говорить: воры де донские казаки ежегод приходять морем, землю его воюют и людей побивать, и в полон емлють, и разоряють, и досады большие чинят, и такие де ему обиды ни от которые земли не бывает... чтоб вам, посланникам, государю извес­тить, а боярам и ближним людем говорить, что тех воров, донских казаков, от войны велели унять, а только де государь ваш тех донских казаков от той войны не уймет, и турской де салтан приказал ему, Мамет Гирею хану... в Царьгород отписать и к нему, хану, пришлет своих ратных людей 100 т[ы-сяч], и с теми его ратными людьми и с крымцы, и с нагайцы велить ему, хану, итти войною на тех донских казаков и их всех разорить, а разоря их, итти войною на Московское государство...»

Интересно, что когда Мухаммед-Гирей IV в 1666г. был вторично низ­ложен и попытался оказать сопротивление османскому правительству, он обратился за помощью к «соседним гяурам», в том числе к казакам, но не получил ее.

¹⁹ Попутно заметим, что войсковой атаман О. Петров, вопреки Г.А. Са­нину, не говорил о выходе казаков в море после получения 12 июля грамо­ты Б. Хмельницкого, а, как видим, ясно сообщал о двухмесячной продол­жительности похода.

²⁰ По А.А. Новосельскому, летом 1654 г. донцы вышли в двухмесячный поход на 30 стругах, захватили два турецких судна с хлебом и товарами, штурмовали Кафу, откуда ходили к анатолийскому побережью, подвергли его опустошению, затем, вернувшись, высаживались на побережье Крыма, отдавали на окуп татарский полон и освобождали русских и украинских полоняников. Упомянутые два судна являлись частью каравана, шедшего из Стамбула. По сообщению Мустафа-паши, «шли ис Царягорода х Кафе шесть короблен с хлебом и с тавары, и те... донские казаки к тем короблям приступали и взяли два коробля, один с хлебом, а другой с тавары».

" В 1671 г. выяснилось, что среди личных вещей С. Разина, которые находились у одного из его «воровских» атаманов, бывшего стрельца Дружины Потапова, в Царицыне, имелся «город костяной» — макет, вырезан­ный из кости (видимо, слоновой). Младший брат С. Разина Фрол говорил, что, по словам Степана, «тот город зделан обрасцом как Царьгород», но не помнил происхождение этой вещи: то ли она была взята у товарища астра­ханского воеводы князя Семена Львова, то ли привезена из персидского похода.

Откуда С. Разин мог знать, что на макете был изображен Стамбул? От побывавших в этом городе? Сам Степан родился около 1629 г. и вполне мог участвовать в босфорском набеге 1654г. Источники ничего не сообщают о черноморских плаваниях казачьего предводителя, но, например, С.И. Тхор-жевский уверен, что он к началу своей каспийской экспедиции «много ви­дел, во многих местах побывал, от Черного моря до Белого» на севере. УА.Н. Сахарова встречаем утверждение, что С. Разин ходил к турецким берегам. Для низового казака того времени в этом не было бы ничего уди­вительного.

²² У Е.М. Апанович казаков было 2тыс. человек, у В.Д. Сухорукова — более 2 тыс.

²³ «Казаки, ворвавшись в крымские пределы, — пишет В.Д. Сухору-ков, — распространили ужас; все то, что только попадалось им между Кер­чью, Кафою и Балаклавою, жгли и истребляли, не находя нигде препят­ствия; нещастных жителей предавали смерти без различия пола и возрас­та...». Соглашаясь с этой оценкой воздействия набега на южнокрымское население, заметим, что источники вовсе не говорят о беспощадном отно­шении участников похода к жизни женщин, стариков и детей. Напротив, часть женщин и детей была захвачена в плен и, как увидим ниже, привезена в Черкасск. Крымский полон при этом проделал на казачьих стругах длин­ный путь через Черное море в оба конца и затем через Азовское море.

Кстати сказать, В.Д. Сухорукое своеобразно представляет себе и марш­рут похода. По описанию историка получается, что донцы, пройдя Азов­ское море, вошли в Керченский пролив, разгромили побережье между Кер­чью, Кафой и Балаклавой, потом будто бы вернулись к Тамани и в Азовское море, «разорили кочевавшие там улусы до самого Темрюка», снова вышли в Черное море и наконец пошли к Анатолии. Такой маршрут представляется нереальным; ошибка произошла из-за того, что К. Петров, рассказывая о походе, не придерживался строго его последовательности.

²⁴ Н.А. Мининков полагает, что этот полон был освобожден на пер­вом этапе, между Темрюком и Таманью. Но, судя по контексту сообщения К. Петрова, речь должна идти об освобождении пленников на азовских, керченских и южнокрымских берегах, а войсковая отписка и вовсе говорит, что полоняников «имали на посадах и по селам, и по деревням крымским».

²⁵ Небольшой скалистый остров Кефкен считается тем не менее одним из трех самых значительных островов Черного моря (вместе со Змеиным, или фидониси, и Березанью). Он расположен почти в 50 милях (92 км) от Босфора и в 7,5 кабельтова (1,4 км) от анатолийского берега. Играл важную роль в качестве ориентира при плавании вдоль побережья к Босфору. Сей­час является центром добычи редких черноморских омаров.

²⁶ О примерной дальности пути от Стамбула до Кандыры сказано в главе IV.