— Вы утверждаете, что за время вашего нахождения на борту станция посетила несколько обитаемых миров. Почему вы не покинули станцию?
— Нас обещали высадить в мире, из которого можно вернуться домой!!! — выкрикнул Ри. — Я говорил про это, сколько можно повторять!!!
— Неужели из тех миров нельзя было вернуться? — вкрадчиво спросил допрашивающий. Он сидел в тени, говорил бесстрастно, ровно, в его голосе не было ничего — совсем ничего. Ни упрека, ни раздражения, ни сарказма.
— Видимо, нельзя. Я не компетентен в этом вопросе.
— А вы, Биэнн Атум Соградо Ит, знаете, по какой причине контролирующие вас не высадили ни на одной из планет?
— Не знаю и не могу знать. Я преподаватель, специализируюсь на фольклоре и совершенно не разбираюсь в таких вещах, — Иту даже не нужно было врать, он говорил чистую правду, но все равно испытывал все большее раздражение.
— Что вы делали на секторальной станции?
— Ничего мы не делали, — огрызнулся Ри. — Сидели, где было сказано, и ни во что не вмешивались. Они почти никогда не приходили.
— С нами мало разговаривали, — добавил Ит, упреждая следующий вопрос. — Им, кажется, было не до нас.
— Куда шла станция?
— Мы не знаем!
— Куда шла станция?
— Они не говорили нам, куда ведут станцию! — заорал Ри. — Если бы знали, мы бы сказали вам, клянусь, но мы действительно этого не знаем!
— Но отношению к вам Бард и Сэфес вели себя как начальники или как подчиненные?
— Никак они себя не вели, говорю же, они почти не общались с нами, — у Ита возникло ощущение, что он говорит с каким-то особенно тупым студентом или пытается объяснить Скрипачу что-то важное, а тот никак не хочет слушать и совершенно не желает воспринимать. — Зачем вы спрашиваете одно и то же?!
— Каким образом станция оказалась на Маданге?
— Мы не знаем, как она вообще перемещается, и не знаем, почему она тут оказалась, — Ри еле сдерживался. — Мы вообще до этого не слышали ни про какую Мадангу, или как ее там!
— Каким образом…
— Да что вы заладили — «каким образом»?! — не выдержав, снова заорал Ри. — Не знаю я, каким образом! Каким-то! Может быть, случайно!..
— Как вы попали на секторальную станцию?
…Через десять часов, когда их снова отвели в комнату, Ит почувствовал, что его словно вывернули наизнанку. В ушах шумело, в глазах двоилось. Ри было не лучше — лицо его осунулось, черты заострились, глаза лихорадочно блестели. Встревоженный Скрипач бросился было им навстречу, но Ит отодвинул его рукой и сел на пол — ноги не держали.
— Нам конец, — констатировал Ри, садясь рядом. — Зачем они это делают?
— Не знаю, — ответил Ит. — Прости, я всю жизнь занимался преимущественно сказками. Но в сказках, которые я изучал, такого не было.
Они замолчали. Скрипач подсел к Иту и с тревогой заглянул ему в лицо.
— Чего тебе? — устало спросил Ит. — Соскучился?.. Тебя кормили?
Скрипач засмеялся.
— Длинный-длинный, а там оранжевое, такое синее, — радостно сказал он. — Ждал, ждал. Половинки далеко, под три угла. Однообразненько.
Ит покивал. Ри вымучено улыбнулся.
— Поесть бы чего-нибудь, — вздохнул он. — И попить.
— Принесут, наверное, — пожал плечами Ит.
…А на следующий день их допрашивали уже не вместе, с самого утра развели по разным комнатам, и началось. Ит едва сдерживался, чувствуя, что его эмоции словно раскачивает огромный маятник — от истерики и отчаяния к тупому равнодушию и полной апатии. Он все отвечал и отвечал на одни и те же вопросы, отвечал, уже не задумываясь, потому что задумываться не было никаких душевных сил. Да и физических тоже. От неподвижного сидения затекли ноги, плечи сводило судорогой, но прибегнуть к помощи детектора он не решился, и, как потом выяснилось, поступил правильно. Когда его вели обратно, он услышал где-то за спиной тихий голос, произнесший: «Похоже, действительно ничего не знают… этот вообще мальчишка, дурак». Слова обидели и обрадовали одновременно.
«Да, я мальчишка, я дурак, — твердил Ит про себя. — Я дурак, я ничего не знаю, я все сказал, что знал, только больше не надо меня вот так спрашивать, пожалуйста, не надо меня спрашивать, я ничего не знаю, я все сказал, что знал, только пожалуйста, не надо…»
От закольцованности мыслей, на которой он внезапно себя поймал, на него напал вдруг совершенно беспричинный смех, который удержать не было никакой возможности, и Ит начал смеяться, сначала тихо, но потом все громче и громче.
Так, смеясь, он и вошел в комнату, в которой Ри уже утешал печального Скрипача.
— Ты чего? — удивленно спросил Ри.
— Да так… — Ит продолжал смеяться. От смеха сводило мышцы живота и кололо под ребрами. Он сел на пол и несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь как-то остановиться. — Я свихнусь, Ри. Я… я к такому не готов.
— А я чуть с кулаками не бросился на этого, — зло сказал инженер. — Убил бы! Но как-то сдержался, сам не знаю как.
Скрипач сидел между ними на корточках и участливо гладил по коленям то одного, то другого. Ит заметил, что Скрипач, похоже, в их отсутствие плакал, но сейчас он уже улыбался, а выяснить причину слез не представлялось возможным. Позже снова пришел безучастно-приветливый человек, принес еду. Разговор с ним дальше «спасибо» и «пожалуйста» не продвинулся, но ни Ри, ни Ит говорить не о чем не хотели и, наскоро поев, сразу легли спать. Уже засыпая, Ит вдруг подумал, что спать на полу совсем не так уж плохо. По крайней мере, гораздо лучше, чем сидеть на стуле десять часов кряду.
…А потом было еще несколько дней, заполненных все теми же вопросами. Ит думал, что это все, наверное, никогда не кончится. Они с Ри перестали разговаривать друг с другом, настолько сильной и изматывающей оказалась усталость. Нет, их не били, никто на них не кричал, но постоянное давление словно разъедало душу, как разъедает металл крепкая кислота.
Но, наконец, настал день, когда вместо очередной пытки вопросами их, всех троих, отвели в другое помещение, большего размера, заполненное людьми. Явно военными. И впервые за все время они увидели Таенна, Мориса и Леона.
* * *
— …что от меня еще требуется. Отпустите людей. Они уже доказали, что они обычные люди, а не наши приспешники, не друзья и не рабы. Они нам никто. Мы просто решили оказать им услугу, доставив в мир с нормально действующей Транспортной Сетью и…
— Почему вы не передали их, в таком случае, Микаэлю Стоверу? Он запросто организовал бы им обратную дорогу, — перебивший Таенна человек, сидевший на высоком кресле, склонил к плечу голову и презрительно посмотрел на Барда. Тот спокойно выдержал взгляд.
«Ничего себе! — думал Ри. — Значит, все правда… вообще все правда. А я-то думал, что они привирают, что Ит, что Таенн. Уже больно напоказ это все было».
— Микаэль Стовер, — Таенн словно выплюнул имя, и презрения в его голосе зазвучало едва ли больше, чем у оппонента, — маньяк, психически больной человек, одержимый навязчивой идеей. И мне очень жаль, что в вашем мире его идеи нашли столько сторонников.
— Да нет, дорогой Бард. Микаэль Стовер — фигура, бесспорно, эксцентричная, но при этом он — честнейший человек, и, мало того, провидец! — в голосе говорившего прорезались какие-то новые нотки, и Ри вдруг с удивлением понял, что это, ни много, ни мало, а благоговение. — Не смейте говорить про него подобные вещи, а не то…
— А не то — что? Опять будете угрожать убийством детей? — усмехнулся Таенн. — Да, знай триста лет назад про такие фокусы Барды, они бы голосовали за капсуляцию.
Ри тихонько оглядывал присутствующих и, несмотря на то, что говорил Таенн, никак не мог понять, чем же они принципиально отличаются от людей, допустим, его родного мира. Люди как люди, только, пожалуй, излишне хмурые. Вокруг Таенна, Мориса и Леона — с десяток охранников, но ни у Барда, ни у Сэфес даже руки не скованы. Человек, с которым шел основной разговор, был немного похож на Стовера, не внешне, а какими-то мелкими едва заметными деталями. Грузный, насупленный, с упрямым и тяжелым взглядом, одет в форму — военный? Да, по всей вероятности военный, в каком-то высоком чине. Седые, коротко стриженые волосы, темная от загара кожа. Разговор ведет на всеобщем языке, которым владеет если не в совершенстве, то близко к тому — к автопереводчикам не прибегает, техникой не пользуется. Всеобщий сложный (Ри потратил пять лет на то, чтобы сносно овладеть им), но если знаешь его — честь тебе и хвала. Пожалуй, в других обстоятельствах Ри этого человека зауважал бы. В других. Но не в этих.
— Контроль, насколько я знаю, голосовал за капсуляцию с обеих сторон, и Барды, и Сэфес, — возразил Таенну человек. — Нам это решение было представлено, как общее.
— Правильно, — подтвердил Морис. — Вам — как общее. Но было закрытое разбирательство, в котором Барды хотели дать вам еще один шанс, а мы сочли это нецелесообразным.
— И почему же вы так сочли? — прищурился человек.
— А вы посмотрите в зеркало, — посоветовал Леон. — Ответ находится именно там. Посмотрите себе в глаза и скажите, имеет ли право такое существо, с такими мыслями и таким представлением о справедливости жить на свободе. Официальная служба, которая принимала решение, сочла тогда аргументы Сэфес правомерными.
— Что ты можешь знать, мразь, тебя тогда и на свете не было! — гаркнул, распаляясь, седой военный.
— Информация о Маданге есть везде, и о прецеденте известно все, что положено. Разве что уважаемый вами Стовер сумел что-то скрыть, но я лично в этом сомневаюсь, — дернул плечом Леон.
— Не вам нас судить! Не к вам приперлись эти вшивые кошки, чтобы устанавливать свои порядки! Не мы лезли, не спросясь, на чужую территорию! Посмотрел бы я на тебя, если бы в твой родной мир пришел кто-то чужой и начал диктовать свои условия!!!
— Это беспредметный разговор, — спокойно сказал Таенн. — Его результатом может быть только новый виток свары и ничего больше. Давайте лучше поговорим по существу. Повторю еще раз: отпустите людей. Мы не будем сотрудничать и не будем даже разговаривать с вами о предмете этого сотрудничества, пока вы держите их взаперти и измываетесь над ними. Эти люди не имеют отношения ни к Маданге, ни к конфликту, ни к нам. Ни по каким законам вы не имеете права насильно их удерживать. Ни по вашим, ни по нашим.
— Хорошо, — вдруг покладисто ответил седой военный. — Раз вы настаиваете на этом, как на обязательном условии, мы их отпустим. Только учтите, что ни на территории Ганы, ни на территории Соединенных Республик они, согласно нашим законам, не имеют права находиться.
— Позвольте им вернуться на станцию.
— Станции находится на территории Ганы, — отрезал военный. — Кроме того, мне совершенно не хочется, чтобы они там на что-нибудь нажали и устроили нам лишние проблемы.
— Они не сумеют этого сделать, станция человеку не подчиняется, — Ри опешил — он и не думал, что Бард умеет так складно и непринужденно врать. — Они бы просто спокойно дождались нашего возвращения и…
— Вы всерьез рассчитываете вернуться?!
— Если вы тот, кем стараетесь казаться — да, — поддел военного Морис. — У вас на знаке отличия написан девиз «верность и честь». И если для вас он что-то да значит, то мы, выполнив условия, поставленные вами, вполне можем на это рассчитывать. Почему нет?
Военный от такой наглости даже задохнулся. Ри с интересом смотрел, как наливается малиновым его шея, и гадал — неужели местные настолько опустились, что не лечат элементарные болезни сосудов? Ишь, как покраснел. И вспотел, небось. От злости.
— Речь пока не об этом. Мы говорили о том, что людей вы не имеете права удерживать. Не думаю, что если будет пересмотр решения, и об этом станет известно, такая информация пойдет вам на пользу, — сказал Таенн.
— Их никто и пальцем не трогал!
— Ну да, только восемь дней мучили кольцевыми допросами, — усмехнулся Леон. — Право слово, ерунда какая!..
— У нас война, и по законам мы имеем право…
— Да что вы все о правах, да о правах! Если вы за триста лет не сумели договориться даже друг с другом, чтобы как-то повлиять на решение, если вы до сих пор продолжаете грызню, то о каких правах может идти речь! — Таенн, наконец, дал волю гневу, который до того всеми силами сдерживал.
— Хорошо, — голос военного стал ледяным. — Поступим следующим образом. Мы выпустим этих ваших людей, тем более, что для нас они совершенно бесполезны. Но выпустим мы их на территорию, которая не принадлежит ни Гане, ни Союзу Республик. Учтите, ваше основное требование — чтобы мы отпустили их и не имели к ним никакого касательства — будет исполнено. Они подождут вас, — он недобро усмехнулся, — на этой территории. Дальнейшая их судьба будет напрямую зависеть от вашего желания сотрудничать с нами.
— Снова шантаж, — констатировал Морис. — Интересно, вы как-то иначе действовать вообще умеете?
— Умеем, — заверил его седой военный. — Очень скоро вы будете иметь возможность в этом убедиться.
* * *
Только оказавшись на месте, Ит и Ри поняли, что такое «соблюдение условий» в представлении военных властей Ганы. Их троих, не особо церемонясь, посадили в машину и через полчаса вытолкнули прочь, под ледяной дождь, в осеннюю слякоть.
— Так, значит, — доселе молчавший конвоир снизошел, наконец, до объяснений. — Тут ничейная земля. Три километра шириной. Идет от моря и до вон тех гор, — он махнул рукой куда-то в сторону, но из-за дождя ничего не было видно. — Можете по ней ходить, сколько заблагорассудится. Если сунетесь в Республику, шлепнут. Они с перебежчиками не разговаривают. Если сунетесь к нам, тоже шлепнут — вас на территорию пускать не велено. Счастливо оставаться.
— Погодите, но… — Ит растеряно смотрел на конвоира. — Как же тут жить?
— А вот это меня не касается, — конвоир сплюнул. — Мое дело маленькое, я приказы не отдаю, я их выполняю.
Двигатель взревел, и машина, развернувшись и обдав Ита с Ри потоком горячего воздух, набирая скорость, канула в дождевую муть. Через несколько минут ее уже не было видно, лишь доносился издали ослабевающий шум двигателя.
Первым опомнился Ри.
— Идемте, — позвал он. — Мы слишком близко от границы, тут может быть опасно. Надо уйти вглубь. Там и поговорим.
Ит кивнул, и они осторожно, выбирая дорогу и обходя бездонные лужи, двинулись в сторону, противоположную той, в которую уехала машина. Скрипач, уже дрожащий от холода в своем нелепом платье, понуро побрел следом за ними, как побитая собака. Шли молча, долго, пока, наконец, не наткнулись на полуразрушенное строение, в углу которого сохранилась часть крыши. Они забрались в этот угол, кое-как расчистили его от каменных обломков и расселись, кто куда.
— Долго мы тут не протянем, — мрачно констатировал Ри. — Какие твари, а! Чтоб их самих так же кто-нибудь…
— Формально они все сделали правильно, — вздохнул Ит. — Им были поставлены условия, они их выполнили. Мы живы, целы, находимся на нейтральной территории. Таенн же не уточнил, что нас должны кормить, поить и держать в нормальных условиях.
— Таенну такое в голову не пришло и не могло прийти. И нам тоже не могло. Ит, прости, я тебе не верил, когда ты про этот мир рассказывал. И Таенну не верил. И Сэфес. Мне казалось, что вы нарочно врете, чтобы…
— Чтобы доказать, что все миры Индиго плохие? — закончил Ит. Он вдруг почувствовал, что внутри снова оживает тот второй, старый и циничный. — Да нет, Ри. Я рассказывал то, что помню по чьим-то считкам. Не знаю, по чьим. Таенн… сложно сказать, откуда у него эта информация. Но, поверь, то, что было сказано о Маданге — это правда.
— Да верю, верю я, — отмахнулся инженер. — Ит, а тебе не кажется, что ты ведешь себя очень странно?
— Да? — созидающий нахмурился.
— Да. В тебе словно два человека. Тот, которого я знаю, первый, опешил, поняв, что эти мрази могут действительно начать убивать детей. А второй, с которым я говорю сейчас, совершенно спокойно рассуждает о Маданге и об информации. Что-то не вяжется.
— Вообще ничего не вяжется, — согласился Ит. — Давай вспомним, как ты управлял секторальной станцией и выходил в Сеть. И еще Скрипача давай вспомним. Вот уж кто действительно…
— А где Скрипач? — удивленно спросил Ри. — Еще не хватало!
Скрипача нигде не было. Они обошли строение вокруг, тихонько окликая его, но он так и не появлялся. Раздосадованные, они вернулись обратно.
— Набегается и придет, — убежденно сказал Ри. — Мало ли, куда ему понадобилось.
— Придет, если его не убьют, — мрачно заметил Ит. Он испытывал все большее беспокойство за этого странного человека. Беспокойство и страх. — Лучше оставаться на месте и ждать его тут. Надеюсь, он сумеет вернуться.
Скрипач действительно вернулся, уже под вечер. Дождь прекратился, лишь тянулись по небу тяжелые свинцовые тучи. Ит хотел было отругать его, но, заметив, что лицо у Скрипача буквально сияет от радости, а в руках он сжимает какой-то неопрятный кулек, передумал, и, как выяснилось, правильно сделал.
В кульке оказалась еда. В других обстоятельствах Ит и Ри, вероятно, брезгливо бы сморщились, предложи им кто-нибудь отведать ужин, явно подобранный Скрипачом на свалке, но сейчас они обрадовались всему — и сухим сырным коркам, и подгнившим фруктам, похожим на яблоки, и обрезкам подгоревшего теста.
— Живем, ребята, — повеселевшим голосом сказал Ри, раскладывая еду на три равные кучки. — Молодец, Скрипач! Мы бы без тебя пропали.
— Прозрачное с вырезом, — с превосходством ответил тот и взял из своей кучки яблоко. — Зелеными буквами, на полоске. Только тихо, тихо! Алюминий!
— Если алюминий, то молчим, — согласился Ри.
— Особенно когда зелеными буквами, — поддакнул Ит. Похлопал Скрипача по плечу, улыбнулся. — Ты умница. Покажешь потом, где нашел это все?
Тот нахмурился.
— Прозрачное же, — с сомнением пробормотал он. — Если черное в скобках…
— Ладно, завтра решим это все, — подытожил Ри. — И про алюминий, и про прозрачное, и про зеленые буквы…
Руины
За едой Скрипач успешно ходил еще два дня. За это время Ит и Ри немного пришли в себя и с грехом пополам выспались. Первые сутки они толком ничего не соображали — сказывалась чудовищная усталость и отупение после допросов. Они спали, не обращая внимания ни на что. Спать не мешал даже пронизывающий осенний холод. Проще всех, как выяснилось, пришлось Скрипачу. На своей свалке он привык и не к такому, и особенно не реагировал ни на холод, ни на дождь, ни на отсутствие хотя бы подобия какого-либо комфорта. Он бродил по округе, аплодировал взлетающим в серое небо черным птицам, собирал и притаскивал Ри с Итом какие-то камни и ржавые железки, и вынужденным положением совершенно не тяготился.
Однако эта идиллия продлилась недолго. На третий день Скрипач снова ушел за едой на свалку, но вернулся только затемно, да еще и сильно избитым. Ит и Ри, увидев его, пришли в ужас — Скрипача словно цепями измолотили, на нем живого места не было. Кроме того, он, видимо убегая, подвернул ногу. Скрипач не стонал и не плакал, только болезненно кривился и морщился, пока Ри пытался хоть как-то обработать ему ушибы. Поскольку у них ничего не было, обработка свелась к тому, что Ри просто промывал ссадины водой, которую они набрали в ближайшем мелком ручейке. Все это время Ит сидел рядом со Скрипачом на обломке каменной стены и гладил его по голове, утешая и ободряя.
— Что же это за садисты такие, а? — в пространство вопрошал Ри. — Неужели по нему не видно, что он с головой не в ладах? Как такого вообще трогать можно?
— Так же, как можно убивать детей с целью добыть пару-тройку Контролирующих, — уныло буркнул Ит. — Так же, как бросить нас здесь. Видимо, можно. Тут все можно.
— Знаешь, надо отсюда выбираться — твердо сказал Ри. — Хватит рефлексии. Так не годится.
— Куда ты собираешься выбираться? — недоуменно спросил Ит.
— Нам нужно попасть обратно на секторальную станцию, забрать наших и рвать отсюда когти.
— Каким образом? — удивился созидающий.
— Как это — каким? Ит, очнись, а? — попросил Ри. — У тебя есть детектор. У меня биокомп. Мы можем связаться с искином, мы можем подвести станцию туда, куда нам будет нужно. Мы можем…
— Ничего этого мы не можем. Потому что как только мы начнем что-то делать, они тут же оторвут головы и им, и нам, — резонно заметил Ит. — Ты думаешь, за нами не следят? Я больше чем уверен, что нас и сейчас отслеживают, и стоит нам только что-то сделать, как нас тут же…
— Ну и что? Что ты предлагаешь? Сидеть тут и ждать — чего? Голодной смерти, или что нас застрелят, или что вдруг произойдет чудо, и эти, — инженер махнул рукой куда-то в неизвестность, — вдруг поймут, что делают, и выпустят Таенна, Леона и Мориса? Ит, это даже не смешно. Ты сам прекрасно понимаешь, что чудес не бывает, особенно в подобных ситуациях. И что мы можем либо что-то делать сами, либо сесть, поднять лапки и сдохнуть. Отличный выход, правда?
— Ну, не знаю, — растеряно протянул созидающий. — Что-то делать надо, но я совсем не уверен, что ты предлагаешь правильное решение.
— А какое еще решение ты видишь? Что сказал искин? Капсуляция нарушена, в следующий раз система выйдет из нее немногим меньше, чем через месяц, так?
— Ну, так, — согласился Ит. — Подожди, сейчас скажу точнее. Через девятнадцать дней она выйдет, на сутки. Нас продержали на той базе восемь суток, потом… ну да, тут мы почти трое суток. Правильно, девятнадцать дней. Знать бы еще, где мы находимся.
— Ну так возьми и посмотри. У тебя детектор, который, если я правильно понял Леона, сделан специально для боевых действий на этой планете. У тебя просто должно быть все — и карты, и выходы в местные инфосети, и…
— Подожди, — осадил его Ит. — Тебе не приходило в голову, что если я начну работать с детектором, это тут же засекут? И я больше чем уверен, что нас за это по голове не погладят, а совсем наоборот.
— Хватит быть таким трусом, — отрезал Ри. — Погладят, не погладят… Все равно, хуже, чем есть, уже не будет. Давай все же попробуем узнать, где мы хотя бы находимся.
Следующий час они провели, выясняя с помощью детектора интересовавшие их вещи. Для начала и Ри, и Ита очень порадовало то, что у детектора нашелся режим, в котором он был полностью незаметен. Конечно, переведи Ит устройство в боевое состояние, к ним тут же со всех сторон ринулись бы вояки — и со стороны Ганы, и со стороны Республик. Но, поскольку воевать они не собирались, все прошло гладко. Однако результат их расстроил. Они находились пусть и не в самой глубине материка, но от моря их отделяло больше двухсот километров. А до станции так и вообще было почти полтысячи. Как туда попасть? На чем?
— Допустим, мы дойдем до моря. Ит, подожди, я пока чисто гипотетически, — рассуждал вслух Ри. — А дальше?
— А дальше триста километров вплавь, — усмехнулся Ит. — Неужели не ясно?
— Как я сам не догадался. Можно попробовать украсть какую-нибудь машину, и на ней…
— Какую машину ты украдешь, когда Скрипач всего-то объедки со свалки крал, а его вон как измочалили, — разозлился созидающий. — И потом, нас тут же размажут вместе с этой машиной хотя бы потому, что они свою технику знают, в отличие от нас.
— Ну, хорошо, — подумав, ответил Ри. — И что ты предлагаешь?
— Погоди, я думаю. В любом случае, нам надо к морю. И еще нам необходимо как-то связаться с искином. Можешь попробовать это сделать?
— Попробовать могу. Но за последствия не ручаюсь, — проворчал инженер.
— Кто-то только что назвал меня трусом, — напомнил Ит. — А сам оказался не лучше.
— Кончай свои придирки, — отмахнулся Ри. — Я хочу разобраться, как это сделать, чтобы нас не поймали.
— Мне ты этого сделать не дал, — зло сказал созидающий.
— Заткнись, а, — мягко попросил инженер. Даже излишне мягко. Ит напрягся.
— Я тебе еще не сказал «спасибо» за то, что ты нас сюда затащил, — сквозь зубы сказал он. — Как-то, знаешь, из головы вылетело.
— А не с твоей ли помощью я это сделал? — ехидно поинтересовался Ри. — Я уже почти закончил расчет, когда ты приперся и вмешался!
— Ну да, конечно! Закончил, как же, — Ит встал. Ри тоже. Скрипач, до того сидевший на полу, и удрученно разглядывавший искалеченную ногу, с тревогой поднял голову и уставился на них.
— Век бы твоей рожи не видать! — зло рявкнул инженер. — Да, почти закончил! А то ты этого не понял! Не корчи из себя дурака!..
— И не думал даже. Ни черта ты не закончил! Не вмешайся я, мы там подохли все, вместе со станцией!
— Ой, ну конечно! Как какая заслуга — так это сразу святой Ит, — презрительно выплюнул Ри. — Разумеется!..
— Нет, у нас все заслуги исключительно твои. Я с вами мотался, как груз, если ты не забыл! Особенно на Терране!.. Шли, как на прогулке, за моей спиной прятались — забыл, да?! Это был не я, кто бы сомневался!
— Не поставь тебе Леон детектор…
— А многого бы ты стоил без биокомпа!
— Да уж побольше тебя, косорукая тварь!
— Хочешь проверить, кто тут на самом деле косорукая тварь?!
— Запросто! Только без детектора! А то с чужой техникой каждый горазд!..
Возможно, дело и дошло бы до драки, не вмешайся Скрипач. Он кое-как встал и, чуть не плача, стал втискиваться между стоящими вплотную друг к другу Итом и Ри. Безумец, что было сил, расталкивал их в разные стороны, молча, целеустремленно, отчаянно; он пихал в грудь то одного, то другого, и в какой-то момент Ри вдруг понял всю абсурдность ситуации и сдался. Сдался первым. Ит все еще смотрел на него ненавидящим, злым взглядом, а для Ри вдруг все разом встало на свои места.
— Стоп, стоп, стоп, — он перехватил Скрипача за руку, — я все понял, парень, не надо! Да не пихай ты меня, кому говорю! Ит, скажи ему…
У Ита словно пелена спала с глаз. Что они только что делали?! Как это вообще получилось? Он что, чуть не набросился с кулаками на Ри?! А Ри… Ри собирался избить его, и за что?
— Спасибо, Скрипач, — серьезно сказал он, чувствуя, как краска стыда заливает лицо. — Как ты вовремя.
Безумец ничего не ответил. Припадая на больную ногу, он поковылял обратно в угол, где до того сидел. Иту почудилось, что Скрипач плачет, но когда тот поднял глаза и встретился взглядом с Итом, глаза у него были абсолютно сухими, а вот во взгляде читалось столь явственное осуждение, что созидающему захотелось провалиться сквозь землю.
— Наверное, это местный эгрегор, — сказал чуть позже Ри. — Это он так на нас действует.
— Наверно, — согласился Ит. — А может, и мы сами. Я, например, никогда в жизни не был голоден и только сейчас это понял. Может быть, поэтому.
— И поэтому тоже, — удрученно покачал головой инженер. — Ладно. Попробуем все же собраться с мыслями. Все равно, так или иначе, но надо решать, что делать дальше.
* * *
— …Двести километров. Фактически в зоне военных действий. Без еды и без воды. С хромым Скрипачом. Это ж сколько мы идти будем? — с отчаянием спросил Ит.
— Долго, — хмуро констатировал Ри. — А надо быстро. В день проходить километров по пятнадцать, не меньше.
— Он столько не сумеет, — уверено сказал созидающий. — Ты же видишь.
— Задержимся тут на несколько дней, пусть нога подживет, — предложил инженер. — Вопрос только, где достать еды хотя бы на первое время.
— Попробую сходить поискать свалку, на которой он был, — предложил Ит. — Есть у меня одна мысль…
— Какая?
— Попробую обмануть местных с помощью детектора, — усмехнулся созидающий. — В конце концов, терять нам и вправду нечего.
На свалку Ит ходил три дня, пока у Скрипача заживала нога. На вторые сутки, лежа в грязи и ожидая, когда мимо пройдет колонна военной техники, он неожиданно поймал себя на мысли, насколько легко и спокойно он принял нынешние обстоятельства, и поразился этому. Минутная вспышка, во время которой они с Ри едва не надавали друг другу тумаков, оказалась, пожалуй, единственным эпизодом, во всем остальном и Ри, и он, Ит, и Скрипач, вели себя так, словно подобные ситуации были им всем не в новинку. Словно когда-то, давным-давно, все они, а не только Скрипач, жили, и успешно выживали в похожих условиях. Словно нынешние обстоятельства сломали какой-то внутренний блок, и подсознательные воспоминания, непонятно откуда взявшиеся, потоком хлынули наружу.
Неважно, где ты.
Неважно, какая погода.
Неважно, во что ты одет.
Чтобы выжить, надо делать то-то и то-то.
И вообще, важно не то, как ты совершаешь какое-то действие, важен лишь результат. Простой результат, незамысловатый.
Лежа в жидкой грязи, Ит с каким-то детским удивлением вспоминал вещи, казавшиеся раньше архиважными, а теперь ставшие напыщенными, жеманными и неестественными. Тяжкое оскорбление — собеседник что-то рассказывает тебе, ты смотришь сквозь него рассеянным взглядом, а потом переспрашиваешь — вы что-то сейчас сказали?.. Обида на всю жизнь. Фу, глупость какая. На «стене гнева» в университете кто-то анонимно пишет, что преподаватель такой-то — несправедливо судит и держит в фаворе любимчиков. Краска стыда заливает лицо, ведь этот преподаватель — ты. Как же такое вышло? И, главное, кто посмел? Во время обсуждения твоей работы приходит комментарий о том, что работа слаба, никчемна и не заслуживает внимания. Кто это написал, за что? Господи, да какая разница?! Какой вообще в этом всем смысл? Это слова, пустые слова, и ничего больше! Разве может сравниться с болью от слова боль настоящая — от удара, от впившегося в бок острого камня, от страха за собственную жизнь и жизнь других людей?! Как это мелко, стыдно и глупо! Человек, всерьез ставящий себя в зависимость от чужих слов, жалок прежде всего тем, что вся жизнь его — бесконечная череда попыток доказать свою якобы значимость, когда на самом деле он нуль, пустое место. Тем более, что такие слова и такое их восприятие — вовсе не признак цивилизованности или ума, они — признак мелочности и ханжества, но никак не настоящей душевной силы.