И пирамида снова ускользнула. Но на том месте, где она только что была, обнаружился этот самый кораблик. Крошечный, по сравнению с «Лунным светом». Маленький кораблик, на котором не было ни следа грязи, но были неизвестные чужие люди.
С корабля отправили сигнал приветствия.
И Учитель на него ответил.
* * *
Когда в катер вошел седой боротый мужчина, Стовер первым делом встал и церемонно ему поклонился. Его примеру последовала и остальная команда. Мужчина улыбнулся и тоже поклонился в ответ.
— Позвольте поприветствовать вас, — сказал он на довольно сносном всеобщем. — И простите, что я столь неприглядно выгляжу. Месяц в невесомости. В моем возрасте это не так легко перенести.
— Слава Создателю, — с облегчением сказал Стовер тоже на всеобщем. — Мы-то подумали, что на таком корыте могут путешествовать только совершеннейшие дикари.
— Да они и есть дикари, — усмехнулся мужчина. Поискал, куда бы сесть. Стовер заставил сегмент пола подняться и образовать кресло, в которое тот с явным облегчением уселся. — Адепты церкви Единого Неделимого создателя, но из очень отсталого мира.
— Откуда вы, уважаемый?
— Если говорить обо мне, то я — скромный пилигрим, несущий слово Единого в молодые миры и отыскивающий достойных…
— Мир какой, я спрашиваю?
— А, вы об этом? Родился в Железной Сотне, был изгнан еще в ранней юности. Странствовал, проповедовал. Нес слово Единого.
Агор и Аран едва заметно переглянулись, но от Стовера их взгляды не укрылись.
— Вы хотите что-то спросить? — обратился он к математикам.
— Да, — Агор встал, подошел поближе. — Скажите, уважаемый, ваша вера случайно не связана с учением Девяти ступеней?
— Нет, даже не слышал никогда, — ответил тот. — Прошу еще раз меня простить. На борту — шестнадцать подростков и, признаться, я очень и очень устал.
— Если я правильно вас понял, вы преследуете… как вы ее назвали?
— Как выглядит, так и называем. Золотую пирамиду.
— А почему вы это делаете? — прищурился Стовер.
— Потому, что на ней находится зло, — веско сказал Учитель. — Древнее и омерзительное зло. Которое необходимо…
Он запнулся.
— Вы продолжайте, — мягко попросил Стовер.
— Первый приказ был — уничтожить эту пирамиду. Но потом пришел второй — нам следует отвести ее к миру Изначальному.
— А где это? — живо спросил палач.
Бородатый мужчина ответил ему укоризненным взглядом.
— Вы как никогда правы на счет зла, — заметил Стовер. — Зло там действительно… мерзкое. На счет древности не уверен, но на счет омерзительности — соглашусь. Вы были откровенны с нами, поэтому мы не станем ничего утаивать от вас. Мы тоже преследуем эту пирамиду. Правильно она называется секторальной станцией Безумных Бардов.
— Кто такие Безумные Барды? — насторожился мужчина.
— Это одна из так называемых систем Контроля, — с едва заметной усмешкой пояснил Стовер. — То, что вы видите, как зло. Они действительно — зло. По сути своей.
— Почему?
— Они лишают миры права выбора. Подавляют волю. По сути — уничтожают инициативу, везде устанавливая свою власть и свои порядки. Но не на физическом уровне, а выше. На физическом в это время действуют их приспешники. Таковых много.
— Вот оно что… — протянул мужчина. — Вообще, про Контроль я слышал. В ранней молодости, еще когда жил в Сотне. Но, по-моему, то, что я слышал — это были какие-то бредни. А оно, оказывается, вон как. Я, признаться, не думал, что мы искореняем что-то подобное, но теперь… да, вы правы. Все сходится. Даже больше, чем сходится.
— Давайте я вам все спокойно расскажу, — предложил Стовер. — Но прежде скажите, можем ли мы вам чем-то помочь? Я вижу, что вы утомлены и печальны. Может быть, я смогу быть вам полезен?
— Это вряд ли, — грустно усмехнулся мужчина. — Понимаете ли, на этом ржавом корыте нет силы тяжести. И очень тесно. Дети больше месяца нормально не мылись и не ели. Самому старшему — шестнадцать лет, младшему — четырнадцать. Им можно помочь, только дав отдохнуть на хорошей, мирной планете и…
— Подождите, — остановил его Стовер. — Нет силы тяжести? Еда? Мытье? Поможем, непременно поможем, причем сейчас же! Идите скорее на корабль, предупредите детей, что сейчас будет тяжесть, а через часок мы наведаемся к вам в гости и поговорим, — он улыбнулся Учителю одной из самых лучших и отрепетированных своих улыбок для рекламных плакатов — широкой, ласковой и обезоруживающей. — Нам с вами по пути, поэтому мы должны помогать друг другу. Тем более, что дети. Разве я не понимаю?
— Отлично, — подытожил он, когда Учитель, наконец, вернулся на свой корабль. — На совещание — час, максимум. Дальше — как водится, все лучшее — детям.
— Зачем это нужно? — удивился Ричи.
— Придурок, — зло усмехнулся Стовер. — Эти дети едва не стерли в порошок секторальную станцию. Чего молчишь? Доходит? Вот эти дети и вот на этом хламе. Такие дети дорогого стоят. Поэтому детям сейчас будет все — и в лучшем виде. Надеюсь, я переориентировал катер правильно, и никто не треснется головой, когда я уберу порядком доставшую их невесомость.
* * *
Через несколько часов чисто вымывшиеся девочки уже пели в коридоре какую-то веселую песню. После того, как появилась тяжесть, всем пришлось привыкать к ней заново — на пол то и дело падали какие-то вещи, которые все привыкли перекидывать друг другу по воздуху одни легким движением, кто-то умудрился шлепнуться и расквасить себе локоть, потому что забыл, что через переборку надо переступать, а кто-то уже вспоминал про невесомость с легкой грустью, ведь когда она была, можно было спать где угодно, а теперь, наверное, спать придется по сменам, коек не хватит. Но это были совершеннейшие мелочи в сравнении с тем, что впервые за все это время они вымылись под настоящим душем (вперед, конечно, пропустили девочек, и те, обрадовавшись тому, воду можно больше не экономить, купались гораздо дольше положенного), и поели горячей, вкусной, хоть и незнакомой еды, которую принес на корабль ласково улыбающийся Ричи.
Перед тем, как отпустить свою команду знакомиться с «новыми друзьями», Стовер провел с ней на редкость жесткий инструктаж. В особенности, конечно, досталось Клайду.
— Учтите, юноша. Если я замечу, что вы хоть один лишний взгляд кинете хоть на одного подростка, я оторву вам руки. А если я замечу у вас в штанах хотя бы одно движение, я скажу об этом вон ему, — Стовер кивнул в сторону палача. — Клайд, я все знаю. А вы — знаете меня. Надеюсь, я все доступно объяснил, и вы меня поняли.
Тот нехотя кивнул.
— Совершенно незачем было унижать меня перед всей командой, Микаэль, — заметил он. — И потом, я бы и сам не стал. Я тоже заинтересован в успешном исходе дела.
— Ну, конечно, — сардонически усмехнулся Стовер. — Мы все тут на редкость сознательные. А как же. Так я и поверил. Теперь — остальные. Максимальная доброжелательность. Великодушие. Приветливость. Ясно? Всех касается. Учтите, что эти детки — на самом деле гнездо с ядовитыми змеями. Если что-то пойдет не так, нас перебьют очень быстро. А нам этого не нужно. Нам нужно уговорить часть их флота пойти вместе с нами за секторальной станцией. И, да, чуть не забыл! Вы все теперь верующие. Все, поголовно.
— Даже я? — издевательски спросил палач.
— Даже вы.
— Очень смешно. На самом деле я агностик. Но, ладно. Микаэль, как вы считаете, если я открою свою киборгизацию и немножко повеселю детишек, хуже не будет?
— В смысле?
— Не могу же я представиться в соответствии со своей профессией, — хохотнул палач. — Остальным-то проще. Ксенолог изучает чужие формы жизни. Врач всех лечит. Расчетная группа считает курс. Вы всеми ими руководите. Грегори — ваш главный помощник. А я? Убиваю тех, кто встретится на пути, и тех, кто не захочет работать? Пусть я лучше буду веселый киборг-психолог. Помогаю команде сохранить веселый настрой и перенести долгий путь. Пойдет версия?
— Разрешаю, — кивнул Стовер. — Михаил, только не переигрывайте.
— За это не волнуйтесь, — отмахнулся тот. — Раньше на меня никто не жаловался.
* * *
На корабле царило веселье. Не молитвенное, а самое что ни на есть простое, обычное. Учитель с Микаэлем уединились в рубке и что-то обсуждали, а обе команды, посовещавшись, устроили веселое братание, в котором отказались участвовать только Агор и Аран. Они, проведя на «Лунном свете» около часа, отправились обратно на катер, сославшись на занятость — объяснили, что нужно проложить курс обратно, к флоту Братства.
Палач и Грегори засели в кают-компании вместе с девочками. Добрый киборг-психолог дядя Миша предложил девчонкам поиграть в зеркало, и вскоре кают-компания сотрясалась от смеха — настолько удачно дядя Миша копировал поведение и внешность своих оппоненток.
Ричи и Клайд затеяли с мальчишками игру в лису и зайцев (собственно, у Клайда и Ричи название игры было другим, но суть сводилась к одному — сперва все прячутся, а потом тот, кто водит, сначала ищет, а потом догоняет, стараясь осалить), и эта игра, совершенно детская на первый взгляд, пришлась как нельзя кстати истосковавшимся по движению мальчишкам. Конечно, в узких коридорах не очень-то побегаешь, но все равно, как приятно мчаться от «лисы» и чувствовать, что можешь по-настоящему бежать, а не уныло парить в воздухе, как забытый после праздника в комнате воздушный шарик.
Чтобы соотнести одну систему координат с другой, у Стовера и Учителя ушло около часа. К счастью, и первый, и второй обладали более чем развитым системным мышлением, поэтому смычки нашлись быстро.
— То, что вы называете «грязью» — это Контроль.
— Они — не люди, я прав?
— Да, хотя имеют человеческий облик, — пояснял Стовер. — Скажем так, это уже не люди. Из-за того, чем они занимаются, они практически не контактируют с людьми.
— Почему?
— Вы помните, как выглядит грязь из Белой грани? Скажите, что вы при этом испытываете?
— Боль, отвращение, смуту, — принялся перечислять Учитель.
— Вот точно то же самое испытывает человек, встретивший Контролирующего в реальности, — припечатал Стовер. — Поверьте мне. Я встречал. Думаете, я просто так за ними гоняюсь годами, стараясь уничтожить?
Стовер импровизировал, перестраивался на ходу — сейчас ему нужно было нащупать точки, которые позволили бы войти к этому человеку в доверие. Конечно, пути у них разные, и Стовер не собирался отдавать станцию этим людям. Но проблема заключалась в том, что без них прибрать станцию и ее экипаж к рукам было невозможно…
— Микаэль, ответьте мне, пожалуйста, на один очень важный для меня и для моих ребят вопрос, — Учитель подобрался, сел прямо. — Вы говорите, что принадлежите к организации, называющей себя Антиконтролем. Скажите, у вашей организации есть цель? Если бы вы ее формулировали, что вышло бы в итоге?
— Свобода, конечно же. Свобода и только свобода, — ответил Стовер.
— Вы сказали, что организация существует уже несколько тысяч лет. Так почему же вы сделали так мало?! — горестно воскликнул Учитель. — Нашему братству гораздо меньше, но мы сделали уже в тысячу раз больше!..
— Наверное, нашей ошибкой было то, что не хватало истиной веры, — Стовер печально опустил глаза. — Я — верю. Мои люди — тоже. Но не все у нас такие. Слишком много к нам пришло людей, которых заботит лишь состояние их кошелька. Или же они прикрывают свою леность наукой. Ведь гораздо удобнее и приятнее сидеть в чистом кабинете, чем скитаться по пространству, вычищая грязь. Так ведь и руки замарать можно.
Вот тут он попал в точку. Учитель победно улыбнулся.
— Присоединяйтесь к нам, — предложил он. — Конечно, вам придется побеседовать со Старшими братьями, конечно, это сопряжено с определенными трудностями и испытаниями, но я вижу, что в вас есть и сила духа, и сила воли.
— А нас примут? — с сомнением спросил Стовер. — Мы же, по сути дела, чужаки. Мы даже молиться не умеем.
— Мы делаем общее дело. Сейчас вы помогаете нам, после мы поможем вам. Кроме того, я больше чем уверен — если мы все вместе приведем в Изначальный мир эту пирамиду… эээ… секторальную станцию, верно? Вас примут вообще без вопросов. Выходить в грань может научиться и взрослый человек, просто для этого требуется больше времени. Дети, они, знаете ли, быстрее воспринимают. Чистые души…
— Ну что ж, — Стовер встал, улыбнулся. — Мне кажется, у нас все получится. А сейчас вашим чистым душам пора спать, а моим — приниматься за работу, — подытожил он. — О, Агор и Аран сообщают мне, что до нужной точки мы дойдем за сутки! Сколько вы сюда шли от места локации флота?
— Две недели, — Учитель тоже встал. — Сутки… Спасибо вам, Микаэль. Огромное спасибо — за все. Вы появились, как ангел, и дали нам всем новую надежду. И дети просто ожили.
— Вот и хорошо, — снова улыбнулся Стовер. — Это самое главное.
* * *
Ит лежал в темноте, слушая тишину и сонное дыхание Скрипача. После Маданги тот наотрез отказывался спать один и при каждом удобном (и не удобном) случае норовил залезть к Иту под бок. Тот сначала пытался его прогнать, но потом понял, что это бесполезно, и смирился.
Правила, мораль… если бы все это происходило не тут, а в Дс-35, его бы не просто из дома выгнали. С планеты бы выперли, мигом, как нечего делать!.. Мужчине спать в одной комнате с другим мужчиной недопустимо, не то, что в одной кровати. Хотя… Скрипача, наверное, приравняли бы к собаке. Большой и весьма бестолковой собаке.
Ит вспомнил, что дома, лет этак тридцать назад жила собака. Она принадлежала отцу, и мальчикам к ней запрещалось даже подходить. Ит вспоминал — кабинет отца, освещенный вечерним закатным солнцем, отец сидит на кушетке и что-то читает, а рядом лежит красивое, все в шелковистой и волнистой черной шерсти существо, которое отец задумчиво поглаживает. Маленький Ит стоит в дверях и смотрит — конечно, ему очень хочется потрогать собаку, но, поскольку этого делать нельзя, то хотя бы на нее посмотреть. Но тут отец замечает мальчика, делает движение рукой в сторону двери, и дверь тут же закрывается.
В Дс-35 собак очень мало. Вернее, их мало потому, что на всю планету есть только три «чистые», благословленные линии. Собак других линий сочли нечистыми, и линии прервали… какая-то странная история. Надо будет потом уточнить. Хватит уже этого нелепого прокола с дорогами и Зивами. Для того, чтобы стало стыдно за такое дремучее неведение, более чем хватит…
Ит поймал себя на том, что сейчас он, в точности как отец, машинально гладит Скрипача то по голове, то по спине. Он поспешно, негодуя на себя, убрал руку. Скрипач дернулся, что-то пробормотал во сне, напрягся. Ит поспешно опустил ему руку на плечо, чувствуя, как расслабляются ставшие на мгновение каменными мышцы. Может быть, пройдет какое-то время, и бедняга успокоится? Наверное, ему надо просто отойти от Маданги. По словам искина, нога уже полностью зажила, а он все еще прихрамывает. Нарочно? Или нога действительно пока что болит?
— Искин, ты тут? — шепотом позвал Ит в темноту.
— Я всегда тут, — приглушенно ответила система. — Куда мне отсюда деваться.
— О чем они говорили, когда мы ушли? — спросил Ит.
— О Скрипаче, о тебе… все то же. Ит, это неважно. Знаешь, я ведь хотел поговорить с тобой. Ты можешь оказать мне эту услугу?
— Могу, — немного растерянно согласился Ит. — Но о чем?
— Знаешь, когда мы были еще на Маданге, после того, что с тобой случилось… ты уже спал, а мы с Ри ждали, когда прибудут Сэфес и Бард… Ри спросил меня, чего боятся интелектронные системы.
— И что ты ему ответил?
— Я ему соврал. Я сказал, что мы боимся нерешаемых задач. Но это не так. Мы боимся ровно того же, что и люди.
Ит молчал.
— Мы боимся точно таких же вещей. Одиночества… и смерти.
— Ты боишься смерти? — удивился Ит.
— Да. Когда тот корабль подошел к нам вплотную, перед тем, как ты увел станцию на Мадангу, я вдруг понял, что он может уничтожить не только вас. Меня — тоже.
— Почему?
— Наверное, потому, что я — это отчасти вы. Мне было очень страшно. Очень страшно, — Иту почудился тяжелый вздох. — Сила в том корабле… она была слепая. Или словно бы видела весь этот мир вывернутым наизнанку.
— Погоди, — попросил Ит. Он лег поудобнее, наконец-то вытащил у Скрипача из-под головы совершенно затекшую левую руку и спросил: — Что ты имеешь в виду? Объясни подробнее.
— Могу даже с примером, — после недолгого молчания сказал искин. — Смотри.
Перед Итом в воздухе повис маленький кубик.
— Скажи, какого он цвета?
— Белый, — недоуменно пожал плечами созидающий.
— А теперь? — откуда-то сбоку на кубик упал луч желтого света.
— Можно не так сильно светить, разбудишь же, — попросил Ит. Свет стал слабее. — Теперь он желтый… выглядит желтым, верно?
— А на самом деле он какого цвета?
— Белого, разумеется.
— Вот и я о том же, — подытожил искин. Кубик исчез, свет тоже. — Там, на том корабле, были люди, которые видят кубик… например, красным. Просто потому, что никто им не сказал, что на самом деле — кубик белый. Им кто-то велел уничтожать красные кубики, и они уничтожают. Не догадываясь попробовать выяснить, какого кубик цвета на самом деле.
— Интересная версия, — заметил Ит. — Искин, а ты рассказывал ее Сэфес или Таенну?
— Нет, но они, думаю, сами уже до этого дошли. Только с тобой и с Ри они говорить про это не будут.
— Почему?
— Ит, пойми, они не хотят навредить. Они очень сильно боятся на самом деле. Ты себе не представляешь, до какой степени они боятся. Но они никогда про это не расскажут.
— Почему?
— Потому что если вы будете про это знать, вы не дойдете. А значит, не дойдут и они.
— Но почему ты сейчас говоришь все это мне? — удивился Ит. Скрипач снова дернулся, созидающий опустил ему руку на спину и снова принялся гладить.
— Помнишь, перед тем, как Леон отдал тебе детектор, мы говорили — с ним и с тобой? Ты тогда понял то, что никогда не понимал ни один Бард и, наверное, ни один Сэфес. Ты понял, что мне было плохо. Горько и плохо от его слов. И ты извинился, не зная, что просишь прощения в тот момент и за них всех тоже. Знаешь, я рад за тебя.
— Даже так? — Ит слабо усмехнулся. — Что-то у меня после того, что случилось, радоваться за себя не очень получается.
— Из-за Скрипача. Я рад, что твое одиночество кончилось. Не обращай внимания на то, что они говорят. Они мыслят логически, а ты в его отношении мыслишь… наверное, душой. Хорошо, что ты ему помог. И, знаешь, мне тоже кажется, что он гораздо умнее, чем выглядит.
— Ты же сам говорил, что его невозможно вылечить, — упрекнул Ит, хотя слова искина были ему приятны.
— Это я им говорил. Да, моими средствами это сделать невозможно. Но мир велик, а вселенная, как ты знаешь, и вовсе бесконечна. Почему бы в ней найтись месту, где есть люди, способные ему помочь? Я рад, что ты больше не один, и не хочу, чтобы ты из-за их слов или резкости расстраивался и отчаивался.
— А я и не собирался, — улыбнулся созидающий. — И еще — в мои планы не входит сдаваться и опускать руки. Особенно после Маданги. Знаешь, искин, мне этот курорт пошел на пользу. После него я наконец-то ощущаю себя не трусливым словоблудом, а человеком.
Шесть дней святой Марии
Ловушка
— Эй, ты еще спишь или уже проснулся?
Ит с трудом продрал глаза и обнаружил, что в ногах их со Скрипачом кровати сидит Леон. Сэфес выглядел смущенным и виноватым.
— Разве можно задавать такие идиотские вопросы человеку, который спит? — Ит сел, и раздраженно посмотрел на Леона. — Конечно, я уже проснулся. После того, как ты меня разбудил.
— Ну не сердись, а? — попросил Леон. — Я вообще-то извиниться пришел. За вчерашнее.
— От того, что ты извинишься, ничего не изменится, — справедливо заметил Ит, вылезая из-под одеяла. Скрипач все еще спал, обняв подушку и уткнувшись в нее носом. — Он все равно останется для вас придурком, а я — неведомой зверушкой, которая по совместительству работает оружием. Вот честно, если бы не обстоятельства, я бы взял его и смылся от вас в ближайшем же подходящем мире. Думаешь, я не знаю, про что вы вчера говорили?
— Думаю, что знаешь, — Леон печально опустил глаза. — Думаю, что ты спросил у искина, и он тебе рассказал всю правду, потому что не умеет врать. Думаю, что ты злишься на нас. И расстроился, из-за того, что мы попытались от тебя эту правду скрыть. Для того, чтобы это понять, особенными способностями обладать не нужно.
— О чем мы тогда говорим? — удивился Ит. — И зачем? От этого разговора ничего не изменится.
— Изменится, — упрямо сказал Леон, — если ты согласишься меня выслушать.
— Ну, хорошо. Я тебя слушаю, — неприязненно сказал созидающий. Он сел на край кровати, аккуратно подвинув Скрипача, и, склонив голову к плечу, с вызовом посмотрел на Леона.
— Ит, ситуация, в которой мы все оказались, уже давно вышла за рамки случайных и стандартных, — осторожно начал Сэфес. — И от завершения она весьма далека.
— Это я уже успел и сам заметить. Дальше.
— Я больше чем уверен, что Скрипач оказался в нашей команде не случайно. Но если ты прочишь ему роль индикатора опасности, к примеру, то и Таенн, и я-мы-я склонны полагать, что он, наоборот, является сдерживающим фактором.
Ит нахмурился.
— В смысле? — спросил он.
— В нашем понимании, он призван к тому, чтобы в каких-то ситуациях сдерживать… тебя. Чтобы ты помнил, что есть некое существо, которое… — Леон щелкнул пальцами, подыскивая слова.
— Которое не даст мне перейти грань?
— Именно. Извини еще раз, но я хотел уточнить — что ты к нему чувствуешь?
— Я к нему… — Ит задумался. — Леон, я не знаю. Ответил бы, если мог, но действительно не знаю.
— Ты его любишь?
— Эээ… прости?
— Ну… физически?
— Чего?!
У Ита округлились глаза, от негодования даже рот открылся. Пока он озирался вокруг в поисках подходящего тяжелого предмета, которым можно было бы огреть Сэфес, Леон проворно отскочил в сторону.
— Так, стоп, понял, извини… Ит, спокойно!
— Да я тебя сейчас убью!..
— А вот и не подеретесь, — захихикал искин. — Леон, а ты дурак. Сам дал ему боевой детектор и сам же провоцируешь. Сейчас он тебя в лепешку превратит и будет совершенно прав.
Ит, все еще кипя негодованием, сел на свое место. Леон, секунду поколебавшись, последовал его примеру.
— Пойми, я лично в этом не вижу ничего зазорного, — пояснил он. — В очень многих мирах это обычная практика.
— В нашем — нет, — ледяным тоном заявил Ит.
— А в свете того, что у тебя присутствуют еще и реакции гермо, для которых такое поведение является естественным, потому что оправдано биологически…
Кулаки у Ита снова начали непроизвольно сжиматься.
— В общем, вопрос снят, — Леон примирительно поднял руки. — Я просто пытаюсь понять, почему ты столь остро реагируешь на любое негативное замечание о Скрипаче.
— Леон, я понятия не имею. Ни о том, кто он такой, ни о том, почему так реагирую. У меня ощущение, что я его знаю миллион лет или даже больше. Временами я начинаю чувствовать то же, что чувствует он — когда мы шли на Маданге, и у него была вывихнута нога, я временами ощущал его боль. Когда он напяливает на себя это платье, он восхищается — и это тоже чувствую за ним следом. Когда он смотрит на птиц…
— О, кстати, о птицах. Пока вы отсыпались, мы тут подумали и решили. Нам всем необходимо отдохнуть. В первую очередь, конечно, тебе и Ри. После Маданги вам нужно хотя бы сутки побыть в покое, причем не на станции, а на планете.
— Скрипачу, значит, не надо, — заметил Ит. — Он с нами двести километров по холоду не шел, ног не ломал, а все это время сидел на станции и жрал картошку.
— И Скрипачу тоже надо, — согласился Леон. — Надо всем. Тем более, что Ри хочет попробовать сделать расчет, совместив две схемы. Нашу и ту, которую дали братья.
— Хороший у него получится отдых, — усмехнулся Ит.
— Он считает на другом уровне сознания, так что отдых получится совершенно нормальным. В общем, Ри нашел планету, принадлежащую белому сиуру, практически не тронутую атакой. Планете до зонирования лет триста, никак не меньше, но, по всей видимости, это более чем стандартный техногенный мир Индиго. Правда, в весьма отдаленном будущем. Цивилизация техническая, атом уже расщепили, но в космос пока что не вышли, и, несмотря на прогресс, большинство населения живет по старинке. Думаю тебе, как специалисту по фольклору, этот мир будет интересен.
— Надеюсь, мы сядем там, где тепло, — проворчал созидающий.
— Разумеется, — улыбнулся Леон. — Страну уже выбрали. Место красивое, но сама страна нищая и дикая. То есть затеряться достаточно просто. Есть только одна проблема: там категорически не поймут, если Скрипач будет в платье. Это не Далат и даже не Маданга. Так что твоя задача — заставить его одеть то, что носят на планете в зоне нашей высадки.
— И что там носят?
— Да ничего экстраординарного, — успокоил Леон. — Никаких изысков, как у вас в Дс-35 там нет, босиком ходить не надо… Штаны, рубашка, ботинки. Ну, подтяжки.
— Подтяжки? Что это такое? — изумился Ит, никогда о таком предмете не слышавший.
— Ладно, обойдемся без подтяжек, — Леон щелкнул пальцами, и его комбинезон превратился в весьма потрепанную рубашку, кое-как заправленную в потасканные брюки с аккуратно заштопанной на коленке дыркой. — Вот примерно так. Добавь портфель — превратишься в государственного служащего. Добавь фуражку с эмблемой — и ты водитель. Добавь форменную куртку — и ты или почтальон, или разносчик. В общем, ничего сложного.
— Ладно, попробую его уломать, — сдался созидающий. — Иди, Леон. Сейчас разбужу, и мы подойдем к вам.
— Вот видишь, все уладилось, — сказал искин, когда Сэфес ушел. — А ты переживал. Не такие уж они и плохие.
— Искин, они не плохие, — с горечью покачал головой Ит. — Я и не говорил, что они плохие. Просто очень трудно… когда все вот так. Я раньше жил в мире, в котором все, или почти все, более или менее ясно. А сейчас мир разрушается, и я перестаю понимать то, что не вызывало у меня сомнений раньше. Понимаешь, я не знаю теперь, какого цвета тот кубик на самом деле.
— Ну так никто и не обещал, что будет легко, — справедливо заметил искин. — А кубик белый, не сомневайся.
* * *
Когда компания, уже в местной одежде, перешла на катер, Морис и Таенн принялись объяснять детали, необходимые для будущей прогулки. Да, место на редкость красивое, но, по возможности, контакты с людьми следует свести к минимуму. Крайне желательно не выделяться из толпы. Не следует ни с кем заговаривать без необходимости, не нужно показывать, что ты каким-то явлением удивлен и, более того, возмущен. Да, многое из увиденного может показаться странным и неприятным, но это не повод лезть со своим уставом в чужой монастырь. Когда Таенн сказал слово «монастырь», Ит с удивлением вдруг понял, что это слово мало что знакомо ему, оно вдруг вытащило за собой еще один фрагмент воспоминаний. Он сунулся было что-то спросить, но Бард строго посмотрел на него, и созидающий решил пока повременить, тем более, что рассказ дальше стал интереснее.
…Сиур, в котором находится мир, молодой, он из разряда так называемых спонтанных, иллюстрирующий «принцип шести пловцов». Ри поинтересовался, что это за принцип.
Таенн объяснил, что не зонированные миры образуют сиуры самопроизвольно — шесть систем объединяются в сиур, а затем, через все тот же логический узел, встают в противофазу к такому же спонтанному сиуру. Поскольку мир не зонирован, развитие в нем идет медленно, ведь его не «подталкивает» к развитию ничего, кроме собственного ресурса и формирующегося эгрегора. В зонированном сиуре процессы идут иначе, они организованы и ускорены…
— Главное — вовремя это ускорение притормозить, — заметил Морис. — В нужном месте.
— А теперь давай заспорим часика на три, где этому месту положено находиться, — хмыкнул Таенн.
— Так что за пловцы-то? — спросил Ри.
— Дело в том, что планетарная система способна жить и развиваться только в связке, — продолжил объяснение Таенн. — Вне связки она очень быстро погибнет. В Белых зонах, где жизнь только зарождается или находится на низких ступенях развития, идет постоянная перестройка — миры «переподключаются» друг к другу, образуя все новые и новые комбинации, но эта комбинация всегда включает шесть обитаемых миров и шесть же миров в противофазе. Это закон природы. Именно из него получился аксиоматический вывод, что системы способны развиваться и существовать, только опираясь друг на друга.
— Шестеро людей плывут в море и, если один из них устанет, остальные поддержат его, и они смогут продолжить путь, — произнес Морис. Улыбнулся, чуть смущенно.
— Слушайте, а если планеты вообще не зонировать? — вдруг спросил Ри. — Может быть, это и не нужно вовсе? Если они так хорошо самоорганизуются между собой, зачем вообще нужны такие, как вы?
— Если бы было можно не зонировать, никто бы и не зонировал, — развел руками Леон. — В некотором смысле такие, как мы — тоже закон природы. Умеем видеть, что будет дальше.
— Например?
— Ну, например, в какой-нибудь семье рождается мальчик, у которого есть способности к математике, а в какой-нибудь семье рождается девочка, у которой способность к живописи. Умные люди помогут этим детям, обеспечив им нужные условия и дав соответствующее образование. В результате мальчик станет, например, ученым, который создаст что-то полезное для всех людей, а девочка — художницей, которая напишет прекрасные картины. По сути дела, это и есть зонирование. Если не понять, что именно нужно этим детям, бросить их на произвол судьбы, они с большой долей вероятности не станут теми, кем могли бы стать.