Некоторое время они просидели молча, а потом Ит предложил:
— Может, мы со Скрипачом пройдемся немного? Нам-то все ладно, а ему скучно тут сидеть.
— Я с вами, — вызвался Таенн.
— Мы останемся с Ри, — отказался Леон. — Дождемся ответа искина и поможем, если будет нужно, закончить расчет.
— Хорошо, — согласился Бард.
* * *
Портреты Марии Дельгато встречались в городе часто, чуть не на каждом углу. Те из них, что принес Скрипач, оказались старыми, наклеенными у входа в парк, на большую доску для объявлений. В городе отыскались и поновее, и даже цветные — на них Мариа была изображена перед микрофоном, представлявшим из себя сложную и громоздкую конструкцию из решеток, сеток и проводков. Лицо ее на портретах выглядело строгим и одухотворенным, лишь на малой части портретов она была без микрофона и улыбалась. Там было видно, что в сущности она совсем еще девчонка, вот только глаза на всех портретах ее выдавали — и в строгом виде с микрофоном, и в легком платье, и с улыбкой она оставалась глубоко, неистребимо печальной. Ит заметил, что девушка отпустила волосы, стала укладывать их в сложные, порой даже вычурные прически, и подумал, что прежняя короткая стрижка шла ей больше — прическа, призванная сделать вид девушки более взрослым, словно принадлежала другому человеку. У человека с такими волосами не может быть таких глаз.
— Забавно, что единственным полузнакомым персонажем на этой планете для нас стала эта дура, — с неприязнью сказал Таенн, разглядывая портрет.
— Почему дура? — обиделся за девушку Ит.
— Да потому, что дура, — назидательно повторил Бард. — Потому что эта дура лезет куда?
— Ты вообще о чем? — удивился Ит.
— Дура лезет во власть, разве ты не видишь? — прищурился Таенн. — Если хочешь, давай зайдем куда-нибудь и послушаем, что за передачу она ведет и откуда такая популярность. Спорим на что хочешь, но она с помощью этой своей передачи хочет не помочь кому-то, как написано на этих плакатиках, и даже не найти себе богатого мужа. Она метит выше.
Ит пожал плечами. В подобных вещах он не понимал вообще ничего и никогда не стремился понимать. Сейчас его гораздо больше волновало, удастся ли им выбраться с планеты, и ему не было никакого дела до судьбы какой-то там радиоведущей. Однако Скрипачу девушка явно понравилась — пока они шли по городу, он, увидев очередной плакат, принимался улыбаться и хлопать в ладоши. К концу прогулки Ит и сам был уже готов признать, что Скрипач — идиот. Идиота надо было как-то успокоить, поэтому Ит позволил ему отодрать от стены очередной плакат (на них косились прохожие, но замечаний никто делать не стал), и довольный Скрипач спрятал портрет девушки в карман, предварительно аккуратно сложив.
Побродив еще немного, они зашли в кафе на шумной городской площади и сели поближе к большому черному приемнику, стоящему в углу. Сейчас из него доносилась какая-то музыка (Иту она показалась приятной, а Бард брезгливо поморщился и пробормотал что-то про примитив), но вскоре музыка смолкла, и из приемника донесся голос, произнесший:
— Здравствуйте, дорогие сограждане! С вами снова социальная передача «Голос народа», и я, Мариа Дельгато. Хорошего вам отдыха после долгого трудового дня! К сожалению, не для всех этот день был хорошим. К нам в редакцию приходит множество писем, и я перед каждой передачей читаю их и отбираю те, которые рассказывают о самых ужасных и унижающих достоинство рабочего человека случаях. Сегодня мы поговорим о том, что случилось с достойным тружеником порта, пятидесятилетним Армидаро Раэрико. Бессменно проработавший всю жизнь в порту, Армидаро из-за несчастного случая на работе лишился левой руки и потерял работоспособность. Его семья голодает, а ему даже не назначили пенсию! Ему пришлось самому оплачивать услуги врачей, и теперь он и его семья могут оказаться на улице! — голос ведущей, до этого более или менее спокойный, обрел вдруг силу, в нем зазвучали требовательные, властные ноты. — Куда смотрит профсоюз? Куда смотрите вы, дорогие сограждане? Сколько мы еще будем терпеть власть высшего класса, отбирающего у нас последние гроши и не дающие никаких привилегий?! Кто поможет несчастному Армидаро и его семье?.. Сколько еще мы будем терпеть гнет и предаваться пораженческим настроениям?..
— Пошли отсюда, — Таенн встал. — Мне все ясно.
— Ну, пошли, — согласился Ит. Он поманил Скрипача, и они вышли из душного кафе обратно, на залитую вечерним солнцем улицу.
— Сильна, однако, — пробормотал Бард. — Заметил, на что она давит?
— Ничего я не заметил, — отмахнулся Ит. — То есть я заметил, что вы на ней поочередно съезжаете, — он удивился про себя, откуда в голове вдруг появилось это не совсем приличное слово «съезжаете», причем неприличное именно в контексте, а не просто так. — Сначала Ри, затем Скрипач, теперь вот ты. У меня она никакого отклика в душе не вызывает. Я вас не понимаю.
Таенн задумался. Нахмурился, почесал в затылке, хмыкнул.
— Знаешь, в чем-то ты прав, — согласил он. — Она действительно почему-то привлекает внимание. Ладно, пошли к нашим. Надо уходить на станцию и двигаться дальше.
* * *
Снова «окно в космос», снова — планета, с одной стороны освещенная светом солнца, снова висящий в воздухе перед Ри визуал с вычислениями…
— Ну, давай, пилот. Не подведи на этот раз, — тихо сказал Таенн.
Пространство мигнуло. Ит закрыл глаза.
А когда открыл, обнаружил, что планета осталась все там же, где была.
— Ну что ж, вот теперь я могу сказать, что у нас действительно большие неприятности, — констатировал Морис.
— Ошибки быть не могло, — потерянно проговорил инженер. — Это невозможно.
— Это не твоя ошибка, — подтвердил Таенн. — Видимо, сиур дестабилизирован. Мы в ловушке.
Шесть дней святой Марии
Освобождение
Город изменился. И далеко не в лучшую сторону. То тут, то там виднелись следы недавних схваток: разбитые стекла витрин, перевернутые машины. Ветер с моря гнал по асфальту обрывки бумаги и мусор. Лица людей, в прошлый раз казавшиеся по большей части довольными, стали нервозны и тревожны. Видимо, совсем недавно тут что-то произошло, но что — пока оставалось загадкой.
В парке, в котором они сидели в прошлый раз, больше не было скамеек — как не было выложенных булыжником дорожек и урн. Все это пошло на постройку баррикады в конце улицы. Однако у входа в парк клубилась небольшая толпа и слышались не только тревожные, но и радостные голоса.
— …сегодня как раз свадьба. Да, что там!.. Последний год по радио от нее только про него и было слышно — Ральдо то, да Ральдо се…
— Молодец она, ох, молодец!.. Теперь заживем! Раз Ральдо у власти, не даст он своих босяков в обиду… А все она! Как его посадили, она одних маршей протеста чуть не сотню устроила…
— Да ну тебя, сотню! Ври, да не загибай! Не сотню, конечно, но с десяток-то было…
— Это ты не загибай. Больше было, не десяток…
— Говорят, в соборе святого Жарна их как раз сейчас женят. Пойти, что ли? Или не пойти?
— Лучше уж вечером к конгрессу пойдем — по радио сказали, они выступать будут.
— Вдвоем?
— …а он ей и говорит: «Зачем, мол, ты так стараешься, убьют, мол, и тебя, и меня», а она ему — «Не о себе думать надо, а про народ»…
— … Если каждая подстилка будет вот этак, то у нас тут начнется…
— …И что? Завидно, что ли? Правильно, такая жена, как Мариа, одному на миллион достается! Или даже на больше!..
Таенн и Морис прислушивались к разговорам в пол уха, не делая попыток вмешаться или что-то спросить. Ри, Ит, Скрипач и Леон ушли в сторону порта, поискать тихое место, где можно посидеть и завершить новый расчет. Ри снова ввел в основную формулу фрагмент, отданный братьями Тирхио, и клятвенно обещал, что к полудню вычисления будут окончены. Он попробовал внести поправки на дестабилизацию, но ничего не получилось — знаний и опыта для таких вычислений ему явно не хватало. Ит видел, что Сэфес и Бард в отчаянии — будь они живы, они, вне всякого сомнения, смогли бы помочь, но из-за промежуточного, странного состояния считать так, как нужно, они не могли.
— Говорили мне когда-то — бойся своих желаний, они могут исполниться. Домечтался, дурак, — признался Таенн Морису. — Знаешь, о чем я последние сто лет мечтал?
— И о чем? — тот, подняв голову, прислушался к разговорам.
— Человеком хотел быть, — мрачно ответил Таенн. — Я же старый уже, Сэфес. Очень старый. Мне почти шестьсот лет. Я устал. Сидел как-то, давно уже, и думал — вот бы стать простым, обычным человеком, хоть на сколько. Влюбиться, осесть где-нибудь… и чтобы была семья, и чтобы меня встречала каждый вечер дома та женщина, которой я буду дорог и которая будет дорога мне. И чтобы у меня были дети, которых я бы любил и которые меня бы любили… Во какой дурак, а?
— Почему дурак?
— Да потому что вот она, мечта! Мы люди, Морис. Вот сейчас — мы люди. Мы ничего не можем. Мы висим мертвым грузом на Ри и на Ите, и единственное, что в наших силах — это давать им подсказки, которые еще и срабатывают не всегда так, как нужно.
— Про мертвый груз — это ты точно сказал, — засмеялся Сэфес. Однако веселья в его смехе было мало. — Да, в этом ты прав, Таенн. Я тоже про это думал. Ведь я… — он замялся. — Я был влюблен в свою Встречающую. У нас очень смешно получилось — обе Встречающие старше нас лет на двести. Когда формировался наш экипаж, с нами, как положено, пришла пара Встречающих. А потом, через три рейса, мы познакомились на отдыхе с другим экипажем, из соседней связки, и их Встречающими… в общем, кончилось все тем, что наши бывшие Встречающие ушли к тому экипажу, а Влада и Соня стали работать с нами.
— Ничего себе! — с удивлением сказал Таенн. — Ну, вы даете.
— Бард, она для меня была — все вместе. И любимая, и мама, и сестра. Когда они появились, мы из рейсов стали выходить… как домой бежали, ни одного сбоя. Очень редко у кого бывает, когда Встречающий целиком и полностью способен заменить Сеть — любовью. Очень редко. А у нас это было.
— Почему ты говоришь — было?
— Бард, ты забыл, что мы трупы? — бесстрастно сказал Морис. — Я говорю «было», потому что я Владу больше не увижу. И мой второй не увидит Соню. И никогда больше в своей жизни, которая уже кончилась, меня никто не погладит по голове утром и не спросит, как я спал. Потому, что это для всех мы — Сэфес, а для них…
— Морис, а какой расы ваши Встречающие?
— А, дошло, наконец. По именам угадал? Имена искажены, разумеется. Они — Нэгаши.
Таенн потрясенно молчал, уставившись на Сэфес во все глаза. Тот ответил безразличным и нарочито спокойным взглядом.
— Так что давай не будем про мечты, — после минутного молчания заключил Морис. — Теперь ты можешь догадаться, кем я на самом деле хотел быть.
Таенн покачал головой.
— Мог бы и раньше рассказать… Эх, вы, образцово-показательный молодой экипаж Сэфес, — проворчал он. — Хотя, конечно… да. О таком рассказывать… лучше уж вообще молчать.
— Я не знаю, почему я рассказал тебе об этом сейчас, — добавил Морис. — Слушай, пойдем в город на разведку, а затем найдем наших. У меня странное ощущение, я бы хотел поговорить хотя бы с Итом.
— Ты еще скажи — со Скрипачом.
— А на Скрипача я бы хотел посмотреть.
* * *
Скрипач танцевал на маленькой рыночной площади, которую сейчас вместо торговли приспособили под танцы, просто растащив в сторону торговые лотки. Дурно и бедно одетые люди, разбившись на пары, шаркали ногами в пыли под медленную музыку, доносившеюся из открытого окна дома, стоящего в узком конце площади. Томная, вычурная мелодия снова показалась Барду слишком уж примитивной и скучной, но людям она явно нравилась — женщины смотрели на мужчин лукаво, мужчины вели партнерш по танцу бережно и достойно, что плохо вязалось с их нищенским видом.
Скрипач, разумеется, танцевал один. Он кружился под музыку в самом центре площади, а вокруг него двигались пары. Он заметил подошедших Мориса и Таенна только тогда, когда музыка, наконец, стихла — и тут же побежал к ним, расталкивая людей и улыбаясь.
— Привет, привет, — улыбнулся Таенн. — А где наши-то?
Скрипач на секунду задумался, затем просиял, схватил Таенна за руку и быстро повел куда-то вглубь квартала, по узкой улочке. Вскоре он остановился у полуподвальной двери, ведущей в маленькое кафе, и торжественно показал на эту дверь пальцем.
— Ага, понятно. Ну, спасибо.
Дверь открылась, из нее вышел Ит.
— Он вас привел?.. Отлично. Скрипач, ты если хочешь дальше танцевать, никуда не уходи, понял? Или жди нас там, или иди сюда, — строго сказал он. Скрипач радостно кивнул и умчался. — Хорошо, что он слушаться начал, — добавил Ит. — Полтора часа уже торчит на этой площади. Пришлось завсегдатаям объяснить, что он псих и музыку очень любит, его обещали не трогать. Слушайте, что в городе творится…
В городе, как выяснилось, совсем недавно произошла самая настоящая революция. К власти сумела прийти оппозиция, возглавляемая генералом Орде Ральдо, причем случилось это всего лишь неделю назад. И город, и всю страну лихорадило. Сегодня генерал женился на своей новой пассии, радиоведущей Марии Дельгато, и вечером, после захода солнца, предполагалась его торжественная инаугурация на президентский пост.
— Два года, — подытожил Леон. — Два года назад она сидела в таком же баре, не зная, что с ней будет завтра. А сейчас она уже фактически стала первой дамой страны. У меня в голове это как-то не очень укладывается.
— По радио сказали, что они сегодня после церемонии будут выступать для народа лично, с балкона здания конгресса, — добавил Ит. — У меня ощущение, что мы завязли в… как бы это правильно сказать… Таенн, вот ты — Безумный Бард. И вот поскольку ты безумный, скажи — это все не безумие?
— Это не безумие. Это аномалия, — серьезно ответил Таенн. — Политика — обширная область науки, которую нас в свое время заставляли изучать. Их вон тоже заставляли, — Таенн кивнул в сторону Леона и Мориса. — И они могут подтвердить, что такой процесс не может идти на такой скорости. Говорю же, сиур не стабилен, оттуда и аномалии, и сбои. Сильно подозреваю, что похожие процессы сейчас идут на всем этом шарике.
— А вот и нет, — Ри отвлекся от вычислений. — Таенн, все нормально, я почти закончил. Мне, собственно, осталась только проверка. Не идут «на шарике» похожие процессы. Наоборот, то, что Ральдо и Мариа столь быстро оказались у власти, все считают феноменом.
— Вот даже как… Слушайте, а чего мы про них все говорим? — Морис тряхнул головой. — Меня больше волнует, удастся ли нам отсюда выбраться. Ну, пришли они к власти, и что? Нам-то что с того?..
— Мы говорим, чтобы отвлечься от более серьезной проблемы, — задумчиво ответил Таенн.
— Народ, еще полчаса, и я свободен. Подождите меня, пожалуйста, — попросил Ри. — Вы бы пока что-нибудь съели, что ли. Или выпили.
— Что у тебя получается? — спросил Таенн, подсаживаясь к Ри.
— У меня все нормально получается. Кстати, никто не хочет сходить со мной к конгрессу? Я понимаю, что это бред, конечно, но мне бы хотелось… на нее посмотреть, — попросил инженер.
— Я — за, — тут же откликнулся Морис. Таенн почесал нос и добавил:
— Я тоже за, мне интересно.
— Вы все помешались, — с ужасом констатировал Ит.
— Скажи про это Скрипачу. Много ее портретов он за сегодняшний день собрал? — ехидно спросил Бард.
— С десяток, но я разрешил оставить только те, что поменьше, — сдался созидающий. — В общем, я так понимаю, что после расчетов мы идем к конгрессу, смотреть на семью Ральдо-Дельгато.
— А потом делаем отсюда ноги, — подытожил Таенн.
* * *
И у здания конгресса, и на близлежащих улицах творилось что-то невообразимое. Толпы народа, с факелами и плакатами, заполнили все пространство, насколько хватало глаз. С превеликим трудом компании удалось пробраться на площадь, правда, при этом едва не потеряли Скрипача — в него вцепилась какая-то женщина с полубезумными глазами, и попыталась утащить к группе людей, забравшихся на постамент трудно различимого в темноте памятника, и скандирующей «Ор-де Раль-до, президент!».
— Нам бы тоже надо куда-нибудь повыше, — предложил Таенн. — Отсюда ничего не увидим, а ближе подойти не получится, там дикая давка.
— Ничего не выйдет, — возразил Ри. — Дома заколочены, я уже посмотрел. Ладно, постоим тут, может, чего и разглядим.
— Или хотя бы услышим, — добавил Ит.
Ждали долго, больше часа. Наконец балкон осветили яркие прожекторы, и в их свет вступили два человека — высокий, дородный мужчина в мундире, и тоненькая хрупкая женщина со светлыми волосами, уложенными в гладкую прическу, в строгом костюме.
— Вот это да… — прошептал Ри. — Ит, используй детектор. Посмотри на нее поближе. Богиня… она стала просто богиня… ты видишь?
Ит приблизил картинку. Мариа на плакатах была тенью Марии настоящей. Богиня? Почему бы и не богиня? От нее словно шел свет, изливаясь в пространство золотыми ласковыми лучами. Она улыбалась, светло и открыто, и посылала толпе воздушные поцелуи.
— Золотая… — произнес с восхищением Скрипач. — Золотая… бабочка…
Первую речь произнес генерал Ральдо. Говорил он долго, скучно и напыщенно. Голос его, многократно усиленный, лился над площадью — обещания, обещания и еще раз обещания. Рабочие места, железные дороги, строительство… Светлое будущее для народа в самой ближайшей перспективе… Единство и понимание… Толпа одобрительно гудела, отовсюду слышались одобрительные крики.
Но голоса тут же стихли, когда к микрофону подошла Мариа. Площадь замерла в предвкушении и ожидании.
— Я простая женщина из народа, и все вы хорошо меня знаете, — начала она. — Я говорила с вами тогда, когда власть старательно отворачивалась от вас, а богачи делали вид, что ваших проблем просто не существует! Теперь — я пришла к вам уже другой, я изменилась! Я сделаю все, чтобы отобрать деньги у богачей и отдать их вам! Я не даю пустых обещаний! Клянусь, я сделаю, что смогу, для вас! Только для вас!!! Я клянусь, что посвящу свою жизнь моему народу и человеку, который стал для меня и для вас символом свободы — генералу Орде Ральдо!
— Ма-ри-а! Ма-ри-а! Ма-ри-а! — скандировала толпа.
— Только для вас!.. — голос летел над площадью, как на крыльях.
— Ма-ри-а!..
— Для вас!!!
* * *
На станцию они, измученные и помятые, попали только тогда, когда сумели выбраться из миллионной толпы — к тому времени уже давно наступило утро.
Ри ввел координаты в систему. Если раньше он ругался, когда кто-то стоял у него за спиной во время работы, то сейчас ему это было уже безразлично.
— Господи, я тебя очень прошу… — прошептал он едва слышно.
Таенн положил пилоту руку на плечо.
Пространство мигнуло и на секунду схлопнулось.
Планета осталась на месте.
* * *
— Расчеты тут ни при чем, — убежденно говорил Бард. — С расчетами все в порядке.
— С сиуром тоже, — парировал Леон. — Причина того, что мы не можем уйти отсюда, в чем-то еще.
— Но в чем?
— Не знаю, — Сэфес опустил голову на руки. — Ребята, нам крышка. Если мы не найдем причину, это все кончится тем, что сюда придет или Стовер, или кто-то похуже. Или мы вообще останемся здесь на веки вечные.
— Блестящая перспектива, — пробормотал Ри. — Ну, зато мы сможем узнать, чем кончится эпопея с властью в этой стране… как ее там…
— Неважно. Но до чего же красивая женщина, все-таки! — с восхищением добавил Морис. — Поразительная. Немудрено, что народ ее обожает.
— Да, женщина действительно потрясающая, — согласился Леон. Таенн кивнул.
Ит безучастно смотрел, как Скрипач, сидя на полу, возится с портретами Марии. Сначала он долго и тщательно расправлял их, а потом принялся раскладывать то так, то этак, что-то тихо бормоча себе под нос. Сначала он расположил портреты в линию, потом выложил по кругу, а теперь сделал из них кособокий треугольник, на вершину которого положил портрет, подобранный утром на выходе с площади. Скрипач оглядел свою работу и с чувством выполненного долга воззрился на Ита.
— Очень красиво, — одобрил тот. — Молодец.
— Чего он там делает? — спросил Таенн. Глянул через стол на портреты, слабо усмехнулся. — Еще одна жертва ее безумного обаяния, понятно…
— Слушайте, давайте поспим? — предложил Ит. — Я понимаю, что надо делать что-то, но мы в таком виде, как сейчас, точно ничего не сделаем.
— Твоя правда, — согласился Леон. — Меня от этого всего уже мутит. Искин! Сделай чего-нибудь поесть, и мы ложимся. Разбудишь через шесть часов.
— Хорошо, — отозвался искин. — И одежду смените, тащите сюда всякую грязь, смотреть на вас противно.
— Будем пробовать заново? — спросил Ит.
— А что нам еще остается? — вопросом на вопрос ответил Ри. — Нет, можно, конечно, попробовать увести станцию от планеты на какое-то расстояние…
— …и мы выйдем в результате вне любых опорных точек, в сотне световых лет от ближайшей звезды, и в тысяче — от любого населенного мира, — закончил Таенн. — Догадываешься, чем это может кончиться?
— Плохо, что мы можем проходить только по таким схемам, — Морис задумался. — Что ты говорил про людей, Таенн? Что плохо быть людьми?
— Людям еще сложнее, — возразил Бард. — Они вообще обычно куда-то ходят только через Машины перемещения.
— Ах да, я и забыл, — кисло усмехнулся Сэфес. — Скрипач, а Скрипач? Подари одну картинку. Куда тебе их столько?
Скрипач с подозрением поглядел на Мориса и дернул плечом. Фыркнул.
— Ничего он тебе не отдаст, — Ит зевнул. — Ты бы у него еще платье попросил, поносить.
— Ладно, пусть его. Как она все-таки интересно изменилась… — Таенн присел на корточки рядом со Скрипачом. — На более ранних портретах она не такая, как на последнем.
Ит присмотрелся. Действительно, если Мариа раньше выглядела девчонкой и простушкой, пусть и с печальными глазами, то на последнем портрете была изображена женщина вне возраста, и с удивительно притягательным лицом. Из ее облика, как по мановению волшебной палочки, исчезло все наносное и временное — пропала всякая вычурность и нарочитость. Теперь ее волосы, уже совсем светлые, были уложены в гладкую прическу с тяжелым пучком на затылке, вместо легкомысленного платья на ней теперь был темный строгий костюм, а в печальных глаза появилось что-то новое, чего раньше не было — упрямая и несгибаемая властность. Лицо завораживало, на нем поневоле останавливался взгляд…
— Давайте ложиться, — попросил Таенн, вставая. — Скрипач, собирай свои игрушки. А то мы тебя завтра не разбудим.
* * *
Следующий день (на планете, конечно же, время снова сдвинулось на год) они решили провести в том же кафе, в котором впервые встретили Марию. Снова загнали катер в район порта, снова прошли по уже знакомой улице вверх, через бедные кварталы к богатым, расположенным в центре.
Все были подавлены. Не радовало уже ничего — ни яркое солнце, заливавшее своим светом чистые и нарядные улицы, ни улыбки встречных людей, ни сияющие витрины, ни цветы, которыми в большом количестве был украшен город. На цветы первым обратил внимание, конечно же, Скрипач, которого от очередного цветочного украшения пришлось в буквальном смысле оттаскивать — а он еще и упирался при этом.
Ранним утром город был уже полон движением, звуками и разнообразными запахами. Пахло свежим хлебом, бензином («Ит, мне кажется, это слово тебе знакомо как-то слишком хорошо». «Если хочешь, могу назвать его «зога», но разве от этого что-то изменится?»), кофе, и сквозь эту смесь то тут, то там прорывался свежий цветочный аромат.
— «День инаугурации президента Орде Ральдо», — почел Таенн огромный газетный заголовок, заглянув через плечо идущему впереди мужчине. — А так же день основания Фонда Помощи Неимущим Марии Дельгато. Теперь понятно, откуда столько цветов. Это праздник.
— А центр-то изменился, и сильно, — заметил Ит. — Чисто стало.
— Может быть, даже лавки в парке вернули на место, — добавил Ри. — Давайте зайдем в кафе, а потом до вечера посидим на воздухе. Меня раздражает дым.
— А мне он нравится, — вдруг сказал Ит. — Приятный запах.
— Эта гадость?! — поразился Ри. — Я вообще не понимаю, что за удовольствие вдыхать дым от каких-то вонючих листьев.
— Они… курят, — слово на местном языке прозвучало очень даже уместно. Ит задумался, наморщил лоб. — Кажется, я тоже когда-то курил.
— Уж не в Дс-35 — точно. Тебя бы сразу выслали, — справедливо заметил Таенн.
— Нет, не в Дс… Это было не в Дс… Скрипач, скотина, стой, куда!!!
Оказывается, пока они говорили, Скрипач успел перейти улицу, и смешался с небольшой толпой на другой ее стороне. Люди, толпившиеся у высоких дверей здания, выглядели бедно, почти совсем как те, которых они видели в прошлый раз на рыночной площади. Толпа, не особенно большая, но и не маленькая, робко жалась к богатому крыльцу, украшенному бронзой и позолотой. Она явно кого-то ждала. Тощий Скрипач без труда протиснулся между людьми и исчез.
— Ребята, подождите, я сейчас, — скороговоркой пробормотал Ит. Он тоже перебежал через дорогу и остановился, старясь разглядеть, где же в толпе скрывается Скрипач. Подняв глаза, он прочитал золотые буквы на фасаде «Фонд Помощи Неимущим». Ага, ясно. Стало быть, это и есть тот самый фонд, про который было написано в газете. А что тут делают эти люди?..
Скрипача видно не было. Ит робко сунулся в толпу, но его тут же оттеснили, а кто-то, беззлобно ткнув кулаком в бок, посоветовал встать в очередь.
— У меня брат там, — неуверенно сказал Ит. — Он сумасшедший, случайно забежал… я просто забрать его хотел.
Ему никто не ответил.
В дальнем конце улицы раздался пронзительный и громкий автомобильный гудок. Толпа всколыхнулась, послышались приветственные крики. Ит оглянулся.
К крыльцу фонда подкатили три роскошные, даже на непосвященный взгляд Ита, машины. Из первой выбрались трое мужчин, один из которых держал в руках ключи, а двое других — пухлые от бумаг портфели. Из второй появились женщины, одетые в одинаковую униформу — серые юбки длиной до колена, белые блузки и синие жилетки. А из третьей…
— Ура! — закричали в толпе. — Мариа! Благодетельница наша!.. Сама приехала!..
— Сама приехала… сама приехала, — прошелестело по толпе.
Мариа была одета в костюм, на этот раз — в мелкую клеточку, строгий и скромный. В руках она держала маленькую черную сумочку. Волосы, как и на бесчисленных портретах, были уложены гладко, аккуратно и блестели. Она улыбнулась людям и помахала рукой. Толпа приветственно закричала в ответ.
— Я постараюсь принять всех, дорогие мои! Пожалуйста, друзья, освободите проход к двери!..
Голос ее звучал властно и громко, в нем не было ни раздражения, ни просьбы, ни приказа — женщина, которая произнесла эту фразу, просто знала, что как она сказала, так и будет.
Люди расступились, образуя проход, и тут Ит увидел Скрипача. Ну конечно, этот паршивец стоял на самой верхней ступеньке и проскользнул внутрь здания фонда почти сразу же после того, как туда вошла Мариа со свитой.
Ит от досады чуть не выругался. Пришлось идти следом за толпой, которая, как только двери открылись, потекла внутрь. Позвать Скрипача он не решился, так как понял — тот, пока не разглядит предмет своего обожания, с ним точно не пойдет. Хорошо еще, что не пришлось искать, куда именно направился Скрипач: толпа устремилась следом за Марией к дверям, ведущим в роскошный зал, вход в который оказался совсем рядом.
В зале девушки в синих жилетках, оказавшиеся распорядительницами, уже рассаживали всех вошедших на стулья, стоящие в большом количестве вдоль стен. Ит, наплевав на приличия и на гневные возгласы, которые неслись ему вслед, протолкался, наконец, к Скрипачу.
— Что ты делаешь, гад ты этакий?! — спросил он тихо и раздраженно. — Совсем чокнулся?! Нам же ребята голову оторвут!.. А ну, пошли отсюда!
Скрипач сделал жалобное лицо и с тоской посмотрел на Ита.
— Бабочка, — грустно сказал он. — В треугольнике.
Ит вспомнил, что Таенн, сам того не зная, очень точно угадал про бабочек, когда говорил о том, что Скрипач — неизлечимый псих. Ему захотелось смеяться и плакать одновременно. Да уж, вот вам и бабочки…
— Ладно, сиди, — прошептал он. — Но как только поглядишь — сразу обратно, понял?
Скрипач, к его вящему удивлению, кивнул.
К ним подошла распорядительница и спросила:
— Вы по какому вопросу?
— Мы просто… — Ит растерялся. — Ну, мой брат… он ненормальный… очень любит Марию, хотел на нее посмотреть. Нам ничего не нужно. Он посмотрит, и мы сразу уйдем.
Девушка улыбнулась.
— Если так, давайте я проведу вас без очереди, — предложила она. — Мариа очень занята, у людей множество нерешенных проблем, а разговаривает Мариа со всеми подолгу. Если вам быстро…
— Да, да, да, — закивал Ит. — Несколько секунд. Нас ждут, а он увидел, что она здесь, и тут же побежал следом…
— Хорошо. Ждите, сейчас я вас позову.
— С тобой свяжешься, врать научишься, — недовольно сказал Ит Скрипачу, когда девушка отошла в сторону. — Ты постоянно ставишь меня в неловкие ситуации. Как тебе не стыдно…
Стыдно Скрипачу не было совершенно. Он с интересом озирался вокруг, поминутно дергая Ита за рукав и показывая пальцем то в одну сторону, то в другую. Да, посмотреть было на что — в зале подобралась публика, от жалости к которой сжималось сердце. Было много покалеченных, без рук, без ног, были женщины с совсем крошечными детьми, которых они прижимали к груди, были молодые пары, одетые бедно и плохо. А ведь все эти люди что-то хотят от нее, понял Ит. Что же она делает? Хочет помочь — всем? Вот таким странным образом, собирая в зале и, видимо, разговаривая с каждым? Абсурд… Так помочь невозможно. Это нелогично и неправильно, потому что если сравнивать этот зал и всю страну, то помощь эта оборачивается песчинкой в море.