Ворон отдернул руку и уставился на свои трясущиеся пальцы. Его лицо исказилось, тело била нервная дрожь.
– Костоправ! – гаркнул Капитан. – Ты, кажется, называешь себя лекарем?
– Угу.
Окружающие начали реагировать, люди в саду не сводили с нас глаз. Я проверил пульс визгливого, потом его приятеля. Оба мертвы. Затем повернулся к женщине.
Ворон опустился на колени, взял ее за левую руку. Его глаза блестели от слез. Он снял золотое обручальное кольцо, сунул себе в карман. Больше он ничего не взял, хотя драгоценностей у женщины хватило бы на целое состояние.
Мы встретились взглядами. Его глаза вновь превратились в лед, и я не осмелился произнести свою догадку вслух.
– Не хочу показаться паникером, – проворчал Одноглазый, – но почему мы до сих пор здесь торчим?
– Прекрасная мысль, – подхватил Ильмо и сразу же воплотил ее в жизнь.
– Пошевеливайся! – рявкнул на меня Капитан и схватил Ворона за руку. Я пристроился за ними.
– До рассвета я улажу все свои дела, – сказал на ходу Ворон. Капитан на мгновение обернулся.
– Угу, – только и бросил он.
Я тоже так подумал.
Но мы уйдем из Опала без Ворона.
В эту ночь Капитан получил несколько записок с угрозами.
– Эти трое, наверное, были местными шишками, – прокомментировал он.
– Они носили значки Хромого, – добавил я. – Кстати, что тебе известно о Вороне? Кто он такой?
– Человек, не ужившийся с Хромым. Его подло обманули и бросили, посчитав убитым.
– А о той женщине он скромно умолчал?
Капитан пожал плечами. Я принял его жест за подтверждение.
– Готов поспорить, что она была его женой. Возможно, предала его.
Предательства здесь – дело обычное. Равно как и заговоры, убийства и неприкрытая борьба за власть. Все прелести декадентства. Госпожа в эту мышиную возню не вмешивается. Наверное, она ее развлекает.
|
|
Совершая марш на север, мы все больше приближались к сердцу империи. С каждым днем страна становилась все более унылой, а местные жители – все более угрюмыми, мрачными и хмурыми. Счастливыми эти земли не назовешь.
Настал день, когда нам пришлось объезжать саму душу этой империи – Башню в Чарах, построенную Госпожой после воскрешения. Нас сопровождал эскорт настороженных кавалеристов, не позволяющий приближаться к Башне меньше чем на три мили, но она виднелась над горизонтом даже с такого расстояния – массивный куб из темного камня высотой не менее пятисот футов.
Я разглядывал башню весь день. Как выглядит наша хозяйка? Увижу ли я ее когда‑нибудь? Она интриговала меня. В тот же день вечером я взял перо и попытался описать ее, но моя писанина в конечном итоге опошлилась до романтической фантазии.
На следующий день нас отыскал бледнолицый всадник, скакавший на юг в поисках нашего Отряда. Судя по значку, он служил Хромому. Дозорные привели его к Лейтенанту.
– Вы, халявщики, здесь прохлаждаетесь, а вас ждут под Форсбергом! Кончайте валять дурака, и вперед!
Лейтенант – человек спокойный, привыкший из‑за своего звания к уважению. Он настолько опешил, что промолчал. Курьер стал еще более агрессивным. Наконец Лейтенант спросил:
– Какое у тебя звание?
– Капрал‑курьер Хромого. Советую вам поторопиться, приятель. Хромой не поднимает шума из‑за ерунды.
В нашем Отряде Лейтенант следит за дисциплиной и определяет наказания. Это бремя он сам снял с Капитана. Он справедлив и никогда не перегибает палку.
|
|
– Сержант! – рявкнул он, обращаясь к Ильмо. – Ты мне нужен.
Лейтенант был зол. Обычно лишь Капитан называет Ильмо сержантом.
Ильмо, ехавший рядом с Капитаном, пустил коня рысью вдоль нашей колонны. Капитан последовал за ним.
– Какие будут приказы? – спросил Ильмо.
Лейтенант остановил Отряд.
– Вбейте в этого крестьянина немного уважения.
– Есть. Масло и Сапожник – выполняйте.
– Двадцати плетей ему хватит.
– Есть двадцать плетей.
– Да вы что себе позволяете? Никакой вонючий наемник не посмеет…
– Лейтенант, – оборвал курьера Капитан, – по‑моему, он заслужил еще десять плетей.
– Согласен. Ильмо!
– Есть тридцать плетей, Лейтенант.
Ильмо выбросил вперед руку. Курьер мешком свалился с седла. Масло и Сапожник подхватили его, подтащили к придорожной изгороди и прислонили к ней, затем Сапожник разорвал на спине курьера рубашку.
Ильмо принялся работать ездовой плетью Лейтенанта. Он не особенно усердствовал, потому что бил, не вымещая злобу, а лишь доводя нужную мысль до ума тех, кто считал Черный Отряд чем‑то второсортным.
Когда Ильмо закончил, я подошел к курьеру, прихватив сумку.
– Попробуй расслабиться, парень. Я врач. Промою тебе спину и забинтую. – Я похлопал его по щеке. – Для северянина ты держался весьма неплохо.
Когда я обработал курьеру спину, Ильмо протянул ему новую рубашку, а я, дав парню несколько медицинских советов, под конец посоветовал:
– Доложи о себе Капитану так, словно ничего не произошло. – Я показал ему Капитана: – Давай, валяй.
|
|
Как выяснилось, наш приятель Ворон успел‑таки к нам присоединиться и теперь наблюдал за происходящим, сидя на взмыленной и покрытой пылью чалой кобыле.
Курьер прислушался к моему совету.
– Передай Хромому, – ответил Капитан, – что я веду отряд с той скоростью, с какой могу. И я не стану гнать людей вперед, иначе у них не останется сил сражаться.
– Да, капитан. Я все ему передам, капитан. – Курьер неуклюже забрался в седло. Он хорошо скрывал свои чувства.
– Хромой тебе за это сердце вырежет, – заметил Ворон.
– На его неудовольствие мне наплевать, – заметил Капитан. – А я думал, ты присоединишься к нам, прежде чем мы выйдем из Опала.
– Я замешкался, сводя счеты. Одного вообще в городе не оказалось. Другого предупредил лорд Джалена. У меня ушло три дня, чтобы его отыскать.
– Того, которого не оказалось в городе?
– Я решил вместо этого догнать вас.
Ответ не удовлетворил Капитана, но он зашел с другой стороны:
– Я не могу разрешить тебе присоединиться к нам до тех пор, пока у тебя остаются интересы на стороне.
– Я выбросил их из головы. Самый важный долг я уже заплатил.
Он имел в виду женщину – я пяткой это чуял. Капитан хмуро взглянул на Ворона:
– Ладно. Езжай со взводом Ильмо.
– Спасибо… господин капитан.
Я удивился. Ворон не из тех, кто привык называть кого‑либо «господин».
Отряд продолжал марш на север: миновал Вяз, углубился в провинцию Клин, проехал Розы и отправился дальше на север, в Форсберг. Эта провинция, некогда бывшая королевством, ныне стала полем кровавой схватки.
Город Весло расположен у северных границ Форсберга, а чуть выше, в лесах, находится Курганье, где Госпожа и ее любовник Властелин были похоронены четыре столетия назад. Дурацкие магические исследования колдунов из Весла пробудили Госпожу и Десять Взятых от темных снов. Теперь одолеваемые виной потомки тех колдунов сражались с Госпожой.
Южный Форсберг остался обманчиво мирным. Крестьяне приветствовали нас без особого восторга, но деньги брали охотно.
– Для них в диковинку, что солдаты Госпожи платят, – сказал Ворон. – Обычно они попросту хватают все, что им понравится.
Капитан хмыкнул. Мы бы и сами так поступали, если бы не получили от Душелова указания вести себя вежливо. Перед отъездом он щедро наполнил казну Отряда. Капитан не возражал. К чему зря заводить врагов?
Мы ехали уже два месяца. За спиной осталась тысяча миль, и мы все выдохлись. Капитан решил предоставить Отряду отдых на границе зоны боев. Возможно, у него появились сомнения насчет службы Госпоже.
Как бы то ни было, зачем гоняться за неприятностями? Особенно если плата не меняется, сражаешься ты или нет.
Капитан завел нас в лес. Пока мы разбивали лагерь, он разговаривал с Вороном. Я наблюдал за ними.
Любопытно. Их начинает что‑то связывать. Я не мог понять, что именно, поскольку недостаточно знал о каждом из них. Просто Ворон стал новой загадкой, а Капитан – старой.
За все годы, проведенные рядом с Капитаном, я почти ничего про него не узнал. Так, намек там, намек здесь, приправленные домыслами.
Капитан родился в одном из Самоцветных городов. Он был профессиональным солдатом. Что‑то перевернуло его личную жизнь. Вероятно, женщина. Он наплевал на контракт и на титулы и стал бродягой, а через некоторое время связался с нашей компанией духовных изгнанников.
У каждого из нас есть свое прошлое. Подозреваю, что мы окутываем его туманом вовсе не потому, что прячемся от него, а потому что думаем, будто станем выглядеть более романтично, если начнем многозначительно поднимать глаза и тонко намекать на прекрасных женщин, с которыми навсегда расстались. Те из нас, чьи истории я сумел раскопать, бежали от закона, а не от трагической любви.
Но Капитан и Ворон, очевидно, нашли друг в друге родственные души.
Мы разбили лагерь, выставили дозорных и устроились на отдых. Хотя в стране шла война, ни одна из противоборствующих сторон не сумела нас быстро заметить.
* * *
Молчун, желая повысить бдительность наших часовых, пустил в ход свои способности и обнаружил замаскировавшихся шпионов, сумевших пересечь внешнюю линию наших пикетов. Он предупредил Одноглазого, а тот доложил Капитану.
Капитан вызвал меня, Одноглазого, Гоблина и нескольких других, потом разложил карту на пне, до этого служившем карточным столом.
– Где они?
– Двое здесь. Еще двое тут. И один здесь.
– Пошлите кого‑нибудь к нашим часовым с приказом незаметно вернуться в лагерь. Мы отсюда сматываемся – тоже незаметно. Гоблин. Где Гоблин? Передайте Гоблину, чтобы держал свои иллюзии наготове. – Капитан решил ни во что не ввязываться. На мой взгляд, похвальное решение.
– Где Ворон? – спросил он через несколько минут.
– Кажется, пошел ловить шпионов, – ответил я.
– Что? Он что, идиот? – Его лицо потемнело. – А тебе что надо?
Гоблин пискнул, как придавленная каблуком крыса. Голосок у него на диво писклявый, а гнев Капитана сделал его и вовсе похожим на писк птенчика.
– Ты меня вызывал.
Капитан ходил по кругу, топоча ногами, рыча и хмурясь. Обладай он талантом Гоблина или Одноглазого, из его ушей наверняка валил бы дым.
Я подмигнул Гоблину, тот расплылся в улыбке и стал похож на большую жабу. Грозный танец войны в исполнении Капитана был лишь предупреждением, чтобы его не беспокоили по пустякам. Капитан шуршал картами. Капитан метал мрачные взгляды. Наконец он резко обернулся ко мне:
– Мне это не нравится. Это ты его подговорил?
– Нет. – Я не пытаюсь творить историю Отряда. Я лишь записываю ее.
Тут показался Ворон. Он бросил к ногам Капитана тело и продемонстрировал связку жутких трофеев.
– Это что за чертовщина?
– Большие пальцы. В здешних краях считают, что они приносят удачу.
Капитан аж позеленел.
– А тело для чего?
– Суньте его пятками в костер и немного подержите. Враги не станут терять времени на размышления о том, как мы догадались, что они рядом.
Одноглазый, Гоблин и Молчун окутали Отряд чарами. Мы выскользнули из леса, словно скользкая рыба из рук неуклюжего рыбака. Выслеживавший нас вражеский батальон ничего не заметил. Мы двинулись прямиком на север. Капитан намеревался отыскать Хромого.
Под вечер Одноглазый затянул походную песню. Гоблин протестующе пискнул. Одноглазый ухмыльнулся и запел громче.
– Он подменил слова! – заверещал Гоблин.
Солдаты заулыбались, предвкушая развлечение. Гоблин и Одноглазый враждуют уже десятки лет. Подзуживать всегда начинает Одноглазый, а Гоблин иногда бывает чувствительным, как свежий ожог. Следить за их перепалкой – одно удовольствие.
На сей раз Гоблин не поддался на провокацию и проигнорировал Одноглазого. Черный коротышка почувствовал себя оскорбленным и запел еще громче. Мы ожидали фейерверка, а кончилось все скукой. Поняв, что старался зря, Одноглазый обиженно надулся.
Чуть позднее Гоблин шепнул мне:
– Держи ушки на макушке, Костоправ. Места тут незнакомые. Всякое может случиться. – Он хихикнул.
На бедро кобылы Одноглазого опустился овод. Животное заржало и взбрыкнуло. Сонный Одноглазый перекатился через хвост. Солдаты давились от смеха. Коротышка‑колдун поднялся, стряхивая с себя пыль старой потрепанной шляпой, и в сердцах треснул кобылу свободной рукой, угодив ей в лоб. Потом он долго приплясывал, стонал и дул на разбитые костяшки пальцев.
В награду от зрителей он получил хор восторженных воплей. Гоблин скромно ухмылялся.
Вскоре Одноглазый задремал вновь. Этому фокусу легко научиться, проехав в седле достаточно утомительных миль. На его плечо уселась птица. Одноглазый фыркнул и замахнулся… Птица улетела, оставив на его куртке огромное и вонючее красное пятно. Одноглазый взвыл и принялся швыряться чем попало, а стаскивая с себя куртку, ухитрился ее порвать.
Мы вновь расхохотались. Гоблин выглядел невинным, словно девственница. Одноглазый хмурился и ворчал, но все еще не врубался.
До него начало доходить, в чем дело, когда, въехав на вершину холма, мы увидели группу пигмеев размером с обезьянку, азартно целующих идола в виде лошадиной задницы. Каждый пигмей являл собой миниатюрную копию Одноглазого.
Маленький колдун метнул в Гоблина убийственный взгляд. Тот невинно пожал плечами – мол, я здесь при чем?
– Очко в пользу Гоблина, – рассудил я.
– Берегись, Костоправ, – прорычал Одноглазый. – Иначе будешь целовать меня прямо сюда. – И он похлопал себя по заднице.
– После дождичка в четверг.
Да, он более опытный колдун, чем Гоблин или Молчун, но все же не столь опытный, каким себя выставляет. Если бы он мог выполнить хотя бы половину своих угроз, то превратился бы в опасность для Взятых. Молчун последовательнее его, а Гоблин более изобретателен.
Теперь Одноглазый несколько ночей не сомкнет глаз, изобретая способы расквитаться с Гоблином за то, что тот утер ему нос. Для меня остается загадкой, почему они до сих пор не убили друг друга.
Отыскать Хромого оказалось труднее, чем этого пожелать. Мы шли по его следу до леса, где отыскали заброшенные земляные укрепления и множество тел мятежников. Из леса мы спустились в широкую долину, прорезанную искрящимся на солнце ручьем.
– Что за чертовщина? – спросил я Гоблина. – Странно…
Весь луг был усеян приземистыми, широкими и черными бугорками. Повсюду лежали тела.
– Одна из причин, по которым боятся Взятых. Смертоносные заклинания. Из‑за их жара вспучилась земля.
Я остановился и осмотрел один из бугорков.
Черный круг словно провели циркулем – его граница была четкой, как нарисованная пером. На почерневшей земле лежали обугленные скелеты. Мечи и наконечники копий походили на слишком долго пролежавшие на солнце куски воска. Я заметил, что Одноглазый не в силах оторваться от жуткого зрелища.
– Когда ты сумеешь это повторить, я стану тебя бояться.
– Если я такое сумею, то стану бояться сам себя.
Другой круг оказался точной копией первого. Ворон остановил лошадь рядом со мной.
– Работа Хромого. Я такое уже видел.
Я почуял перемену ветра. А вдруг Ворон сейчас в подходящем настроении?
– Когда это было?
Ворон проигнорировал мой вопрос. Нет, он так и не вылезет из своей раковины. При встречах он даже здоровается не всякий раз, так стоит ли надеяться, что он расскажет, кто он такой и кем был.
Холодный человек. Ужасы долины его совсем не тронули.
– Хромой проиграл это сражение, – решил Капитан. – Теперь он бежит.
– Будем и дальше следовать за ним? – спросил Лейтенант.
– Эта страна нам незнакома. Здесь гораздо опаснее действовать в одиночку.
Мы ехали по следу насилия, полосе уничтожения. Вокруг расстилались вытоптанные поля. Сожженные деревни. Мертвые люди, зарезанные животные. Отравленные колодцы. Хромой оставлял за собой только смерть и опустошение.
Нам было приказано помочь удержать Форсберг. Присоединяться к Хромому мы не были обязаны. Я вообще не хотел бы иметь с ним дела. Не хотел бы даже находиться с ним в одной провинции.
По мере того, как следы разрушений становились все более свежими, Ворон проявлял возбуждение и тревогу, погружался в себя, накапливая решимость, и все чаще прибегал к жесткому самоконтролю, за которым нередко скрывал свои чувства.
Когда я размышляю о характерах своих товарищей, мне часто хочется обладать одним небольшим талантом – умением заглянуть им в душу и сорвать покров с того темного и светлого, что ими движет. Но, быстро заглянув в джунгли собственной души, я благодарю небеса за то, что не могу этого сделать. Тот, кто едва выдерживает сражение с самим собой, не имеет права копаться в чужих душах.
Пузо, высланный в дозор, торопился нам навстречу, но мы и без него знали, что подобрались близко. Весь горизонт порос высокими косыми столбами дыма. Эта часть Форсберга оказалась плоской, равнинной и восхитительно зеленой, и столбы маслянистого дыма выглядели на фоне синего неба святотатством.
Ветра почти не было. День обещал стать очень жарким.
Пузо остановил коня возле Лейтенанта. Мы с Ильмо бросили обмениваться бородатыми байками и прислушались. Пузо показал на столб дыма:
– В деревне еще остались люди Хромого, Капитан.
– Ты с ними разговаривал?
– Нет. Башка решил, что вы этого не одобрили бы. Он ждет на околице.
– Сколько их там?
– Двадцать или двадцать пять. Пьяные и злые. Офицер оказался хуже своих солдат.
Лейтенант обернулся:
– А, Ильмо. Сегодня тебе повезло. Возьми десять человек и езжай следом за Пузом. Осмотрись в деревне.
– Проклятье, – процедил Ильмо. Он хороший солдат, но жаркая весна сделала его ленивым. – Ладно. Масло, Молчун, Карапуз, Блондин, Козел, Ворон…
Я многозначительно кашлянул.
– Ты свихнулся, Костоправ. Ну, хорошо. – Он быстро посчитал на пальцах, назвал еще три имени. Мы построились рядом с колонной. Ильмо провел быструю проверку – убедиться, что мы не забыли прихватить головы. – Тронулись.
Мы пришпорили лошадей. Пузо привел нас в рощу, откуда открывался вид на разоренную деревню. Там нас ждали Башка и Поддатый.
– Есть изменения? – спросил Ильмо.
Поддатый, у которого сарказм в крови, ответил:
– Пожары догорают.
Мы посмотрели на деревню. От увиденного у меня стало выворачивать желудок. Зарезанный скот. Мертвые собаки и кошки. Искалеченные трупики детей.
– Нет, только не дети, – пробормотал я, даже не сознавая, что думаю вслух. – Ну почему опять дети?
Ильмо посмотрел на меня как‑то странно – не потому, что зрелище тронуло и его, а из‑за нехарактерного для меня сочувствия. Я видел много мертвецов, но не стал ему пояснять, что для меня существует большая разница между убийством взрослого и ребенка.
– Ильмо, я должен туда пойти.
– Не глупи, Костоправ. Что ты сможешь сделать?
– Если я смогу спасти хотя бы одного ребенка…
– Я пойду с ним, – заявил Ворон. В его руке появился нож. Должно быть, он обучился этому трюку у фокусника. Он показывает его, когда нервничает или сердится.
– Надеешься запугать двадцать пять человек?
Ворон пожал плечами.
– Костоправ верно сказал, Ильмо. Это необходимо сделать. Есть вещи, которые нельзя спускать.
– Тогда мы пойдем все, – сдался Ильмо. – И молитесь о том, что они не настолько пьяны, чтобы не отличать друзей от врагов.
Ворон пришпорил лошадь.
Деревня оказалась порядочного размера – до прихода Хромого в ней было две сотни домов. Половина уже сгорела или догорала. Тела убитых усеивали улицы, их незрячие глаза облепили мухи.
– Тут нет мужчин призывного возраста, – заметил я.
Я спешился и опустился на колени возле мальчика четырех‑пяти лет. Его череп был разбит, но ребенок еще дышал. Рядом со мной присел Ворон.
– Я бессилен, – признался я.
– Можешь окончить его мучения. – В глазах Ворона блеснули слезы. Слезы и гнев. – Такому нет оправдания. – Он подошел к трупу, лежащему в тени.
То был парнишка лет семнадцати в куртке рядового армии мятежников, и умер он сражаясь.
– Наверное, ему дали отпуск, – сказал Ворон. – И всю деревню защищал один мальчишка. – Он вынул из мертвых пальцев лук, согнул для пробы. – Хорошее дерево. Пара тысяч таких лукой способна наголову разгромить армию Хромого. – Он перебросил лук через плечо и прихватил колчан парнишки.
Я осмотрел еще двух детей, но им уже ничто не могло помочь. В сгоревшей хижине я заметил старуху, которая пыталась заслонить своим телом младенца. Тщетно.
Ворон источал отвращение.
– Твари, подобные Хромому, – процедил он, – создают себе двух врагов на месте каждого уничтоженного.
Я услышал где‑то впереди приглушенный плач, ругань и смех.
– Пойдем посмотрим, что там.
Возле хижины мы наткнулись на четверых мертвых солдат – работу парнишки.
– Хорошо стрелял, – заметил Ворон. – Дурак несчастный.
– Дурак?
– У него не хватило ума смыться. Может, и остальные не так пострадали бы. – Сила его эмоций удивила меня. Какое ему дело до парня, воевавшего не на нашей стороне? – Мертвые герои лишаются второго шанса отличиться.
Ага! Он проводит параллель с событиями из своего таинственного прошлого.
Ругань и плач обернулись сценой, которая показалась бы отвратительной любому, обладающему хотя бы каплей человечности.
Дюжина солдат стояла кругом, хохоча над своими грубыми шутками. Я вспомнил, как однажды видел суку, окруженную кобелями, которые не дрались, как обычно, за право к ней пристроиться, а работали по очереди. Они могли ее убить, если бы я не вмешался.
Мы с Вороном сели на лошадей, чтобы лучше видеть.
Жертвой солдат оказалась девочка лет девяти. Все ее тело покрывали рубцы от ударов плетью. До ужаса перепуганная, она тем не менее не издавала ни звука. Через секунду я понял – она была немая.
Война – дело жестокое, и участвуют в ней жестокие мужчины. Боги знают, что Черный Отряд – не херувимы. Но всему есть пределы.
Рядом стоял старик, которого заставляли смотреть. Он‑то и ругался, и плакал.
Ворон всадил стрелу в солдата, что собирался залезть на девочку.
– Проклятье! – взревел Ильмо. – Ворон!
Солдаты повернулись к нам. Блеснуло оружие. Ворон выпустил вторую стрелу и свалил солдата, державшего старика. У людей Хромого сразу пропало желание сражаться.
– Блондин, – прошептал Ильмо, – беги к нашему Старику и передай, чтобы тащил свою задницу сюда.
Одному из солдат Хромого пришла в голову сходная идея, и он помчался прочь. Ворон позволил ему убежать. Капитану подадут задницу Ворона на блюдечке, но его это словно и не волновало.
– Эй, старик! Иди сюда с девочкой. И накинь на нее что‑нибудь.
Я не мог мысленно не аплодировать Ворону, но одновременно называл его глупцом.
Мы держались настороже и без приказов Ильмо, поскольку до боли ясно понимали, что крепко вляпались. «Поторопись, Блондин», – подумал я.
Их посланник добежал до своего командира быстрее – тот, пошатываясь, уже приближался к нам. Пузо оказался прав, он был хуже своих людей.
Старик и девочка вцепились в стремена лошади Ворона. Приглядевшись к нашим значкам, старик нахмурился. Ильмо послал свою лошадь вперед, указав мне перед этим на Ворона. Я кивнул.
Пьяный офицер остановился перед Ильмо, осоловелые глаза пробежались по нашим лицам. Кажется, мы произвели на него впечатление. Мы закалились от суровой работы и выглядели соответственно.
– Ты! – внезапно пискнул он, увидев Ворона, – в точности, как в свое время визгливый в Опале, – потом развернулся и побежал.
– Стой, Лейн! – загремел Ворон. – Веди себя как мужчина, трусливый ворюга! – И выхватил из колчана стрелу.
Ильмо перерезал ему тетиву.
Лейн остановился, но благодарности не высказал. Он изрыгал проклятия и долго перечислял все ужасные пытки, которым нас подвергнет его патрон.
Я наблюдал за Вороном.
Он смотрел на Ильмо с холодной яростью. Ильмо выдерживал его взгляд, даже не моргая. Он тоже был крутым парнем.
Ворон исполнил трюк с ножом, но я постучал по его лезвию острием меча. Ворон беззлобно выругался, сверкнул глазами и остыл.
– Ты не забыл, что твоя прежняя жизнь осталась в прошлом? – напомнил Ильмо.
Ворон резко кивнул:
– Это труднее, чем я думал. – Его плечи поникли. – Беги, Лейн. Ты слишком ничтожен, чтобы тебя убивать.
За спиной послышался стук копыт – к нам ехал Капитан.
Мелкий прихвостень Хромого сразу напыжился и принялся кривляться, словно собирающийся прыгнуть кот. Ильмо взглянул на него поверх вытянутого меча. Тот понял намек.
– Мне так и так не стоило горячиться, – пробормотал Ворон. – Он всего лишь мальчик на побегушках.
Я задал Ворону уточняющий вопрос, но получил в ответ лишь притворно‑равнодушный взгляд.
– Что за чертовщина тут происходит? – загремел Капитан. Ильмо начал коротко докладывать, но его перебил Ворон:
– Этот пьяница – один из шакалов Зуада. Я хотел его убить. Ильмо и Костоправ меня остановили.
Зуад? Где я слышал это имя? Оно связано с Хромым. Полковник Зуад. Злодей номер один в армии Хромого. Кроме всего прочего, их связывает политика. Мне удалось пару раз подслушать это имя в разговорах Ворона и Капитана. Неужели Зуад – пятая на очереди жертва Ворона? В таком случае в несчастьях Ворона, должно быть, виноват сам Хромой.
Все любопытнее и любопытнее. А также страшнее и страшнее. Хромой не из тех, с кем стоит ссориться.
– Я требую, чтобы этого человека арестовали! – крикнул офицер Хромого. Капитан посмотрел ему в глаза. – Он убил двух моих людей.
Тела лежали у всех на виду. Ворон промолчал. Обычно молчаливый Ильмо не выдержал:
– Они насиловали ребенка. Так они себе представляли умиротворение.
Капитан пристально смотрел на офицера. Тот покраснел. Даже отъявленному злодею станет стыдно, если его застукают на месте преступления, а он не в силах оправдаться.
– Костоправ! – рявкнул Капитан.
– Мы нашли одного мертвого мятежника. Все указывает на то, что изнасилование произошло раньше, чем его обнаружили солдаты Лейна.
– Жители деревни – подданные Госпожи? – спросил Капитан у забулдыги. – И находятся под ее защитой?
Его слова можно было оспорить в суде, но в данный момент они сработали. Пьяный офицер не стал оправдываться и признал свою моральную вину.
– Ты мне отвратителен. – Капитан говорил вкрадчивым, опасным голосом. – Убирайся отсюда. И никогда мне не попадайся, иначе я отдам тебя на милость моих друзей.
Пошатываясь, пьяный офицер побрел прочь. Капитан повернулся к Ворону:
– Ты, дурак набитый, ты хотя бы понимаешь, что натворил?
– Наверное, лучше вас всех, – устало ответил Ворон. – Но я сделаю это снова.
– А ты еще не задумывался, почему мы приехали вытаскивать тебя из дерьма? – Капитан сменил тему. – Что ты собираешься делать с этими людьми, благородный спаситель?
Об этом Ворон подумать не успел. Таинственные для нас события его прошлого приучили его жить только сегодняшним днем. О будущем он не думал.
– Теперь я за них отвечаю, так, что ли?
Капитан бросил попытки догнать Хромого. Теперь действия в одиночку казались меньшим злом.
Последствия начались четыре дня спустя.
Мы только что завершили наше первое значительное сражение, разгромив отряд мятежников, вдвое превосходящий нас по численности. Это не составило труда – против нас сражались зеленые новобранцы, к тому же нам помогали колдуны. Мало кому из противников удалось бежать.
Поле боя осталось за нами. Солдаты обирали мертвецов. Ильмо, я, Капитан и несколько других удовлетворенно наблюдали. Одноглазый и Гоблин отмечали победу по‑своему, заставляя покойников произносить ехидные словечки в адрес соперника.
Неожиданно Гоблин оцепенел. Его глаза закатились, из горла вырвался вой, становящийся все тоньше и тоньше. Он рухнул на землю.
Одноглазый, опередив меня на шаг, принялся похлопывать Гоблина по щекам. Его привычная враждебность к Гоблину мгновенно исчезла.
– Освободите мне место! – рявкнул я.
Гоблин очнулся быстро – я успел лишь пощупать его пульс.
– Душелов, – пробормотал он. – Я был с ним в контакте.
В тот момент я был счастлив, что не обладаю талантами Гоблина. На мой взгляд, пустить кого‑нибудь из Взятых себе в голову куда хуже, чем подвергнуться изнасилованию.
– Капитан! – крикнул я, не отходя от Гоблина. – Душелов.
Капитан тут же подбежал. Обычно он бегает только в бою.
– В чем дело?
Гоблин вздохнул и открыл глаза.
– Он уже ушел. – Кожа Гоблина блестела от пота, волосы слиплись. Он был бледен и начал дрожать.
– Ушел? – гаркнул Капитан. – Что за чертовщина?
Мы помогли Гоблину усесться поудобнее.
– Хромой не стал разбираться с нами, а отправился прямиком к Госпоже. Его и Душелова разделяет пролитая кровь. Хромой думает, что мы пришли сюда, чтобы подкопаться под него, и попробовал поменяться с нами ролями. Но Душелов после Берилла – в фаворе у Госпожи, а Хромой из‑за военных неудач – нет. Госпожа приказала ему оставить нас в покое. Душелов не сумел добиться, чтобы Хромого заменили, но все же полагает, что этот раунд он выиграл.