Труд, гендер и экономический/социальный
Дуализм
Labour, Gender and the Economic/Social Divide // International Labour Review, Vol. 137, 1998, No 1.pp. 369-385. Cокращенное изложение в переводе с английского Е. Мезенцевой
Гендер и экономика: мировой опыт и экспертиза российской практики / Отв. редактор и составитель, к.э.н. Е.Б. Мезенцева. М.: ИСЭПН РАН - МЦГИ - “Русская панорама”, 2002. сс.259-275.
Отделены ли друг от друга экономическая и социальная сферы? Можно ли считать, что экономика концентрирует свое внимание на некоторых специфических видах деятельности и изучает законы, отличающиеся от тех, которые управляют обществом в целом?
Как показывает практика, политические и академические дискуссии часто ведутся исходя из идеологии, которая делает особый акцент на рыночном решении большинства проблем. В результате формируется разделение сфер человеческой деятельности, которое играет исключительно важную роль в определении способов изучения общественного развития и формирования социально-экономической политики. Проблемы, относящиеся к нерыночной («социальной») сфере, воспринимаются как менее значимые, чем те, которые связаны с рыночным сектором. Подобное разделение оказывается особенно пагубным при изучении сферы труда, которая неизбежно присутствует и в «экономическом» и в «социальном» контекстах.
Экономисты делают акцент на проблемах налогообложения, государственного долга, инфляции, стабилизации банковской системы, развитии инфраструктуры, поддержке предпринимательства и финансировании оборонной промышленности. Предполагается, что эти вопросы имеют первостепенную важность, поскольку без здоровой экономики не могут быть решены никакие иные проблемы общества. Напротив, вопросы здравоохранения, образования, социальной защиты наемного труда, развития сети детских дошкольных учреждений, молодежной безработицы и бедности определяются как более «мягкие», «социальные», т.е. такие, к решению которых можно обращаться, когда разрешены центральные экономические проблемы.
|
|
Это означает, что при принятии бюджета, программы, касающиеся социальных проблем, будут рассматриваться лишь во вторую очередь и, следовательно, часто откладываться или даже вообще исключаться из бюджета, если только рост социального напряжения в обществе не угрожает развитию самой экономической системы. Например, труд как фактора производства, спрос и предложения на рынке труда квалифицируются как экономические проблемы, при этом вопросы благосостояние работников и обеспечения социальной защищенности рассматриваются как социальные и не имеющие первостепенного значения. В итоге аналитические построения остаются односторонними, поскольку разделение между сферами экономического и социального остается непреодоленным.
Эта дихотомия особенно очевидна в академической сфере, хотя это не всегда было так. Покажем это. Вводная глава любого учебника по экономической теории обычно включает в себя следующие ключевые разделы: спрос и предложение, конкуренция, монополистические и макроэкономические модели. В то же время вопросы, связанные с бедностью, неравенством и дискриминацией, могут быть рекомендованы лишь как возможные для дальнейшего изучения (см., напр., Baumol and Blinder, 1994).
До начала процесса углубленной специализации и «профессионализации» в сфере социального знания разделение между экономическими и социальными вопросами было менее заметным (см. Furner 1975; Rothman 1985). Однако по мере развития экономической теории профессиональные экономисты очертили сферу своих интересов, как правило, связанную с рынком, или, реже, с действиями государства в отношении рынка. Социальная проблематика (включая предметные области социологии, социальной работы, социального реформирования) оказалась отодвинута на второй план: социальные реформы, вопросы брака, семьи, бедности, преступности, образования, религии и пола остались за рамками экономического подхода (см. Furner 1975: 289).
|
|
Почему возникло подобное разделение? Одно из объяснений состоит в том, что это разделение отражает упрощенное, но логически обоснованное разделение проблем и задач в интересах специализации. Однако, анализ скрытых ценностных установок, лежащих в основаниях экономических и социальных наук, и проблемы, вызванные этим разделением, заставляют усомниться в правильности такого объяснения.
В этой статье мы приведем несколько примеров того, как дуализм социального и экономического подходов влияет на научный дискурс. Затем, на основе феминистского подхода в лингвистике и в социальных науках будет предложено объяснение устойчивости подобного «разделенного мышления». В заключение мы представим альтернативный метод анализа экономического и социального поведения, выстроенный вокруг понятия «жизнеобеспечение».
Ловушка дуалистического подхода
|
|
Представление о том, что экономическая теория – это наука об «экономических структурах» или «экономических законах», не подверженных влиянию социальных факторов, основана на предположении, что «экономическое» более важно, чем «социальное». Это подразумевает наличие определенной системы ценностей и эпистемологических предпосылок. Так, с этической точки зрения нищета представляется серьезной проблемой, а благосостояние (в том или ином понимании) рассматривается как цель «хорошей» экономической, социальной и политической организации общества. Вместе с тем, отмечается явное пренебрежение этой проблематикой в чисто экономических работах, что не может не вызывать удивления. Таким образом, многие экономические разработки могут быть совершенно не увязаны с социально значимыми ценностями и целями. Смысл этого пренебрежения может быть двояким: во-первых, благосостояние людей в этом случае может не рассматриваться как приоритетная ценность, и, во-вторых, реальное поведение людей не принимается во внимание в экономическом анализе. Таким образом, возникают проблемы как этического характера (определение целей общественного развития), так и практического (каким образом реальное человеческое поведение может быть учтено в экономическом анализе).
Провалы в конкретной социальной и экономической политике нередко являются следствием того, что экономическая теория не принимает во внимание существование социальных проблем. Наиболее очевидный пример: программы, направленные на повышение благосостояния, далеко не всегда получают тот объем финансирования, который был бы необходим исходя их этических соображений. Кроме того, меры социально-экономической политики часто разрабатываются так, как будто бы реальное значение имеет только экономическая ситуация. Практически не принимается во внимание необходимость проведения социальной экспертизы экономической политики (в том числе, с учетом данных по демографии, антропологии, социологии и политологии), что могло бы дать дополнительный импульс развитию экономики. Можно, в частности, привести целый список стабилизационных программ Международного Валютного Фонда, которые потерпели неудачу в связи с недоучетом важности социальных и политических факторов. Это дает некоторым ученым основание говорить о том, что пренебрежение к вопросу о благосостоянии может отражать неявный институциональный сдвиг в сторону возрастания финансовой власти элиты.
Представление, что экономическое и социальное поведение проявляются на различных уровнях, может привести к обеднению экономического анализа. Например, тезис о том, что в условиях равновесия на конкурентном рынке труда зарплата наемных работников устанавливается в соответствии с величиной предельного продукта труда – центральное положение неоклассических моделей – приводит к большим трудностям при попытках объяснить явления дискриминации и безработицы, которые в этом случае могут быть интерпретированы исключительно как следствие недостаточной гибкости рынка труда. Так, экономист Соломон Полачек (Solomon Polachek 1995) предполагает, что дискриминация, существующая в обществе («социетальная дискриминация»), оказывает влияние на разделение труда внутри семьи, и через это влияет на величину инвестиций в человеческий капитал женщин. Однако, с его точки зрения, подобная дискриминация никак не связана с поведением фирм, если они, конечно, действуют в экономической среде. Таким образом, он видит крайне мало оснований для проведения антидискриминационной политики. Конечно, многие экономисты высказывают более обоснованную точку зрения. Нобелевский лауреат Роберт Солоу в книге «Рынок труда как социальный институт» (Solow 1990), предпринимает попытку преодолеть разделение экономической и социальной сфер. Он утверждает, что поведение наемных работников, в частности, склонность сравнивать собственное положение с положением своего окружения, приводит к формированию представлений о справедливости, влияющих на фактическую дифференциацию в оплате труда. Экономические модели, пренебрегающие этим фактором, будут неадекватно отражать реальность, в особенности в той части, которая касается безработицы.
Социологи, со своей стороны, также способствуют разделению. Это может происходить из желания защитить социально значимые ценности от проникновения рыночной идеологии. Например, социологи Брюс Г. Карразерс (Bruce G. Carruthers) и Вэнди Н. Еспиленд (Wendy Nelson Espeland) неоднократно подчеркивали принципиальное различие между личностным и альтруистическим обменом дарами, происходящим в социальной сфере, и безличным и эгоистичным обменом товарами в экономической сфере. Многие специалисты в области социальных наук подчеркивали ограниченность подобного подхода, отмечая, что экономические отношения нельзя рассматривать в отрыве от социальных связей (напр., Zelizer 1994; Carrier 1997).
Экономист Джеймс Дьюзенберри как-то пошутил: «Вся экономическая теория посвящена тому, как люди делают выбор, а вся социология – тому, почему люди не имеют никакого выбора» (James Duesenberry 1960: 233). Безусловно, экономическая теория может преувеличивать значимость индивидуализма, свободы выбора и рынков; вместе с тем, именно признание особой важности свободы выбора оказывается необходимым в тех случаях, когда социальная теория слишком увлекается детерминистским описанием человеческого поведения как результата воздействия различных социальных норм. Кроме того, требования экономической теории к тому, чтобы экономическое знание было выражено в абстрактной, логичной и точной форме, могут помочь не утонуть в деталях социологического описания, избежать нелогичности и неточности изложения. Подчеркнем, что, хотя академическая экономическая теория рассматривалась как «социальная наука», в этом словосочетании гораздо большее значение традиционно придавалось слову «наука», нежели слову «социальная». Экономическая теория часто напоминает машину – не случайно базовые неоклассические модели основываются на представлениях, заимствованных из физики XIX века – в противовес изучению эмоциональных, развивающихся и изменяющихся людей, взаимодействующих друг с другом и с окружающей средой.